Песни служителей Адхартаха. Призыв

Когда натиск стал ослабевать и де Пуатье тяжело задышал, горбун неожиданно согнулся и на четвереньках поднырнул под замах меча.

Вскинув клинок вверх, он пронзил челюсть второго брата и резко выдернул оружие, подобно тому, как опытный портной с невообразимой быстротой пробивает шилом дыру в коже.

Рана была настолько ужасна, что спустя мгновение несчастный юноша уже лежал бездыханный в огромной луже собственной крови. Толпа ахнула.

Горбун неуклюже приподнялся, но поскользнулся в крови поверженного врага. Де Комменж в два прыжка подскочил и нанес противнику колющий удар со спины в незащищенное кольчугой место под мышкой правой руки. Гийом перехватил меч в левую руку, резко развернулся вправо и ударом наотмашь по голове с разворота оглушил нападающего. Гул от дрожания шлема бедняги донесся до трибун, заставив зрителей затаить дыхание. Казалось, еще мгновение – и все будет кончено.

Однако раздался звук труб, означавший временное прекращение боя. Слуги унесли близнецов – один был мертв, другой тяжело ранен, а человек в цветах д’Аркуров поспешил к Гийому, чтобы помочь вытащить застрявший в кольчуге меч де Комменжа. Судя по всему, рана оказалась неглубокой: горбун, освободившись, легко повел плечами и радостно осклабился.

Правилами было заранее обговорено, что соперники не имеют права брать новый меч для продолжения боя. Поэтому де Комменж, шатаясь и понемногу приходя в себя, наклонился и схватил валявшийся клинок-бастард одного из близнецов.

Пока шли последние приготовления, король задумчиво протянул:

– Не знаю, можно ли назвать это искусством меча, достойным рыцарского турнира, но не позавидовал бы я тем, кто выступил бы против этого молодчика в настоящем бою. Всего несколько мгновений – и вот трое уже выбыли из битвы.

Граф де Блуа согласился с королем.

– Вы правы, ваше величество, это тот случай, когда физическое уродство становится преимуществом. Все его удары отличаются могучей силой, а благодаря необычному строению тела его движения кажутся противникам непривычными и сбивают их с толку. Однако де Комменж сумел задеть его, хотя пока неясно, насколько серьезна рана.

Прозвучал сигнал участникам сходиться.

Воины стали кружиться друг вокруг друга. Де Комменж стремился удерживать дистанцию, но горбун, понимая, что может истечь кровью, если поединок затянется, резко атаковал через боль диагональным замахом снизу вверх – целясь в низ живота. Де Комменж парировал и тут же скользнул вбок, стараясь держаться у раненой руки горбуна.

Гийом разгадал его план и воспользовался ограниченным полем зрения оруженосца в топхельмском шлеме. Оруженосец д'Аркура крутнулся волчком через здоровое плечо и нанес мощный удар мечом плашмя по его защищенной голове. Подобный удар требовал большого мастерства, так как открывал противнику спину во время витка. Развивая успех, горбун хлестнул по кисти юноши своим клинком, обезоружил его и носком ноги откинул выпавший из рук де Комменжа бастард в сторону.

Зрители взорвались приветственными криками. Де Комменж в досаде сорвал и бросил свой шлем на землю. Гийом, не обращая на разочарование своего бывшего противника никакого внимания, переваливаясь с ноги на ногу, прошел мимо него в сторону трибун. Там он снял свой шлем-черепник и замер, глядя в пустоту в молчаливом ожидании.

Возникла неловкая пауза. Наконец раздался смех короля:

– Клянусь честью, мне нравится этот малый! Я полагаю, он ждет посвящения в рыцари и не уйдет, пока мы не соблаговолим дать ему это звание, не так ли, мой друг?

Горбун молча кивнул, отстегнул свой пояс с ножнами и отбросил от себя.

– Ну что же, – король хлопнул себя по коленям и поднялся, – ты славно сражался, а барон д’Аркур ручается за твое благородное происхождение.

Филипп утвердительно кивнул.

– В таком случае, пойдемте, господа, исполним наше слово. И вас, моя дорогая королева турнира, прошу к нам присоединиться, – позвал меня Людовик.

Он взял меня за руку и, не дожидаясь остальных, чинным шагом направился к горбуну. По дороге мы сняли мой платок с шеста.

Распорядитель турнира и барон заняли места по обеим сторонам от короля, а я отступила за его спину. Знатные зрители остановились чуть поодаль. По приказу короля Филипп надел на победителя пояс с мечом. После чего Людовик жестом велел Гийому опуститься на колени и ударил его по лицу.

– Пусть это будет последний удар, который ты стерпишь смиренно.

Горбун не шелохнулся.

Людовик повернулся, взял из рук герольда меч и легонько коснулся правого плеча горбуна, а затем —левого.

– Нарекаю тебя рыцарем Гийомом Меуллентом, и да обратишь ты отныне силу своего меча только на дело помощи несчастным и сиротам, на служение дамам и твоему сюзерену, на защиту церкви Христовой. Прими платок из рук королевы турнира. Да послужит он тебе напоминанием об обете всех истинных рыцарей помогать тем, кто нуждается в защите. Встань, рыцарь.

Король вернул меч герольду со словами:

– С этим покончено, начинайте следующие состязания.

В конце церемониала я украдкой посмотрела на Филиппа д’Аркура. Барон, словно происходящее не касалось его вовсе, безразлично разглядывал облака.

Горбун неуклюже поднялся на ноги, и его страшное лицо озарила торжествующая ухмылка.

Филипп подошел к нему и что-то тихо прошептал. Я стояла достаточно близко и смогла разобрать несколько слов: “Исполнено… три года”.

Могла ли я предположить в ту минуту, что стану пленницей этих людей?

Король увлек меня обратно, рассказывая по пути забавную историю о том, как ему пришлось посвящать рыцаря Жана де Буйона дважды: сначала тот прокутил все свое имущество и право называться рыцарем, но в крестовом походе отличился, спасая брата короля, чем вернул себе уважение и рыцарский титул.

Остаток дня не оставил особенных впечатлений. Пожалуй, я была не одинока в своем мнении: королева скучала, а Людовик откровенно зевал, лишь изредка поглядывая на соревнующихся лучников и борцов.

Зрители вяло переговаривались на трибуне, а простые люди растеклись по ярмарке, чтобы успеть напоследок купить диковинные товары или еду.

К моему великому облегчению на вечернем пиру барон не присутствовал. Маргарита Прованская, неверно истолковавшая мои отношения с ним, шепнула мне, что он пожаловался королю на недомогание после падения и, выпросив для себя разрешение, без промедления уехал к себе в поместье.

Через два дня уже весь королевский двор покинул земли графства и устремился в Париж.

На прощание снова разбили шатры в месте, где неделей ранее граф де Блуа с вассалами торжественно встречал королевский кортеж. По Луаре проплыли украшенные в виде белых лебедей лодки, а королева и графиня де Блуа выпустили на прощание в небо дюжину голубок в знак мира и согласия. Стороны, чрезвычайно довольные друг другом, разъехались восвояси.

История загадочной гостьи. Убийство и плен

Через неделю я сердечно простилась с гостеприимными хозяевами и искренне поблагодарила за заботу, которой они окружали меня все время, проведенное у них в гостях. Агния де Блуа настолько привязалась ко мне, что долго не хотела меня отпускать и, только взяв с меня твердое обещание навещать ее не реже трех раз за год, дала свое согласие на мой отъезд.

Ранним утром я в сопровождении своей свиты отправилась в сторону Шартра, где неподалеку от границы Нормандии и Блуа находились мои владения. В этот раз мой родственник Обер д’Эвилль присоединился к нам с тремя своими слугами.

В первый же вечер мы добрались до Шатодена, где для ночлега разыскали постоялый двор на улице святого Любена. Хозяин – маленький, толстый мужчина – сразу предупредил нас, что у него остались две господских комнаты для меня и Обера на втором этаже, а также одна маленькая на первом этаже за кухней, где может разместиться парочка слуг или воинов по нашему усмотрению. Всем остальным людям из нашего отряда придется переночевать на сеновале при конюшне.

На наш вопрос, кто же занял все остальные комнаты – он пожал плечами и ответил:

– Люди барона д’Аркура. Правда, – добавил хозяин, – самого барона среди них нет.

Мы вздрогнули при упоминании этого имени. Днем Обер прожужжал мне все уши бесконечным рассказом о своем бое с Филиппом. Мои уверения, что я внимательно следила за их схваткой, его не останавливали. Он продолжал сетовать на судьбу, что “был в одном шаге от победы, и только проклятое невезение помешало одержать верх”. И вот, когда на постоялом дворе мы вновь услышали это имя, нас обоих словно пронзила молния от совпадения.

По нашей просьбе хозяин пообещал прислать слугу с едой, чтобы мы не спускались в общий зал. Пока ужин готовился, Обер отлучился проследить за размещением наших людей.

По возвращению он выглядел бледнее обычного. Он шепотом сообщил мне, что в общем зале пируют и ведут себя вызывающе воины во главе с тем “самым ужасным горбуном”. И действительно до нас доносились их бесшабашные выкрики и хохот.

Быстро поужинав вместе, я пожелала ему доброй ночи и заперла за ним дверь. Его комната располагалась рядом с моей, и я слышала, как он зашел к себе и лег. Сон некоторое время бежал от меня. Было так душно, что я, несмотря на опасения, распахнула окно, чтобы впустить свежий воздух.

Спустя некоторое время, когда я уже почти провалилась в глубокий сон, я услышала непродолжительный шум борьбы, звуки падающих предметов где-то неподалеку и чьи-то то ли стоны, то ли всхлипывания. Решив сквозь дремоту, что это продолжается пирушка внизу, я укрылась с головой и, перевернувшись на другой бок, заставила себя заснуть.

Если бы я только поняла тогда, что в действительности происходило!

Утром меня разбудила служанка, которая принесла воду и помогла мне привести себя в порядок. Пока мы с ней мило болтали о наших планах после возвращения в поместье, рядом с нашей комнатой возникла некая суета, сопровождаемая топот ног и громкими разговорами. Я отправила девушку, выяснить причину переполоха.

Через минуту она вернулась с начальником моей стражи. Старый воин, понуро склонив голову, топтался за ее спиной и смущенно покашливал, не добавляя ясности.

– Да говорите, в чем дело, что случилось? – потребовала я, заражаясь их волнением.

Они переглянулись, и старый воин растерянно доложил:

– Не знаю даже, как и сказать. Хм, боюсь, шевалье д’Эвилль погиб, моя госпожа.

– Как погиб?!

Я подскочила, как ужаленная, и бросилась в его комнату. Поперек кровати, свесив ноги на пол, лежал Обер. Говорят, что покойники часто выглядят так, будто только заснули. Несчастный юноша выглядел иначе. Он был в той одежде, в которой ужинал со мной. Видимо, не успел даже раздеться перед сном, как на него напали. Смешанная гримаса ярости и боли искажала его посеревшее, заострившееся лицо. Одной рукой он сжимал рукоятку кинжала, торчавшего в его груди, а другой – валявшийся на кровати небольшой походный мешок.

Мне сделалось дурно, и я едва успела присесть на стул у окна, чтобы не упасть без чувств. Я, как в забытьи, слушала разговор хозяина постоялого двора с тощим усатым городским стражником:

– Ну, значит, просил энтот господин разбудить его пораньше, куда-то он с еще вечера торопился. Я отправил сынишку своего Жака постучать ему. Тот скоро вернулся и сказал, что господин не отвечает. Тогда я его наставляю: “Ну, приоткрой дверь, дурень, и подойди поближе, потряси его за плечо.” Я же помню, как в молодости все горазды спать. Папаша мой постоянно не мог до меня докричаться, только отцовские удары ореховыми прутьями помогали взбодриться.

Хозяин улыбнулся своим воспоминаниям, затем опомнился, вздохнул и грустным голосом продолжил.

– Ну вот, значит, а сорванец мне отвечает, мол, не так он глуп, как батюшка (я – то бишь) о нем думает. Он уже пробовал зайти, вот только дверь-то заперта на засов изнутри.

Главный стражник многозначительно посмотрел на стоявшего в углу щуплого мальчонку, который беспрестанно кивал в подтверждение отцовским словам.

– Тут уже я заподозрил неладное, поднялся и прихватил своего старшего сынка Жерома.

Все повернули головы в сторону огромного детины, на которого пальцем указывал рассказчик.

– Стучали, мы стучали – все без толку. Что делать? Велел я старшему выбить дверь, а тут такое… – хозяин неопределенно развел руками. – Мебель разбросана. На кровати мертвый молодой господин. Ну, позвали стражников для порядка. Однако странно это все, как же убийца скрылся из закрытой комнаты?

– Может, он сам … того? – озарил комнату гениальной догадкой главный стражник.

– А мебель зачем повалил? Да и как это – сам? Кинжал что ли себе в грудь? А потом гореть в аду? – неодобрительно покачал головой дотошный хозяин, – Да и не похож он был вчера вечером, когда прибыл с этой благородной дамой, на самоубийцу…

Все присутствующие уставились на меня.

– Нет, нет, – пролепетала я, находясь в большом ужасе от подобных подозрений, – мы спокойно поужинали и утром собирались отправиться в путь. Я припоминаю, что ночью слышала шум, но не придала должного внимания, решив, что это пируют люди д’Аркура.

– Точно! – закричал хозяин и стукнул себя по лбу. – Ведь сразу после приезда бедняга ходил к своим людям на конюшню, так на обратном пути гуляки в общем зале отпустили на его счет пару шуток. Юноша вспылил и хотел броситься на обидчиков, но их главный остудил пыл своих людей и даже процедил несколько слов извинений, списав их грубость на чрезмерное количество выпитого вина. В тот момент мне показалось, что ссора улажена.

Стражник почесал затылок и нехотя спросил:

– А гуляки эти еще здесь?

Хозяин замотал головой.

– Нет, они покинули постоялый двор засветло, но я точно могу сказать, никто из них сюда не поднимался. Я все время им прислуживал. Под утро горбун махнул рукой, они и убрались вслед за ним.

Я грустно посмотрела на несчастного юношу и покачала головой.

– Шевалье ничего мне не рассказал об этом происшествии.

Все помолчали. Наконец, стражник рукавом вытер нос и, старательно избегая встречаться со мной взглядом, просящим голосом прогнусавил.

– Госпожа, позвольте совет вам дать? Забрали бы вы родича вашего по-тихому. Иначе только время потеряете, пока шатоденский судья всех свидетелей опросит да отпустит. Не меньше недели прождете здесь.

Как не расстроена я была, но в тот момент мне показалось, что хозяин со стражником заговорщически переглянулись. Хозяин подумал для вида и согласился.

– И верно, госпожа, так оно проще будет. Поезжайте, а я уже судье – все как на духу!

– Да-да, – перебил его с готовностью стражник, – найдем убийцу. Не сомневайтесь.

Я поняла, что хозяин успел договориться со стражником и хочет поскорее избавиться от мертвеца, чтобы слухи не успели расползтись по округе и распугать его постояльцев.

“Ладно, – подумала я, – один черт, ничего они здесь не выяснят, зачем мне здесь оставаться? Пусть сами разбираются. А мертвому уже все равно”.

Я кивнула и вернулась в свою комнату, отправив служанку за своими людьми. Мы решили, что я возьму троих своих воинов и продолжу путь, а остальные вместе с людьми Обера отправятся с телом в его имение. Хозяин обещал всячески помочь оставшимся с подготовкой.

Позавтракав на скорую руку, я покинула Шатоден и направилась в сторону Шартра.

Хотя я была мало знакома с погибшим, но мне было искренне жаль его. Я ломала голову, силясь понять, что послужило причиной его загадочного убийства и не находила объяснения. Он был слишком молод, чтобы иметь каких-либо врагов. Все его деньги остались не тронуты.

После обеда мы сделали привал, а затем свернули с основной дороги и направились через лес в сторону моих земель. Долгое отсутствие вне родных стен совершенно вымотало меня, я хотела поскорее вернуться к себе, чтобы отдохнуть от двора, от людей, от всех ужасных событий. Это стало причиной, почему я пренебрегла советом своих стражников переночевать в Шатре, а уже на следующий день отправиться в имение. Словно невидимая сила толкала меня вперед навстречу злой судьбе.

Плавно спустились сумерки в лесную чащу, по моим расчетам мы должны были добраться в мой замок на заре.

Вдруг серые тени мелькнули по обеим сторонам дороги, лошади захрипели и начали бесноваться, плохо слушая руку хозяев. Раздался короткий лай, переходящий в леденящий вой. Визг и агрессивное рычание заполонили весь лес вокруг нас.

– Волки, волки! – закричали мои воины.

Лошади, чувствуя опасность, бросились вперед по дороге. Часть стаи, уже не таясь, выскочила из леса позади нас, другая – продолжала бежать вровень с лошадьми, показываясь и снова исчезая в темных зарослях.

Два крупных волка выпрыгнули из чащи. Один вцепился в заднюю ногу коня передо мной, а второй сбил с него всадника, к которому с ликующим рыком устремились несколько волков. Потеряв своего наездника, раненое животное сделало несколько скачков, но тут еще один волк вонзился клыками в его переднюю ногу и повалил обреченное существо на землю. Я скакала позади и чудом смогла обогнуть упавшего коня.

К несчастью, моей служанке повезло меньше, с отчаянным криком она свалилась и покатилась кубарем вслед за своей лошадью, зацепившейся за бьющегося в смертельной судороге коня.

Услышав ее душераздирающий вопль, предводитель моих воинов, Жиль Пойре, обернулся. Опытный всадник умудрился на полном скаку развернуться и направил жеребца к стоявшей на четвереньках, оглушенной от падения девушке. На своем пути он яростно подцепил копьем одного из волков и закинул его, визжащего и изворачивающегося, в чащу к хищным собратьям, затем приказал служанке садиться ему за спину. Надежда блеснула в ее глазах, прихрамывая от боли, она подбежала к спасителю и протянула ему свои руки. Еще миг и она оказалась бы в седле… но громадный волк, судя по его размерам, наверное, вожак стаи, воспользовавшись моментом, когда Жиль перегнулся в седле, чтобы подтянуть служанку, запрыгнул на коня и вцепился в незащищенное бедро наездника. Конь, почуяв волка на спине, встал на дыбы и опрокинул человека и волка, а сам, бесконечно брыкаясь и подпрыгивая, умчался в лесную чащу.

Оба противника, похожие как отражение боевого духа, стояли друг против друга в лунном свете. Седой воин с мечом и кинжалом в руках, прошедший через десятки сражений, со страшным багровым косым шрамом через все лицо от лба до подбородка – и его последний противник: щерящийся матерый вожак с несколькими шрамами на морде, в постоянных схватках отстаивавший свое право вести за собой стаю. Волк зарычал и прыгнул, подмяв под себя человека, залязгал клыками по кольчуге, ища плоть, наконец дотянулся до лица и начал безжалостно рвать его, но постепенно его рычание перешло в слабое поскуливание, и волк затих на человеке. Окровавленный воин собрался с последними силами и скинул с себя тушу огромного зверя, пронзенного во время прыжка подставленным кинжалом.

Жиль попытался приподняться, но силы вместе с кровью из ран окончательно оставили его, и он застыл, в последний раз пронзив бесконечным взглядом звездное небо, не обращая внимания на других подкрадывающихся хищников.

Довольные своей добычей волки прекратили погоню, разнося по лесу победный вой многочисленной стаи. Лишь я и один мой воин смогли спастись.

Удивительно, но пара лошадей с моими вещами и походной поклажей между ними уцелела и бежала, тяжело хрипя, позади нас. Проскакав еще почти лье, мы перешли на рысь, убедившись, что преследование завершилось.

Мы возблагодарили Господа за наше избавление от погони, и я истово молила Бога принять души погибших в царствие Его, чувствуя свою вину за свой глупый приказ двигаться без остановок. Если бы я только прислушалась к советам своих людей – все были бы живы.

Вдруг конь мой заржал и стал оседать на землю. В темноте я не сразу заметила арбалетный болт, торчащий в шее жеребца. Я соскочила с раненого животного и перекатилась в заросли папоротника, чтобы скрыться с дороги от нападавших. Осторожно выглянув, я заметила несколько теней, склонившихся над лежащим на земле моим последним защитником. Один из них и поднялся, и я вздрогнула. Рыцарь Гийом Меуллент, горбун из дома д’Аркур, сунул свой окровавленный меч в ножны, выпрямился (если можно было о нем так сказать), огляделся и громко приказал:

– Ищите беглянку, она где-то рядом.

Я в полнейшем ужасе развернулась, чтобы бежать прочь, как чьи-то руки грубо схватили меня и повалили на землю. Я пыталась кусаться и изворачиваться, но мощный удар кулака заставил мой мир померкнуть.

Пять дней, вернее, ночей (мои похитители передвигались только в темноте), везли меня в неизвестном направлении, связанной и перекинутой через седло лошади. Я пыталась увещевать их и пугать карами небесными, предлагала им выкуп, взывала к их милосердию и рыцарским добродетелям, но все было бесполезно, они либо смеялись над моими словами, либо не обращали никого внимания. Со мной разговаривал только мерзкий горбун, да и то всего несколькими фразами, чтобы кинуть мне кусок хлеба или мех с вином.

Из обрывков их разговоров я поняла, что меня по приказу Филиппа д’Аркура везут в его замок. Моя хрупкая надежда на его защиту угасла. Незавидной представлялась мне моя участь: молодая вдова без близких родственников сгинет, укрытая каменными стенами чужого замка, и никто не бросится на мои поиски и спасение. Все спишут на хищных зверей в лесу, особенно после обнаружения остатков моих несчастных спутников.

Я совершенно обессилила в плену. Из-за веревок все мое тело, руки и ноги ужасно болели. Меня долго рвало от тряски и от езды вниз головой, пока на меня не сошло какое-то постоянное полузабытье. Я перестала понимать, где я, и что со мной происходит.

Реальный мир смешался с бредовыми видениями.

Я снова принимала венок на турнире, разговаривала с давно усопшим отцом, а однажды даже приходил мой враг. Филипп д’Аркур склонился надо мной и рассматривал меня с жуткой улыбкой на лице, думая, что я сплю. В мгновение ока я вцепилась в его шею и душила из последних сил до тех пор, пока не потеряла сознание от удара по голове.

В другой раз я сражалась с волками, а изуродованный Жиль Пойре, превратившийся в полуволка, вел стаю за собой.

Я ждала смерть и молила ее прийти поскорее, чтобы прекратить мои страдания.

Но вот однажды после долгого ночного перехода у меня наступил редкий миг ясности сознания. Я заметила, что меня сторожит только один человек, все же остальные куда-то разбрелись.

Не знаю, что руководило мною – какое-то наитие. Прислонившись к дереву, я смогла приподняться, затем окликнула его и попросилась по нужде. Когда он наклонился, чтобы развязать путы на моих ногах, я схватила и резко дернула его за длинные волосы на себя и, отпрянув вбок, треснула его головой о ствол дерева за моей спиной. Удивительно, но это сработало. Бандит со стоном упал у моих ног и замер. Конечно, мне повезло, что разбойники связали мои руки спереди, иначе у меня не было бы никаких шансов бороться.

Сейчас я понимаю, что, вероятно, мне надо было сразу поискать оружие, чтобы разрезать веревки, но тогда я совершенно не соображала. Мной руководило одно лишь желание: немедленно оказаться подальше от того места. Сперва я пыталась прыгать, затем оступилась и свалилась в овраг. Я ползла, толкала свое тело вперед и бесконечно повторяла себе единственную фразу, пока не потеряла сознание: “Выживи и пусти им всем кровь!”

Я смутно помню нашу встречу и последующее бегство от преследователей. Думаю, что полностью я пришла в себя только рядом с замком и поспешила привести вас в чувство. Остальное вам известно, и я с благодарностью припадаю к вашим стопам за мое спасение.

Письмо сестры. Появление барона

Мы были потрясены испытаниями, выпавшими на долю этой красивой женщины. Некоторое время мы втроем молчали, затем отец поднял кубок и предложил восхвалить Господа за чудесное спасение.

В этот момент в зал вошел слуга и доложил, что некий барон Филипп д’Аркур собственной персоной просит графа де ла Рош принять его.

Не могу описать, как мы были ошеломлены этим неожиданным появлением. Когда первый шок прошел, отец собрался с мыслями и попросил нас с Мелани покинуть зал, чтобы избежать встречи с незваным гостем.

– Но прошу, граф, будьте осторожны! – в крайнем волнении попросила Мелани.

– Не беспокойтесь, сударыня, воспользуемся подходящим способом пролить свет на эти события и посмотрим на этого господина вживую. Я не стану раскрывать ему, что посвящен в ваши злоключения. Да и будем честны, мы знаем наверняка, что люди барона участвовали в вашем удержании, но не он сам. Необходимо выслушать его историю.

С этими словами отец велел пригласить гостя, тогда как мы спешно удалились.

Дорогой брат, ты помнишь, что, если расположиться у камина в соседней комнате, то можно разобрать, о чем говорят в зале. Я тысячу раз поблагодарила тебя за то, что ты в детстве расковырял трещину в стене, ведь мы с Мелани смогли поочередно еще и видеть часть зала.