Песни служителей Адхартаха. Призыв

Не в силах оставаться с ним, я с рыданиями выбежала из комнаты, ухватившись руками за выступ окна, медленно сползла на каменный пол. Не помню, сколько я пробыла там. Кто-то подходил ко мне и что-то говорил, но напрасно: я не понимала ничего из-за душивших меня слез.

Что ж, я добралась до конца моего рассказа. Весь день я собирала в памяти события последних недель, чтобы точно передать их тебе.

Письмо помогло мне отвлечься от мыслей о смерти отца и подарило надежду, что вскоре я смогу увидеть тебя и опереться на твой ум и храбрость.

Мне очень нужна твоя помощь.

Приезжай!

Любящая тебя сестра.

Агнесса де ла Рош.

Кто его помянет

Едва Амори успел дочитать письмо сестры, как неожиданный звук вырвал его из размышлений и заставил резко обернуться. В тёмном углу у окна, рядом с погасшими факелами, прислонившись спиной к пьедесталу статуи святого Бернарда, стоял высокий грузный человек в коричневой монашеской тунике. Из-под натянутого на голову капюшона виднелись чёрные с проседью кудрявые волосы. Насколько возможно было рассмотреть в полумраке, на его лбу сходились к переносице угрюмые складки, брови были саркастически приподняты, а глаза имели непостижимый цвет. Крючковатый римский нос придавал лицу хитрое выражение, а широкие, гладко выбритые щёки говорили о человеке, любящем плотно поесть и непременно обильно запить съеденное доброй кружкой эля.

Он внимательно осматривал высеченные из камня фигуры святых и как-то по-особому поджимал губы, кивая головой всякий раз, когда приходил к некоему умозаключению.

– Эти отцы церкви да аббаты вечно выкинут что-нибудь этакое, – как бы невпопад и несколько раздражённо начал неизвестно откуда взявшийся незнакомец. – А потом иди и разбирайся с ними. Да и, признаться, жадноваты. Кроме того, всюду лезут с поучениями, вдобавок говорят на своей латыни. Только подумать – пишет: «magister tuus», да ещё и «amicus», а сам мог бы прислать мёду-то побольше. А так что же получается? Подарил застывшего прошлогоднего мёда, а что требует в ответ? Бросить всё немедленно, прыгать на коня и мчаться вдаль разбираться. Нет уж, это какая-то чепуха!

Человек, качнувшись, оттолкнулся от пьедестала и быстрыми шагами подошёл к разглядываемой статуе напротив. Приподнявшись на носки, он гулко постучал длинными костлявыми пальцами по лбу святого, прислушался, будто ждал ответа.

– Всё-таки как звучит! А вот при жизни так не звучал, вы не находите? – он двусмысленно хмыкнул.

Командор тамплиеров от тирады оторопел и нечленораздельно проблеял:

– Э-э-э.

– Вот только не надо спорить. Мрамор, конечно, высокого качества – чего не скажешь об остальном, – категорически отрезал гость и впервые повернулся к Амори.

Хотя рыцарь и не собирался спорить, а тем паче обсуждать качество мрамора и всего остального, было нечто, что он действительно хотел выяснить.

“Но вот что?” – голова Амори словно превратилась в бочку с дёгтем, и на поверхность всплывали лишь нелепые мысли: “О каких таких звуках он говорит? И при чём здесь мёд?”

Амори встряхнул головой, пытаясь сосредоточиться.

“Кто этот человек и что он здесь делает в охраняемой цитадели тамплиеров? Хотя и это не совсем те вопросы, которые стоит задать в первую очередь. А вот что действительно необходимо понять – как он оказался в запертой изнутри комнате?”

Во время рассуждений рыцаря монах перекатывался с пятки на носок и, как озорной воробей, наклонял голову то в одну сторону, то в другую, чтобы лучше рассмотреть потуги тамплиера.

– Абсолютно верный вопрос. Да, конечно, я бы на вашем месте был поражён. Сижу, читаю письма родных и близких, грущу от нахлынувших воспоминаний, и вот откуда ни возьмись влезает посторонний. Тут любой задумается, что ж это тогда такое, если в момент тревоги и тоски послышатся в углу смешки, – раздался вкрадчивый голос незнакомца.

“Он что, угадывает мои мысли? Уж не сам ли чёрт сюда явился?” – пролетели бессвязные мысли в голове Амори. Он вздрогнул, услышав ответ.

– Да помилуйте. Ну почему сразу чёрт? Дорогой граф, любому рассуждающему человеку эти вопросы сразу же придут на ум, а у вас они так явно на лице написаны, да ещё вы изволите так забавно губами шевелить, помогая размышлениям, что все слова прочитать можно. Вот я и решил вас опередить.

Монах набрал в грудь побольше воздуха и важно представился:

– Всё намного проще. Зовут меня брат Адхартах, родом я из Шотландии. Я, как можете видеть по моему скромному одеянию, монах-францисканец. Пробраться сюда я смог потому, что однажды в лондонском Темпле мне попались старые записи о системе тайных входов в тамплиерские храмы. Если знать особые метки – можно обнаружить лаз, о котором современные братья храма и не подозревают.

Граф в недоумении потёр лоб, как бы пытаясь собраться с мыслями и понять, что ему скороговоркой проговорил (вернее, пробежал по словам) странный посетитель.

– Секретный лаз? Я впервые об этом слышу.

Монах пожал плечами.

– Это делалось на случай осады при строительстве цитаделей около ста лет назад. Нынешние уже возводят без них: кто же в своём уме будет нападать на самый могущественный орден Европы в наш век? Разве что в следующем, – снова бегло протараторил Адхартах, широко осклабился и зачем-то подмигнул статуе святого Бернарда в конце.

Не давая рыцарю опомниться, монах подхватил его и подтащил к месту, откуда сам ранее возник.

– Да вот, взгляните сами.

В углу, скрытом от случайных глаз статуей, у самого основания стены виднелась чёрная дыра. Искусно сделанная дверца, имитирующая каменную кладку, была сдвинута вбок и открывала пространство достаточное, чтобы протиснуться в лаз взрослому человеку. Тамплиер вернулся за свечой, затем заглянул внутрь и обнаружил, что узкий коридор расширяется, а конца ему не видно.

– Странно, – озадаченно пожал плечами Амори, – я часто провожу здесь время и не раз обегал взором каждый закоулок этой молельни, но и представить не мог, какой секрет она скрывает.

– Да-да, вот я и пришел, чтобы тайно переговорить с вами о событиях, которые открылись вам в сегодняшних письмах.

– Откуда вам вообще известно содержание моих писем?

– Несколько дней назад я случайно оказался у ложа вашего умирающего отца. И узнав, что ваша сестра собирается отправить к вам гонца, я немедленно отправился в вашу цитадель. Очевидно же, что она просила вас о помощи из-за смертей вокруг вашего замка, разве не так?

Тамплиер развернулся и уже внимательно посмотрел на ухмыляющегося монаха.

– Но всё же, кто вы такой? И какое вы имеете отношение к смертям? И пусть вы объяснили способ вашего появления, но причина этой скрытности мне не вполне ясна. Любой может въехать в ворота и переговорить со мной. К чему эта пугающая таинственность?

Адхартах развалился на скамье у стены для молений, вытянул ноги и медленно скрестил руки на груди, предварительно осмотрев свои не блещущие чистотой пальцы. Закинув голову назад, он начал рассказ о себе – будто читал жизнеописание отцов церкви. Голос его то драматически повышался невпопад, то подвывал для эффекта, то монотонно повторял несколько раз случайно выбранные части истории, чтобы привлечь к ним особенное внимание. При этом монах проглатывал окончания слов, словно торопился поскорее покончить с утомительным повествованием. Словом, рассказчиком он был – или, по крайней мере, хотел казаться – крайне посредственным.

– Как я и сказал, сейчас я – простой монах. И хотя, в отличие от большинства моих собратьев по ордену – достойных выходцев из простонародья, – я принадлежу к славному роду древних королей пиктов Макальпинов, всё же без колебаний решил примкнуть именно к францисканцам, которых считаю орденом воспитателей христианского мира. С юных лет я жаждал направить своё служение на наставление и объяснение причин и последствий добра и зла, в то время как выходцы из благородных семей в основном устремляются в орден бело-черных ласточек, чтобы свысока, ревностно и нетерпимо, пресекать вольности в вере.

– Орден ласточек?

– Последователи Доминика, – отмахнулся монах. – Чтобы углубиться в своём понимании мира, я выбрал послушание странствующего монаха, ищущего знаний. Путешествуя между известными своими библиотеками монастырями и университетами, я стремился обрести неизведанные ранее сведения в забытых книгах. Настойчиво, подобно ловцу жемчуга, погружался я раз за разом в пыльные свитки с загадочными учениями. Крестовые походы принесли с собой множество арабских книг о математике, врачевании, человеческих страстях и удовольствиях, но, увы, многим суждено было истлевать в забвении. Волнуясь, как перед первой исповедью, весь в поту и с непослушными руками, я медленно разворачивал попавший мне в руки древний документ. Я задерживал дыхание и впивался взглядом в первые его строки, с жадностью пытаясь предугадать суть. К сожалению, чаще всего меня ожидало разочарование, но иногда встречались абсолютно неизвестные доселе лоскуты знаний. В таких случаях я с особой тщательностью приступал к вдумчивому прочтению, пытаясь понять и автора, и его эпоху, медленно продвигался сквозь лабиринт загадок к свету откровения, спрятанному за чужими знаками. Постигнув смысл и внутренне ликуя, я передавал писцам свой перевод с пояснениями.

Монах сделал паузу и посмотрел на рыцаря так, словно, по меньшей мере, ожидал долгих рукоплесканий.

Амори смог выдавить из себя лишь взгляд лекаря, осматривающего подозрительную болячку.

Адхартах обиженно выпятил губу, как ребенок, и продолжил.

– Постепенно известность моя, как знатока древних языков и текстов, стала шириться за пределами ордена. И вот около девяти лет назад меня срочно вызвали в Лондонский Темпл после того, как обнаружили несколько странных свитков папируса в нише при ремонте стены. Сам Роберт де Сэндфорд, великий магистр английских храмовников, лично встретил меня. Среди братьев были учёные мужи, но никто из них не сумел прочитать тексты, ибо хотя буквы были латинскими, в слова они складывались непонятные, не принадлежащие ни к одному известному им языку. Единственное, что удалось к моменту моего приезда расшифровать, была вот эта надпись.

Здесь рассказчик наклонился, поднял мелкий камешек с пола и бесцеремонно нацарапал V̅IDCCLVI на скамье рядом с собой. Он медленно обвел пальцем свежие начертания и с видом триумфатора посмотрел на тамплиера.

Амори вздрогнул. Ему на мгновение показалось, что они засветились в полумраке. Рыцарь растерянно заморгал, и наваждение исчезло.

Тем временем монах, не замечая ничего подозрительного, продолжил:

– Римские цифры в середине текста. Не понимаю, в чём сложность распознать обычные числа и перевести их в уже привычные арабские? Однако магистр преподнёс это мне с таким пафосом, будто они уже победили всех неверных, хотя всего лишь догадались, что речь идёт о годе 6756.

– А в чём же тогда причина для спешности? – перебил монаха совершенно сбитый с толку Амори. – Возможно, речь не о годах, а о каких-нибудь мешках с овсом, съеденных мышами давным-давно. А если все же это год, то, я думаю, оставшихся пяти с лишним тысяч лет достаточно, чтобы перевести и понять любой загадочный свиток.

– Так-то оно так, – хохотнул Адхартах, – да вот только в последнее время летоисчисление стали начинать от Рождества Христова, и многие забыли, что ещё недавно в текстах могли вести отсчёт и от Сотворения мира, и даже от основания Рима. Христос родился через 5500 лет после сотворения мира, так что эта дата не далее как завтра.

– Завтра? – недоверчиво повторил эхом Амори. – И из чего это следует?

– Вот именно, что завтра! Да вы только вообразите: всего несколько лет назад случайно обнаружен древний документ, и единственное, что становится понятным при его беглом изучении – это наличие в нём даты, которая вот-вот наступит. Конечно, и здесь была небольшая трудность, которую даже ваши собратья не смогли преодолеть. Сейчас я вам нарисую.

Амори резко всунул восковую дощечку в руки монаху, чтобы не дать тому разрисовать всю скамью.

– Благодарю. Вот как выглядела полная надпись: e.b.O.H.O V̅IDCCLVI. Как можете видеть – полная нелепица!

Монах умолк и принялся остервенело чесать пяткой другую ногу. Амори с едва сдерживался, чтобы не выкинуть сумасшедшего по всем приметам посетителя вон.

– Угу.

– Скажу честно, несколько дней мне и самому так казалось, пока я не решил, что где год, там может быть и месяц, и день. И дело сдвинулось с мёртвой точки. Памятуя правила записи дат в Римской империи, путём манипуляций и подстановок, я смог понять, что передо мной не загадочный язык, а достаточно простой шифр. Текст написан на латыни, и упомянута в нём дата: 31 мая 6756 года. Я не буду утруждать вас объяснением кода – если захотите, я оставлю вам копию, переписанную мной, и вы сможете сами проверить свою находчивость.

Адхартах посерьезнел.

– Сейчас гораздо важнее ознакомить вас с полным переводом. Он настолько поразил меня, что я ложно расписался в собственном бессилии и спешно покинул Лондон, чтобы разыскать людей, упоминаемых в этом документе.

– Как упоминаемых в документе? В смысле, их могил?

Оба непонимающе уставились друг на друга.

– Терпение, командор. Вы все поймете. Сразу оговорюсь: небольшие фрагменты текста не сохранились, а то, что касается пророчества, было в поэтической форме и утратило созвучие при переводе.

Адхартах поднялся со скамьи и начал читать.

Пророчество

“Я ничтожный раб Божий по имени Марк, в двадцатую годовщину обретения веры императором нашим Константином у Мильвийского моста, оказался свидетелем, а затем и участником страшных событий. Коли сподвигнет Святой Дух меня и придаст силы моим слабеющим рукам, то поведаю здесь предостережение потомкам моих последователей о книге, коя досталась мне не по моей воле, а также о пророчестве ее сопровождавшим, и о чем я молчал тридцать шесть лет.

Я родился в Византионе в семье смотрителя порта. Море с детской поры притягивало меня, и неудивительно, что к окончанию юношеского возраста я уже совершил несколько путешествий в качестве моряка, а затем и помощника капитана на кораблях, перевозивших товары по всей Римской империи.

Свое тридцатилетие я встретил капитаном “Козочки”, торгового корабля, в порту Фессалоникеона, проверяя ход погрузки товаров перед утренним отплытием в мой родной город.

Поздним вечером, после того, как все товары были наконец размещены на корабле, а последние детали с греком-агентом моего нанимателя обговорены, я вдруг услышал оклик с земли. Старик благообразного, хотя и несколько лукавого вида спросил, не я ли капитан сего корабля, и позволительно ли ему подняться, чтобы обсудить со мной некое дело. При этом он весь как-то суетился и нервно озирался по сторонам.

Честно говоря, я решил, что имею дело с каким-то преступником, желающим предложить мне сомнительную сделку с краденным товаром.

Он представился Песоном, бывшим мытарем, а ныне диаконом христианской общины и попросил взять его до Византиона, пообещав заплатить вдвойне, если до отплытия ни одна душа об этом не узнает.

Рассудив, что никакой беды это не предвещало (мы ведь частенько перевозили путешественников), да и я сам был христианином, я согласился, предложив ему вернуться на рассвете. Однако он отказался уходить, попросив выделить ему место для ночлега, чтобы дождаться отплытия на корабле. Я пожал плечами и проводил его.

Ранним утром я отдал морякам приказ отчаливать. Не успели мы отплыть и пятнадцати локтей, как несколько вооруженных людей появились на пристани. Они принялись кричать, размахивая руками, всем своим видом пытаясь привлечь наше внимание и повернуть нас обратно.

Разбуженный шумом, наш новый попутчик выбежал на палубу, пытаясь понять, что происходит.

Его появление вызвало неистовую ярость и сумасшествие среди людей на берегу, они выкрикивали угрозы, метались по пристани, взывали к небу. Кто-то даже бросился за нами вплавь.

Один из них, судя по одежде и большему спокойствию, их предводитель, резко выхватил короткое копье из рук безучастного стражника порта и, замахнувшись, метнул.

Я пригнулся, но успел краем глаза заметить, что гаста пригвоздила моего пассажира к мешкам с зерном. Его ноги подергивались в судороге, голова безвольно была запрокинута назад. К великому моему облегчению, мы успели отплыть на безопасное расстояние и, несмотря на грозные выкрики с берега, других атак на нас не последовало.

Я приказал помощнику следить за курсом, а сам с еще одним моряком, Галеном, попытался помочь раненому, который не приходил в сознание. Пока я держал Песона, моряк осторожно отпилил вышедший наружу за спину наконечник, разрезал края раны спереди, чтобы немного облегчить путь древку, и очень медленно вытянул остатки копья. В этот миг раненый очнулся и начал дико орать от боли, пытаясь вырваться из моей хватки. Мы прижгли рану, чтобы остановить кровь, отчего несчастный снова потерял сознание. Моряки отнесли беднягу вниз, и я оставил Галена присматривать за ним.

Кровь все равно сочилась сквозь перевязку, потому лишь чудо могло помочь больному перенести живым четыре дня плавания.

На вторые сутки вечером Гален нашел меня и сообщил, что старик был очень слаб, часто бредил в лихорадке, а его рана начала источать неприятный гнилостный запах. Сейчас у него минута затишья, и он послал моряка разыскать меня для разговора.

Его вид опечалил меня: черты лица заострились, глаза ввалились и потускнели. Так бывает, когда человек недалек от оставления этого мира.

– Да, у меня мало времени, – горько усмехнулся он, заметив мою невольную реакцию, – и я перейду сразу к делу. У моих ног на полу лежит мешок с моими вещами. Там деньги. Возьми свою плату. Нет, нет, не противься! Часть денег раздай нищим, остальное используй на мои погребальные нужды. В Византионе разыщи епископа Александру в базилике Святых Апостолов, покажи ему мой перстень. И все будет улажено.

От приступа сильного кашля лицо его посерело, а на губах немедленно проступила розовая пена.

Чтобы облегчить его страдания, я смочил губку водой и обтер ему лицо. Он благодарно кивнул и продолжил, изредка прерываясь перевести дух.

Я замечал, что всякий раз крови проступало все больше, а его голос затухал но, тем не менее, он успел поведать мне следующую удивительную историю.

“Ты должен знать, что неслучайно я оказался на твоем корабле. Мы искали капитана-христианина, кто мог бы тайно вывезти меня из Фессалоникеона, и кому, в случае нужды, можно было бы доверить тайну. В мешке ты найдешь свиток папируса и кодекс, обтянутый ослиной кожей. Слушай внимательно! Береги эту книгу пуще жизни и дороже твоих близких. Храни ее в тайне, ибо это – Евангелие от Антихриста, и продолжает оно откровение Иоанна о конце мира.

Книга сия секретно хранилась в нашей общине с момента основания первыми христианами. Ходит легенда, что ее передал сам апостол Павел, когда вынужден был спешно бежать из города после его проповедей.

Кроме книги оставлено нам было устное пророчество, передаваемое от диакона к новому диакону общины.

За два дня до нашей с тобой встречи на епископа нашей общины было совершено подлое нападение. С части его мертвого тела была снята плоть. Все ценные свитки исчезли из дома.

Как только весть об его ужасной смерти дошла до нас, напуганные и растерянные, мы решили встретиться в безлюдной роще у восточных ворот, ибо больше нигде в городе не чувствовали себя в безопасности.

Но как же мы ошибались.

Не успели мы обменяться новостями, как с разных сторон на нас напали закутанные в серые плащи вооруженные люди.

Наша вера учит не сопротивляться злу, ибо принявшие мученическую смерть за Христа попадут в царствие Божие, потому вооруженные бандиты быстро одержали вверх. Нас согнали в кучу и повалили на колени.

Их предводитель, с лицом хищной птицы, тот самый который ранил меня на пристани, подходил к каждому пойманному христианину и задавал единственный вопрос: “Где книга?”

Не получив ответа, он хладнокровно, как бывалый воин, перерезал несчастному горло и нес смерть дальше.

Нападавшие не подозревали, что лишь убитый епископ и я имели представление о тайнике – смерти же остальных были напрасны.

Поверь мне, я прожил достойную жизнь и, не сомневаясь, разделил бы свою участь с остальными членами нашей общины, но в тот момент я не принадлежал себе. Я был хранителем ужасной книги, которую нельзя прочитать, ибо последствия произнесенных слов в наш мир будут катастрофические.

Этот кодекс продолжает и заканчивает откровения Иоанна Богослова. Прочтенные вместе они, как альфа и омега апокалипсиса мира, призывают антихриста в наш мир, чтобы сказанное да исполнилось. Именно это обстоятельство объясняло мой долг: выжить и сохранить книгу в безопасности от злоумышленников – и вот почему я решился на побег.

Улучив момент, когда бандиты отвлеклись на очередную жертву, я тихо отполз к ближайшим кусты, затем к следующим. Там, не теряя времени, я приподнялся и во весь дух побежал к тракту. Мне повезло встретить караван знакомого торговца, и вместе с ним я вошел в город.

Сейчас мне кажется, что убийцы специально меня выпустили, чтобы проследить мой путь к тайнику, но в тот момент я чувствовал облегчение. Ведь вернулся шанс на спасение мира.

Я по сей день не знаю, кто они – секта ли, фанатики ли или демоны в человеческом обличии. Действуют они ли самостоятельно или по чьей-то злой воле.

Непреложный факт в том, что они знали о секрете, тщательно скрываемом почти три столетия, и готовы были на все, чтобы завладеть книгу.

Я воспользовался гостеприимством моего приятеля, Арсения, с которым вошел в город, открыв ему, что на нас напали, но не объяснял мотива бандитов. Скажу честно, если бы не его помощь и рассудительность, вряд ли я смог бы справиться сам и говорить с тобой сейчас. В тот миг я был сломлен, растерян и совершенно не мог логично думать. Мои погибшие братья стояли перед моими глазами и, казалось, говорили, что я – следующий. Я нервно озирался, и танцующие тени на стенах виллы моего хозяина чудились мне крадущимися убийцами.

Мы просидели с ним глубоко за полночь, строя план моего побега.

Он посоветовал мне тебя, как человека порядочного, да еще и из христиан. Он вел с тобой какие-то дела, и, к моей удаче, ты отправлялся в Византион, любимый в последнее время императорский город. В него стекалось огромное количество людей с разных сторон света, что давало возможность затеряться в новом притоке жителей.

Оставалось решить, как мне добраться до тайника в катакомбах, вход в которые был запрятан недалеко от дворца Галерия. А затем еще пробраться до северной части города, чтобы воспользоваться другим подземным проходом к порту. Существовала вероятность, что бандиты будут рыскать по городу в надежде напасть на мой след и смогут меня обнаружить, пока я передвигаюсь по улицам.

Со времен первых христиан в нашем городе катакомбы служили зашитой и более-менее безопасным местом для молитв. Каждый из нас знал большинство лабиринтов, но все равно существовали спрятанные от посторонних глаз неприметные лазейки, о которых мало кто догадывался.

В подобном месте и скрывался наш тайник. Каменная плита в тупике коридора сдвигалась, открывая достаточное пространство, чтобы укрыть от глаз небольшой сундук с ценными вещами.

На следующий день Арсений отправил троих своих мальчишек разведать, не наблюдает ли кто посторонний за домом, и заодно послушать, что говорят в городе.

К сожалению, весь город обсуждал массовые убийства у города, а напротив виллы в тени кипарисов сидела парочка подозрительного вида мужчин и увлеченно сражалась в игру “Двенадцать линий”.

И тут у нас родился план.

Из ворот виллы выехала телега, груженная бочками, и направилась дальней дорогой на склад Арсения. Один из игроков немедленно встал, притворно размахивая руками из-за проигрыша, и направился за ней, едва она стала исчезать из виду.