Песни служителей Адхартаха. Призыв

Едва мы успели расположиться, как послышались мерные шаги, и глубокий мужской голос заставил Мелани вздрогнуть. Я заглянула в наше тайное отверстие и отпрянула. Сомнений больше не было – перед отцом стоял рыцарь, который гнался за нами в лесу. Не знаю почему, но даже в родных стенах мне стало как-то не по себе: вроде бы у барона, на первый взгляд, была приятная внешность, а черная одежда, оттеняла его благородное лицо; но я поняла причину ужаса Мелани. Его манера держаться напомнила мне волка – сильного и беспощадного, готового уничтожить хищным броском любого врага.

– Я явился, благородный граф, засвидетельствовать вам и вашей уважаемой семье свое почтение. Барон Филипп д’Аркур, к вашим услугам.

Отец холодно поклонился в ответ.

– Я рад, барон. Я знавал вашего дядю Жана д’Аркура. Мы не сходились с ним близко, но всегда проявляли уважение к заслугам друг друга. Он был отважный воин, я уверен, и племянника скоро назовут подобно старшему родичу “доблестным”.

Мне показалось, что барон пренебрежительно усмехнулся, но отец ничего не заметил.

– Проезжая вчера по лесной дороге по своей надобности, я увидел издалека, как вороной понес ездока. Мои люди сообщили мне, что узнали всадника – вашу дочь. Я естественно бросился на помощь, но куда там, – барон сокрушенно развел руками, – ведь о скорости и выносливости лошадей из конюшни де ла Рош уже ходят легенды. Мой скромный конь, хотя и не раз выручал меня в бою с неверными, все же был не в состоянии тягаться с быстроногим жеребцом, чтобы дать мне выполнить долг рыцаря и вызволить даму из беды. Беспокоясь о ее состоянии и, надеясь быть полезным, я явился в ваш замок ради новостей.

Льстивые речи барона отец расценил, как заслуженное уважение и истинную тревогу. Барон тем временем продолжил:

– Но вот что странно, мои люди и я успели заметить, что леди Агнесса была не одна верхом.

– О, это запутанная история, – сухо ответил отец. – Моя дочь во время своей прогулки обнаружила несчастную женщину в лесу, связанную и молящую о помощи. К сожалению, она еще слишком слаба, чтобы узнать, каким образом она оказалась в лесу. Единственно, что нам удалось выяснить, что она – Мелани из рода д’ Эвилль, вдова виконта д’Авен из младшей ветви графов де Блуа.

– Но вот что странно, – холодно повторил отец слова гостя, – моя дочь уверяет, что негодяи, напавшие на несчастную, были одеты в цвета вашего дома. Я жду, чтобы вы как-то развеяли эти обвинения.

Услышав имя нашей гостьи, Филипп вздрогнул и за глубоким поклоном попытался спрятать свои чувства. Протянув руки к отцу, словно в мольбе, он сбивчиво заговорил дрожащим голосом:

– Господи, ну конечно, мне знакома эта прелестная дама! Из ее прекрасного образа я черпал силы во время рыцарского турнира в Блуа. Более того, я знал ее погибшего мужа и восторгался его храбростью на службе Роберта д’Артуа. Я и не подозревал, что она в опасности. Какое счастье, что она спасена! Прошу вас… нет, молю, граф, дать мне возможность лично передать ей мое почтение, как только она окрепнет! Если я хотя бы чем-то могу помочь – прошу располагайте мною в полной мере. Я не прощу себе никогда, слышите, никогда, если невольно мог стать причиной ее страданий!

Филипп был настолько искренен в тревоге, что по лицу отца стало заметно, как слабеет его былая уверенность в преступности барона. Признаюсь, даже мне показались его переживания достаточно искренними.

– Что же касается разбойников в цветах моего дома, – приступил к своему объяснению гость, – нет ничего проще, ведь розыск этих разбойников и объясняет мое присутствие в лесу. Вы наверняка слышали, что я сравнительно недавно вступил в наследство.

Отец утвердительно кивнул.

—Так вот. Не успев приступить к управлению, я вынужден был присоединиться к рыцарскому турниру по воле Людовика и снова покинуть имение. К несчастью, вернувшись, я обнаружил, что дела в поместье крайне запущены. Часть людей разбежались, ведь дядя, которого вы соблаговолили упомянуть добрым словом, да упокоит Господь его великую душу, в последние годы жизни был слишком слаб, чтобы быть в состоянии твердой рукой наводить порядок среди слуг и вассалов.

Барон печально вздохнул, пытаясь показать, насколько тяжелы ему воспоминания об утрате родственника.

—Позавчера мои люди заметили нескольких предателей, забывших свой долг и клятвы верности, ради промышления грабежами и разбоем. Через лес пролегает дорога, связывающая Нормандию с французскими землями, а посему простые путники, торговцы и паломники становились там легкой поживой. Взяв с собой несколько надежных храбрецов, хотя с виду и отъявленных головорезов, но абсолютно набожных и чистых в своих побуждениях воинов, я отправился на поимку преступников задолго до рассвета. Несколько часов мы выискивали их стоянки вдоль дороги, прислушиваясь к звукам и высматривая следы. В один момент краем глаза я заметил движение в кроне дерева надо мной. Тут же какой-то молодчик, спрыгнул на коня позади меня и предательским ударом сбил шлем с моей головы. Положение мое было отчаянным. Мои люди отстали позади, так как я единственный был среди них верховой. С трудом мне удалось изловчиться и сбросить душившего меня разбойника на землю. Мои подоспевшие воины связали негодяя и прикончили его пару товарищей, прятавшихся в засаде на соседних деревьях.

Барон разгорячился настолько, что даже стал показывать, как разобрался с врагом.

– Раны мои, как вы можете убедиться, были всего лишь царапинами, – Филипп сдвинул ворот одежды и открыл отцу широкие синяки и царапины на своей шее.

Мелани тихо ойкнула.

– Так, это был не мой бред. Значит, он действительно приходил, пока я была в плену. И это я пыталась задушить его!

Я сочувственно погладила несчастную женщину по руке, после чего приложила палец к своим губам, предупреждая, что нас могут услышать, и приникла к отверстию в стене.

Отец кивнул, словно убедился в храбрости барона, а тот продолжил:

– Я с тремя своими воинами двинулся дальше. Своих спутников я отправил напрямик через заросли, сам же поехал по дороге, которая сильно изгибалась и петляла в том месте. Я немного задержался, и мои воины первыми застали вашу дочь с, как я теперь понимаю, Мелани д’Эвилль. Когда же я показался с другой стороны дороги, скорее всего, они приняли нас за разбойников.

Филипп нервно вышагивал в разные стороны, как голодный зверь.

– Напрасно я и мои люди кричали ей вслед, пытаясь успокоить ее и уверить, что мы не представляем никакой опасности для нее. Как я и сказал, ваши лошади слишком быстры для наших земель. Что я мог поделать?

Филипп закашлялся, а отец предложил ему вина. Барон поблагодарил, сделал добрый глоток и закончил свое объяснение.

– Проследив, что всадницы получили помощь из вашего замка, я развернул коня и удалился к себе, чтобы покончить с беглыми разбойниками. Я твердо решил прибыть к вам на следующий день, дабы справиться о здоровье Агнессы де ла Рош и ее неведомой мне в тот момент спутницы. И вот я перед вами, господин граф.

И тут произошло нечто странное. С последними словами барон сделал быстрый шаг к отцу, что-то ему молча показал и вернулся на свое место. Я не смогла понять, что именно, потому что д’Аркур стоял к нам спиной. Но, судя по удивлению отца, нечто важное.

Отец изменился в лице и уже другим тоном ответил своему гостю.

– Не скрою, барон, ваши объяснения меняют картину произошедшего. Первое время я просто не мог поверить, что мой лес стал местом для бесчинств, к которым могу быть причастны представители благородных родов. Хорошо, что вы приехали и пролили свет на эту тайну.

– Более того, – нетерпеливо перебил отца Филипп, – я хочу вас попросить об одолжении в связи с этим.

Отец вопросительно посмотрел на него.

– Преступление произошло в ваших землях. Будет правильно, если вы присоединитесь ко мне, чтобы свершить правосудие.

Барон пояснил, заметив немой вопрос в глазах отца.

– Одного мы смогли взять живым. Конечно, он отпирается от участия в этом грязном деле, но все факты налицо. Прошу вас, граф, приезжайте завтра в мой замок. Мои охотники поймали славного кабана, и после суда мы славно попируем, чтобы разрешить это недоразумение.

Отец поколебался, но все же согласился.

– Вот и славно, теперь я покидаю ваш замок с огромным облегчением и жду вас непременно!

Отец проводил барона до дверей, и оба, раскланявшись, простились.

Мы немедленно выбежали к отцу, который задумчиво смотрел в окно, поглаживая свою бороду. Наши шаги заставили его обернуться.

– Полагаю, вы слышали разговор?

– Я думала, что ты не подозреваешь про этот наш секрет с Амори…

Он рассеянно улыбнулся.

– Плохим бы я был хозяином, если бы не знал про тайны замка, в котором я когда-то бегал мальчишкой. Со времен моего деда эта часть не перестраивалась, и, сидя у камина, я частенько подслушивал разговоры взрослых. Но не будем об этом, я принял решение и завтра съезжу к барону. Многое в его истории вызывает у меня сомнения, вот и попробую разобраться на месте.

Он быстро поклонился и собрался уходить.

– Отец, а что он показал тебе? – попыталась его задержать я.

Он отмахнулся и буркнул: “Пустое. Забудь!” – и вышел вон, оставив нас в полном недоумении.

Весь следующий день мы нетерпеливо ждали возвращение отца, но он приехал глубоко за полночь, когда мы уже разбрелись по кроватям.

Мы встретились с отцом только в обед. Он сидел, державшись за голову, и показался мне уставшим: лицо осунулось, под глазами пролегли темные тени.

– Простите меня, но сегодня я не в силах долго беседовать. Скажу лишь, что мне не удалось выведать ничего нового. Барон был предупредителен и вежлив. Разбойник, которого они поймали, мог только стонать от увечий. Единственно, что он успел сказать при мне: ”Смилуйтесь!”– после чего забылся в беспамятстве. Ни холодная вода, ни удары розгами не привели его в чувство. Промучившись некоторое время, мы отправились, по приглашению барона, отобедать. Подавали славную кабанину с овощами, и вино у барона отменное.

Заметив разочарование в глазах Мелани, отец быстро добавил:

– Во время трапезы я, как бы ненароком, спросил Филиппа, дабы проследить за его чувствами: как же беглые люди могли забрести так далеко от его владений и схватить несчастную даму, и почему они потом возвращались к его землям обратно? Однако он резонно заметил, что не знает, где именно она попала в плен к этим мерзавцам, и разбойники постоянно передвигались, чтобы не попасться.

Мелани горько рассмеялась.

– А что же господин барон? Пытался выведать какие-то подробности обо мне?

– О, да! Но не беспокойтесь, я рассказал, что вы в чрезвычайно плохом состоянии, чтобы пытаться у вас что-то узнавать, и, к сожалению, вам не становится лучше.

Граф прервался, смочил прохладной водой свой лоб и пожаловался на духоту. Слуги по моему приказу распахнули настежь двери, чтобы пустить свежий воздух со двора. Отцу стало получше. Он приободрился и продолжил.

– Больше мы эту тему не поднимали. За разговорами о крестовых походах время пролетело незаметно, и мы засиделись допоздна. Барон настойчиво предлагал мне остаться у него, но, знаете, я рад, что не воспользовался его гостеприимством: другой бы уже рассердился из-за подозрений, а он излишне спокоен.

Отец встал, чтобы с нами проститься, но не удержался на ногах и сел на скамью.

– Меня немного мутит после вчерашней трапезы, возможно, я переусердствовал с вином, – он слабо улыбнулся. – Пожалуй, я отдохну сегодня. А вы, дорогие дамы, погуляйте в нашем саду, соберите букеты удивительных цветов, но замок не покидайте. А завтра подумаем, как нам действовать дальше. Агнесса, позови моего слугу – пусть проводит меня.

Я смотрела ему вслед, и вдруг мне стало не по себе. Ты знаешь, Амори, что наш отец немолод, и временами даже жаловался на слабость в ногах, но мне все это казалось стариковскими сказками. Походка его оставалось крепкой, и, если смотреть со спины, никогда не скажешь, что перед тобой пожилой мужчина. Да, волосы его побелели, а лицо покрылось морщинами, но глаза так же ярко горели волей и рассудительностью, как и раньше. Он продолжал ездить верхом и каждый день, кроме воскресенья, упражнялся с мечом. Кроме того, он мог похвастаться завидным аппетитом. Видишь, почему я заволновалась при его проявлении слабости?

К большому несчастью, ни на следующий день, ни через день отцу не стало лучше.

Когда я пришла навестить его, наш капеллан, сведущий во врачевании, сообщил, что у больного жар, рвота и медвежья болезнь, но с божьей помощью все наладится, а до тех пор его лучше не беспокоить.

Видя мою разрастающуюся тревогу, Мелани не отходила от меня. Поверишь ли ты мне, Амори, но с ней действительно становилось легче, а ее слова удивительным образом внушали надежду.

Утром третьего дня после возвращения от д’Аркура отец вызвал нас на свою половину.

Мы вошли тихо, боясь потревожить больного. Он полулежал на кровати в темной комнате с закрытыми ставнями на окнах. Обложенный подушками, несмотря на растопленный камин в жаркий день, он сильно зяб и кутался в меховые покрывала. Отец заметно похудел за эти дни, губы его приняли светло-синий оттенок, на лице и шее проступили пугающего вида темные пятна. Его грудь часто вздымалась, а каждый вздох сопровождался тихим свистом. Его некогда сильные руки, легко подбрасывавшие меня, маленькую девочку, чуть ли не до потолка, сейчас превратились в тонкие веточки и не могли обрести покоя, безостановочно трясясь и судорожно сжимая одеяло. Некоторое время его взгляд был устремлен в пустоту. Наконец он очнулся от грез и попытался сделать рукой то ли приветственный, то ли успокаивающий жест, но та безвольно упала.

Не в силах сдерживать нахлынувшие чувства, я подбежала к кровати, упала рядом на колени и накрыла его ладони своими, чтобы помочь ему унять дрожь. Отец беспомощно улыбнулся и хотел было погладить мои волосы, но, поняв, что непроизвольной тряской еще больше напугает меня – отказался от своей идеи. Нам не нужны были проявления любви, не нужны были слова – достаточно было находиться рядом друг с другом. Я горько зарыдала, и даже наш гордый граф де ла Рош в этот миг душевного напряжения позволил себе скупые слезы.

Немного упокоившись, я принялась жарко убеждать отца, что он скоро поправится, а Мелани отошла в сторону, чтобы переговорить с нашим капелланом. Затем она вернулась к нам. Пристально оглядев больного с ног до головы, она мягко спросила:

– Я вижу ваши муки, сударь, но все же позвольте мне спросить вас. Что вызывает у вас наибольшую боль?

– Сибилла…

– Отец, это Мелани, помните? – быстро поправила я его, решив, что он бредит.

Он умолк на мгновение, поймал ее теплый взгляд, затем продолжил.

– Благодарю, сегодня мне лучше, но я постоянно ощущаю обжигающий жар внутри. Ни вино с медом, ни эль не могут его уменьшить и утолить мою жажду.

– Нет ли онемения в ногах?

– Да, вчера чувствовал, но вот сейчас мне кажется, будто в них вонзают десятки иголок одновременно. Но самое большое неудобство доставляют судороги: руки и ноги танцуют сами по себе, – он смущенно улыбнулся. – Словно невидимый великан трясет меня. Видно, пришел мой смертный час.

Мелани сочувственно улыбнулась в ответ, низко наклонилась и что-то прошептала тихонько, чтобы только он смог расслышать. Она же, схватив меня с неожиданной для ее изящной фигуры силой, поволокла из комнаты вон, на ходу крикнув отцу:

– Простите нас, граф, мы обязательно навестим вас, но немного позднее.

Я успела заметить удивление и (вот что странно) надежду на его лице.

Мелани бежала по замку так быстро, что я едва поспевала за ней. У своей комнаты она резко остановилась и огляделась по сторонам, нет ли кого, кто мог бы ее ненароком услышать.

– Милая моя, дорогая моя Агнесса, – обратилась она ко мне, крепко взяв меня за руки и неотрывно глядя мне в глаза, – я прошу вас стойко меня выслушать. Вначале я сомневалась, то после посещения вашего отца, я уже уверена, что его отравили. Я видела однажды схожие симптомы у своего дяди, когда тот умирал на глазах моей семьи. Несчастный человек проходит три стадии с обманчивыми периодами улучшений: сперва боли в животе и рвота, затем нестерпимая жажда, пятна на теле, онемение и, наконец, спустя неделю – бред, горячка, тело буквально синеет. В конце концов, отравленный не может дышать и погибает в страшных судорогах. Если вовремя дать антидот из трав, то существует призрачный шанс на выздоровление. Если же нет – стоит готовиться к худшему.

Страх обрушился на меня словно ледяная волна: голова закружилась, а руки похолодели. С трудом справившись с дрожью, я еле выдавила из себя вопрос:

– И что это за яд? Вы думаете, что барон отравил отца?

– Да, этот подлец намеренно заманил вашего отца в ловушку, чтобы оставить нас без его защиты. Что касается самого яда, я не знаю его точный состав. Мне известен лишь антидот, которым поделился Пьер де Лимож, известный профессор медицины из Монпелье, которого мой отец вызвал для спасения своего брата.

– Помог ли он вашему дядюшке? – с надеждой спросила я.

Мелани отрицательно помахала головой и сжала дружески мою руку.

– Но мы должны попытаться! Присматривайте за отцом, давайте ему больше пить, я же отправлюсь немедленно на поиски по округе, чтобы собрать нужные ингредиенты. Вы позволите мне взять лошадь из конюшни?

– Конечно! Дать вам пару стражников, вдруг люди д’Аркура следят за замком?

Женщина задумалась.

– Пожалуй, нет. Лучше распорядитесь, чтобы мне принесли одежду слуги-подростка моего роста. Так, я думаю, мы меньше привлечем внимания.

Грязная, растрепанная Мелани вернулась к вечеру. В ее глазах читались усталость и разочарование – ее поиски оказались тщетными. Одежда на ней была изорвана, а красивые руки – сильно исцарапаны. Она объяснила, что продиралась сквозь колючие кусты крапивы, чтобы добраться до острых листьев падуба. Она пробродила по лесу еще несколько часов, но так и не смогла найти соцветия девясила и вербены и попросила дать ей на утро проводника.

“Спрошу-ка на кухне. Интересно, где они собирают свои травы для приправ?” – подумала я.

Оказалось, этим занимался сын старшей кухарки, Симон, который хорошо знал места, где растут разные травы. Я пообещала ему пару монет, если он согласится помочь. Это был славный мальчуган, лет тринадцати, который в отличие от остальных сверстников, не тратил время на ловлю птиц и игры в свободное время, а усердно помогал матери и, по ее уверениям, скоро научился бы готовить не хуже нее. Несчастная женщина рано овдовела, и старший Симон стал ее надежной опорой.

Если бы я только знала, какой ужас его ждет!

Письмо сестры. Пришла беда – отворяй ворота

В полдень следующего дня, когда Мелани с Симоном ушли на новые поиски, в замок прискакали два всадника от аббата Фризо и попросили о немедленной встрече с графом де ла Рош.

Я объяснила, что отец серьезно болен и готова выслушать их вместо него.

Они переглянулись и, признав, что ничего другого им не остается, поведали мне ужасные новости.

Пропал ученик из школы монастыря Мон-сен-Мишель. Монахи вместе с жителями из близлежащих селений обыскали все вокруг, но мальчика нигде не было. И вот, когда люди вовсе отчаялись – свершилось чудо.

К аббату Фризо прибежал приор монастыря Пьер. В большом волнении он поведал, что истово молился о нахождении мальчика и сквозь пелену временного отрешения от мира вдруг услышал могучий голос в ночи. Сам святой Бенедикт повелел ему искать невинную душу у ручья в лесу графства де ла Рош.

Посланники зловещим прошептали, что уже через несколько часов было найдено тело несчастного ребенка, зверски замученного во время сатанинского ритуала.

Оба монаха, перекрестившись, огляделись, нет ли поблизости посторонних.

– Госпожа де ла Рош! Не случалось ли чего странного в округе за последние дни? Не замечали ли местные жители каких-либо проявлений зла или чужаков?

Я растерялась, не зная, стоило ли упоминать историю с Мелани, но рассудила, что она не имеет отношения к убийству и лучше пока умолчать об ее появлении в нашем имении.

Получив отрицательный ответ, оба кивнули, словно именно этого и ждали.

– Аббат велел предупредить вас, чтобы вы были осторожны. У него было тоже видение, и это только начало страшных бед, – монахи поклонились и, не произнося ни слова, умчались восвояси.

После их отъезда у меня никак не выходили из головы их зловещие слова. Пугающие события, словно ядовитые пауки, вылезали из всех щелей, опутывая плотной черной сетью мою некогда безмятежную жизнь. Единственный человек, который всю мою жизнь был для меня надежной скалой и защищал от любых невзгод, теперь сам нуждался в моей помощи, а мне так нужен был его совет. Удрученная шокирующими новостями, я отправилась к нему, хотя ни за что не решилась бы рассказать об убитом мальчике в нашем лесу.

“Просто посижу с ним рядом, подумаю”, – убедила я себя, смахнув набежавшую от обиды на судьбу слезу.

Не успела я присесть у изголовья кровати, как пришедший проведать больного капеллан нервно попросил меня не тревожить отца, который забылся редким сном. Я вспыхнула и выскочила вон.

Вдруг кто-то дернул меня за рукав. Я обернулась и увидела мать Симона, прячущуюся за колонной. Эльза засмущалась и так быстро что-то принялась лепетать, что мне никак не удавалось ее понять. Наконец мое терпение иссякло, я прикрикнула и велела ей замолчать. Кухарка так и замерла с открытым ртом.

– Что случилось? Говори медленнее, а то я не могу разобрать в твоей трескотне ни слова.

– Вашмилость, простите мою грубость: два дня уж как хочу вам рассказать да все смелости не могу набраться, – кухарка совершенно смутилась.

– Ну что рассказать? Не томи уже! – поторопила я ее.

– Что хотите делайте со мной, только вот как я седня услыхала от мажордома, что мальчонку тово ведьма в нашем лесу сгубила, сразу обмерла от догадки. Стою и думаю, ну как же так, о чем я раньше дура думала.

Я молча слушала, боясь нарушить ход ее мыслей. Постепенно она расхрабрилась и бойко принялась перечислять, загибая пальцы.

– Молоко не успевают от коровы с пару принесть, а оно такое кислое, что уже и на блины не годится. Это раз. Яичницу пожарить невозможно: то тухлое яйцо, то и вовсе с двумя желтками. Это два. Тесто киснет, но не поднимается, отродясь такого не было. Это три. Да и не только у меня все не клеится. Вон и он тоже жалуется, – она обернулась, выискивая кого-то. – Рене, где ты, остолоп? Ходь сюды.

Из темноты коридора, чрезмерно кланяясь, выскочил конюх.

– Ну, – Эльза требовательно дернула его за руку, – говори!

Тот освободил свою руку и пробормотал.

– А что тут говорить-то? Давеча у сивой жеребенок о двух головах родился, мы сожгли его от греха подальше. Мерин еще батюшки вашего ослеп на левый глаз. Скотницы жалуются, что петухи кукарекают без отдыха – беду кличут.

– Во-во, вашмилость, – отпихнула его Эльза, – а как молва разнеслась седня, тут мне и ясно стало. В замке ведьма завелась.

– Ведьма? – эхом повторила я. – И кто же?

– Ну, сами подумайте, кто недавно у нас появился?

И тут меня озарило.

– Вы что, подозреваете Мелани д’Эвилль, виконтессу д’Авен в том, что у вас молоко скисает, и петухи глотку рвут? – раздраженно спросила я.

– Да, может, она и не намеренно это делает, просто коли проклята, так и тянется за ней все худое. Хотя вот на убийцу не похожа она, грустная какая-то. Но все же надо испытать.

– Испытать?

– Да, есть верное средство. Люди испокон веков говорили, что ежели убить змею, отрубить ей голову, а в пасть ей положить зубок чеснока и в землю закопать, а как тот прорастет, взять его побеги, добавить в варево и подать в…