Песни служителей Адхартаха. Призыв

Королевская семья с детьми, родственниками и несколькими приближенными дворянами остановилась в замке графа, остальные разъехались по своим шатрам в поле у ристалища.

Вечером пир продолжился в замке, и Маргарита Прованская подозвала Филиппа д’Аркура к нашему женскому кружку.

– Подойдите, барон д’Аркур, я хочу вас познакомить с одной очаровательной дамой.

Филипп покинул Людовика и приблизился к нам.

– Знакомьтесь – Мелани д’Эвилль. Я помню, как вы говорили, что сблизились в крестовом походе с ее супругом, Ришаром. Нас интересуют его последние мгновения в крепости Мансур, где он доблестно защищал нашего брата Роберта. Все мы с признательностью послушаем ваш рассказ об отчаянной вылазке в город неприятеля и вспомним наших храбрых героев, перед тем как разойтись спать.

Мне показалось, что барон поморщился при упоминании моего имени, но быстро овладел собой. Он внимательно посмотрел на меня и галантно поклонился, затем повернулся к королеве.

– Стоит ли, ваше величество, бередить старые воспоминания? Минуло много лет. Да мне и рассказать о виконте нечего. Да, мы участвовали в атаке вместе, но горячка боя вскорости разделила нас. Я чудом уцелел, тогда как почти все наши воины погибли.

Чувствуя какую-то загадку, я взмолилась.

– О, господин барон, прошу вас! Для меня малейшая деталь, любой человек, видевший моего мужа перед смертью – бесценны. Я собираю по крупицам образ того, кому была наречена, но не успела узнать так, как он того заслуживал. Мне легче нести траур по человеку храброму, осознавая, что он отдал свою жизнь во славу Христову, защищая младшего брата короля Франции. Но скажите, правдивы ли разговоры о том, что смельчаков во главе с графом Робертом д’Артуа намеренно заманили в ловушку?

Глаза дам с неподдельном интересом посмотрели на барона. Всех заинтриговала история о тайне и, несмотря на свое нежелание продолжать разговор, Филипп д’Аркур был вынужден сухо ответить.

– Поговаривали, хотя я и отношу это к пустым слухам, что было получено ложное сообщение. Якобы перебежчики поклялись, что в городской крепости осталось не больше пятнадцати воинов. Несмотря на свой горячий нрав, граф не бросился опрометчиво в бой, а отправил на разведку некое доверенное лицо, не раз бывавшее там ранее под видом торговца, чтобы проверить действительно ли крепость беззащитна. По возвращению лазутчик убедил Роберта д’Артуа, что полученные сведения верны, и с полусотней храбрецов граф без потерь сможет принести старшему брату крепость в подарок.

Королева Маргарита удивленно вскинула руками.

– Как? Вы не рассказывали этого раньше. А мы винили исключительно горячность и неосмотрительность Роберта. И кто же этот подлый предатель?

– Ваше величество, перед началом атаки брат короля сохранил имя своего лазутчика в секрете. Я полагаю, единственный, кто мог бы присутствовать на встрече с ним, кроме самого Роберта д’Артуа, был муж госпожи Мелани д’Эвилль. Ведь он исполнял роль помощника графа, был погружен во все его планы и не отлучался от него во время похода. К сожалению, этот храбрец обрел смерть плечом к плечу со своим господином и уже не сможет пролить свет на эту тайну, – д’Аркур прижал правую руку к груди и с явной внутренней борьбой, читавшейся на его бледном лице, высказал наболевшую мысль вслух. – Лично я думаю, что никаких сообщений не было. Граф самостоятельно решился на атаку города-крепости, чтобы порадовать короля неожиданным приобретением и забрать лавры победителя себе.

Королева задумчиво кивнула и попросила.

– Но все же, барон, расскажите, что же произошло в крепости?

Филипп развел руками и поклонился королеве.

– Если вы приказываете, ваше величество, – затем он поморщился, припоминая давние события. – Ночь была безлунная. Дневная жара спала, и освежающий ветерок приятно дул с речного канала, на противоположной стороне которого стояли основные силы египетских арабов, не подозревавших о нашем отчаянном плане. Вначале удача нам сопутствовала: мы смогли перебраться через крепостные стены и захватить главные ворота без сопротивления. Граф быстро разделил нас на два отряда и приказал продвигаться вглубь города по соседним улицам, ведущим к дворцу султана. Не успели мы пройти и двухсот шагов, как ворота за нами захлопнулись с металлическим звоном, а из маленьких улочек, как из десятка ручейков, хлынуло целое воинство арабов. Они расползались по городским стенам, беря нас в кольцо и осыпая кучей стрел.

– Граф д’Артуа с вашим супругом, – барон пристально взглянул на меня и продолжил, – а также еще с несколькими сторонниками попал в окружение и не имел никаких шансов спастись. Они ворвались в ближайший дом и там забаррикадировались. К большому несчастью, остальные наши воины не имели ни малейшей возможности прийти к ним на помощь. Даже сейчас у меня в голове продолжают отчетливо звучать яростные голоса горстки несчастных смельчаков из охраны брата короля, отчаянно отбивавшихся от атак на их последнее убежище. Бой подхватил и унес нас в другую сторону. Мне больно это говорить, но наш отряд уже не сражался, а позорно пытался скрыться от гнавшихся за нами неверными. Враг оттеснял нас прочь, загоняя все дальше вглубь незнакомого города. Мы бежали, не разбирая дороги, по наитию сворачивали в узкие улочки, где арабам было сложнее расстреливать нас из луков. Отставшим и обессиленным от бешеного бега не оставалось ничего, кроме как остановиться и принять последний бой. Ценой собственных жизней они задерживали волну наших врагов, подарив несколько драгоценных мгновений остальным, чтобы мы смогли осмотреться и понять, куда двигаться дальше.

– Как же вам удалось спастись из западни? – невольно вырвался вопрос из груди графини де Блуа.

– Я не перестаю задавать себе этот вопрос и поныне, сударыня. Пожалуй, простое везение. Нас осталось шестеро, когда мы уперлись в широкие ступени лестницы на городскую стену. Больше бежать было некуда. Я опустился на колени, чтобы попросить господа даровать мне сил принять смерть достойно. Неверные выскочили на нашу улочку и кровожадно завопили, увидев нас. Это был конец. И тут меня случайно осенило. Видимо, недалеко от того места была конюшня и повсюду вокруг была разбросана солома. Повинуясь наитию, я схватил два огромных тюка, взбежал с ними на стену и отчаянно прыгнул вниз. Я старался удерживать солому под собой, чтобы приземлиться точно на нее. Это сработало – тюки смягчили удар. Хотя я долго потом кашлял кровью от удара при падении, но я остался жив. Завыв, как дикий волк, от смеси чувств: радости, ярости и злости, я погрозил кулаком врагам и поклялся мстить неверным, покуда будут силы, за моих погибших братьев во Христе.

Дамы вскрикнули от ужасной картины, у некоторых из них по-особенному заблестели глаза при взгляде на рассказчика. Как только он понял, что завладел их вниманием, самодовольная улыбка проскользнула и померкла на его лице. По крайней мере, на мгновение мне показалось, что я ее заметила. Филипп продолжил свой рассказ, подолгу останавливая свой взгляд на вздыхающих дамах.

– Все пятеро спутников прыгнули вслед за мной, но лишь двое тамплиеров смогли встать на ноги – Хьюго де Немур по прозвищу Одноухий и Бернард де Соннак – племянник великого магистра ордена. У остальных были переломаны ноги, и их участь была не завидна: подоспевшие стражники закидали их камнями со стены, – рассказчик покачал головой. – Нельзя было терять ни минуты – до нашего лагеря было около полутора лье, а враги на стенах громко кричали друг другу и показывали в нашу сторону. Хромые, спотыкающиеся, но полные решимости выжить и рассказать королю историю христианской отваги, мы перебегали от одной груды валунов к другой, чтобы сбить с толку наблюдавших за нами стражей на стенах. Вблизи уже показались огни нашего лагеря, и мы поверили, что нам удалось спастись.

Барон замолчал и склонил голову. Пока он стоял в задумчивости, никто не посмел его поторопить. Все терпеливо ждали продолжения. Выдержав паузу, господин д’Аркур встрепенулся и извинился.

– Простите, воспоминания нахлынули на меня.

Все наперебой принялись уверять его в полной поддержке его чувств. Он благодарно поклонился и продолжил.

– Увы! Нашим наивным мечтам не суждено было сбыться. Позади нас послышался лошадиный топот, и улюлюканье вражеских воинов разорвало ночную тишину. Преследователи были уже близко и настигали нас столь быстро, что нечего было и мечтать успеть добраться до своих. Я остановился, ибо бежать больше не было сил, выхватил меч и приготовился отдать свою жизнь подороже. Тамплиеры, которые были еще в худшем, нежели я, состоянии, встали рядом, готовые к бою, с мечами на перевес. Хьюго де Немур хрипло захохотал и выкрикнул, что он горд умереть рядом с нами. Мы молча кивнули в ответ.

Из темноты выскочила четверка всадников, которые оторвались от отставших двоих на несколько корпусов.

Я извернулся, отпрянул в сторону от несшегося на меня всадника и рубанул наотмашь по крупу коня. Бедное животное захрипело и кувыркнулось вперед, подмяв под себя незадачливого араба.

Краем глаза я заметил, что Хьюго сдернул своего противника с коня, ухватившись за вражеское копье, и быстрым взмахом меча прикончил врага.

К сожалению, последний наш товарищ был не столь удачлив. Бернард изловчился вогнать клинок в шею лошади одного из нападавших, но всадник уцелел и, спрыгнув, яростно напал на тамплиера сзади, тогда как другой араб пронзил нашего спутника копьем.

Бернард перерубил древко и завалился на одно колено.

Изогнутая сабля всадника сверкнула подобно молнии, и голова Бернарда де Соннак отлетела от тела.

В диком порыве Хьюго метнул захваченное копье с такой силой и ненавистью, что оно просто разорвало кольчугу врага и почти целиком прошло насквозь, вытянув за собой плоть убийцы.

Последний не успел даже осознать, что произошло и с удивленным лицом рухнул с коня на землю.

Бернард был отомщен.

Я тем временем обменялся несколькими ударами с последним из четырех нападавших, выбил из его рук изогнутый меч и расколол его голову надвое.

Филипп почтительно прервался, заметив, что к ним подошел Людовик и внимательно прислушивается к рассказу своего любимца. Король ободряюще взмахнул левой рукой, призывая барона продолжать, а в другую взял руку своей опечаленной супруги и нежно поцеловал.

– Ваше величество вряд ли услышит что-то новое. Я не раз рассказывал вам о событиях той ужасной ночи, которая стала первым камнем в череде несчастий, смертей, предательств и вашего заточения в плен.

– Продолжайте, барон, ничего позорного нет в памяти наших бед, ведь они дают нам силы для новых побед, – промолвил король.

– Ошеломленные неожиданным отпором, двое оставшихся арабов не решились приближаться и расстреливали нас из луков с некоторого расстояния.

Их тактика увенчалась успехом: я был легко ранен в руку, а у тамплиера стрела опасно торчала из правого плеча, и сюрко обагрилась кровью. Он перехватил меч из повисшей как плеть правой руки и выкрикивал ругательства, вызывая их на рукопашный бой.

Я понимал, что время действует против нас. Хьюго быстро слабел и уже с трудом держался на ногах из-за потери крови. Моя рана, сколь несерьезной мне первоначально казалась, начала ныть и беспокоить меня легким онемением руки.

Я резко побежал к убитому мною первому врагу, рядом с которым валялись щит и копье. Мой рывок спас меня от стрелы, которая просвистела ровно в том месте, где я находился мгновение назад.

Окрикнув Хьюго, я швырнул к его ногам щит, чтобы он хотя бы как-то укрывался от стрел, сам же подхватил копье и рваными движениями, раскачиваясь из стороны в стороны, бросился к нападавшим.

Я вложил последние силы в бросок копья, не смог устоять и повалился в песок. Скакун встал на дыбы, но от силы удара опрокинулся на спину, похоронив под своей тяжестью очередного нашего врага.

Острая боль от стрелы прожгла мое бедро, и я рухнул на песок.

Хьюго, закрываясь щитом и слегка пошатываясь, волок меч по земле в повисшей из-за раны правой руке. Шаг за шагом он медленно наступал на врага, выпускавшего в него одну стрелу за другой. Тамплиер, грозно заревел священную молитву, с каждым словом тяжело ступая на землю:

Pater… noster… qui… es… in… caelis… sanctificetur… nomen… tuum… Adveniat… regnum… tuum.

Первые лучи утреннего солнца выскочили из горизонта и легким багряным ореолом осветили могучего храмовника.

Весь облик его, неустрашимость его, воля его – слились в непобедимого воина света, идущего на последнюю битву со злом. Столь грозен был вид его, что одинокий наш противник дрогнул, выпустил последнюю стрелу и скрылся, оставляя за собой столб пыли.

Хьюго остановился, с тоской посмотрел на небо, вытер пот с лица и упал лицом в песок.

Собравшись с силами, я подполз к нему и перевернул, чтобы даже уже не услышать, а угадать последние слова.

Et dimitte nobis debita nostra.

Так, на чужой земле, под звуки непонятной и враждебной природы, под пение неизвестных птиц, под трескотню и жужжание странных и загадочных насекомых, воин ордена храма Хьюго де Немур умер от ран и закончил свой крестовый поход.

Мой долг перед павшими заставил меня встать и идти вперед. Нет, не ради собственного спасения, а для того, чтобы смерти всех участников этой вылазки не оказались напрасными, и соплеменники узнали правду о мужестве и стойкости отряда графа Роберта д’Артуа, младшего брата благочестивого короля Людовика Девятого.

Филипп замолчал, а король поднялся и произнес в общей тишине:

– Et dimitte nobis debita nostra. И прости нам долги наши. Да уж поистине, великие люди делают времена великими. Господа и дамы, я более не задерживаю вас. Пусть же ночь прогонит печаль из наших сердец, ведь завтра мы должны праздновать и веселиться на турнире. Спокойной ночи, а я хочу еще помолиться перед сном о памяти моих воинов.

Людовик взял под руку Маргариту и удалился. Оставшиеся проводили супругов почтительно склоненными головами.

Филипп д’Аркур обратился ко мне, отчетливо проговаривая слова.

– Прошу простить меня, если я невольно расстроил вас своим рассказом. Повторюсь, я был мало знаком с вашим мужем. Вижу, что он был чрезмерно преданный долгу человек. Ведь вы настолько прекрасны, что покинуть вас после свадьбы я не сумел бы даже по прямому приказу короля.

Он говорил любезности, а сам пристально изучал, рассматривал меня, как те дети, которые восхищенно любуются жучками, прежде чем начать безжалостно отрывать им крылышки и ножки.

Холодок невольного страха пробежался по моей спине.

Графиня де Блуа почувствовала мою неловкость и обратилась к остальным.

– Пожалуй, нам всем нужно поблагодарить барона за его рассказ. Однако время к молитве и ко сну. Всего доброго, дорогой барон, желаем вам завтра удачи на турнире.

Она подхватила меня и быстро увела за собой.

История загадочной гостьи. Турнир

Спала я той ночью очень скверно. Один кошмар сменялся другим. Первым пришел во сне мой муж, бледный и окровавленный, он протягивал ко мне трясущиеся руки и молил меня о чем-то своим взглядом. Я попыталась прикоснуться к нему, чтобы успокоить, но он рассыпался в серый прах. На его месте поднялся белый дым, из которого проступили очертания восточного города из желтого песчаника.

Караван верблюдов с поклажей медленно входил в высокие городские ворота. Я вглядывалась поочередно в лица погонщиков, торговцев, стражников, но не узнавала никого. Лишь один высокий человек, кутавшийся в темную накидку, прятал от меня свое лицо, как бы я не старалась его рассмотреть.

Внезапно налетел сильный смерч и развеял строения, людей, животных и поднял песчаный столп, из которой навстречу мне тяжело вышел тамплиер. Яркий плащ, сотканный из капель крови, колыхался на ветру за его спиной. Опущенный длинный меч в его руке оставлял глубокую борозду на песке там, где он прошел. Вдруг буря, ветер, шум – все разом стихло. Воин вскинул неподъемный меч на головой и с громовым ревом: “sed libera nos a malo” разрубил меня пополам, после чего рассыпался песком. Предсмертным выдохом я закончила его молитву: “Amen” и вырвалась из цепей жуткого сна.

Утро было под стать моей ночи – серое и пасмурное. Хмурые тучи низко нависали над землей и напоминали бушующее море, высокими волнами неслись по небу, накатывая и сталкиваясь друг с другом. Крупные облака поглощали мелкие и сливались в бурлящее темное полотно, которое ждало своего мига, чтобы разверзнуться проливным дождем.

“Хотя палящее солнце и зной были бы изнурительнее для состязания” – размышляла я, поглядывая на небо, по пути к ристалищу.

Благородные дамы, а также дворяне из свиты короля, не участвующие в турнире, переговариваясь, неспешно занимали места на трибуне. По бокам от Людовика с супругой, сидевших на возвышении в центре, разместились на правах хозяев граф и графиня де Блуа. Последняя, следуя своему правилу не отпускать меня от себя надолго, настояла, чтобы я села рядом с ней, благодаря чему у меня был прекрасный обзор.

Рядом со мной тихо переговаривались недавние молодожены: дочь короля Изабелла со своим супругом Тибо Наваррским. Юная королева Наварры дразнила мужа:

– Супруг мой, почему ты предпочел остаться со мной, вместо участия в турнире? Если бы ты только предупредил меня заранее, я бы выступила вместо тебя.

Супруг покраснел и смутился, но было видно, что он был влюблен в свою жену и прощал все ее колкости.

Тем временем толпа простолюдинов собралась у краев поля и громко обсуждала рыцарские приготовления. Повсюду бродили торговцы и громко предлагали всякие безделушки, еду и эль. Смех и крики заражали остальных общим весельем.

Раздался звук труб, и в центр поля выехал герольд турнира. Он остановился перед трибуной, поклонился королю и громко выкрикнул:

– По изволению его величества Людовика, короля Франции, в сегодняшний день турнира пройдет меле – столкновение, в котором все рыцари будут сражаться одновременно, разделенные на два враждующих отряда. Оставшиеся в строю участники завтра продолжат соревноваться умениями в одиночных боях на копьях. Победитель выберет королеву турнира и преподнесет ей венок. Кроме того, ему будет пожалован денежный приз в сто турских ливров. На третий день оруженосцы смогут помериться силами в бою на мечах, стрельбе из лука и борьбе. Наиболее достойные будут произведены в рыцари королем!

Оруженосцы с радостными возгласами подбросили свои шапки в небо и принялись обниматься, возбужденно подпрыгивать и похлопывать друг друга, будто рыцарское звание было уже у каждого в кармане.

Герольд неодобрительно взглянул на молодых людей, но видя, что Людовик благосклонно улыбается, продолжил:

– А сейчас участники приглашаются совершить круг почета, чтобы отдать честь королевской чете и благородным зрителям, почтить славных жителей графства де Блуа, а также представить себя, свои доспехи и гербы. После этого рыцари под предводительством барона Филиппа д’Аркура займут левую сторону поля, – герольд показал направление рукой, – а их соперники расположатся на правой стороне.

Первым, сверкая доспехами, показался Филипп д’Аркур. Плюмаж из ярких перьев на серебристом топфхельмском шлеме, развивающийся плащ, сюрко поверх искусных доспехов, круглый щит, попона, надетая поверх кольчуги на могучего коня, – все пестрело яркой желто-красной радугой фамильных цветов. И только на правой руке его виднелись лилии – знаки королевского отряда. Барона сопровождали трое пеших оруженосцев, которые несли запасное оружие и доспехи.

Один воин особенно выделялся среди них. Он шел, переваливаясь с ноги на ногу, пригибаясь и распрямляясь вниз-вверх. Подогревая интерес к своему уродству, он презрительно улыбался, потрясая мечом и нарочно дразня толпу, которая удивленно указывала пальцами на его горбатую спину.

С противоположной стороны поля выехал Жан Бургундский, граф Шароле, чью голову прикрывал лишь кольчужный капюшон.

Диагональные желто-голубые полосы украшали каждую деталь одежды и доспехов графа, а также амуницию его коня, в гриву которого слуги красиво вплели ленты этих цветов. За своим повелителем вышагивали вооруженные до зубов оруженосцы, гордо неся его украшенный перьями шлем, гербовый щит и фамильный баннер-пеннонсо.

Оба предводителя съехались у середины ристалища и поклонились зрителям на трибуне. Запели трубы. Герольд начал формальное представление, выкрикивая имена и титулы. И, если граф радостно кивал и махал всем вокруг, то, мне показалось, что барон сквозь прорези своего шлема неподвижно смотрит исключительно в мою сторону. С усилием я заставила себя отвернуться и деланно рассмеяться какому-то замечанию графини де Блуа. Будущие соперники поприветствовали друг друга и направили коней по малому кругу – каждый к своей стороне.

Остальные участники повторили этот ритуал и построились в шеренги, ожидая сигнала к атаке. За их спинами стали оруженосцы с реющими на ветру штандартами, готовые немедленно выбежать на поле, чтобы подать оружие или оттащить своего поверженного сюзерена из гущи битвы.

По словам Алисы Бретонской, в первый день для атаки допускалось только рукопашное оружие, а для защиты – щиты. Всадник, сбитый с лошади, мог немедленно сдаться и покинуть поле при помощи слуг или продолжить сражаться пешим. Кроме того, не допускалось намеренное калечение лошадей и добивание лежащего соперника. Я поблагодарила графиню, сама я давно не присутствовала на турнирах и не понимала правил.

Наконец был дан сигнал. Сдерживаемые дотоле лошади рванулись навстречу друг другу.

– Длина поля – шестьсот туазов, есть где развернуться, – радостно хлопнул в ладоши от предвкушения схватки Тибо.

Всадники воинственно кричали и размахивали на полном скаку мечами, булавами, моргенштернами, цепами разнообразных форм и длины, служившими для сминания, дробления, разрубания, крушения, в общем, – удобного уничтожения противников.

Послышался грохот первого столкновения. Лязг и звон оружия смешался с хрипами лошадей и стонами раненных. Отряд де Блуа уверенно держал строй. Его воины стремились атаковать и защищаться вместе, поддерживая своих товарищей. Их противники рассредоточились по полю и не могли ничего противопоставить слаженности групповой защиты.

Возбужденная первой кровью толпа одобрительно ревела. Знать на трибунах переглядывалась, кивала, гоготала в едином задоре, всплескивала руками и подбадривала свой отряд громкими криками. Удивительно, но простолюдины вели себя схожим образом: пихали друг друга плечами, подмигивали, недовольно махали руками или заливались смехом после удачного удара в противоборстве равных мастеров. Казалось, что все зрители слились в общем порыве восторга.

– Тактика “орел таскает птенцов” не дает успехов, – рассмеялся Тибо, явно болеющий за сторону де Блуа. – Барон надеялся, что более крепкие нормандцы будут легко сбивать оборонявшихся своими огромными булавами, но вышло наоборот. С каждой атакой д’Аркур разменивает своих пару на одного врага.

Действительно, уже четырнадцать рыцарей под руководством Жана Бургундского теснили оставшихся восьмерых противников. Филипп д’Аркур осознал, что если не изменить тактику, к завтрашней части турнира его отряд может остаться без рыцарей, способных держать копье.

Он громкими криками подозвал своих рыцарей и увлек за собой прочь от места, где происходила основная схватка.

Зрители разочаровано засвистели при виде такого позорного отступления. Воины де Блуа в горячке бросились в погоню и растянули свою линию. В этот момент беглецы разделились по команде предводителя на две четверки и, сделав неожиданный разворот в противоположные стороны, пропустили оторвавшихся от остальных троих лидеров преследования вперед и ударили им в спину. Хитроумный замысел удался, и вскоре оруженосцы, стараясь не попасть под копыта боевых коней, уже вытаскивали с поля валявшуюся на земле тройку раздосадованных неудачников.

Приунывшие было болельщики во главе с самим королем, вынужденным на протяжении всей схватки с кислым лицом отдавать должное отряду графа де Блуа, восторженно закричали при виде такой ошеломительной ловушки, воплощенной д’Аркуром и его людьми. Надежда снова загорелась в их глазах.

– Одиннадцать против восьмерых, – подсчитал рыцарей на поле Людовик. – Шансы растут.

К сожалению, сразу после этого произошло событие, омрачившее дальнейший ход турнира.

Один из рыцарей отряда де Блуа никак не мог совладать со своим конем. Как выяснилось позднее, животное было ранено отколовшимся в бою куском дерева от расщепленного щита наездника. Раздражение и боль от застрявшей занозы под попоной привело коня в полное бешенство. Он хрипел и крутился волчком, делал немыслимые попытки сбросить своего хозяина. В конце скакун грузно повалился набок, придавив телом своего седока, который с трудом смог высвободиться и даже подняться, хотя и выглядел оглушенным. Было очевидно, что воин не способен продолжать сражение.