Нефертити. В поисках света

– Семь жрецов несут носилки с Оракулом, и от того, двинутся ли они вперед или назад, зависит судьба вопроса. Считается, что Оракул, открывая свою волю, движет жрецами. Но на самом деле не движим ли он сам своими создателями – лукавой кастой столичных жрецов? Но разве это правильно, разве справедливо? – титулованный юноша смотрел на рукотворное воплощение новаторских усилий жреческой мысли. – Жесток ли создатель Вселенной – Великий Старец Ра? – продолжал вопрошать себя сын фараона. – Предание гласит, что люди, одичав в сердцах своих, стали бесчестить бога Ра, а это нарушало порядок мира и вело назад, к хаосу. Тогда Отец всего живого, дабы восстановить гармонию, позволил Себе гнев и попалил огнем божественной ярости солому – так называется разум, утративший веру в Создателя. Но вот, видя, что остаток человечества, прося пощады, взывает в жалобах и раскаянии, Великий Старец заплакал. Слезы, упав на землю, смешались с нею и стали плотью новых людей, созданных жалостью, милосердием Бога.

Принц в задумчивости опустил глаза.

– Человеку, желающему следовать путями духа, мешают химеры, порожденные жреческой фантазией. Они наполняют лабиринты его ума именами, запомнить которые в состоянии единицы. Как выбраться бедному, неискушенному сердцу из тьмы, населенной звероподобными богами ночного космоса и выйти в свет Дома Сияния? Кто, как не фараон – Сын Солнца, – возвестит Правду народу и освободит его от блуждания среди призраков прошлого? Миром не должен править Страх. Страх магических заклятий. Миром должна править Любовь! Любовь переполняет сердце человека и изливается через Уста в форме Благодарных Молитв, обращенных к Сердцу Творцу веков!

Принц напряженно думал и думал, изредка кидая косые взгляды на золотого идола.

– Что говорить? Мастерство скульптора, призванное убедить в существовании чудовищного бога, было безупречным. Левая нога монстра, обутого в изящные сандалии, решительно выдвинута вперед. Левая рука, согнутая в локте, сжимает золотой посох уас с венчающей его головой волка Упуата – Открывателя путей загробного мира, символизируя бесстрашие. Правая рука, прижатая к бедру, крепко держит золотой Анх. Наследник хорошо разбирался в мистике, посвятив ей под руководством жрецов отроческие годы. И потому короткая юбка синдон, облегающая тело бога и покрытая сверху треугольным передником, не остановила на себе его пристальное внимание. Также и торс, облаченный в защитную кольчугу, имитируя перья богини Нут, оставил его равнодушным. Но амулеты на предплечьях и запястьях фигуры монстра с изображением Ока Гора Уаджат, мистическое значение которого троично и сочетает в себе разум человека, зрение сокола и силу пантеры – качества, как уверяют жрецы, необходимые для посмертного Возрождения души, – вызвали в нем протест.

– Сердце человека, вверенное единому наместнику Бога на земле – правящему фараону, и есть амулет в царстве смерти. Любовь и доверие к Сыну Божьему становится охранной грамотой почившей душе и ведет, отражая препятствия, по крутым ступеням Лестницы в Дом Отца Веков! – вскричал сын фараона в негодовании. – При чем здесь голова овна? Да и ни один из богов пантеона Египта не при чем! Довольно сказок. Пора признать Правду.

Наследник вздрогнул. Ему явственно послышался голос, исходящий от бараноголовой статуи.

«Сын мой! Да узришь ты странствие благочестивых фараонов, которые не перечат воле Бога. Да получишь ты благословение и власть на счастливое царство, и полноту вечной Жизни своего Имени, длящуюся Миллионы лет. Да откроет тебе Верховный жрец Аменрес данной ему властью тайные мысли Бога. Бога царствующего Дома, царя всех богов Египта – Амона-Ра. Да усладишь ты Его сердце своими щедрыми подношениями и да не узришь смерти вовек!»

Голос сей желал завладеть не только слухом, но и всем телом наследника. Страх, холодящий жилы, внезапно подступил к сердцу. Но разум, несмотря на юный возраст, оказывал сопротивление. Тогда возникла острая боль. Принц вскочил и судорожно охватил обеими руками голову.

– Милостивыйй Атон! – позвал он и понял, что потерял голос и просто открывает беззвучно рот, точно рыба, выброшенная на берег Нила. – Хеви, Учитель! – не сдавался он, и тут же обрел дар речи.

«Я пропал!» – молнией пронеслось в его голове.

И одновременно другой Голос – властный и совершенно спокойный – произнес:

– Гони страх прочь. Это лишь начало пути фараона-Феникса. Голос Амона – иллюзия жрецов. Ты слышал про их ловушки, теперь ты узнал уловки манипуляторов в деле. Ты – избранный. Ты знаешь, как поступать, слушая лишь свое сердце – сердце Сына Солнца!

Наследник облегченно вздохнул и смелость духа вернулась к нему. Он обвел взглядом тайную комнату «говорящего бога» и увидел у входной двери золотой кувшин и золотую чашу, стоявшие прямо на полу. Подойдя, он хотел было выпить вина, которое разглядел, но вдруг усомнился и, оскорбленный формой подачи, раздосадованный ситуацией в целом, дал волю чувствам и отбросил приборы носком сандалии, сделанной из кожи свиньи. В мире религиозных символом свинья является животным бога Сета. Совершив это, принц невольно рассмеялся и приписал проявленный гнев богу, олицетворяющему силы хаоса и разрушения, единственному богу, изображаемому на подошве сандалий фараона. Из чего следовало, что, ступая, фараон каждый раз символически участвует в битве света и мрака, становясь победителем последнего. Наследник скрестил на груди руки.

Отправляясь в путешествие, он предпочел взять с собой сандалии, сделанные из кожи, и теперь был доволен. Если бы он предпочел коже свиньи золото, то давно бы стер нежные ступни ног и еще получил бы мозоли на больших пальцах. Золотые сандалии не предназначены для длительных прогулок. Фараоны и их наследники могут ступать только на священную землю храмов и дворцов, а в остальных случаях они обязаны передвигаться на колесницах или на царских паланкинах. Эти правила игры принц давно усвоил, но соблюдал не всегда.

– Царь обязан каждую минуту быть готовым сразиться с хаосом жизни, – заключил он, довольный произведенным выбором. Он посмотрел на пол. Из опрокинутого кувшина вытекло вино, образовав темное, похожее на кровь пятно зловещей формы.

«Все что угодно могло быть там», – утомленно подумал наследник и увидел в углу серебряный горн. Вспомнив слова Аменреса, он вновь пришел в ярость.

– Сердце Бога предлагает мне открыть Аменрес, будто он им владеет. В сердце каждого человека, как маленький ребенок, живет Бог. И тот, кто услышал Голос внутри своего сердца, тот пробудил в себе Бога. И Этого Бога человек должен принести в дар Сердцу фараона, чтобы сотворить Маат. Но Аменрес желает, чтобы в руках Сына Атона сверкал меч завоевателя, а в руках жреца – жезл и бич фараона. Природа наделила меня слабым телосложением, и мне далеко до боевого величия предков. К тому же, я часто сомневаюсь и потому медлю с принятием решений. Я боюсь вида крови, ненавижу охоту, убийства и смерть. Я – за мир без войн и насилий. Атала, победивший дикого льва лирой, а не копьем, – мой идеал! – мужественно произнес принц и в этот миг несказанно похорошел. Он стал будто выше ростом, осанка его обрела царственное величие.

Уверенно подняв горн, протрубил он три раза. И зычные звуки инструмента мгновенно покатились по пустынным закоулкам Лабиринта, множась бесконечным эхом. Наследнику почудилось, что началось землетрясение, и горы сдвинулись со своих мест, и сейчас его накроет лавиной. Он закрыл уши руками и так стоял, в буре и грохоте, пока не открылась дверь и на пороге не возник бывший Верховный жрец.

– Ваше Величество вынесло решение, и каково оно? – дождавшись тишины, вопросил вежливо Аменрес.

Принц, уставший до смерти от шума и голосов разного рода, от напускной вежливости и навязчивости старого политикана, от которого за версту веяло преступлением перед родом человеческим, с досадой изрек:

– Для смещения досточтимого Панеркама с должности Верховного жреца Амона в Карнаке должны быть веские основания, и я, признаюсь, не нашел ни одного из них, кроме того, что Первый слуга Бога ранее занимал должность «носителя опахала» моего отца – правящего фараона Аменхотепа III, Нефер-Неферу-Амон-Ра. Но то ступени иерархической лестницы в порядке принятых страной правил. И я, прежде чем продолжить важный разговор для нас обоих, требую немедленного своего освобождения, свежего воздуха и воды, которую при мне испробует жрец. Я достаточно измучен жаждой и изможден насилием.

Наследник утомленно замолчал, и по всему было видно, с каким трудом ему далась произнесенная речь. Аменрес выразительно потоптался на месте, показывая, что замочил ноги в образовавшейся луже вина, пролитого не случайно, а как месть фараонова, хотя и малая. Но он-де прощает и чувствует, что показательная программа закончена и в самом деле пора переходить к следующей главе жизни великого принца.

6. ЗОЛОТО ЛАБИРИНТА

Аменрес хлопнул в ладоши три раза. Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился слуга. В почтительно согбенной позе вошел он, держа поднос с двумя серебряными чашами и двумя кувшинами – золотым и серебряным. Лицо молодого служителя имело покорное выражение и глаза его были опущены.

Принц утратил дар речи. Его поразил факт отсутствия грохота.

– Вот так я шутить изволю с дорогими сердцу гостями. Эхо – безусловный житель сих мест, но вполне безобидный. И в моей власти менять силу его голоса. У меня, признаюсь, много фокусов разных. Как-нибудь покажу на досуге, если сын фараона позволит.

Крупными пальцами, унизанными перстнями, Аменрес поднял одну чашу и налил содержимое из серебряного кувшина.

– Лунная вода из источника Хонсу – божественного Сына Амона, лучшая для утоления жажды и очищения от горячих мыслей дня! – сказал жрец и, сделав большой глоток, наполнил вторую чашу.

– Золотой сосуд наполнен водой, взятой из подземного святилища Амона. Это воистину живая вода. Она возродила не одну жизнь. И если бы ныне правящий фараон был благоразумен, то не лежал бы сейчас в немощи, страдая далеко зашедшим недугом. Ведь, чтобы властвовать и повелевать, необходимо поддерживать источник могущества, не правда ли?

– По-вашему, жрец, исключительным источником могущества являетесь вы, Аменрес? Ведь храмы Амона не закрыты. Вот только Вас нет на прежнем месте. Мне жаль, но пока я не в праве изменить положение дел.

Жрец хмыкнул и горько поджал губы в знак понимания. А принц осторожно пригубил лунной воды и, почувствовав ее освежающую прохладу, быстрыми глотками осушил до дна поднесенный сосуд и сказал, что готов продолжить путь.

– Сын фараона не желает воспользоваться удачей и, довольствуясь водой Сына, отказывается испить воды Отца? Неужели Амон ему так ненавистен? – льстиво улыбаясь, вопросил Аменрес, но так и не услыхал ответа.

Покинув комнату бараноголового бога, принц оказался в одном из коридоров Лабиринта, в окружении молодых жрецов. Стройные, как перья богини Маат на ее короне, почтительно расступились они, пропуская человека, тело которого согнули годы.

– Хранитель Лабиринта Камес – единственный, кто различает по звуку собственных шагов и по эху отворяющихся дверей, в какой части сего Града он находится, – с восхищением представил старика Аменрес.

Принц внимательно оглядел Камеса. Время, проведенное во мраке Города Призраков, наложило неизгладимую печать на его внешность. Кожа худого лица походила на стены, испещренные письменами тысячелетней давности, а весь он выделялся среди прочих, как мумия среди живых, и сразу становилось ясно, что Камес – воплощенная жертва, вся жизнь которого без остатка отдана изучению планов пустынных храмов и одичалых дворцов, погруженных в вечную ночь забвения. Камес поцеловал пол у ног принца и, выпрямившись, насколько ему это возможно, склонил голову, давно лишенную волос к правому плечу, и скосил вопрошающе внимательный левый глаз на Верховного жреца. Аменрес утвердительно кивнул, и хранитель Лабиринта ринулся вперед походкой, удивившей принца, не ожидавшего от столь почтенного возраста такой скорости и сноровки.

Они шли и шли по пустым коридорам и темным, ветшающим залам дворцов, но так и не вышли на свежий воздух, как об этом мечтал юный наследник. Миновав еще несколько пустынных и темных обителей, они двигались дальше в пустоте заброшенных людьми и забытых богами строений. Воздух был спертым и крепко отдавал затхлостью, словно настойки и волшебные снадобья царского лекаря Пентахи. А они все шли в свете факелов, несомых жрецами, вдоль стен и колонн, испещренных иероглифами и рельефами, мимо величественных статуй фараонов с их обожествленными супругами, чьи имена принадлежат камням истории и свету звезд. Порой путников встречали высохшие стволы деревьев давно покинутых садов и растрескавшиеся камни пустых водоемов, с лежащими на дне человеческими скелетами, обтянутыми иссохшей кожей, как и обещал опальный жрец вначале. И вот, когда принц почувствовал, что страшно утомлен, они вдруг оказались у колодца со ступенями, круто ведущими вниз.

– Будьте любезны, наследник, бесстрашно проследовать за мной. И Вы запомните навсегда этот час своей жизни! – произнес загадочно Аменрес и начал спуск вслед за Камесом и двумя жрецами. И принцу ничего не оставалось, как принять предложение. Путь был не из легких. Узкие ступени не знали конца. Спертый воздух вызывал головокружение, но он не хотел просить помощи у врага. Шатаясь, едва не падая, вместе с остальными он сумел достойно преодолеть ненавистные ступени и с радостью ощутил под ногами ровную площадку. Темное пространство, подобно камере пирамиды фараона Хуфу, окружило его со всех сторон, и принц почувствовал себя замурованным заживо.

– Вот мы и у цели, дорогой наследник! – вскричал диким голосом опальный жрец Амона.

Принц вздрогнул. Его глаза, привыкшие к свету факелов, различили несколько истлевших скелетов, прислоненных к стене и застывших в нелепых и страдательных позах.

– Горе рухнуть, Солнцу взойти! – строго воззвал жрец, и в руке его засверкал золотой Ключ фараона Аменемхета. На темной стене высветились очертания двери. Аменрес поцеловал большое рельефное изображение равнобедренного треугольника с сияющим посреди Оком Ра, вставил в зрачок Ключ и повернул три раза. Каменная дверь с глухим стоном отодвинулась, и Камес, и факелоносцы вошли первыми.

Наследник застыл на месте. Его взору предстали сверкающие золотые горы. Тысячи предметов блистали, соперничая в разнообразном блеске и величии. Это были золотые статуи богов, колесницы царей, расписанные золотом погребальные лодки и роскошные ложа фараонов. Тут и там искрились массивные ожерелья, кольца и браслеты, властно мерцали троны из чистого золота, переливались драгоценными камнями короны всех известных и неизвестных принцу царств. Золотые рукояти мечей и наконечники копий, парадные золотые щиты, тысячи священных сосудов и столовых приборов из дворцов и храмов, золотые сандалии и сакральные регалии фараонов эпох, удаленных и забытых. Это были несметные сокровища фараона Аменемхета и его ослепительные тайны. Все горело, цвело самоцветами, разило наповал.

«За владение этими призраками гибли царства, рушились судьбы, перекраивались карты мира и целые континенты погружались на дно океана!» – подумал вдруг принц. Он смотрел на золотое великолепие с охватившим его душу восторгом юности и презрением мудреца. Накатывалось знакомое удушье. Жуткие, невеселые мысли нанизывались одна на другую в голове юного наследника. Он молчаливо созерцал зловещую красоту сокровищ Лабиринта, и яркие блики огней гуляли по бледной и застывшей маске его лица.

«Где-то здесь хранится и золото атлантов – клад фараона Аменемхета, для которого и был сооружен Лабиринт», – подумал принц и мгновенно вспомнил царя Аталу и с ним – гигантского льва, шерсть которого искрилась, подобно живому золоту в солнечных лучах.

«Дух выше души, душа выше тела. Я хотел повстречать Бога. Лицом к Лицу. Все боги были людьми, а люди – смертные боги! Познай эту истину!» – сказал Атала, представ в вещем сне наследнику во владениях Сфинкса.

– Золото! Только оно непреходящая ценность мира! – раздался свирепый шепот Аменреса. – Только оно – твой единственный и преданный друг, твой щедрый покровитель. Золото – твой единый Бог. Твой дух питается им, твоя сила умножается при взгляде на великолепие золотых сокровищ. Что может сравниться с любовью к золоту? Чье нежное сияние дарует сердцу несравнимый восторг неувядающей, нетленной красоты и счастье быть богоравным, сокрушая империи? Во славу Амона или Атона? Но не все ли равно тебе имя какого бога будет входить в титулатуру твоего имени? Твои статуи фараона, сделанные из чистого золота клада Аменемхета, будут смотреть чрез века и приводить в страх и трепет сердца народов перед Твоим величием, обретшим славу вечности. Вот они – ключи мира – в Твоих, наследник, руках! Вот оно – настоящее творчество: власть! Соглашайся! Только Ты и Я. Только Мы и наш друг Золото. Вместе мы будем править Египтом. К нам, ища защиты и помощи, придут цари мира, привлеченные блеском могущества нашего друга Золота. Мы станем Законом и Силой. В нашей власти пребудут все тайные книги, дающие господство над миром природы и сердцами людей. Нити всех судеб, живущих под солнцем, будут намотаны на большие и указательные пальцы наших рук. О, Великий Господин Золото! Самые красивые женщины возлягут у ног Твоих, сын фараона!

Аменрес умолк внезапно. Он не смотрел на принца. По всему телу жреца пробегали волны дрожи. Он весь покрылся испариной. Рядом с ним стало совсем нечем дышать. Принц не проронил ни звука, и лишь взгляд его выдавал борьбу чувств, происходившую в душе.

Наконец бывший жрец вновь овладел собой и, надев маску бесстрастного оракула, произнес:

– У юного моего друга будет время все обдумать. Вечность не обещаю, но приятную атмосферу гарантирую. А сейчас мы покинем великое капище. Наследник не возражает?

Жрец метнул молнию взгляда на сына фараона.

– Мы идем в мою резиденцию, где я позволю – для блага будущего правителя – преподнести еще один урок Его Величеству, прежде чем он покинет стены моего гостеприимства.

Жрец двусмысленно улыбнулся.

– Чтобы нам не помешали в пути, – продолжил он уже зловеще, – а я знаю, меня известили в том, что Ваше будущее Высочество разыскивают, – мы вынуждены идти этими тайными подземными ходами.

Здесь Аменрес позволил себе рассмеяться, но быстро одумался и в знак уважения принял прежнюю маску сдержанного величия и покорности.

– Путь не короток, но и не чересчур утомителен, – продолжил он. – Расстояние от нашего нынешнего местоположения не превышает трех-четырех часов при быстрой ходьбе. Принц молод, и такая прогулка, хотя и вынужденная, пойдет ему во здравие. Не все же передвигаться на носилках, словно немощному и дряхлому старцу.

На этой фразе жрец снова засмеялся, явно намекая на знакомое обоим лицо. Смех у него был резкий, не сулящий ничего хорошего.

– Перед дальней дорогой я осмелюсь вновь подкрепить наши силы, – сменил он тон на более благожелательный. – Но на этот раз я предлагаю целебный бальзам, составленный из цветов, листьев и корешков четырнадцати трав, сорванных в особые часы суток и различные фазы луны в горах, лесах и тайных оранжереях.

Принц вопросительно посмотрел на Аменреса, и сильное недоверие прочиталось в его глазах.

– Духовный учитель Вашего Величества – зодчий Аменхотеп, сын известного Хапу, – теперь больше занимающийся составлением волшебных смесей из трав, камней и необычных веществ…

– Вы хотите сказать, что к вам попал бальзам Хеви? – удивился принц.

– Да, знахарь и магистр священной магии, именуемый в народе Хеви, сотворил этот воистину божественный эликсир для правящего фараона. Мои люди сумели изъять его из лечебницы дворцового лекаря Пентахи. Самонадеянный врач хранил ее открыто в одном из своих ларцов. Так, без какой-либо охраны. Хотя бы вроде силы заклятия. Так нет. Не стоит принебрегать нами! Возможности жрецов Амона, как видите, почти безграничны. По крайней мере дворцовые стены им не преграда.

Аменрес самодовольно улыбнулся и потер мизинцем клювообразный нос. Вдруг он испуганно заморгал.

Следы внезапной и сильной усталости накинули смертельный покров на лицо наследника. Большие глаза его распахнулись и застыли в неподвижности, глядя в пространство перед собой. Из гортани его, казалось, рвались наружу, искали себе свободу чувства и мысли, форма которых была страшна в своей непредсказуемости. Это продолжалось с минуту. Потом глаза юноши закрылись, и лицо его совсем скоро приняло обычный свой вид. Все застыли в потрясении. Аменрес стоял, как вкопанный и долго, очень долго молчал. Глаза его – острые и жесткие – сверлили глаза принца, будто желали схватить и похитить через них душу.

– Хотел бы я знать определенно цвет Ваших волос, наследник. Когда Вы имели счастие родиться и меня в числе избранных позвали на смотрины во Дворец, я, к несчастию своему, не смог разглядеть ни пушка на голове новорожденного. Почему бы это? Ваша матушка, царица Тийя – Да будет жить она Миллионы Лет! – говорят, красит свои волосы. Впрочем, она носит дюжину париков.

Аменрес замолчал, поводя клювом хищного носа из стороны в сторону.

– А позвольте узнать, почему приводит в беспокойство жреца Аменреса цвет моих волос? – вопросил принц довольно безразличным тоном.

– Принц знает, в чем дело. Он не может не знать. Так какой цвет Ваших волос?

– Смею разочаровать настойчивость жреца и оставлю за собой право сохранить сие в тайне. Пусть Аменрес гадает в долгие часы бессонницы и мучается этим вопросом, – ответствовал наследник с коварной улыбкой.

– Дорого бы я заплатил за это знание! – не унимался старик.

– В таком случае я хотел бы посмотреть на Ваши волосы, Аменрес!

Принц улыбался.

Жрец взял себя в руки, и зловещая маска спокойствия, одна из дюжины масок, находящихся в запасниках заядлого властолюбца, водворилась на лоснящемся лице.

– Оставим выяснения обстоятельств до лучших времен. Но мы-то знаем нашу тайну, и Вам, наследник, в отличие от меня, есть что терять! – воскликнул вдруг опальный жрец и положил по-братски руку на плечо принца, на что тот удивленно посмотрел, и властный старец вынужден был извиниться за допущенную в обращении фамильярность.

– Что ж, таким образом, мы остановились на бальзаме Вашего Учителя. Осмелюсь предложить Вам оценить его волшебные свойства! – сказал он успокоенным тоном и, растекаясь благожелательностью, открыл небольшую бутыль из толстого синего стекла, все еще находившуюся в его крупных руках. Он налил немного ценной жидкости в маленькую золотую чашечку в форме цветка лотоса, прикрепленную цепочкой к сосуду, выпил, облегченно вздохнул и, предварительно ополоснув «цветок» лунной водой, поднес усталому принцу. Тот выглядел совсем выбившимся из сил и не стал отвергать лекарство.

Тем временем крепкий старик продолжил:

– Пути из Лабиринта подобны паутине. Одни ведут и к Великому Сфинксу, и к его подземным храмам, давно никем не посещаемым. – Жрец с хитрой тревогой взглянул на своего высокого узника и продолжил заговорщицким голосом: – Другие пути представляют дорогу в страну пирамид. Но мы идем в Мемфис!

Аменрес тревожно поднял плечи и словно нахохлился.

– Видите ли, дорогой наследник, я ведь тоже кое-что умею из старушки-магии. Смотрите внимательно! – крикнул он и затем перешел на неразборчивый шепот.

Принц насторожился, неотрывно следя за странными действиями Аменреса. А тот на глазах стал стремительно уменьшаться в размерах.

– Раз! – и его полная грудь покрылась черными птичьими перьями, руки исчезли, а на спине выросли настоящие крылья.

– Два! – Принц опустил взгляд и не увидел ног жреца. То, что недавно было полными ногами крупного человека, стали тонкими, но сильными птичьими лапами с цепкими когтями.

– Три! – На наследника смотрел то ли коршун, то ли ворон с черным клювом, хищно загнутым вниз.

Принц тихо ахнул. В глазах у него поплыли: адское пламя сверкающих сокровищ Лабиринта, каменные стены подземного хода с пляшущими тенями и истлевшими скелетами, восхищенные лица молодых жрецов и спокойно-сострадательный жест старого Камеса.

– Четыре, пять! – Аменрес резко взмахнул крыльями настоящего ворона, взмыл под потолок и, сделав пару кругов над застывшими внизу людьми, раскатисто каркнул, о чем-то предостерегая или устрашая. Затем он со свистом и клекотом устремился прочь и растаял в густой тьме бесконечного Лабиринта.

Камес улыбнулся. Он повернул высохшее лицо к наследнику и ободряющим голосом ожившей мумии произнес:

– Я доведу до места назначения Ваше Величество. Прошу не беспокоиться. Через четверть часа мы встретим людей с носилками, и нам помогут.

Юноша тяжело дышал.

Вдруг из мутного овала зеркала, висевшего на груди Камеса, на бледного принца глянула пылающая золотая голова Овна. Мертвенно и тускло смотрели глаза животного в глаза принца.

И тут же раздались громкое карканье и нарастающий звук хлопающих крыльев.