Нефертити. В поисках света

«Дочь богов!» – подумал принц и, потрясенный, отпрянул.

Стройная фигурка самой Хатор – грациозная в лунном сиянии – внезапно явилась его взору.

– Будто сошла по лунному лучу!

Но богиня смотрела с легкой тенью гнева, и это завораживало.

– Кто посмел нарушить покой Великого Стража в час Сокара? Живые спят в своих домах, а здесь – удел мертвых! – услыхал наследник повелительный голос и не сразу смог разлепить сомкнутый сном рот. Он молчал и, зачарованный, следил за каждым взглядом, каждым жестом пришелицы. А та рассмеялась, будто колокольцы зазвенели на ногах танцовщиц, и подошла к спящей Баст. На девушке было белое платье из тонкого льна, обтягивающего худенькую фигурку, короткий черный парик по последней моде, золотой воротник усех и дорогие браслеты самой утонченной работы. Было ясно, что она принадлежит к знатному дому. Быть может ее отец – везир?

– Чудесная пантера! Ты, вероятно, принц? Только сын фараона имеет право владеть таким животным, – разоблачила сразу его высокое происхождение девушка, и он обрадовался, так как в этом сказался ее смелый ум и знание жизни.

– Да, ты права. Я – наследник правящего фараона! Я прибыл сюда, чтобы получить пророческий сон! – воскликнул гордо царственный отпрыск.

– Так мы спим оба? – усомнилась девушка.

– Если мы спим, то нам позволительно делать все! Ты так прекрасна! – оживился радостно принц.

Он быстро поднялся с ковра и, не раздумывая, поцеловал красиво очерченные губы богини.

– Нефертити, – произнесла та и в ответ прильнула к пухлым губам принца, а ее ладони нежно коснулись его лица, еще не знавшего в своей юности лезвия цирюльника. Она заметно наслаждалась моментом и поцелуй их длился, и длился. У принца закружилась голова и восстала плоть. И девушка, почувствовав смущение, мгновенно прервала томную пытку. Возможно потому, что она добилась, чего хотела?

–Я жрица – богини Маат! – отстраняясь, сказала она, гордо смерив его взглядом.

– О! А я думал, ты – богиня Хатор! – сделав разочарованное лицо, молвил он.

– Быть жрицей очень достойно. Мой отец – Великий Провидец в храме Атона. Он – Первый из Видящих – Ур маа Горатон.

– Вот это да! У меня к твоему отцу есть важное дело.

Принц попал в плен красоты, как птица в силки.

– Но кто тогда твоя мать, Прекрасная? – интересовался он все больше.

– Никогда не видела маму. Отец говорит, что моя мать была, как и я, жрицей, но умерла при родах. А я думаю, что она и есть самая настоящая богиня!

Девушка вела себя дерзко, высокомерным тоном заглушая давнюю душевную боль. А юноша смотрел на нее с нескрываемой любовью до тех пор, пока в ответ ее миндалевидные глаза не озарились светом, будто внутри них зажглись невидимые лампады.

– «Все боги были когда-то людьми, а люди – смертные боги!» – молвил таинственно наследник.

– Так говорит и мой отец! Ты знаком с ним?

– Несколько лет назад я посещал город Обелисков с царицей Тийией. Ур маа доводится матери родным братом. Младшим. А мне, стало быть, дядей. Но тебя я не помню. Где ты скрывалась?

– Ездила учиться в Дендеры. Два года провела у жрецов Исиды. И, наконец, стала жрицей Маат.

– Понятно, ты хотела познать истину. Так ты видела богинь? Или только их статуи, фрески?

Нефертити смерила говорящего взглядом и вдруг начала танцевать.

– Смотри, на меня! Этот танец – хвала Атону Благословенному. Его лучше исполнять на восходе и на закате. Но мой бог всегда в сердце моем и потому я танцую, когда хочу, когда я слышу Голос в моем сердце!

– Вот та, о ком предупреждал сегодня Хеви и мечтала моя мать, говоря, что я должен выбрать женою ту, с которой при встрече в сердце моем появится боль и мне захочется умереть! – подумал он, но вслух, покраснев, произнес со властью:

– Ты станешь богиней, когда выйдешь за меня замуж!

Принц осекся. Он сказал это будто помимо воли, будто кто-то другой молниеносно и за него принял решение. Важное, роковое.

– Я всегда знала… – прекращая танец, произнесла Нефертити, устремив взгляд на Сфинкса.

– Что именно ты знала? Так ты согласна? – напрягся сын фараона.

– С чем? Что я стану богиней, стоит мне надеть на голову предмет ювелирной работы из золота? Моя любовь к Богу божественна и бескорыстна! – с надменной усмешкой заявила дочь жреца.

– Надеть корону Великой супруги Египта – значит стать Дочерью Солнца и получить власть вершить судьбу Египта! – у наследника перехватило дыхание от возмущения и гнева. – Ты мне показалась умнее. Я ошибся, – произнес он и отвернулся, чтобы уйти.

– Фараон не может повернуть вспять течение великого Хапи!

– Дерзкая девчонка! Во власти фараона сделать жизнь народа Египта счастливей! – он замер на полшаге и слушал спиной.

– Как наследник добьется этого? – искренне удивилась она.

– Открыв Правду, что скрывают жрецы от народа, погрязшего в тине суеверий. Бог Един и Один. Бог не в статуях, а в душе фараона. Именно он есть дыхание жизни, податель благ, справедливый Судья и защитник слабых от произвола сильных. Он есть Правда божья на земле!

– Тогда конец миру, а тебя, и меня убьют. Жрецы – самый влиятельный клан Египта, и они счастливы, собирая дань с молящихся многочисленным богам. Чем больше богов – больше ритуалов, больше жертв, больше золота в их казне. Богатые и влиятельные, они окажут сопротивление. Прольется много крови, и черная земля Кемет сделается красной. Твое имя облекут позором и предадут проклятию!

Нефертити, говоря это, обошла принца и закончила последние слова, уже стоя перед ним и гневно качая красивой головой, отчего серьги в ее ушах тревожно звенели.

– Цена Правды высока. Но если ты знаешь Правду, то скрывая ее во имя Лжи, не делает ли это недеяние тебя проклятым перед лицом Единого? Я говорю это в месте Первого времени, когда Великий Сфинкс был явлен здесь как Солнечный Бог обоих горизонтов, в месте, где выросли пирамиды Древнего царства, когда фараон был сошедшим на землю Сыном Бога, и каждый человек знал свое место и ценил божественный порядок.

Прекрасная перестала качать головой. Она молчала, внимательно разглядывая принца. Слишком быстро менялась ее жизнь. Наконец, она взяла его правую руку в свою и, поднеся к губам для поцелуя, вдруг заметила на большом изнеженном пальце юноши интересный перстень – золотой и массивный, с сияющими алмазами. Такого необычного перстня она никогда не встречала прежде. Он будил в глубинах ее памяти что-то трагично-прекрасное. Тринадцать камней насчитала она.

– Значит ты и есть Феникс Египта. Отец говорил мне, что настает время Феникса! – сказала она так, будто вынесла ему и себе смертный приговор. – Но я бы хотела получить от принца памятный знак. Подарок. Чтобы проснувшись наутро, мне не забыть о моем согласии стать Дочерью Солнца! Мне нравится твой перстень.

Теперь задумался он.

– Я хочу отправиться с тобой в покои фараона Хуфу. Там и только там ты получишь то, о чем просишь, – после минутного молчания предложил он.

Зрачки Нефертити расширились.

– Саркофаг Хуфу может быть опасен!

– Так испытаем судьбу! – воскликнул принц, высокомерно вскинув длинный подбородок. – А перстень не только красив. Он есть тайна! В путь?

Большие глаза юноши уставились на дочь жреца. Миндалевидной формы, с толстыми веками, опушенные густыми щетками черных ресниц они напоминали ей глаза молодого жирафенка. Красивые глаза с задумчивым выражением на узком лице с высокими скулами и полными чувственными губами. Наследник, однако, имел привычку щуриться, защищаясь от солнечных лучей и настырных взглядов жрецов, и потому временами глаза его получали еще сходство с глазами кобры. Фигурой же он походил на кенгуру: узкие плечи и широкие бедра. Юноша был обнажен, а на изящных ступнях его блестели золотом сандалии тонкой ручной работы.

– У тебя красивые глаза! – похвалила дочь провидца и улыбнулась. – Ладно, будь по-твоему! – согласилась она и взяла его за руку.

Он радостно улыбнулся в ответ.

– Как твое имя? – спросила дочь жреца.

– Все обязаны знать имя правящего фараона и имя его наследника! – оскорбился он.

– Аменхотеп! Вспомнила, – без тени смущения ответила она, горделиво качнув головой в коротком парике, и цепочки в его косичках зазвенели.

– Вот и прекрасно. Но поскольку мы находимся во сне, то следует помнить, что нам можно многое желать, нам многое простится и нам не составит труда попасть в место Великого Возрождения.

Наследник, вдруг артистично щёлкнул языком и бережно обнял девушку за тонкую талию.

– Вот найден вход. Отвалена плита, – произнесла Нефертити тихо, вслед их молниеносному перемещению.

Войдя в кромешный мрак гранитного склепа с единственным предметом, стоящим в нем, оба замолчали, невольно почувствовав непередаваемый страх. Они крепко обнялись и услышали, как сильно бьется сердце каждого. В молчании, передвигаясь на ощупь, преодолев довольно высокую стену каменного гроба, втискиваясь в щель, которую оставляла сдинутая стопудовая его крышка, принц оказался на дне узкого, не более трех локтей в ширину, тесного ложа и позвал Нефертити. Его голос гулко зарезонировал под гробовым сводом.

– Какое совершенство мрака! – воскликнула в изумлении видавшая уже много таинственного дочь жреца. – Словно я попала в домирный хаос. В тот самый, до Дня Творения. Я теряю чувство тяжести и становлюсь невесомой. Материю поглощает мрак и лишает мое бытие настоящего…

Нефертити легко, как перышко богини Маат, перенеслась сквозь толстую стену саркофага, и влюбленные оказались рядом в действительно тесном пространстве.

– Как холодно объятье каменного ложа. Но вместе нам тепло? – шёпотом произнес принц, и она ощутила горячее дыхание и терпкий, волнующий запах царских умащений, а он уловил пьянящий дурман голубого лотоса, исходивший от ее парика.

– Существует легенда, по которой фараон Хуфу, предчувствуя близость Горизонта Событий, решил испытать судьбу и провел здесь ночь, – торжественно шептал он. – В своих видениях ему было явлено Древо Жизни и сказано, что только Любовь к Единому дарует его душе блаженство вечности в Царстве Благословенного. И тайна сия велика и для смертных глаз невыносима. Тогда фараон, повинуясь зову мудрого сердца, распустил гарем и произнес Клятву Верности. И Хуфу сдержал данное им Слово и до самой смерти был верен Великой Супруге. Потому что осознал, что Любовь к Единому есть ограничение во всем остальном. Во всем самом сладком! – закончил наследник.

– Я согласна с Хуфу! – обрадовалась Нефертити.

– Тело – гробница души. А ее свобода – добрые мысли и добрые дела.

Нефертити испуганно молчала, и принц вдруг ощутил на лице своем слезы девушки. Он и она лежали, в виду тесноты саркофага, прижавшись: грудь к груди, живот к животу и ноги к ногам.

– Но фараон имеет гарем, а в нем сотни красивых наложниц. Так всегда было! – горестно воскликнула она.

– Мы произнесем Клятву Верности. Сейчас!

И далее, не давая ей вставить слова, наследник повелительно воскликнул:

– Клянись, что Нефертити, дочь Великого жреца храма, где обитает дух древнего Ра-Хорахти, надев венец Великой Супруги фараона Аменхотепа IV, будет верна ему до своей смерти!

У девушки перехватило дыхание и язык налился свинцом, а по ее стройному телу прошлись вверх и вниз волны смертельного холода. Ее знобило, как в злой лихорадке.

– Клянусь! – делая невероятные усилия, прошептала она, не попадая зубом на зуб и не узнавая своего голоса.

– Клянись, что если оборвутся струны моей жизни, а ты будешь еще дышать горячим воздухом Египта, полным песка и зноя, и пить из золотого кубка воду чистого источника Атона, который я возведу в благоуханном саду дворца Великой жены фараона, – то привезешь безмолвную мумию, бывшую когда-то телом возлюбленного своего супруга и положишь в эту гробницу! – возвысив голос, перечислял и требовал наследник, дрожа, как ива на ветру от нервного напряжения.

– Клянусь! – в большом изумлении клятвенно прокричала Нефертити громко. И услыхала в ответ, точно гром в горах:

– Я, Аменхотеп IV, торжественно обещаю быть верным до конца дней Нефертити – Великой Супруге фараона Аменхотепа IV! Клянусь! В свидетели призываю Единого бога Египта – Солнце Сфинкса – Атона-Ра!

Наследник снял с пальца поразившей ее перстень и надел его на указательный пальчик притихшей красавицы. Но перстень был сильно велик и свалился, и Нефертити со вздохом огорчения вернула владельцу его дар.

– Ты очень добр. Спасибо.

– Не удивительно, что тебе он не подошел по размеру. Он велик и мне. Подарок Учителя Хеви.

– Подарки не передаривают. Я пожелала чужое. Извини, пожалуйста.

Принц сделал выразительную паузу.

– Владелец кольца невидимо связан с высшими силами, которые его охраняют.

– Я не имела права просить, прости еще раз. Но наследник полон тайн. Это волнует. Поцелуй меня, – попросила она тихо.

– Перстень – отлично, но Великая Госпожа двух Египтов Нефертити есть лучшее украшение фараона, лучшая защита. Что ему перстень?! – пылко зашептал юноша, чувствуя, что уносим волнами страсти, неведомой ему ранее.

– Солнце мое! – услыхал он в ответ, и в тот миг нежные пальцы девушки охватили его плечи, и горячие губы ее слились с его губами в сладостном поцелуе.

Это была долгая, прекрасная, таинственная и самая мистическая ночь в их жизни.

4. В ПЛЕНУ АМЕНРЕСА

Солнечный диск Атон взошел над горизонтом и ладошками утренних лучей щекотал нос, гладил щеки, лоб, нежно касался обнаженной груди спящего принца. Верблюжье одеяло сползло, и он предстал пред владыкой небес во всей красе юных лет. Почувствовав теплое прикосновение бога, наследник раскрыл глаза и счастливо улыбнулся. Затем его лицо отобразило испуг, и он стал оглядываться по сторонам, будто ища кого-то. Юноша пришел в недоумение: рядом с ним дремала пантера Баст, а ночной гостьи Нефертити простыл и след.

– Учитель! – громко позвал принц, торопливо накидывая на себя белый ворох царской одежды и ловко перепрыгивая через пантеру, которая лежала на спине, грациозно, по-кошачьи, разметав в стороны лапы, нежась в лучах утреннего солнца.

– Учитель, сбылось! Я получил жребий фараона особой милости. Я встретил единственную, о которой говорила моя мать и ты. Все приметы совпадают. Мы обручились! И еще я видел царя Аталу! Он играл на лире и пел. Я очарован видениями! – задыхаясь от восторга, исходил криком наследник. Он порывисто обнял мудреца и тут же опрометью бросился назад, разбудив легким пинком пантеру и, буквально взлетев по ступеням, встал лицом к солнцу, касаясь спиной знаменитой «Стелы сна» божественного предка.

– Я слышу тяжелые удары сердца каменного Бога, – прошептал он одними губами.

– Миллион Лет Жизни Фениксу, – беззвучно отозвался Хеви.

Солнечный Диск уже воссиял на небосклоне. Бог, следуя заведенному порядку вещей, занял почетное место в барке Миллионов лет Манджет и пустился в державное плавание. А принцу показалось, что между прошлой ночью и этим утром пролегла целая вечность. Он удивился тому, как земное время может менять параметры в индивидуальном восприятии, как минута на самом деле вдруг может вместить в сердце человека деяния воистину космических масштабов. Да! Всего через одну минуту к жрецу Хеви со ступеней Сфинкса сходил уже не робкий ученик, всегда ждущий одобрения со стороны.

– Учитель! Мое сердце переполнено видениями ночи. Они обязывают меня отправиться в Город Великого Старца без промедления. Меня там ждет Нефертити! Тебя и Баст я прошу остаться здесь. Я должен совершить путь в одиночестве. И я думаю, что наше возвращение можно ожидать вечером. В крайнем случае, завтра, на восходе.

– Наследник Двух Египтов вправе следовать зову сердца. Я думал предложить Его Величеству совместную поездку в город Ра, ибо время настало, – задумчиво произнес зодчий, жестом рук благословляя помазанника, а про себя подумав: «Чему быть, того не минуешь! Великая вражда должна обнаружить свое лицо».

Принц торопился, и потому легкий завтрак он принял на корабле «Блеск Атона», плывущем с попутным ветром по утреннему Нилу. Две дюжины сильных гребцов равномерно взмахивали веслами по обе стороны палубы. А царственный юноша сидел в удобном кресле, в тени Красного паруса, и пил виноградный сок. Прохладу, ощущаемую им на лице, усиливали движения опахала в форме цветка лотоса. Наследник не любил традиционных опахал с изображением войн, либо царской охоты, где фараон, стоя в колеснице, натягивает тетиву лука и вот-вот пустит стрелу в жертву. Скачущие кони, разгоряченная погоней свора псов, бегущая за несчастной ланью, – обычный сюжет их. Но у принца вызывало головную боль зрелище травли: одного – многими. Было ли это дурным предчувствием, касающимся его судьбы в будущем?

«Даже лев в этой ситуации выглядит несчастным и обманутым», – горько размышлял он.

Да, старых львов, не имеющих сил охотиться в дикой природе и потому задирающими в деревнях домашний скот, отлавливают сетями, откармливают и затем выпускают в просторный вольер фараона, где и происходит убийство под названием «Царская охота». Ритуал, долженствующий воскрешать сражение человека и зверя во вселенском масштабе, облекаясь в одежды символа, неизбежно утрачивает чистоту честного поединка – битвы за жизнь.

– Жестокий мир людей, убивая, торжествует победу, и часто не важно, какой ценой! – негодовал он.

В традиции египетских верований война и охота называются уважительно «усмирением хаоса и восстановлением космического порядка Маат». Но юный принц не выносил ни насилия, ни его изображений. Превыше всего он ценил мир на основах терпимости и любви к Истине. На счастье, ему редко приходилось наблюдать сцены с кровопролитием, поскольку он жил во дворце под усиленной охраной. Но уже дважды за свои четырнадцать лет он становился свидетелем схватки пантеры и человека, и до сих пор кровь стынет у него в жилах при этих воспоминаниях. Да, на принца было два покушения, которые предотвратила его главный телохранитель – молодая пантера.

– Почему же Голос сказал мне сегодня, чтобы я поехал один? И уверен ли я, что это был правильный Голос, а не голос чар магии жрецов Амона? – заволновался вдруг наследник.

Дело в том, что о колдовстве фиванских жрецов, совершаемом ими в подземных лабиринтах храма Амона и, особенно, лунного Хонсу, ходили жуткие истории.

– Что нужно для того, чтобы бог Атон надел наконец корону столичного бога Египта, сняв ее с нынешнего Амона-Ра? Многое уже сделано благочестивыми и дальновидными предками: древние храмы Атону возродились из руин прадедом Аменхотепом II, обновлены дедом Тутмосом IV и отцом моим воздвигнуты два совершенно новых, а в Уасет выстроен знаменитый роскошный дворец «Сияние Атона». Но недостает последнего шага: Атону нужен свой храм в столице! Да и такой, чтобы затмил святилище жрецов Оракула, которые не намерены сдаваться без боя. Только бы мне хватило твердости характера, веры в себя как царя-Феникса и удачи! – полагал наследник, разглядывая медленно меняющиеся пейзажи на зеленых берегах Хапи.

Молодой нубиец, слуга Манеси, высоченный и худой, с кожей цвета зрелого инжира, в набедренной повязке и белой чалме, легко манипулировал с древком опахала, стоя по правую руку от сына фараона.

– С давних времен страусовые перья служили символом бога Шу, которого называли подателем дыхания жизни. Богиню, составляющую пару с богом Шу, звали Тефнут. Она творила Маат, поддерживала гармонию и творила возмездие врагам справедливого порядка, установленного мудрым Ра. С древних времен их символически изображали парою львов. Потому Сфинкс с головой человека…

Наследник оставил глубокую мысль незаконченной, так как его взгляд случайно упал на моложавого карлика Бубу, что с извечной палеткой в руках, скрестив короткие ножки, сидел рядом и терпеливо ждал приказаний своего Господина. Принц, обладая поэтическим даром, часто декламировал стихи и потому постоянно нуждался в присутствии расторопного писца. По штату за ним ходила целая банда писцов, называемых «ибисами». Они вечно ссорились между собой и основательно раздражали поэта, вынуждая гнать их от себя подальше. Но будущий фараон искренне обожал карлика, с которым он, можно сказать, вместе вырос. Буба, имея уродливые пропорции тела, был чрезвычайно обаятелен и смышлен. Своими остротами и незлобивыми шутками он забавлял, отвлекая от мрачных мыслей принца, склонного впадать в уныние.

Это был давний дворцовый обычай фараонов, неизвестно в какие века пустивший корни: иметь при дворе хотя бы одного карлика. Маленькие уродцы ценились на вес золота, вероятно потому, что походили на древнего египетского бога Беса, покровителя рожениц. До сих пор в каждом крестьянском доме имелась его глиняная фигурка, призванная защищать от злых духов. Редко встречающееся племя натуральных карликов обитало на далеком юге в густых джунглях, там, где бродят саблезубые тигры и шумят горные водопады. Места малодоступные и небезопасные для желающих иметь у себя в качестве живой игрушки маленького человечка с большой головой.

Потому и возникли тайные мастерские, где злые колдуны и колдуньи, в погоне за вознаграждениями, уродовали украденных ими младенцев. Они оставляли на свободе головы, кисти рук и стопы несчастных детей, держа тела их в специальных деревянных гробиках-колодках, тем самым останавливая рост и гармоничное развитие молодого организма. Эти дикие методы преследовались законами страны, но на деле были редко доказуемы. Товар ходкий – ведь знать столицы, подражая Большому Дому фараона, непременно хотела иметь такое же чудо природы. Но надо отдать должное: карлики не нуждались ни в чем. Они сытно питались со стола хозяина, одевались по последней моде, получали образование, высоко чтимое в Египте, женились на обычных женщинах с солидным приданым. И, наконец, главное: все обласканные карлы были в состоянии купить себе респектабельное захоронение: богатую мумификацию, саркофаг и пышную гробницу в престижном некрополе придворных Его Величества для себя и для членов семьи.

Карлик Буба был тоже игрушкой в руках злой судьбы. Его однажды выкрали и сделали из него то, что, несмотря на все выгоды положения, заставляло страдать душу, чуткую к красоте и гармонии. Родителей своих он не помнил, но унаследовал от них веселый нрав, большие добрые глаза, черные курчавые волосы и иссиня-черную кожу бедных жителей Нубии. И улыбку! Улыбка очень красила Бубу. Казалось, что во дворце прибавлялось света, – такие белые и ровные были у него зубы.

Карлик сидел в плиссированной юбочке из прозрачного чистейшего льна с надетым поверх нее треугольным передником, детскую талию его охватывал золотой парчовый пояс, а на груди красовалось широкое ожерелье – новое, перед отъездом подаренное принцем. Карлик всей душой привязался к наследнику. Нужно – и он жизнь отдаст за своего господина. Он не говорил это, но по всему было видно, и все догадывались о благородстве души его, и любили маленького безобидного человечка, а втайне – горячо жалели. Семья принца была дружной и доброй, что бы ни возглашали о них завистливые жрецы. Светлой головой семейного союза являлась умная и властная царица Тийя, а сердцем – фараон, горячий поклонник прекрасного. В искусстве и в жизни.

Наследник стряхнул воспоминания и вновь устремил взгляд на реку. Нил, несмотря на раннее утро, вел оживленную жизнь, наполовину скрытую зарослями прибрежного папируса. Дикие утки в поисках мелкой рыбешки плавали в его тени и, шумно хлопая крыльями, внезапно взлетали и вновь плюхались в воду. Длинноногие ибисы гордо вышагивали, опустив сильные клювы в реку, чтобы поживиться зазевавшейся лягушкой или водяной змеей. Мошкара и стрекозы роем вились над водной гладью, создавая особую музыку звона и стрекота. Женщины из прибрежной деревни, следуя местным обычаям, пришли сюда на рассвете стирать белье. Вдруг раздался сильный всплеск, а затем душераздирающий крик – и следом берег Нила огласили плач и стенания. Виновником шума оказался голодный крокодил. Он умело прятался, маскируя ноздреватую спину под кору плавающего бревна. Сразу и не поймешь. К сожалению, нападение хищника происходит молниеносно и помощь жертве уже бесполезна – она становится пищей грозного хозяина Нила, носящего уважительное имя бога Себека.

Увидав ладью фараона, люди мгновенно стихли и пали ниц, воздев молитвенно руки. Принц выпрямился, посылая жест царского благословения. Он стал похож на солнечный луч. Ослепительным золотом сверкало дорогое ожерелье на юной груди, и пламенели массивные браслеты наследника фараона на высоко поднятых руках его. Гребцы опустили весла, радуясь неожиданному отдыху. Принц, получивший шок от трагического зрелища, приказал подплыть ближе к берегу, затем снял с руки кольцо, подаренное ему царицей, и через слугу передал осиротевшей девочке и, не дожидаясь благодарности, опустился на походный трон-кресло, и ладья фараона двинулась дальше, в сторону древней столицы, к каменному лесу ее обелисков.