Дети теней. Торт или ботинки

Далия была там, у фонтанчика. На ней были темные очки (в ноябре!), и она нервно жевала жвачку. Вид у неё был помятый, но боевой.

Громкоговорители ожили.

– Внимание, учащиеся! – голос Директора звучал механически, безжизненно. – В связи с незначительным техническим сбоем оборудования, церемония Оценки временно приостановлена. Результаты вчерашнего дня аннулированы.

По толпе пронесся вздох разочарования.

– Незначительным, – фыркнула Далия, подойдя к Лее. – Мы разнесли сцену в щепки. Я видела, как техничка выметала осколки кристалла.

– Тихо, – шикнула Лея. – Камеры.

Они прошли через рамки металлоискателей. Охранник (тот самый, что смеялся над Леей вчера) сегодня даже не взглянул на неё. Он смотрел в пол. Он боялся.

В холле висел новый список. Огромный лист бумаги с печатью Департамента.

«СПИСОК УЧАЩИХСЯ, НАПРАВЛЕННЫХ НА ДОПОЛНИТЕЛЬНУЮ КОРРЕКЦИЮ».

Лея подошла ближе. Её сердце ухнуло вниз.

Её имя было первым. Лея Нордстрем. Класс 7-С (Спецпоток).

Ниже шли другие имена. Те, кого она видела в школе, но кого никто не замечал. Мальчик, который заикался. Девочка, которая всегда рисовала черным. Тени.

– Что это значит? – спросила Далия, читая через плечо Леи.

Её имени в списке не было. Папа Далии,V1, сработал оперативно. Блестящих не отправляют в подвал, их отправляют на реабилитацию.

– Это значит, что меня спрятали, – сказала Лея. Голос был спокойным, но внутри всё сжалось. – Спецпоток – это утилизация. Туда отправляют тех, кто «фонит».

К ним подошла женщина в сером костюме. Завуч. У неё было лицо, похожее на сушеное яблоко, и глаза-сканеры.

– Нордстрем, – сказала она, не разжимая губ. – За мной. Твои вещи уже перенесли.

– Куда? – спросила Далия. – Мы вместе.

Завуч посмотрела на Далию. Её взгляд смягчился на долю градуса (рейтинг Далии все еще светился в базе, хоть и упал).

– Мисс Вейн, вам в класс 303. У вас лекция по «Управлению Репутацией». А Нордстрем… – она сделала паузу, словно подбирая слово, которое не будет звучать как приговор. – Нордстрем нуждается в тишине. Мы переводим её в крыло для особо чувствительных. Чтобы она не травмировала нормальных детей своим… сбоем.

– СБОЕМ?! – Далия сжала кулаки. Красные искры начали собираться вокруг её головы.

Лея положила руку на локоть Далии.

– Всё нормально, – сказала она тихо. – Иди. Не порть рейтинг. Тебе еще папе объяснять, почему он упал.

Далия замерла. Она посмотрела на Лею долгим, виноватым взглядом.

– Я найду тебя на перемене, – шепнула она.

Лея кивнула, хотя знала: перемен у Спецпотока нет.

ПОДВАЛ И ФИЗИКА

Они спустились на первый этаж, а затем – еще ниже.

Здесь, в цоколе, воздух был другим. Он был тяжелым, влажным и пах не лавандовым освежителем, а мокрым бетоном и старой бумагой. Стены здесь не транслировали рекламу «V-Life». Они были выкрашены в унылый, больничный зеленый цвет, который местами вздулся пузырями.

Завуч остановилась у тяжелой железной двери без номера.

– Входи, – сказала она, не глядя на Лею. – И запомни: никаких контактов с основным потоком. Вы заразны.

Дверь со скрежетом открылась и захлопнулась за спиной Леи, отрезая её от мира Блестящих.

Лея оказалась в бункере.

Класс был маленьким, вытянутым, как пенал. Окна находились под самым потолком – узкие, грязные щели, сквозь которые были видны только подошвы ботинок прохожих на улице.

Здесь сидело человек пятнадцать.

Они не сидели в телефонах. Они не смеялись. Кто-то царапал парту грифелем карандаша. Кто-то смотрел в стену, раскачиваясь вперед-назад.

Над их головами не было золотых нимбов или красных вспышек. Но воздух в комнате был густым, как кисель. Здесь пахло озоном – так пахнет улица за секунду до удара молнии. Лея почувствовала, как волоски на её руках встали дыбом. Это была не пустота. Это было сжатое напряжение.

Лея прошла в конец класса. Её ботинки гулко стучали по бетонному полу. Она села за последнюю парту, в самый темный угол.

– Привет.

Голос был тихим, сухим и шелестящим, как перелистываемая страница.

Лея повернулась.

Рядом, за соседней партой, сидела девочка.

Она была маленькой и хрупкой, похожей на фарфоровую статуэтку, которую забыли раскрасить. На ней была блузка пастельно-бежевого цвета – цвета, который создан, чтобы сливаться со стеной. Её светло-каштановые волосы были заплетены в тугую, идеально ровную косу, лежащую на плече, как канат. Символ тотального контроля.

На носу у девочки сидели большие круглые очки в тонкой оправе. Они постоянно сползали, и девочка поправляла их указательным пальцем – нервным, точным движением.

Это была Мира.

Лея видела её раньше. На лестницах, в библиотеке. Мира всегда была с книгой и всегда молчала. Она была частью интерьера.

Сейчас перед ней лежала толстая книга без обложки. Страницы были испещрены мелкими пометками на полях.

Мира не смотрела на Лею. Она что-то быстро высчитывала карандашом на форзаце.

– Я видела, – сказала Мира, не поднимая глаз от расчетов.

– Что? – спросила Лея. Горло пересохло.

– Вчера. На сцене.

Мира снова поправила очки.

– Все думают, что Камень сломался, потому что он старый. Или что ты его испортила, потому что ты дефектная. – Она наконец повернулась.

За стеклами очков её серые глаза казались огромными. В них не было страха, который Лея привыкла видеть у других. В них не было и жалости.

В них был холодный, скальпельный интерес ученого, который нашел новый вид бактерии.

– Но это не так, – продолжила Мира шепотом. Она говорила быстро, четко, рубя фразы. – Я посчитала. Объем школьного кристалла – 4000 единиц емкости. Твоя эмоциональная отдача в момент контакта превысила 8000.

Лея моргнула.

– Ты о чем?

– О физике, – сказала Мира, снова уткнувшись в книгу. – Закон сохранения энергии. Ты не сломала его, Лея. Ты его переполнила.

Мира подвинула к Лее листок.

На нем был нарисован график. Кривая шла резко вверх, пробивала верхнюю границу и обрывалась жирным красным крестом. Рядом были формулы, которых Лея не понимала.

– А Далия, – палец Миры ткнул в точку на графике, – сработала как линза. Она сфокусировала твой поток. Если бы не она, ты бы просто сгорела. А так – сгорел предохранитель.

Лея смотрела на график. Впервые кто-то объяснил её боль не как «проблему», а как «величину».

– Они спрятали нас здесь не потому, что мы слабые, – сказала Мира. Она обвела взглядом класс, где сидели сгорбленные, молчаливые дети. – Они спрятали нас, потому что мы – бомбы. А бомбы нельзя хранить в гостиной. Их хранят на складе.

Лея посмотрела на свои руки. На ладонях все еще были видны линии.

Впервые ей не было стыдно за то, кто она. Впервые слово «дефект» прозвучало как «калибр».

– Значит, мы опасны? – спросила Лея.

Мира чуть улыбнулась. Улыбка была тонкой, едва заметной, спрятанной в уголках губ.

– Статистически? – сказала она, снова поправляя очки. – Мы – катастрофа, которая ждет своего часа. Приятно познакомиться, Лея. Я Мира.

Она протянула руку. Её ладонь была прохладной и сухой, как бумага.

– И я думаю, нам нужно держаться вместе. Пока мы тут всё не взорвали.

Дверь со скрипом открылась.

Вошел учитель. Это был мистер Штольц (V3, Тусклый). У него было лицо человека, который давно смирился с тем, что жизнь – это очередь за дешевым супом. Он даже не посмотрел на класс.

Он сел за учительский стол, достал газету и открыл её, отгородившись от детей бумажной стеной.

– Урок Молчания, – объявил он глухим голосом. – Сидите тихо. Не фоните. И не смотрите на меня.

Лея посмотрела на Миру.

Мира опустила взгляд в книгу, но на секунду, всего на мгновение, она подмигнула Лее из-за толстого стекла очков.

В этом подвале, среди сырости, под надзором равнодушного сторожа, Лея вдруг поняла: здесь, в темноте, больше жизни, чем на всех сияющих этажах сверху.

Их спрятали. Но спрятать – не значит выключить.

УЧЕБНИК С ДВОЙНЫМ ДНОМ

Мистер Штольц перевернул страницу газеты. Шорох бумаги прозвучал как разрешение.

В классе Спецпотока мгновенно изменилась атмосфера.

Сгорбленные спины выпрямились. Пустые взгляды наполнились смыслом. Дети не стали шуметь или кидаться бумажками. Они… начали работать.

Мальчик за первой партой (тот, что всегда смотрел в стену) достал из-под стола разобранный механизм старых часов и принялся собирать его с пугающей скоростью. Девочка с черными ногтями вытащила толстый альбом и начала рисовать – не каракули, а сложную схему анатомии человека.

Они были изгоями. Но здесь, в тени, где на них никто не смотрел, они были гениями.

Мира пододвинула к Лее свою книгу.

Лея присмотрелась. Обложка была серой, казенной: «История Благоденствия. 11 класс».

– Но мы в седьмом, – шепнула Лея.

– В седьмом учат верить, – ответила Мира, не отрывая взгляда от страницы. – В седьмом учат подчиняться. А если читать между строк, то можно научиться понимать, как всё работает на самом деле.

Она открыла книгу на странице с графиком добыче Люмосита. Поверх официального печатного текста карандашом Миры были написаны формулы. Сложные. С интегралами и переменными, которых Лея никогда не видела.

– Смотри, – Мира указала кончиком карандаша на формулу. – Лайфхак: «Всегда проверяй источники». В учебнике написано, что Люмосит генерирует свет.

– А разве нет? – удивилась Лея.

– Нет. Физика, 8 класс, закон сохранения энергии. Ничто не берется из ниоткуда. – Мира поправила очки. – Люмосит – это не генератор. Это аккумулятор. Он не создает свет. Он его забирает. А потом выдает обратно.

Лея почувствовала холодок.

– Забирает у кого?

– У нас, – спокойно сказала Мира. – Эмоция – это электрический импульс. Синапсы в мозгу, гормоны в крови. Это чистая кинетическая энергия. Стражи построили этот город не на магии. Они построили его на электростанции, где топливо – это мы.

Лея посмотрела на свои руки. Вчера она чувствовала, как камень пил её. Не волшебно. А механически, как насос.

– Значит, магии нет? – спросила она. Ей вдруг стало обидно. Если магии нет, то кто она? Просто бракованная батарейка?

Мира повернулась к ней. За толстыми линзами очков её серые глаза горели тем самым холодным, но ярким огнем интеллекта.

– Почему нет? – возразила Мира. – Просто это не та магия, про которую пишут в книжках для Блестящих. Там магия – это «вжух» и всё готово. Это для ленивых.

Мира взяла карандаш. Она сжала его так сильно, что костяшки побелели.

– Настоящая магия – это Воля. Это когда ты чувствуешь что-то настолько сильно, что реальность начинает гнуться.

Она положила карандаш на край парты.

– Смотри.

Мира закрыла глаза. Она не шептала заклинаний. Она не махала руками. Она просто сидела и… хотела.

Лея (своим зрением эмпата) увидела, как вокруг головы Миры начало собираться Бледно-Голубое Свечение. Это было не сияние рейтинга. Это было напряжение мысли. Желание.

«Упади», – читалось в этом свечении.

Карандаш дрогнул.

Он покачнулся, прополз миллиметр по лакированной поверхности парты… и упал на пол.

Тук.

Мистер Штольц даже не поднял головы.

Мира открыла глаза. На её лбу выступила испарина. Она выглядела так, будто разгрузила вагон угля.

– Видишь? – выдохнула она, поправляя очки дрожащей рукой. – Никаких палочек. Никаких Стражей. Только физика и эмоция. Я захотела, чтобы он упал. Я вложила в это желание столько злости на этот подвал, что гравитация… согласилась со мной.

Лея подняла карандаш и вернула его Мире.

– Ты сдвинула его взглядом.

– Я сдвинула его намерением, – поправила Мира. – Это и есть магия нашего мира, Лея. Стражи используют технологии, чтобы забрать нашу волю. А мы… Мира открыла тетрадь. Она была расчерчена на две колонки.

Слева было написано: «Официальная версия». Справа: «Реальность».

– Лайфхак, – сказала Мира, записывая уравнение. – Веди двойную бухгалтерию. В одной тетради пиши то, что хочет слышать учитель: «Спасибо Стражам за наше счастливое детство». А в другой – пиши правду. И никогда их не путай. Иначе исчезнешь.

Лея посмотрела на свою пустую парту.

Она всегда думала, что её «дефект» – это проклятие. Что её жар, её видения – это болезнь.

Но Мира только что объяснила ей это языком цифр. Она не больна. Она просто высоковольтная.

– А ты? – спросила Лея. – Почему ты здесь? Ты же умная. Ты могла бы быть в Топ-100.

Мира грустно усмехнулась.

– Я слишком умная, – сказала она. – Я задала вопрос на уроке истории. Нам рассказывали, что 12 Стражей правят нами уже 187 лет, потому что они достигли совершенства и бессмертия.

Она поправила очки, и свет лампы блеснул в линзах.

– И я спросила: «Если они бессмертны и совершенны, зачем 50 лет назад был объявлен Дополнительный Набор?».

Лея нахмурилась.

– Разве был набор?

– Был, – кивнула Мира. – В архивах есть упоминание. «Расширение Совета для оптимизации». Но зачем расширять то, что и так идеально? Зачем им понадобились новые Стражи, если старые не умирают и не устают?

Она понизила голос до шепота.

– Моя гипотеза: они не расширялись. Они латали дыры. Кто-то из «бессмертных» исчез или сломался. И им срочно понадобилась замена. А если бессмертные ломаются… значит, система не вечна.

Лея округлила глаза. Это была мысль, за которую могли стереть на месте.

– И что тебе ответили?

– Ничего, – Мира пожала плечами. – Меня отправили сюда. «За склонность к конспирологии и дестабилизирующие вопросы».

Мира подвинула к Лее чистый лист бумаги и карандаш.

– Пиши, – сказала она. – Не сиди просто так. Скука – это смерть мозга. Если они заперли нас в темноте, давай использовать это время, чтобы заточить ножи.

Лея взяла карандаш.

– Что писать?

– То, что ты видишь, – сказала Мира. – Ты – Глаза. Я – Мозг. А Далия… – она кивнула на потолок, где в кабинетах наверху сидели Блестящие. – Далия – это Громкоговоритель. Если мы соединимся, мы сможем перекричать даже сирены.

Лея прижала грифель к бумаге.

Впервые за двенадцать лет она писала не диктант. Она писала протокол реальности.

«1. Камень пьет боль. 2. Пожиратель – это не миф. 3. Стражи врут о бессмертии. 4. Мы не слабые. Мы – заряд».

Урок Молчания продолжался. Но в этом подвале было громче, чем на любой дискотеке «V-Life». Потому что здесь рождались мысли.

ЕВГЕНИЙ, КОТОРЫЙ СЛИШКОМ СТАР

Мира вернулась к своим расчетам, а Лея достала из рюкзака книгу.

Это была не школьная программа. Это был «Граф Монте-Кристо», том первый. Книга была старой, с желтыми страницами, пахнущими ванилью и временем. Мама принесла её из списанного фонда школьной библиотеки.

Лея открыла закладку.

Она не просто читала. Она жила там.

В её голове не было места для реальных мальчиков. Реальные мальчики были скучными. Они дергали за косички, пахли чипсами и боялись учителей.

Её героем был Эдмон Дантес. Узник замка Иф. Он был мрачным, таинственным и богатым. Он умел ждать. Лея представляла, что однажды он (или кто-то похожий, может быть, Зорро в черной маске) придет в их коммуналку, взмахнет плащом и скажет: «Лея, я ждал тебя 14 лет. Пойдем мстить этому миру».

– Пс-с!

Звук разрушил замок Иф.

Лея подняла глаза.

С соседнего ряда на неё смотрел мальчик. Саша.

Он был из тех, кого учителя называют «гиперактивным». У него на голове был рыжий вихор, который не брала никакая расческа, а руки постоянно что-то крутили. Сейчас он разбирал и собирал шариковую ручку на скорость. Щелк-щелк-щелк.

Саша попал в Спецпоток, потому что не мог сидеть смирно дольше трех минут. Его эмоцией была Суета – маленькая, юркая обезьянка, которая прыгала по партам.

Саша подмигнул Лее. Оба глаза сразу. Выглядело так, будто у него нервный тик.

– Эй, – прошептал он громко, на весь класс. – Новенькая. Ты ниче такая. Бледная, как вампир. Мне нравятся вампиры.

Мира, не поднимая головы от тетради, тихо фыркнула.

Саша не унимался. Он подвинул к Лее по полу странную конструкцию, скрученную из проволоки и скрепок. Это было похоже на кривое сердце или на раздавленного паука.

– Это тебе, – гордо заявил Саша. – Я сам скрутил. Хочешь, я тебе портфель донесу? Или… ну… давай дружить организмами?

Лея вжалась в стул.

Ей было двенадцать лет. Она читала Дюма и Пушкина. Она знала, что любовь – это трагедия, дуэли и письма, написанные кровью при свечах. А не проволочный паук от мальчика, который ковыряет в носу.

Саша ждал ответа. Он уже приподнялся со стула, готовый к действию.

Лея запаниковала. Что сказать? «Отстань»? Грубо. Мама учила быть вежливой. «Нет»? Он не поймет.

В голове всплыли строки, которые она учила вчера вечером. Самые красивые. Самые трагичные. Идеальный отказ.

Лея выпрямила спину. Её лицо стало серьезным и печальным, как у Татьяны Лариной.

– Прости, – сказала она торжественно. – Но я другому отдана; я буду век ему верна.

Повисла тишина. Даже мистер Штольц за шторкой из газеты перестал шуршать.

Саша моргнул. Его рот приоткрылся. Обезьянка Суеты за его спиной замерла с бананом в лапе.

– Чего? – спросил Саша. – Кому отдана? В смысле… тебя что, родители продали?

Он оглянулся по сторонам, ища этого таинственного «другого».

– Это кто? – не унимался Саша. – Тот верзила из седьмого «Б»? Или это… – он понизил голос, – кто-то из этих? Из Стражей?

Лея покраснела. Пафос момента рассыпался о бетонную стену Сашиного непонимания.

– Нет, – прошептала она. – Это… из книги.

– А-а-а, – протянул Саша, явно разочарованный. – Так он выдуманный. Фух. Я уж думал, у тебя жених есть. Ну так что насчет портфеля?

И тут Мира не выдержала.

Она закрыла лицо ладонью, и её плечи затряслись. Она смеялась. Беззвучно, но так, что очки сползли на самый кончик носа.

– Он не выдуманный, Саша, – сказала Мира, давясь смехом. Она повернулась к мальчику. Её серые глаза блестели от веселья. – Его зовут Евгений. Он очень старый, носит цилиндр и стреляется на дуэлях. Тебе с ним не тягаться. У него рейтинг крутости – классика.

Саша нахмурился, переваривая информацию.

– Евгений… – пробормотал он. – Странное имя. Как у деда. Ну ладно. Если он старый, он скоро откинется. Я подожду.

Он забрал своего проволочного паука и отвернулся, насвистывая.

Лея и Мира переглянулись.

В глазах Миры плясали смешинки.

– «Я буду век ему верна», – шепнула Мира. – Серьезно? Пушкин в подвале?

– Это первое, что пришло в голову, – призналась Лея, чувствуя, как уходит напряжение. – Я просто хотела, чтобы это звучало… окончательно.

– Это звучало эпично, – констатировала Мира. – Ты разбила ему сердце классической литературой. Это новый уровень жестокости, Лея.

Они прыснули.

Смех – тихий, "подпольный" – заполнил серый класс. Лея посмотрела на свою книгу. Граф Монте-Кристо на обложке, казалось, подмигнул ей.

Может, здесь, внизу, нет принцев. Зато здесь есть над чем посмеяться.

СТЕКЛЯННЫЙ ГОЛОС

Смех утих, но воздух между партами изменился. Он стал легче. Плотность одиночества в этом углу снизилась до нуля.

Лея посмотрела на Миру. Девочка с идеальной косой и острым умом. Она знала физику, она смеялась над Онегиным, и она видела, как Лея взорвала камень.

«Если не ей, – подумала Лея, – то кому?»

Она оглянулась на учительский стол. Мистер Штольц перевернул страницу газеты с громким шорохом, похожим на вздох сухой листвы. Саша на соседнем ряду пытался построить башню из ластиков.

Безопасно.

Лея наклонилась к своему рюкзаку. Сердце стукнуло о ребра – тук.

Она нащупала на дне, под сменной обувью, шерстяной носок. Внутри него лежало что-то твердое и ледяное.

Она вытащила сверток и положила на парту, прикрыв учебником истории.

– Что это? – шепнула Мира. Её глаза за стеклами очков сузились. Инстинкт ученого.

Лея развернула шерсть.

На исцарапанной парте лежала Сфера.

Она была размером с крупный грецкий орех. Стекло было мутным, словно запотевшим изнутри. Но в самой глубине, в центре шара, медленно вращался серый вихрь. Он был похож на крошечный торнадо, пойманный в банку.

От сферы веяло могильным холодом. Температура воздуха вокруг парты упала градусов на пять.

Мира не отшатнулась. Она поправила очки указательным пальцем и наклонилась так низко, что её нос почти коснулся стекла.

– Любопытно, – прошептала она. – Это не стекло. Коэффициент преломления неправильный. Свет в ней… вязнет.

– Я нашла это на площади, – сказала Лея, стараясь не шевелить губами. – У сумасшедшей Марты. Той, которую забрали Санитары. Она кричала, что видела, как исчез мальчик. А потом это выпало у неё из кармана.

Мира подняла глаза на Лею.

– Исчез? – переспросила она. – Ты имеешь в виду… стерся?

– Да.

Мира достала из пенала металлический циркуль. Она осторожно, самым кончиком иглы, коснулась поверхности сферы.

Сфера отозвалась.

Внутри серого вихря вспыхнула искра – тусклая, болезненно-синяя. Раздался звук – тихий, на грани слышимости. Как будто кто-то провел мокрым пальцем по краю бокала.

«…мама…»

Голос был тонким, детским. Искаженным, как на старой пленке.

Лея вздрогнула и схватила Миру за руку, останавливая.

– Ты слышала?

Мира побледнела. Её веснушки стали ярче на белой коже.

– Это акустическая аномалия, – быстро сказала она, но её голос дрожал. – Или… запись.

– Это не запись, Мира. Это он.

Лея накрыла сферу ладонью, чтобы заглушить свечение. Холод прожег руку, но этот холод был ей знаком. Это был холод Теневого мира.

– Я думаю, это память, – сказала Лея. – Марта видела, как его забрали. И этот момент… он застрял. Превратился в это.

Мира смотрела на сферу с ужасом и восторгом.

– Если это память, – прошептала она, – то это материальная субстанция. Значит, эмоции имеют массу. Значит, закон сохранения энергии работает и для души. Если кто-то исчезает, он не пропадает бесследно. Он превращается… вот в это.

Она посмотрела на Лею новым взглядом. В этом взгляде было уважение.

– Ты понимаешь, что у нас в руках? – спросила Мира.

– Улика? – предположила Лея.

– Хуже, – усмехнулась Мира нервно. – Это Флешка. Жесткий диск. Если мы поймем, как её «прочитать», мы узнаем, куда деваются исчезнувшие.

В этот момент дверь класса распахнулась.

На пороге стояла Завуч. Её взгляд – сканер штрих-кодов – прошелся по классу и остановился на задней парте.

Лея мгновенно смахнула сферу обратно в рюкзак. Мира накрыла место, где она лежала, раскрытым учебником.

– Нордстрем! Коваль! – рявкнула Завуч. – К директору. С вещами.

Класс затих. Саша уронил свою башню из ластиков.

– Нас отчисляют? – одними губами спросила Лея.

– Нет, – Мира быстро сунула циркуль в карман. – Если бы отчисляли, прислали бы охрану. Нас вербуют или изолируют.

Она встала, застегнула пуговицу на блузке под самое горло и поправила очки.

– Пошли, – сказала Мира. – И помни: мы ничего не видели, ничего не знаем, мы просто глупые девочки, которые любят Пушкина.

Лея кивнула. Она чувствовала тяжесть сферы в рюкзаке. Теперь это был не просто камень. Это был голос мальчика, который звал маму.

И Лея не собиралась дать этому голосу замолчать.

Они вышли из класса под конвоем взгляда Завуча. Две маленькие фигурки в коридоре цвета плесени. Одна с огнем внутри, другая с холодной логикой.

И с бомбой в рюкзаке.

ОШИБКА В КОДЕ

Коридор, ведущий к кабинету Директора, был устлан мягким ковром, который глушил шаги. Здесь не пахло сыростью. Здесь пахло деньгами, антистатиком и холодным кофе. Запястье обожгло вибрацией. Лея вздрогнула от неожиданности, но над браслетом уже вспыхнула голограмма с назойливо-радостным смайликом:

[ВНИМАНИЕ: ПУЛЬС 110! ВЫ ВОЛНУЕТЕСЬ?] [Сжуй "CALM-GUM"! Мятная прохлада для твоих нервов. Закажи сейчас и получи +1 балл к спокойствию!] [Чтобы отключить рекламу, требуется активная подписка «ТИШИНА»]

Лея со злостью смахнула уведомление. Реклама лезла под кожу, пытаясь продать ей её же собственное дыхание.

Завуч открыла дверь и подтолкнула Лею внутрь.

Лея споткнулась, но устояла.

Кабинет был просторным. Панорамное окно выходило на Верхний Город, залитый фальшивым золотым светом.

У стола стояла мама.

Эмилия была в том же сером кардигане. Она стояла, вцепившись руками в спинку стула для посетителей, так сильно, что побелели костяшки. Она казалась маленькой. Меньше, чем обычно.