Полная версия
Дети теней. Торт или ботинки
Антония Айрис
Дети теней. Торт или ботинки
ОФИЦИАЛЬНОЕ УВЕДОМЛЕНИЕ
Данная история – скорее всего, невыдуманная.
Структура книги намеренно разбита на короткие, кинематографичные сцены-вспышки, чтобы отразить клиповую природу нашего сознания в эпоху соцсетей. Мы привыкли скроллить жизни, не вглядываясь в глубину. Эта книга предлагает сделать то же самое – но рискнуть заглянуть за фильтр.
Любые совпадения с реальными людьми неизбежны, так как мы все живем в одной ленте новостей. А если вы узнали себя в монстрах… возможно, стоит проверить свою тень.
Город, описанный в книге, вдохновлен архитектурой Праги, но не является ее географически точной копией. Законы физики, магии и социального устройства в данном мире вымышлены.
ОТ АВТОРАЭта история – о зеркалах. Если, вглядываясь в Тень антагониста, вы увидели знакомые черты – не спешите обвинять автора. Возможно, это повод задуматься о том, почему ваше отражение совпало с портретом чудовища.
Если вы узнали себя в тех, кто носит маску, – знайте: вы не одни. И эту маску можно снять.
Посвящается всем, кто выбирал ботинки вместо торта. И тем, кто научился греть себя сам.
Моя Тень отговаривала меня. Она сказала, что это провал, что моя идея слишком личная и опасная. Она сказала, что магия не возникнет из воздуха, но я рискну. Потому что настоящая магия – в наших сердцах.
[ДОСТУП К СИСТЕМЕ ПРЕДОСТАВЛЕН] Некоторые вещи нельзя объяснить словами – их нужно прочувствовать. Вы входите в визуальный архив Теневых Краев. [НАШЛИ ДАННЫЕ С ОГРАНИЧЕННЫМ ДОСТУПОМ] Рейтинг засекречен. Чтобы обойти фильтры и получить доступ к полному визуальному досье, включая портреты персонажей, секретные локации и удаленные сцены эпохи V-Life, отсканируйте ссылку ниже. [ДОСТУП К АРХИВУ TELEGRAM…] [ЗАГРУЗКА ВИЗУАЛЬНЫХ МАТЕРИАЛОВ…]
ПРОЛОГ. ГОРОД, КОТОРЫЙ НЕ ВИДИТ
Лея падает.
Вокруг неё огонь – но холодный.
Языки пламени черные, как пустота.
Они лижут её руки, и кожа… исчезает.
Не горит. Исчезает.
Сначала пальцы – прозрачные, как стекло.
Потом ладони – размытые, как дым.
Потом запястья.
Лея пытается закричать, но звук проваливается
в ту же воронку, что тянет ее тело.
Внизу – ничего.
Не темнота. Не свет.
НИЧЕГО.
И в этом ничего – силуэт.
Огромный. Безликий.
С пустыми глазами, которые смотрят
прямо в неё.
Лея понимает:
Он не хочет её убить.
Он хочет, чтобы её никогда не было.
Чтобы никто не помнил её имени.
Чтобы даже мама забыла её лицо.
Лея исчезает.
—
Она просыпается в 6:30.
Серая комната. Пустая квартира.
Записка на столе: "Разогрей кашу. Люблю."
Сердце всё ещё бьётся так, будто падает.
Руки дрожат.
Она смотрит на пальцы – они здесь, целые, видимые.
Пока.
Жди.
Все исчезает.
Ноябрь в этом городе пах мокрым камнем и ржавым железом. Небо висело так низко, что шпили соборов царапали его серое брюхо, выпуская струйки дыма, похожие на выдох уставшего великана.
Лея плотнее натянула на уши старую вязаную шапку. Ей не было холодно. Наоборот.
Пока прохожие кутались в шерстяные пальто и прятали носы в шарфы, Лея чувствовала, как под ее кожей разгорается пламя. Это не было болезнью. Это был ритм. Её сердце стучало чуть быстрее, чем нужно, гоняя по венам горячую, злую энергию.
Она остановилась у витрины магазина электроники на Вацлавской площади.
За бронированным стеклом стена из сотни экранов транслировала одну и ту же картинку. Реклама социальной сети «V-Life».
На экране, в окружении идеальных детей и золотых ретриверов, сияла Она. Одна из «Золотой Сотни». Лея не знала её имени, но знала её место в пищевой цепи. На пальце женщины горело Кольцо. Настоящее. Оно пульсировало мягким, ровным золотым светом, от которого даже через стекло веяло сытостью и властью.
«Посмотри, как я сияю, – говорила улыбка женщины. – Смотри и желай быть мной».
Толпа на улице замедляла шаг. Люди поднимали свои телефоны, сканируя QR-код на экране, ловя крохи цифровой пыльцы. В их глазах, отражающихся в витрине, Лея видела голод. Они хотели быть там, в тепле и золоте.
Но Лея видела и другое.
Она перевела взгляд с экрана на своё отражение. Бледное, полупрозрачное лицо. Глаза, в которых плескалась тревога.
Мимо неё прошла девушка в дорогом бежевом тренче. Она что-то быстро печатала в телефоне, кусая губы. Над её головой не было золотого нимба. Там, невидимый ни для кого, кроме Леи, висел тяжёлый, бугристый Синий Камень. Он давил девушке на плечи, заставляя её сутулиться, пригибал к земле.
Девушка отправила сообщение, и Лея увидела, как Камень стал чуть тяжелее. Ещё грамм невысказанной грусти. Ещё сантиметр вниз.
Лея прижала ладонь к холодному стеклу витрины, прямо поверх лица золотой женщины из «Сотни». Стекло мгновенно запотело от жара её руки. Идеальная картинка поплыла, превращаясь в мутное пятно.
– Я вижу вас, – прошептала Лея.
Её голос утонул в шуме трамвая. Никто не обернулся. Для этого города её не существовало.
Она спрятала горячие руки в карманы и шагнула в тень переулка, где в асфальте змеилась трещина, из которой тянуло могильным холодом. Только там, в сырости и темноте, её пульс мог наконец успокоиться.
Завтра ей нужно было снова надеть маску. Но сегодня она была живой.
ЧАСТЬ I. ВИДИМОСТЬ
ГОРОД, ГДЕ УЛЫБАЮТСЯ ДАЖЕ СТЕНЫ
Будильник не звонил. В доме, где экономят каждый киловатт, телефоны ставят на вибрацию и кладут под подушку.
Лея открыла глаза за секунду до сигнала. В комнате висел серый, влажный сумрак – обычное утро ноября в Нижнем Городе. С потолка, прямо над шкафом, свисала капля конденсата. Она набухала медленно, тяжело, как невыплаканная слеза, и наконец сорвалась вниз. Плик.
Лея откинула колючее казенное одеяло. Холод комнаты мгновенно обжег кожу, но тут же отступил. Внутри неё, в груди, привычно разгорался реактор. 37.2°C. Её норма. Её проклятие.
Она провела ладонью по предплечью. Кожа была сухой и горячей. Если бы мама сейчас потрогала её лоб, она бы потянулась за градусником. Но мама спала в соседней комнате – тихо, беззвучно, как спят люди, которые боятся даже во сне занять лишнее пространство.
Лея встала. Пол был ледяным, но её ступни оставляли на линолеуме теплые, быстро исчезающие следы.
На кухне пахло сыростью и вчерашним чаем. Лея подошла к окну. Стекло было покрыто узорами инея, но стоило ей прижать палец, как лед мгновенно таял, превращаясь в воду. Она прочертила глазок в мир.
Снаружи, за окном, Город уже надевал лицо. На фасаде дома напротив, прямо на облупленной штукатурке, вспыхнула голографическая проекция. Огромный, трехметровый смайлик. «ДОБРОЕ УТРО, ГРАЖДАНИН! «Покажи, что ты сияешь!»
Лея зажмурилась. Золотой свет проекции бил по глазам, пытаясь перекричать серость неба. В этом городе улыбались даже стены. Особенно стены. Они улыбались, чтобы скрыть трещины в фундаменте.
Она оделась быстро. Черная водолазка (сэконд-хенд, 5 баллов), джинсы, которые стали коротки. И, наконец, они. В прихожей стояли Ботинки. Мама принесла их вчера вечером. Она не сказала, откуда они, но Лея видела. Она видела Цвет Поступка. Ботинки светились тусклым, но плотным серебром – цветом жертвы.
Они были уродливыми. Грубая резина, металлические носы, тракторная подошва. В таких ходят рабочие в промзоне, «Тени», которых не пускают в центр. Но когда Лея сунула в них ноги, она не почувствовала холода. – Спасибо, мам, – шепнула она в тишину квартиры.
Лея натянула шапку, взяла рюкзак и вышла в подъезд.
Спускаясь по лестнице, она старалась не шуметь. На втором этаже жила госпожа Циммер (V2, Теплая), которая любила писать доносы на «шумных соседей». Дверь госпожи Циммер была приоткрыта. Оттуда пахло жареным беконом и… страхом. Лея на секунду задержалась. Она увидела в щель, как госпожа Циммер стоит перед зеркалом в прихожей и тренирует улыбку. – Я счастлива, – говорила женщина своему отражению. Голос дрожал. – У нас всё хорошо. Муж не пьет. Сын учится. Над её головой висело Серое Облако, из которого шел мелкий, колючий дождь. Облако плакало за неё.
Лея сжала кулаки. Её ладони нагрелись в карманах. Ей хотелось крикнуть: «Хватит врать! Тебе же больно!» Но она промолчала. Бесцветные не кричат. Бесцветные наблюдают.
Она толкнула тяжелую подъездную дверь и шагнула на улицу. Ветер ударил в лицо мокрой тряпкой. Город гудел. Мимо проносились трамваи, набитые людьми, уткнувшимися в телефоны. Над каждым человеком в толпе светился его статус. 450… 620… 380… Цифры. Валюта. Жизнь.
Лея достала свой телефон – старый, с трещиной на экране. Она знала, что там увидит, но всё равно проверила. Приложение «V-Life» загрузилось. На месте её аватарки была пустая серая заглушка. СТАТУС: НЕ ОПРЕДЕЛЕН. РЕЙТИНГ: ОШИБКА ДАННЫХ.
Система её не видела. Для камер, для алгоритмов, для этого города её не существовало. Она была глюком. Битым пикселем.
Но её руки были горячими. – Я здесь, – сказала она ветру. Изо рта вырвался пар. Лея поправила рюкзак и пошла в сторону школы, где её ждал первый урок – «Основы Позитивного Мышления».
Школа номер 4 была похожа на старый завод, который перекрасили в бежевый цвет, но забыли выветрить запах копоти. Над входом висел плакат: «ТВОЯ УЛЫБКА – ТВОЙ ВКЛАД В ОБЩЕСТВО».
Улыбка на плакате была такой широкой, что казалась трещиной.
Лея втянула голову в плечи. Её ботинки – тяжелые, рабочие – стучали по асфальту слишком громко. Бум. Бум. Бум. Звук ошибки в идеальной программе.
У ворот тормозили машины. Из них выходили Блестящие. Их одежда была чистой, яркой, хрустящей. Их рюкзаки выглядели так, словно их купили пять минут назад.
Лея увидела девочку из параллельного класса. На той была розовая куртка, такая яркая, что резало глаза. Вокруг головы девочки порхала Золотая Птица. Маленькая, размером с колибри. Она чирикала, но звук был механическим.
Лея прищурилась. Птица была привязана к уху девочки тонкой леской.
Фальшивка.
Девочка не радовалась. Она транслировала радость. Внутри её груди пульсировал маленький, холодный Серый Камешек – страх опоздать. Но кого волнует камень, если снаружи золото?
Лея прошла мимо. Никто не посмотрел на неё. Охранник на входе скользнул взглядом по её фигуре и отвернулся к монитору. Для него она была пустым местом. Провалом в пикселях.
В коридоре пахло хлоркой и лавандовым освежителем. Стены были увешаны экранами. На каждом крутилась лента «V-Life». Лайки, сердечки, фейерверки. Шум стоял такой, будто ты засунул голову в улей.
Лея пробиралась вдоль стены. Её температура поднялась. 36.9. Ладони вспотели. Ей казалось, что воздух здесь плотнее, чем на улице. Он давил на виски.
Она вошла в класс за секунду до звонка.
Урок «Основы Позитивного Мышления» вела госпожа Краус.
Госпожа Краус была женщиной неопределенного возраста с прической, похожей на застывший сахарный шлем. Она улыбалась так, будто у неё свело челюсть три года назад, и с тех пор она не могла её расслабить.
– Доброе утро, будущие лидеры! – пропела она. Её голос был высоким, звенящим, как битое стекло. – Надеюсь, вы все обновили свой статус сегодня утром?
Класс зашуршал телефонами. Лея положила руки на парту. Пустые.
Госпожа Краус прошла между рядами. Она шла, не касаясь пола каблуками, словно летела на облаке собственного самодовольства.
Но Лея видела.
Над головой учительницы висело Грозовое Облако. Оно было черным, налитым электричеством. Из него в идеальную прическу госпожи Краус били крошечные молнии раздражения. Каждый раз, когда молния била, глаз учительницы едва заметно дергался.
– Сегодня мы говорим о Визуализации Успеха, – госпожа Краус остановилась у доски. – Кто скажет мне, почему грусть – это неэффективно?
Руку поднял мальчик с первой парты. Марк. Сын чиновника. Его аура (Лея видела отблеск) была накачана искусственным золотом, как воздушный шар гелием.
– Потому что грусть снижает продуктивность, – отчеканил Марк. – Она портит цвет лица и снижает рейтинг семьи. Грустные люди не покупают товары.
– Блестяще! – Облако над головой учительницы метнуло молнию ей в затылок, но улыбка стала еще шире. – Пять баллов, Марк.
Лея смотрела в окно. Там, за стеклом, серый голубь клевал корку хлеба в грязи. Он был самым честным существом в этом здании.
… – А теперь, – голос госпожи Краус стал приторным, как переслащенный чай, – практическое задание. Достаньте свои зеркала.
Класс зашевелился. У каждого (кроме Леи) было маленькое карманное зеркальце. Это было обязательно. Школьный стандарт.
– Посмотрите на себя. Найдите в своем лице признаки усталости или сомнения. И сотрите их. Натяните мышцы. Глаза должны сиять. Губы – в улыбке.
Она подошла к доске и нарисовала схему лица.
– Запомните: ваша Большая Скуловая Мышца – это главный рычаг успеха. Она тянет уголки рта вверх. Если она расслаблена – вы теряете рейтинг. Если она напряжена – вы управляете миром. Тяните её! Выше! Ещё выше! Чтобы было видно зубы, но не десны. Десны – это вульгарно.
Госпожа Краус заметила. Она подплыла к парте Леи.
Запахло дорогими духами и старым потом. Грозовое Облако над учителем забурлило.
– Лея, – сказала она. – Где твой инструмент?
– Забыла, – тихо сказала Лея.
– Забыла? – Госпожа Краус наклонилась. Её идеальное лицо было похоже на маску из папье-маше. Лея видела, как под слоем тонального крема бегут тонкие красные Трещины. – Ты не можешь забыть лицо, деточка. Если ты не работаешь над фасадом, ты разрушаешь фундамент.
Она постучала наманикюренным пальцем по парте.
– Посмотри на Марка. Он сияет. А ты? Ты выглядишь как… пятно.
Класс захихикал. Смех был не злым. Он был пустым. Они смеялись, потому что это повышало их синхронизацию с учителем.
Лея почувствовала, как внутри неё, в животе, ворочается горячий, тяжелый шар. Это был не страх. Это была злость.
Она подняла глаза. Прямо на госпожу Краус.
Она не стала включать «фильтр». Она посмотрела по-настоящему.
И увидела.
Внутри Грозового Облака, прямо в центре черной тучи, сидела крошечная, сморщенная фигурка. Она дрожала и закрывала голову руками, прячась от молний. Это была настоящая госпожа Краус. Испуганная. Одинокая. Ненавидящая свою работу.
Лея моргнула.
– У вас тушь потекла, – сказала она.
Госпожа Краус отшатнулась, как от удара. Рука метнулась к лицу. Идеальная маска треснула. На секунду, всего на долю секунды, Лея увидела в её глазах панику.
– Вон из класса! – визгнула учительница. Молния ударила её прямо в висок.
Лея встала. Она взяла свой рюкзак.
– Спасибо, – сказала она.
И вышла.
В коридоре было тихо. Урок шел во всех классах. Тысячи детей прямо сейчас учились натягивать улыбки, чтобы понравиться алгоритму.
КОРИДОР ЛЖИ
Лея прислонилась спиной к прохладной стене коридора. Её руки дрожали. Температура внутри скакнула до 37.1°C. Это был не жар болезни, а жар невысказанных слов.
Она сунула руку в карман и нащупала там что-то холодное и твердое. Осколок зеркала. Она не забыла его. Она его разбила. Утром.
Звонок не зазвенел. Он взорвался басами. Из динамиков под потолком ударил припев «Сияй громче» – трек, который держался в топе «V-Life» уже вторую неделю.
Лея криво усмехнулась. Если хочешь узнать, что сейчас в тренде, просто дождись перемены в школе номер 4. Школа не учила жизни. Школа учила алгоритмам.
Воздух здесь был плотным, как сироп. Пахло лаком для волос, дешевой синтетикой и перегретыми смартфонами.
Двери классов распахнулись одновременно.
Если бы это была обычная школа из старых книг, которые мама прятала под кроватью, коридор наполнился бы криками, беготней и смехом. Но школа номер 4 не была обычной. Она была фабрикой.
В коридор выплеснулась толпа, но никто не бежал. Все доставали телефоны.
Коридор превратился в съемочную площадку. Воздух мгновенно стал душным от запаха лака для волос, дешевой синтетики и электричества.
Лея вжалась в стену, стараясь стать еще тоньше. Ей было двенадцать лет, но в своих старых, купленных на развале черных вещах она казалась маленькой старушкой. Свитер на два размера больше висел мешком, скрывая худобу. Ботинки – тяжелые, с грубой шнуровкой, – делали её ступни огромными.
Она посмотрела на свое отражение в темном экране чужого планшета. Светлые, пепельного цвета волосы выбились из-под шапки. Лицо бледное, почти прозрачное. И глаза. Серо-зеленые, цвета штормовой воды. Зрачки были расширены, как у кошки в темноте. Они всегда были такими. Врачи говорили – особенность зрения. Мама говорила – просто красивые. Для остальных-странные.
Лея знала правду: чтобы видеть то, что скрыто, нужно открыть глаза шире, чем позволяет природа.
Её серо-зеленые глаза смотрели под ноги. Она знала: если поднять глаза, мир обрушится на неё лавиной чужой лжи. Никакого эмоционального контакта. Можно сгореть.
Прямо перед ней две пятиклассницы в одинаковых бежевых юбках репетировали «случайную встречу».
– Нет, не так! – скомандовала та, что повыше. Голос ледяной, режиссерский. – Ты выглядишь испуганной. А нам нужно «Удивление и Восторг». Давай еще раз. Свет падает оттуда. Поверни голову на три градуса влево.
Она подняла телефон.
– Три, два, один… Мотор!
Вторая девочка мгновенно натянула на лицо маску абсолютного счастья.
– О боже! Привет! Я так рада тебя видеть!
Они обнялись. Объятие длилось ровно три секунды – пока горела красная точка записи. Как только телефон опустился, они отпрянули друг от друга, как чужие. Лея видела, что за спиной «счастливой подруги» висит тяжелый, мокрый мешок Свинцовой Усталости. Девочка хотела спать, а не обниматься. Но кого это волнует? Усталость не монетизируется.
Лея двинулась дальше, лавируя между потоками «счастливых» людей. Её тяжелые ботинки – на размер больше, с грубой шнуровкой – стучали по линолеуму, как молотки.
Вдруг кто-то толкнул её в плечо.
– Смотри, куда прешь, Пустое Место.
Перед ней стоял Марк. Тот самый, с первой парты. Он держал телефон горизонтально – снимал влог.
– Друзья, вы только посмотрите! – завопил он на камеру, тыча объективом Лее в лицо. – Вот что бывает, если не работать над личным брендом! Серая моль в естественной среде обитания!
Он засмеялся. Смех был наигранным, «для контента».
Лея посмотрела в черный глазок камеры. Она увидела там свое отражение: бледное пятно в черном. Никакого сияния. Никакой ауры.
– Убери камеру, – тихо сказала она.
– Что? – Марк приблизил телефон. – Я не слышу! Говори громче! Или ты экономишь энергию?
Лея почувствовала, как температура внутри скакнула. 37.5. Жар ударил в щеки. Воздух вокруг неё задрожал, как над асфальтом в зной. Она увидела, что Марк не злой. Он пустой. А за его спиной висит жирная Пиявка Скуки, которая сосет его шею. Ему просто скучно жить.
– Убери.
Её шепот резанул по ушам, как помеха в радиоэфире. Экран телефона Марка мигнул и погас.
– Эй! – он тряхнул гаджетом. – Ты что сделала? Он завис!
Лея не стала ждать. Она нырнула в толпу, подальше от камер.
Но в центре коридора было еще хуже. Там стояла Эрика.
Эрике было четырнадцать, но выглядела она на все двадцать. Идеальная укладка, которая не двигалась даже при ходьбе. На пальце – кольцо с ярко-красным камнем (скорее всего, подделка, но дорогая).
Она стояла в кругу младших девочек и вещала, как пророк новой веры.
– Нищета отвратительна, – говорила Эрика, поправляя безупречный воротник. – Никто не лайкает бедных. Даже если у вас нет денег на обед, вы должны купить стаканчик дорогого кофе. Пусть пустой. Главное – логотип в кадре.
Одна из девочек, маленькая, в заштопанных колготках, робко подняла руку: – А если… если хочется плакать?
Эрика посмотрела на неё с брезгливостью. Лея видела, как аура Эрики – гладкое, непробиваемое зеркало – на секунду потемнела. – Тогда ты идешь в туалет, – отчеканила Эрика. – Запираешься. Включаешь воду. И плачешь. А потом умываешься, наносишь консилер и выходишь. Потому что твои слезы никому не нужны. Слёзы снижают рейтинг класса. Эрика достала из сумочки тяжелый флакон матового стекла. Золотая крышка холодила пальцы. Один пшик – и воздух наполнился ароматом дорогой жизни: ваниль, сандал и полное отсутствие проблем. – Запах нищеты не делает тебя дороже, – сказала она девочкам, которые внимательно ее слушали, и убрала флакон, который стоил как год аренды комнаты Леи.
Лею замутило. Физически. Желудок скрутило.
И тут толпа расступилась.
По коридору шла Она.
Далия Кристина Вейн.
Ей тоже было двенадцать, но выглядела она так, словно уже поняла этот мир и победила его. Она была высокой, на голову выше Леи, угловатой, как молодой олененок, который еще не знает своей силы.
Далия была похожа на Лею. Пугающе похожа. Тот же блонд, но более теплый, те же острые скулы, та же худоба. Если бы их поставили рядом, люди могли бы спросить: «Вы сёстры?».
Но они были из разных вселенных.
На Далии горел ярко-красный шарф, небрежно намотанный на шею. В волосах сияла желтая заколка-звезда. На запястьях звенела целая стопка синих, зеленых и золотых браслетов. Она была цветной вспышкой в сером коридоре. Она кричала своим видом: «Смотрите на меня!».
Лея отвела взгляд. Смотреть на Блестящих было больно. Это как смотреть на солнце – слезятся глаза.
Далия смеялась. Вокруг неё крутилась свита – девочки и мальчики с рейтингом пониже, которые хотели погреться в её лучах.
– А я ему говорю, – голос Далии был звонким, но чуть выше, чем нужно, – если ты не лайкнешь, я удалю коммент!
Свита захихикала. Смех был сухим, как осенние листья.
Лея прищурилась. Она не хотела смотреть, но дар работал сам по себе. Зрачки расширились еще сильнее.
Вокруг головы Далии не было Золотых Птиц радости.
Там, в воздухе, прямо над идеальной укладкой, висели крошечные, светящиеся, как раскаленные угольки, Красные Искры.
Искры раздражения. Искры гнева, которому не дали выхода. Они потрескивали, как статика, готовые поджечь этот фальшивый воздух.
Далия резко остановилась. Её рука метнулась к шее, поправляя шарф. Движение было нервным. Она оглянулась, словно почувствовала на спине чей-то тяжелый взгляд.
Её карие глаза встретились с серо-зелеными глазами Леи.
На секунду шум коридора стих.
Лея не успела опустить голову. Она стояла у стены, в своих огромных ботинках, сжимая в кармане осколок. Бесцветная. Невидимка с рейтингом «ошибка данных».
Далия – Яркая, окруженная свитой.
Между ними было три метра линолеума и три тысячи баллов социального рейтинга. Им нельзя было дружить. Им нельзя было даже стоять рядом – телефон Далии мог завибрировать предупреждением о «социальной гигиене».
Далия нахмурилась. Красные Искры вокруг её головы вспыхнули ярче. Одна искра упала ей на плечо и прожгла невидимую дырку в ауре. Далия дернула плечом, словно от укуса комара.
– Чего уставилась? – бросила она.
Голос был резким. Но Лея видела: за этой резкостью нет злости на неё. Там был страх. Далия боялась. Она чувствовала, что Лея видит то, что скрыто за браслетами и смехом.
– У тебя… – Лея хотела сказать «искры», но осеклась. Говорить правду Ярким опасно. – Шарф развязался.
Это была ложь. Шарф был завязан идеально.
Далия моргнула. Она ожидала чего угодно – зависти, просьбы сфотографироваться, молчания. Но не бытового замечания от «пустого места».
Она схватилась за узел шарфа.
– Ничего не развязалось, – фыркнула она, но её пальцы судорожно перебирали шерсть. – Тебе показалось. У тебя зрение плохое.
Она отвернулась к своей свите.
– Пошли. Тут душно.
Она сделала шаг, и её браслеты звякнули. Но Лея услышала в этом звоне не музыку, а лязг цепей.
Далия уходила быстро, слишком широко шагая своими длинными ногами. Красные Искры сыпались с неё, как пепел с горящей бумаги. Она горела. Она сжигала себя, чтобы светить другим.
Лея выдохнула. Температура внутри упала до 36.9. Жар отступил, оставив после себя холодную испарину на спине.
– Яркая Тень, – прошептала Лея.
Она знала: Далия сомневается. Система затягивает её, требует быть идеальной, но внутри этой девочки живет пожар, который однажды сожжет этот фасад.
