Дети теней. Торт или ботинки

Директор сидел в кресле. Он не кричал. Он протирал бархатной тряпочкой свое Кольцо.

– Лея, – сказал он мягко. Слишком мягко. – Заходи. Твоя мама как раз рассказывала мне, как старательно она воспитывает в тебе уважение к школьному имуществу.

Лея посмотрела на маму.

Эмилия не обернулась. Её плечи были подняты к ушам – поза человека, ожидающего удара. Над головой мамы висело Плотное Серое Одеяло. Одеяло страха. Оно было мокрым и тяжелым, оно давило ей на шею, пригибая к земле.

– Я не хотела, – сказала Лея. Голос был сухим. – Это вышло… случайно.

– Случайно, – повторил Директор. Он отложил тряпочку. – Лея, ты учишься здесь с первого класса. Твоя мама работает здесь с открытия. Мы – одна семья.

Он сделал паузу.

– Но в семье не должно быть уродов.

Эмилия вздрогнула.

– Господин Директор, – голос мамы дрожал. – Она просто ребенок. Это был стресс. Перегрузка. Вы же знаете, тесты – это давление… Я заплачу. Вычтите из моей зарплаты. Я возьму дополнительные часы. Я буду мыть полы в выходные.

Лея почувствовала, как внутри неё всё холодеет.

Мама унижалась. Снова. Как тогда, с папой.

Лея увидела, как из груди мамы, прямо сквозь серую шерсть кофты, тянется тонкая, липкая нить. Она тянулась к Директору. Это была энергия. Мама отдавала свою жизненную силу, свое достоинство, чтобы купить Лее прощение.

Директор улыбнулся. Его аура (Золотая, но с гнилостным оттенком) вспыхнула ярче. Он питался этим унижением.

– Эмилия, – вздохнул он. – Ты же знаешь правила. Твой рейтинг и так пограничный. Неполная семья. Долги. А теперь еще и дочь, которая устраивает диверсии. Родительский комитет уже задает вопросы. «Почему дочь уборщицы учится с нашими детьми?»

– Учителя, – поправила Эмилия шепотом. – Я учитель.

– Это пока, – мягко сказал Директор. – Если Лея продолжит «фонить», мне придется принять меры. Не только к ней. Но и к тебе. Мы не можем рисковать репутацией школы ради… благотворительности.

Он посмотрел на Лею. Его глаза были пустыми, как линзы камер.

– Ты понимаешь, Лея? Твоё поведение – это не твоя проблема. Это проблема твоей мамы. Каждый раз, когда ты выделяешься, ты забираешь у неё кусок хлеба. Ты хочешь, чтобы мама оказалась на улице? В Промзоне?

Удар был точным.

Лея перестала дышать.

Она вспомнила пустую тарелку мамы вчера вечером. Вспомнила её дрожащие руки.

«Я – проблема, – подумала Лея. – Я всегда была проблемой. С самого рождения. Я лишняя».

Она увидела, как Серое Одеяло над мамой стало черным. Оно начало душить её.

Лея выпрямилась. Она сжала кулаки в карманах. Осколок зеркала впился в ладонь, но боль отрезвила.

Она должна надеть маску. Самую плотную, самую непробиваемую маску в своей жизни. Она должна стать никем, чтобы спасти маму.

– Я поняла, – сказала Лея. Её голос стал ровным, безжизненным. Механическим. – Этого больше не повторится. Я буду тихой. Я буду невидимой. Я согласна на Спецпоток.

Она посмотрела Директору в глаза.

– Только не трогайте маму. Пожалуйста.

Эмилия обернулась. В её глазах стояли слезы. Но она не подошла. Она не обняла Лею. Она была парализована страхом.

Директор кивнул, довольный. Он получил то, что хотел: покорность.

– Хорошо. Иди в класс, Лея. А мы с твоей мамой обсудим график выплат за разбитый камень.

Лея вышла.

Она закрыла за собой тяжелую дубовую дверь.

В коридоре было пусто.

Лея прислонилась лбом к холодному дереву.

Она слышала, как за дверью мама говорит: «Спасибо. Спасибо вам большое».

Лею замутило.

Она хотела быть беспроблемной. Она хотела быть хорошей. Но в этом мире «быть хорошей» означало позволять себя жрать.

Она посмотрела на свои руки. Они дрожали.

«Я не буду проблемой, – подумала она, и внутри неё, там, где раньше был страх, начал подниматься холодный, расчетливый гнев. – Я стану решением. Я сломаю эту систему, чтобы маме больше никогда не пришлось говорить "спасибо" этому упырю».

ТРИ ВЕРСИИ АДА

Лея вышла в коридор. Тяжелая дверь кабинета закрылась беззвучно, отсекая её от тихого голоса матери, которая продолжала извиняться за то, что её дочь существует.

Лея прислонилась спиной к прохладной стене. Её руки дрожали. Температура – 37.4. Гнев.

В коридоре, на узкой банкетке, её ждала Мира.

Она сидела прямо, сложив руки на коленях в идеальный замок. На фоне бархатных обоев приемной её бежевая одежда делала её почти невидимой.

Но она была не одна.

У высокого стрельчатого окна стояла Далия.

Лея моргнула. Далии здесь быть не должно. Блестящих не вызывают на ковер к Директору вместе с "отбросами". Их отчитывают тихо, в приватных чатах с родителями.

Но Далия была здесь.

Она выглядела… неправильно. Идеальный хвост растрепался. Она нервно крутила на пальце кольцо – то самое, дорогое, которое теперь казалось ей кандалами. Она не замечала Миру. Она смотрела в окно, на город, и её плечи были напряжены, как у бойца перед ударом.

Лея сделала шаг.

Далия резко обернулась.

– Ну? – спросила она. Голос был резким, но в нём звенела не злость, а страх. – Тебя… стерли?

– Нет, – сказала Лея. – Меня утвердили. Я теперь официально в Спецпотоке. Навсегда.

Далия выдохнула. Серая дымка вокруг неё немного рассеялась.

– А маму?

– Мама осталась, – Лея сжала кулаки в карманах. – Она… она благодарила его. За то, что он позволил мне дышать этим воздухом.

Лея посмотрела на Далию.

– А ты почему здесь? Тебя же не перевели.

Далия фыркнула. Смешок вышел горьким.

– Еще чего. Меня не переведут. Папа не позволит испортить «семейный бренд». Но мне пришлось получить выговор от завуча. Она старалась не кричать. Мой отец хороший спонсор для школы.– Она достала телефон. Экран был черным. – Но он прислал сообщение. Два слова: «Лимит исчерпан».

Она показала Лее телефон. Он был заблокирован.

– Он отключил мне карты. И запретил танцы. Сказал, что если я не умею контролировать эмоции, мне нечего делать на сцене. Я теперь… – она подобрала слово, – …нерентабельный актив.

Лея увидела, как вокруг Далии сгущается Стеклянный Купол. Прозрачный, холодный вакуум. Родители не приехали. Они просто отключили её от ресурсов, как бытовую технику за неуплату.

– А это кто? – Далия наконец заметила Миру. Её взгляд скользнул по бежевой блузке и очкам с легким, привычным высокомерием. – Твоя новая подружка из подвала? Она умеет разговаривать или только моргать?

Мира медленно встала. Она поправила очки указательным пальцем.

– Я умею считать, – сказала она. Голос был тихим, но четким, как щелчок затвора. – И я посчитала, что без моего вмешательства твой рейтинг сегодня упал бы не на 50 баллов, а на 500.

Далия нахмурилась.

– Чего?

Мира подошла ближе. Теперь они стояли треугольником.

– Я была в серверной, – спокойно пояснила Мира. – Пока все бегали и кричали, я зашла в систему безопасности. И удалила три минуты записи из актового зала.

Далия открыла рот. Лея тоже.

– Те самые три минуты? – прошептала Лея.

– Да, – кивнула Мира. – Где Далия кричит, а ты светишься как сверхновая. Теперь у них нет доказательств, что это сделали вы. Официальная версия в отчете – скачок напряжения в городской сети.

Далия смотрела на маленькую, невзрачную девочку, как на инопланетянина.

– Ты… хакнула школу? Ты?

– Я оптимизировала данные, – пожала плечами Мира. – Но меня засекли на выходе. Поэтому я здесь. Жду своей казни.

– И что тебе будет? – спросила Лея.

– Мама в истерике, – равнодушно сказала Мира. – Она звонила. Плакала так, будто я уже умерла. Сказала, что я убиваю её. Что папа устал на работе, а теперь ему придется краснеть. Она не приедет. Она боится.

В коридоре повисла тишина.

Три девочки. Три семьи. Три разные версии ада.

– Значит, у нас проблемы, – подытожила Далия. Но в её голосе больше не было высокомерия. Она смотрела на Миру с новым чувством. С уважением хищника к другому хищнику. – Ты крутая. Для "серой мыши".

– Я не мышь, – Мира посмотрела на Далию снизу вверх. – Я стратег. А ты – громкоговоритель. А Лея – искра. По отдельности нас раздавят.

Дверь кабинета открылась.

Секретарь, женщина с лицом, похожим на застегнутую молнию, выглянула наружу.

– Коваль! Директор ждет.

Мира вздохнула.

– Моя очередь, – она поправила рюкзак.

– Эй, – Далия шагнула к ней. Она, Блестящая, впервые заговорила с кем-то из Спецпотока без насмешки. – Если он будет орать… представь, что он в костюме клоуна. Мне помогает.

Мира чуть улыбнулась. Уголки губ дрогнули.

– Я представляю его как уравнение, которое нужно сократить. Это эффективнее.

Она скрылась за дверью.

Лея и Далия остались одни.

Далия прислонилась к подоконнику.

– Знаешь, – сказала она, глядя на закрытую дверь. – Я думала, в этом вашем подвале сидят одни дебилы. А вы… опасные.

– Мы не опасные, – сказала Лея. Она нащупала в кармане Сферу. – Мы просто живые.

Далия посмотрела на свой телефон. Черный экран отражал её лицо – красивое, но уставшее.

– Я не хочу в свой класс, – вдруг сказала она. – Там сейчас начнется. Эрика будет спрашивать, как всё прошло. Марк будет ныть. Мне придется улыбаться и врать, что папа просто решил устроить мне "цифровой детокс".

Она подняла глаза на Лею. В них была мольба.

– Можно мне… с вами? В подвал?

Лея покачала головой.

– Тебя не пустят. Ты Блестящая. Твое место наверху, в свете.

– Я ненавижу этот свет, – прошипела Далия. – Он искусственный.

– Тогда сломай его, – просто сказала Лея. – Сделай так, чтобы они сами тебя выгнали. Но не сегодня. Сегодня тебе нужно выжить.

Дверь кабинета снова открылась. Мира вышла. Быстро, не оглядываясь.

– Минус сто баллов семье, – бросила она на ходу. – И неделя отработок в архиве. Легко отделалась.

– В архиве? – глаза Леи загорелись. – Это… это идеально.

Мира поправила очки и впервые за день улыбнулась по-настоящему – хищно и умно.

– Я тоже так подумала. Я попросилась туда сама. Сказала, что хочу "осознать свое поведение".

– Зачем? – не поняла Далия.

Лея и Мира переглянулись.

– Потому что там ответы, – сказала Лея. – Про тех, кто исчез. Про 50 лет назад. Про всё.

Звонок прозвенел, разрывая тишину.

– Мне пора, – сказала Далия. Она выпрямилась, натягивая привычную маску высокомерия. Но перед тем как уйти, она быстро, почти незаметно коснулась плеча Миры. – Спасибо. За видео.

Мира кивнула.

Далия ушла, стуча каблуками, возвращаясь в свой золотой аквариум.

Лея и Мира переглянулись.

– В подвал? – спросила Лея.

– В штаб, – поправила Мира. – У нас есть Сфера, которую нужно изучить. И у меня есть доступ в архив. Кажется, мы начинаем войну, Лея.

Они пошли к лестнице вниз. Туда, где было темно, сыро и где начиналась правда.

ТОРТ ИЛИ БОТИНКИ (ЭМИЛИЯ)

Дверь кабинета закрылась за спиной Эмилии с мягким, дорогим щелчком.

Она осталась в коридоре одна.

Эмилия прислонилась лбом к прохладной стене. Ноги, обутые в дешевые туфли на низком каблуке, гудели. Это были туфли, купленные много лет назад на последние баллы. Каждый вечер она проводила один и тот же, почти религиозный ритуал: очищала дешевый кожзаменитель, ставила туфли в коробку и плотно закрывала крышку. В этом крохотном акте заботы, в хранении этих старых, изношенных, но всё ещё целых вещей, заключалась вся её воля к жизни. Если она может сохранить их, она сможет сохранить и себя.

Её трясло. Не от холода – здесь, на этаже администрации, всегда топили отлично. Её трясло от пережитого унижения.

Она только что сказала «спасибо» человеку, который назвал её дочь угрозой. Она согласилась платить за камень, который, скорее всего, был застрахован. Она унижалась. Снова.

Мимо прошла группа старшеклассников из «А» класса. Они поздоровались, но в их глазах Эмилия видела насмешку. Они знали. В этой школе стены имели уши, а сплетни распространялись быстрее вируса.

«У неё дочь в Спецпотоке». «Она не справилась». «Неудачница».

Эмилия выпрямилась. Она поправила выбившуюся прядь волос. Маска. Нужно держать маску.

Она пошла к учительской. Каждый шаг давался с трудом, словно она шла по пояс в воде.

В голове крутилась одна мысль: «Зачем, Лея? Зачем ты это сделала? Я же просила. Я же так старалась».

Взгляд Эмилии упал на свои руки. Кожа была сухой, огрубевшей от мела и дешевого мыла.

Она вспомнила руки Директора. Ухоженные. Пахнущие кремом.

И память – жестокая и резкая – швырнула её на неделю назад. В тот самый кабинет.

(Воспоминание)

Кабинет Директора пах ванилью, дорогим антисептиком и страхом.

Здесь, на четвертом этаже, всегда было тепло. Это была привилегия, доступная только тем, чей рейтинг позволял оплачивать опцию «климат-комфорт». Эмилия стояла, не смея сесть. Единственный стул для посетителей был завален подарочными коробками для спонсоров – яркими, шуршащими, важными.

Директор (статус: Кандидат в V1) сидел, вальяжно откинувшись в эргономичном кресле. На его пальце горело Кольцо. Не ослепительное, как у «Золотой Сотни», но достаточно яркое, чтобы Эмилия невольно прятала свои «пустые», огрубевшие от мела руки в карманы старого кардигана.

– Эмилия, – вздохнул он, не отрывая взгляда от прозрачного планшета. – У нас снова жалоба. Родители Коли недовольны. Ты поставила ему «тройку».

– Он сдал пустой лист, – тихо сказала Эмилия.

Голос был хриплым. Она отработала две смены подряд – шесть уроков в своем классе и три замены у «Ярких». Её ноги гудели так, словно налились свинцом. Она знала, что правый ботинок снова промок, и холодная сырость медленно поднималась от ступни к колену.

– У его отца рейтинг 2900, – Директор наконец поднял на неё глаза. В них не было злости, только усталая брезгливость. – Его сыновья не сдают пустые листы. Они сдают «потенциал». Ты своей принципиальностью тянешь показатели школы вниз. Его родители – спонсоры. Нам нужна медаль. Ты понимаешь, что твоя зарплата зависит от лояльности, а не от грамматики?

Эмилия сжала руки в карманах так, что ногти впились в ладони. За панорамным окном, которое мыли роботы, шел ноябрьский дождь. Холодный, бесконечный дождь, который смывал с города краски, но не мог смыть ложь.

Она знала, к чему это идет. Шантаж.

– Я пришла узнать насчет начислений, – перебила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Задержка уже третий месяц. Мне… нам нужно платить за комнату. Нас могут выселить… Вы же помните Лею. Она всегда была в этой школе с самого рождения.

Директор поморщился, словно у него внезапно заболел зуб.

– Система перегружена, Эмилия. Ты же читаешь новости в «V-Life»? Транши из Центра запаздывают. Баллов в фонде зарплаты сейчас физически нет.

Он встал, подошел к настенному сейфу. Пальцы с кольцом быстро набрали код. Дверца с тихим шипением отъехала в сторону.

– Но школа ценит лояльных сотрудников. Мы можем выдать аванс натурой. Из резервного фонда Департамента Счастья.

Он вернулся к столу и выставил два предмета.

Слева он поставил роскошную коробку, перевязанную золотой лентой. Торт «Сияние» . Элитная кондитерская. Даже сквозь плотный картон пробивался сладкий, дурманящий запах сливок и успеха.

– Стоимость по каталогу – 500 баллов, – сказал Директор, любовно поглаживая крышку. – Сделаешь фото с дочкой. Красивый стол, свечи, улыбки. Выложишь в «V-Life» с хэштегом #СпасибоШколе. Алгоритм это любит. Это поднимет твой социальный рейтинг пунктов на двадцать. Покажешь соседям, что у вас праздник. Что вы – нормальные.

Справа он небрежно бросил на стол что-то тяжелое и серое.

Это были Ботинки .

Грубые, на толстой, как тракторная шина, резиновой подошве, с металлическими носами. Спецодежда для технических рабочих из промзоны. Они пахли дешевой резиной, складом и безнадежностью.

– Или это, – брезгливо бросил Директор, вытирая пальцы салфеткой. – Неликвид со склада. Списанная партия. Стоимость – 50 баллов. Рейтинг тебе это не поднимет. Наоборот, если система увидит тебя в них, она пометит тебя как «нуждающуюся». А это, сама знаешь… стыдно. Это маркер неудачи.

Эмилия смотрела на торт. 500 баллов. Это шанс почувствовать себя человеком. Шанс, что соседи на кухне перестанут коситься и шептать за спиной. Шанс увидеть в телефоне красивую картинку, где она и Лея – счастливая семья. Торт – это билет в мир иллюзий на один вечер.

А потом она вспомнила сегодняшнее утро.

Прихожую, где перегорела лампочка. Лею, сидящую на пуфике. Дочь наматывала на ногу полиэтиленовый пакет из супермаркета, прежде чем надеть старые, дырявые кеды. Лея поймала взгляд матери и улыбнулась – светло, виновато: «Мам, это лайфхак такой! В интернете видела. Так теплее, правда!»

Торт – это фото. Это лайки. Это цифры. Ботинки – это сухие ноги. Это отсутствие температуры. Это жизнь.

– Фасад или Жизнь, – прошептала Эмилия.

– Что? – переспросил Директор. – Бери торт, Эмилия. Не будь дурой. Дочке понравится сладкое. Дети любят праздники.

Эмилия шагнула к столу. Её рука потянулась к золотой коробке… замерла на секунду… и прошла мимо. Её пальцы сомкнулись на грубой, холодной коже ботинок. Они были тяжелыми. Реальными.

– Я беру ботинки.

В кабинете повисла тишина. Слышно было только, как гудит очиститель воздуха. Директор фыркнул, качая головой. Его Кольцо полыхнуло презрительным, мутно-желтым светом разочарования.

– Ты безнадежна, Эмилия. Ты никогда не станешь Яркой. Ты выбираешь грязь. У тебя нет амбиций. Ты тянешь себя и дочь на дно.

Эмилия прижала уродливые ботинки к груди, как величайшее сокровище. Запах резины перебил запах ванили.

– У меня есть дочь, – сказала она. – И она не будет ходить в пакетах.

Она развернулась и вышла из кабинета, не оглядываясь на золотое сияние торта, который остался нетронутым на полированном столе. Она знала: сегодня вечером её рейтинг упадет еще ниже. Алгоритм накажет её за «выбор бедности». Но сегодня её дочь не будет мерзнуть. И плевать на алгоритм.

Настоящее.

Эмилия остановилась посреди коридора.

Она пожертвовала всем. Рейтингом. Гордостью. Мечтой о торте. Она надела на себя клеймо «нищей», чтобы Лея не болела.

И что сделала Лея?

Она разбила камень. Она выставила себя фриком. Она заставила мать снова ползать на коленях.

Гнев – горячий и едкий – поднялся в груди Эмилии.

«Я так устала, – подумала она. – Господи, как же я устала».

У неё было шесть уроков сегодня. Три из них – у «Блестящих», которые смотрели на неё как на прислугу. Ей нужно было проверить сорок тетрадей. Ей нужно было идти на вторую работу репетитором, чтобы оплатить штраф за камень.

У неё не было сил на сочувствие. У неё не было сил на разговоры по душам.

Эмилия представила, как сейчас придет домой. Лея будет смотреть на неё этими своими огромными, прозрачными глазами. В них будет немой вопрос, ожидание тепла, поддержки.

«Я не могу, – запаниковала Эмилия. – Я пустая. Если я сейчас начну её жалеть, я рассыплюсь. Я просто лягу и не встану».

Ей нужно было, чтобы Лея была в порядке.

Это была не правда, это была необходимость.

«С ней всё хорошо, – твердо сказала себе Эмилия. – Её просто перевели в другой класс. Там меньше нагрузка. Ей там будет лучше. Она сильная. Она справится. Она должна справиться, потому что я больше не могу её тащить».

Она убеждала себя в этом, запихивая поглубже чувство вины, которое кололось внутри, как тот самый шипованный шар.

Эмилия расправила плечи. Лицо её снова стало жестким и спокойным.

– Всё в порядке, – прошептала она своему отражению в темном окне коридора. – Мы выживем. Просто нужно меньше чувствовать и больше работать.

Она пошла в учительскую, стуча каблуками.

Она выбрала ботинки вместо торта. Но, кажется, в процессе она отдала не только рейтинг. Она отдала способность чувствовать вкус жизни.

И теперь она требовала от дочери того же: быть сытой, обутой и… удобной. Потому что на «сложную» дочь у неё просто не осталось бюджета и ресурса..

ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ СЧАСТЬЯ

1. ПОДВАЛ (ЛЕЯ И МИРА)

В классе Спецпотока пахло сырой известью и свободой.

Здесь не было интерактивных досок. Только старая, исцарапанная грифельная доска, на которой кто-то мелом нарисовал анатомически точное сердце, пробитое стрелой.

Мистер Штольц (учитель) сидел за столом, отгородившись газетой «Вестник Континуума». Он был идеальным стражем – ему было все равно.

Мира достала из рюкзака толстую тетрадь на пружине.

– Лайфхак, – сказала она, открывая чистую страницу. – «Метод Двух Колонок».

Она провела вертикальную черту посередине листа.

– Это единственное, что спасает от безумия в нашем мире, – пояснила Мира. – В левой колонке мы пишем «Входящий Сигнал». То, что нам говорят. То, что от нас требуют. То, как нас называют.

Она написала слева: «Ты – дефектная. Ты – проблема. Ты должна исчезнуть».

Лея поежилась. Эти слова были холодными, как лед на стекле.

– А в правой, – продолжила Мира, – мы пишем «Фактическую Реальность». Факты без эмоциональной окраски. Без страха.

Она написала справа: «Моя нервная система проводит больше энергии, чем предусмотрено стандартом. Я вижу то, что скрыто. Я живая».

Лея посмотрела на две колонки. Слева был приговор. Справа – диагноз супергероя.

– Это называется Рефрейминг, – сказала Мира, поправляя очки. – Система пытается наклеить на тебя этикетку «Брак». Твоя задача – переклеить её на «Эксклюзив». Пока ты веришь левой колонке – ты жертва. Как только начинаешь заполнять правую – ты исследователь.

Лея взяла карандаш. Её пальцы дрожали, но она прижала грифель к бумаге.

Она написала слева: «Мама меня не любит». Подумала. И написала справа: «У мамы нет ресурса на любовь, потому что она тратит всё на выживание. Это не моя вина».

В груди что-то щелкнуло. Синий камень, который давил на ребра последние четыре года, стал чуть легче.

– Работает? – спросила Мира.

– Да, – выдохнула Лея. – Но это… сложно.

– Мышление – это тоже мышца, – пожала плечами Мира. – Она болит, когда качаешь. Зато потом можно поднять вес, который раздавит других.

В этот момент Саша (рыжий мальчик с соседнего ряда) запустил в них бумажным самолетиком. Самолетик спланировал прямо на тетрадь Миры.

– Эй, умницы! – шепнул Саша. – А в правой колонке написано, как закадрить девчонку, если ты в подвале?

Мира фыркнула.

– Там написано, что у тебя шансов ноль, но погрешность в пределах статистической надежды.

Класс тихонько засмеялся.

Лея оглянулась. Здесь, внизу, никто не сидел в телефонах. Здесь не было фильтров. У девочки с черными ногтями были обкусанные заусенцы, у Саши – пятно от ручки на щеке. Они были настоящими. И Лея вдруг поняла, что впервые за день её температура – идеальные 36.6.

Здесь было безопасно быть собой.

2. ЭЛИТНЫЙ КЛАСС (ДАЛИЯ)

Класс 303 сиял.

Здесь пахло дорогим кондиционером, лавандой и амбициями. Окна выходили на солнечную сторону, и золотые лучи падали на идеально причесанные головы учеников.

Урок вела Госпожа Вейл (V1, Блестящая). Она была похожа на хищную птицу, одетую в шелк.

– Тема урока: «Монетизация Ошибки», – её голос был гладким, как полированный пластик. – Представьте, что вы упали на сцене. Вас сняли. Видео в ТГ. Ваши действия?

Далия сидела за своей партой у окна. Раньше это было её любимое место. Сцена, где она – главная героиня.

Сегодня это место казалось ей клеткой.

Она смотрела на свои руки. На левом запястье, спрятанный под рукавом дорогой блузки, кололся дешевый шерстяной браслет. Он чесался. Но Далия не снимала его. Это было единственное настоящее ощущение во всем кабинете.

– Марк! – вызвала Госпожа Вейл.

Марк (V1, Король Лев) вскочил.

– Я сделаю из этого мем! – отчеканил он. – Я сам запощу видео с подписью: «Даже гравитация не может устоять перед моим обаянием». Я превращу провал в вирусный контент. Хэштег #ПадениеЗвезды.

Класс зааплодировал. Эрика одобрительно кивнула, записывая лайфхак в айпад стилусом.

– Браво, – улыбнулась Госпожа Вейл. – Прекрасный рефрейминг. Помните: стыда не существует. Стыд – это просто немонетизированный контент.

Далию замутило.

Она смотрела на Марка. Если бы здесь была Лея, то она бы увидела, как над его головой висело Серое Облако страха, но он улыбался так широко, что, казалось, у него треснет лицо.Но Леи не было.