Взорванный Донбасс

– Ну, вот граждане сами посудите, это любовь или что? – начинал издалека Марс. – Прибыл я в располагу, как говорит наш Борзый, на берег Азовского моря в саманный отель со всеми удобствами на улице, со статусом «все включено (вплоть до самогонки), под названием «У Лехи» и застал там этого мариупольского борца за светлое будущее Новороссии, наблюдавшего за ухаживанием хозяйского селезня за всем, что движется.

– Какого селезня? Пожалуйста, по подробнее, спрашивал кто-нибудь у Петра и тот живописал похождения любвеобильного селезня под хохот сослуживцев.

– Но ведь героем этой истории, товарищи ополченцы, является совсем не сексуально озабоченный селезень, а наш друг и сослуживец Шихта. Насмотревшись на этого ухажера, Шихта, тогда еще просто Толян, тоже отправился искать себе приключений на берег моря и меня – безгрешного потащил, мол, пособишь, если чего. И, как не удивительно, сразу нашел подходящий объект для ухаживаний. Объектик этот, надо сказать был то, что надо. Ноги из подмышек растут, голливудская улыбка и папаша местный олигарх. Толян долго думать не стал, решил взять королеву Приазовья на абордаж в тот самый момент, когда она уплыла в море на серфинге. Пиратским способом захватив, лежавшую на берегу лодку, он кинулся за девушкой, гребя своими двумя большим, как весла, руками…

– Так, брехло, или ты замолчишь, или, короче, я тебе сейчас такое покажу, весь день икать будешь, – злился Шихта.

– Вот видите товарищи, как зажимают правду у вас на Украине, а еще трубите на весь свет, что вы самая демократическая страна в мире, – картинно подняв руки вверх, восклицал Петька.

– Шихта, ну что ты кипятишься, пусть треплется, телика тут нет, мобильник не работает, пусть хоть Марс чего-нибудь сбрешет. Я послушать его брехни страсть как люблю, урезонивал Шихту Нинзя. Не хочешь, чтобы про тебя, пусть про меня врет, я не обижусь.

– Зато я обижусь, – важно заявил Марс, – Пусть врет, видите ли! А в моих рассказах нет ни доли вымысла. Разве ты не запал на эту самую Сончу? – обратился он к залившемуся краской Толику. – Не вижу, но уверен, что Шихта покраснел, чую жаром пышет, значит не вранье мой рассказ, а истинная правда!

– Ладно, бреши дальше, черт с тобой, – буркнул Шихта и отвернулся от хохотавшей компании, всем своим видом показывая, что Петькин треп его не касается.

– Вот я и говорю, погреб в открытое море и не успели разморенные жарой отдыхающие глазом моргнуть, как он настиг это тощенькое, беззащитное создание…

– Ну, ты даешь! – Резко повернулся к компании Шихта. – Сам же говорил, что она не тощая, а то, что надо! А теперь все на меня валишь.

– Вот когда он открылся! Наконец-то сознался! Теперь не отвертится и от того, что подгреб он к возлюбленной, как раз к тому моменту времени, когда она начала тонуть. Вытащил ее в лодку из воды. Она, понятно, бездыханная. Шихта, не будь дурак, стал делать ей искусственное дыхание «изо рта в рот», и так, знаете ли, увлекся этим занятием, что не заметил, что и девчонка уже ожила, и мы с ее папахеном подгребли. Перевозбудился понятно на южном солнце, чего скрыть от посторонних уже было невозможно.

– Папашка орет: «Зарежу!», а Шихта, тогда еще скромный труженик металлургического завода, занятия своего не бросает и от прелюдии продвигается…

– Я тебя не зарежу, я тебя сейчас придушу, – вскочил на ноги разъяренный Толик.

– Ну чего ты на него кидаешься? Пусть сочиняет, он же ничего такого не говорит, – уговаривал приятеля Правда, который тоже с интересом слушал Петькины истории, едва заметно улыбаясь.

Он ни за чтобы не сознался ребятам, что в свои двадцать лет, еще не знал женщин и все, что себе позволял – это брать за руку свою соседку школьницу Вику во время прогулок, и нежно сжимая в руке ее тонкие пальцы, всеми силами старался сдержать подступающее желание. Петькины байки напоминали о Вике и том сладостном чувстве, которое он испытывал рядом с нею. Он был из семьи отставного военного, где запрещались не только все фривольные разговоры, но и компьютер – рассадник разврата, как называл его отец. В смешных рассказах Марса ничего предосудительного не было, так одни намеки, которые слегка волновали, но не смущали его неискушенную душу.

Нинзя уже успел вкусить с древа познания и бравировал этим, скрывая, что все его приобщение к плотским утехам выражались единственным контактом с разухабистой подружкой во время празднования его дня рождения, который они справляли на даче у одного приятеля. Тогда вся их компания напилась, и на утро многие смутно помнили, как они оказались в одной постели с такими же нетрезвыми подружками. Честно говоря, Нинзя тоже мало, что помнил, но на его призывы повторить, его подружка грубо отвечала:

– Да пошел ты, малолетка! Иди подрасти!

Буквально две недели тому назад он увидел ее целующейся дворе со взрослым парнем, значительно старше его, и эта обида была по сути главной причиной того, что он записался в ополчение, с тайной надеждой на то, что если его ранят, она поймет, как обидела его, и придет к нему в госпиталь, и будет сидеть у его постели, гладя его забинтованную руку.

Шихта с той самой минуты, когда вдруг понял, что повзрослел и его тянет случайно дотронуться до шумной и боевой соседки по парте, к которой его подсадила классная руководительница со словами: «Катя, возьми на буксир Толика, может быть рядом с тобой учиться будет», – был уверен, что понравиться ни этой хохотушке и насмешнице, ни другим девчонкам в классе он – ушастый и угловатый не может. Учеба в колледже среди одних парней тоже с девчонками не сближала. Старший брат помочь с этим вопросом не мог, так как был парнем неискушенным, и съедаемый комплексами, развитыми матерью, говорившей, что ему никогда не найти себе девушку, так как сам он ленив и учится плохо, а родители у него бедные. Хорошо учиться у братьев не получалось в силу проблем с памятью и полного отсутствия тяги к учебе, унаследованного от родителей, с большим трудом закончивших школу. Полученные сыновьями дипломы колледжа были для них предметом большой гордости.

Ребята сразу поняли, что Марс был среди них человеком самым искушенным в амурных делах, и ловили каждое его слово, сказанное им на эту тему. Он никогда не выдавал им своих секретов, но советы, как найти путь к сердцу женщины, давал охотно и замолкал только в компании Исы и Борзого, стесняясь их возраста. Хорошо, что дежурили «отцы», как их звали ребята, чаще всего вместе, что давало парням болтать, как выражался Борзый, о глупостях. Таким разговорам способствовало ощущение совершенно мирной жизни, здесь посреди донецкой степи у баррикады из белых мешков, в окопе, который бойцы рассматривали не как военное укрытие, а как защиту от жаркого солнца. Дорога не была перегруженной. Потоков машин на ней не наблюдалось, так как вела она в сторону Славянска, то есть в земли расстрелянные, неспокойные. В обратном направлении проезжали редкие машины, каждая из которых досматривалась, и, если обнаруживалось, что-то полезное для ополченцев, хозяевам намекали, мол, помогите защитникам Донецкой народной республики, и те добровольно-принудительно делились с ребятами кто водой, кто молодой картошкой или уже поспевшей черешней из своего сада, а кто и бензин отливал для Уазика. Ополченцы не наглели и брали ровно столько сколько было надо, чтобы не злить народ.

Однажды им несказанно повезло. Как-то под утро в жидких сумерках дежурившие на блокпосте Шихта и Марс, услыхали шум приближающего автомобиля и, слегка замешкавшись, подпустили его довольно близко. Когда автомобиль уже собрался огибать баррикаду из мешков с песком, Шихта, поняв, что она не собирается останавливаться, громко закричал:

– А ну стоять, стрелять буду!

От неожиданности он нажал на курок автомата, из которого уже научился стрелять. Пули пробили заднее колесо автомобиля и зацепили водителя. Машина, рванувшись вперед, быстро заглохла. Пользуясь темнотой, ее пассажиры скрылись в посадке. Разбуженные стрельбой бойцы блокпоста обнаружили в багажнике автомобиля завернутые в мешковину четыре автомата и боекомплект к ним, а также два противотанковых гранатомета. По всей видимости, машина везла в город оружие для диверсионно-разведывательной группы, которых много развелось в Донецке. Радости ребят от трофеев не было конца. Каждый из них заимел свой собственный автомат и не расставался с ним, нося перед собой как запеленонного младенца. Во время сна они укладывали автомат рядом с собой и время от времени ощупывая: Тут ли он? С провиантом было хуже. Деньги быстро заканчивались, как не экономили ребята. Особенно быстро уходила вода. Было безумно жарко, вокруг ни одного ручейка, ни озерца. Хотелось не только пить, но и ополоснуть грязное от дорожной пыли лицо. Жизнь немного наладилась, когда снабженцем стал Нинзя. Он умел водить машину и предпочитал ездить за провиантом самостоятельно. Привозил обычно много и говорил, что большая часть привезенного – гуманитарная помощь торговцев. Однажды вместе с ним поехал Петр купить кастрюлю, так как каши и супы быстрого приготовления уже всем надоели. Готовить он научился еще в детстве, наблюдая за тем, как это делают мама или бабушка. Практики, правда, не было – так несколько показательных выступлений для родителей. Теперь же он окунулся в кухонные проблемы с головой. Соорудил из найденных в посадке камней нечто вроде мангала, ежедневно собирал сучки, хворост и довольно быстро кипятил, чайник. Однако для приготовления полноценной пищи нужна была кастрюля. Ребята работали много и тяжело. Они рыли окопы по обе стороны дороги, и кормить их надо было хорошо. В один из дней Петя отправился с Нинзей в город. Его немного удивило, что неунывающий Нинзя всю дорогу до магазина молчал, и только шмыгал носом. Причина такого поведения парня стала понятна, как только машина остановилась у магазина, под который был переоборудован, стоящий между двух частных домов, гараж.

– Опять прикатил защитничек! – закричала стоящая у магазина женщина. – Все вывез, хоть магазин закрывай!

– А что вам реализовывать товар не надо? – заступился за товарища Петр.

– Надо, – зло сверкнула на него глазами тетка, но за деньги, а не под дулом автомата.

– Ты, что у них товар бесплатно брал? – повернулся Петя к стоящему за спиной парню.

– А что ты думаешь, у нас деньги еще есть? – с вызовом заявил Нинзя. – Нет денег, нет, понимаешь? Все вышли, а вы жрать хотите, вот я и экспроприирую у этих буржуев. Они, что не должны народную армию содержать?

– Сколько он вам примерно заплатил? – спросил Петя у женщины продавщицы.

– Только первый раз заплатили, когда они вдвоем приезжали, а потом все на халяву.

У меня тут все записано на всякий случай, сказала она и скрылась в помещении магазина. – Во второй раз набрал на 500 гривен, в третий на 450, в последний аж на 600 гривен! Нет, мы конечно не отказываемся помочь, но содержать вас все время, пока вы тут воюете, не можем.

– Давай сюда деньги гнида, – тихо сказал Нинзе Петр, – мы тебе за три раза полторы тысячи насобирали. Где деньги?

– Нет денег, нет и все! – заверещал Нинзя. – Я платил, они все врут!

– Ах, врут! Давай выворачивай карманы! – зло закричал Петя.

Дрожащими от ярости руками, Нинзя вывернул карманы брюк, и показал верхний карман на футболке. Они были пустыми.

– А это что? А ну доставай! – хлопнул Марс Нинзю по заднему карману джинсов.

Нинзя нехотя расстегнул молнию и достал оттуда слежавшиеся купюры.

– Вот вам полторы тысячи и еще пятьсот на новые покупки, – протянул Петя деньги продавщице.

– Спасибо, молодой человек, а то, как нам работать? Я женщина одинокая, мужа в шахте засыпало, дети в институте учатся, их кормить надо. А тут такое, приходят, автомат наставляют, грузи их. Я уже думаю, зачем нам все это? Жили тихо, никого не трогали, ну и бог с ним с этим майданом, покричали бы и разошлись. Мне невестка из Киева звонила, говорит, что в их спальном районе все тихо, это только в центре скачут, а остальных не трогают. Как жили, так и живут, а из Славянска звонила мать моей соседки, просто ужас, стреляют, дома разрушены, работы нет, пенсий тоже. Уже и у нас началось. Вчера по телику говорили, что русские войска обстреляли Петровский район и поселок Марьинка. Разрушили много домов, людей побили. Не слыхали как бабахало? Вот как нам теперь жить? Зачем вы к нам пришли, что вам от нас нужно?

– Вы о чем? – оторвал Марс взгляд от полок с продуктами.

– Да, уж извините, я чую, вы из России, вот и спрашиваю. Вы на нас напали, чтобы к себе присоединить, как Крым?

– Ни на кого мы не напали. Уверен, русских войск здесь нет. Я сюда приехал из Питера добровольцем помогаю ополчению воевать с фашизмом.

– А я и смотрю, что из Ленинграда, – сменила тон тетка. – Так говорите интеллигентно, я там была с мужем в восьмидесятые, красивый город. Но все же, заберете нас вы к себе ли, нет? В России народ богаче живет, и мы тоже хотим так жить, у меня, например, бабушка русская.

– Если нет, то что? Вы уж как-то определитесь, чего вы хотите в Россию к богатой жизни или в Европу к сладкой? – начал злиться Петр.

– Ну, кому мы в Европе нужны? Одна моя знакомая поехала в Италию работать, так месяц под мостом ночевала, нигде устроиться не могла, паспорт забрали, денег нет, едва выбралась. А в России наши русские живут, не обидят.

– Вас тут и свои обижают, – кивнул Петя на Нинзю. – В России тоже на ангелы живут, но фашистов нет. Ладно, мы пошли. Будут деньги, еще приедем. Вы уж на нас не обижайтесь. Кстати, а где можно кастрюлю купить мне надо суп на костре готовить.

– Кастрюлю? – засуетилась тетка, – а котелок алюминиевый тебе подойдет? – полезла она в подсобку и вытащила оттуда большой охотничий котелок литров на шесть. – Вот от мужа остался, он на рыбалку с ним ходил. Дарю, и деньги тете вернул, и говоришь красиво.

Почувствовав расположение женщины, Петя попросил ее обмыться в уличном душе или у крана во дворе. Та же отправила ребят к общей колонке, стоящей между двух соседних домов. Обмывшись по пояс под холодной водой колонки, ребята двинулись назад.

– Странный у вас народ. Говорят на русском, а ведут себя как хохлы, – сказал Петя, когда они возвращались на блокпост. – Вот и ты вроде хорошее дело делал, нам провиант доставал, но ведь деньги отжимал, против нас людей настраивал. И тетка эта тоже, рада бы в Европу, но понимает, что ее туда не возьмут, поэтому согласна, на крайний случай, в Россию податься, мол, не обидите, сами живете хорошо и мы заживем, а в дом или хотя бы во двор не пустила.

– Ну и что тут странного? – удивился Нинзя. Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Надеюсь, что ты не расскажешь нашим про деньги, я же для вас их притырил, на черный день. А то, что в дом не пустила – это правильно. У нас не принято чужих в дом пускать.

– Вот я и говорю, что ведете вы себя не по-русски. Хорошая жизнь всем нужна, но не за чужой счет. Русские в дом или, в крайнем случае, во двор всегда пустят. Хотя после твоих мансов, тоже бы не пустили. Честно тебе скажу: я бы тебя из отряда выгнал, но раз ты решил вернуться назад на войну, значит, не выдам. Не на курорт едем. Однако знай: веры тебе больше нет.

Вернувшись на блок-пост, Петр доложил Борзому только об обстрелах города, о которых рассказала продавщица. Все то время, пока они обустраивали блокпост, со стороны аэропорта раздавались звуки автоматной стрельбы, но взрывов не было. Звуки, похожие на взрывы, звучали прошлым вечером откуда-то слева. Они очень надеялись, что это заходит гроза, однако теперь стало ясно, что это звуки обстрела города.

– Все, почалось, – расстроился командир. – Я все же верил, что не станут они обстреливать Донецк, что договорится наш Алиев с хунтой полюбовно, но видимо не срослось. Надо готовиться к тому, что скоро они и сюда попрут. Будем готовиться.

– А вы как попали в ополчение? – поинтересовался у Борзого Марс.

– Я с первого дня встал на сторону тех, кто против хунты и давно состою в организации «Донецкая республика» Андрея Пургина». Был на всех мартовских митингах, выгонял свидомых из города, когда они приехали в Донецк с показательными выступлениями, штурмовал Обладминистрацию, строил там баррикады, голосовал за избрание Губарева народным губернатором. Участвовал в организации и проведении референдума в Донецке. Чуть не погиб в конце мая в аэропорту. Одним словом, человек я в этом движении не случайный и воевать за новорожденную республику буду отчаянно. У меня мать русская, а отец украинец, но это ничего не меняет, я против хунты и против того, чтобы мои дети считали Бандеру своим кумиром, а русского солдата колорадом и ватником. Я лучше сдохну, но такого не допущу. Воевать я умею, отслужил два год в Украинской армии. Младший сержант бронетанковый войск. Мне бы танк, я бы показал, как Родину Бандерой поганить! Семью отравил в Рязань к материной родне. У меня жена и дочка шестнадцати лет. Понятно объяснил?

– Понятно, – ответил Петр. – А мне говорили, что всю эту заваруху в Донбассе устроил местный олигарх, чтобы свои заводы от других олигархов защитить, а с ваших слов получается, что все же это народ бучу в Донбассе поднял.

– Скажем так, народ поднялся против хунты, а олигарх нас поддержал на первых порах, желая напугать своих заклятых дружков в Киеве, но потом спрыгнул, видимо договорился с ними. Однако нас уже не остановить, мы будем воевать за себя и за свою землю. Надеюсь, что Россия нас поддержит. Я надеялся, что она после Одессы и Мариуполя, введет войска на Украину для наведения порядка, но, увы, не случилось.

– Мы тоже надеялись, но все же мы другое государство… – неуверенно ответил Марс.

– Вот Крым, другое дело. Во-первых, автономная республика, своя власть есть, к тому же там все за нас, а у вас один за Россию, другой против, третий спрашивает, зачем пришли? Я уже сомневаться начал, а стоило ли идти сюда, если народ сам не знает, чего он хочет?

– Наш донбасский народ хочет работать на своих заводах и шахтах, – сердито ответил ему Борзый, – хочет, чтобы олигархи совесть имели и платили нормально, а бандеры не лезли со своей мовой и вышиванками. Западенцы же хотят над нами панувать и, в тоже время, иметь свободный доступ к европейским задницам, чтобы их мыть и вылизывать. И украинскую молодежь заразили этой идеей, утаив, чем на самом деле предстоит заниматься на Западе, если он соизволит нас туда пускать без виз. Ты же должен сам с собой разобраться, за кого ты? За фашиков, которые Бандере поклоняются или за нас, которые бьются с ними? Поможешь с бандерами справиться – честь тебе и хвала. Если боишься, давай дуй отсюда пока не поздно. Видимо скоро серьезный замес начнется.

Замес начался буквально через три дня. На рассвете после темной южной ночи, небо вдруг озарилось вспышками множества огней, затем раздался противный свист и за ним звуки оглушительных взрывов, сотрясших землю. Марс в это время не спал, а дежурил в одном из окопов. Напротив, в другом окопе сидел Шихта, мучительно борясь со сном. Как только начались взрывы, проснулись и остальные ребята и кинулись к окопам. К Петру в окоп спрыгнули Иса и Правда.

– Всем сесть на дно окопа! – отдал команду Петр – командир в своем окопе. – Пока идет обстрел никому не высовываться.

Присев на корточки бойцы вжались в глиняную стену укрытия, прижав к груди автомат. Свист снарядов был отвратительным, он проникал в самую душу, заставляя ее сжиматься. Мозг отказывался понимать, что в любую минуту этот свист станет последним звуком, который может услыхать твое ухо, что раздающиеся вокруг взрывы не твои, это взрывы снарядов, которые пролетели мимо. Только свист может быть твой, он подлетит и ударит, оставив от тебя на земле куски окровавленной плоти. Нет, они не вспоминали под этот свистом ни родных, ни друзей, не проклинали себя за то, что пошли добровольно воевать, они вообще ни о чем не думали, а только вслушивались в свист и ждали, когда он, наконец, взорвется. Снаряды вначале падали в метрах пятистах от блокпоста, но потом взрывались все ближе и ближе и, наконец, они стали падать буквально рядом, осыпая сидевших в окопах вывороченными из земли осколками асфальта, щебнем, глиной и песком. И вот в то мгновение, когда снаряды должны были попасть прямо в окоп, похоронив навсегда его защитников, свист прекратился и взрывы замолкли, уступив место нарастающему реву моторов.

– Танки! К бою! – раздался крик Борзого из окопа, где сидели остальные защитники блок-поста.

Марс, вскочив на ноги, одеревеневшими от напряжения руками схватил один из доставшихся ему гранатометов, и, положив его себе на плечо, стал шепотом отдавать себе команды, усвоенные еще на военке: выдернуть чеку, насадок выдвинуть до упора вперёд, переднюю крышку откинуть вниз, поднять мушку, сдвинуть тягу до упора назад. Оставалось только нажать на гашетку, чтобы выпустить снаряд. Теперь надо было ждать, когда приблизятся танки, так как дальность полета ручных гранатометов старой конструкции была не велика.

– Запаситесь гранатами. По живой силе бить из автоматов, – отдал Марс команду Исе и Правде и стал ждать того мгновения, когда сможет нажать на курок.

Это ожидание оказалось самым долгим из тех, которые он когда-либо переживал. Вот тут понеслись перед глазами все те события, которые привели его сюда в донецкую степь: Ирина, Одесса, Сашка, крыша Дома профсоюзов, Марик. Последним мелькнула искаженная злостью физиономия Татушника. От этого видения кровь прилила к голове, и Марс готов был сражаться и ждал только одного, чтобы бой наконец-то начался. Подростком он любил компьютерную игру в танковый бой, который проходил где-то на Балканах. Он не знал, где эти самые Балканы и не пытался разобраться в том, почему спустя долгие годы после Второй мировой войны, в Европе идут бои. В учебниках истории ничего об этом не говорилось, а, возможно, школьная программа к этому моменту еще не дошла до новейших войн. Однако играя, Петр отчетливо ощущал, как его сердце сжимается в ожидании того момента, когда из-за угла здания, какого-то неизвестного городка, выскочит танк, и, чтобы он в тебя не выстрелил, надо быть начеку. Однако это была игра, которая была способна поднять адреналин в его крови, но не более. Теперь же, приходилось ждать реальную железную громадину, которая ползла к нему с реальной целью: расплющить его тело и пролить на землю его кровь вместе с адреналином, который буквально клокотал в жилах, заставляя болезненно сжиматься сердце.

Вначале из-за поворота дороги показался первый танк, вслед за ним пополз второй, а затем выглянул из-за деревьев посадки и ствол третьего танка. Рассматривать, есть ли за ним другие танки, времени не было, так как расстояние между окопом и первым танком быстро сокращалось.

– Километр, полкилометра, триста метров, двести, – отсчитывал вслух Петр, подпуская танк поближе, понимая, что ошибиться нельзя у них в отряде всего лишь два противотанковых снаряда.

Когда до танка оставалось не более пятидесяти метров, Петр нажал на спусковой курок РПГ, и приготовился получить мощную отдачу в плечо, но выстрела не последовало и даже курок не щелкнул. Не понимая, что произошло он изо всех сил жал на гашетку, однако ничего не получалось, и танк повернул в сторону их окопа желая видимо сравнять его с землей вместе с защитниками. В этот момент грохнул выстрел из другого окопа. Снаряд, по всей видимости, попал в район топливного бака, который взорвался, обдавая и машину, и всю округу огнем. Железная громадина закрутилась на месте, а из ее люка стали выскакивать танкисты, пытаясь убежать от своего горящего танка. Вслед им раздались автоматные очереди, повалившие танкистов на землю.

«Кто стреляет?» – пронеслось в голове у Марса, и тут же он понял, что и он, и все его товарищи с остервенением лупят из автоматов по бегущим от танка солдатам. Увлекшись стрельбой, они пропустили момент, когда второй танк, разогнался и на максимально большой скорости начал приближаться к блокпосту, выплевывая снаряды в сторону его защитников. Ответить ему было не чем.

– Гранаты! – заревели одновременно Петр и Борзый.

Гранаты, брошенные их друзьями, уже летели навстречу танку, не причиняя ему никакого вреда. Второй танк, беспрепятственно обогнув подбитый головной, краем задев баррикаду из мешков, помчался дальше по дороге к городу. Ему на смену подходил третий танк, однако он не пошел на пролом, а остановился и стал обстреливать баррикаду, не догадываясь, что ополченцы сидят в окопах. Мешки покорно принимали выпущенные танком снаряды, разлетаясь по дороге и посыпая округу песком. Затем танк осмелел и пошел на прорыв. Что-то щелкнуло в голове у Марса и он, схватив валявшийся на дне окопа полиэтиленовый мешок, занесенный сюда ветром, крикнул Правде:

– Сыпь сюда гранаты!

Тот быстро поняв, что он него хотят, высыпал штук десять гранат из ящика в пакет. Марс, зажав в руке этот пакет, побежал вдоль посадки навстречу, плюющемуся огнем танку. Ему не было страшно, в такие минуты не паникуют и не дрожат, в такие минуты мозг работает только на одно, выполнить задуманное. Поравнявшись с танком, Марс выдернул чеку из одной гранаты и, положив ее аккуратно назад в мешок, забросил его под танк, а сам в одно мгновение, скатился в придорожную канаву. Гранаты взорвались прямо под брюхом танка, разворотив днище машины и сорвав с колес гусеницы. Осколки Марса не задели, но взрыв оглушил и слегка контузил. Очнувшись спустя некоторое время, он увидел склоненное над ним лицо Правды, который что-то кричал, но звука не было. «Почему так тихо, ведь идет бой?» – подумал Марс, но в это время контузия отступила, и до его сознания долетел дружный крик нескольких глоток: «Победа!». Кричали его друзья, не веря в то, что их необстрелянный плохо вооруженный отряд, смог подорвать две громадные железные машины.