Тишина, с которой я живу

Часто после ссор Скала выпускает пар на вечернике Календулы. Там есть бесплатный алкоголь и можно расслабиться. Нахожу его там уже пьяным. Вывожу в коридор, подальше от громкой музыки, чтобы поговорить.

– Отстать от меня, – он отпихивает меня и шатается сам. – Что тебе нужно?

– Послушай, ты мне нужен. В любом состоянии. Если бы меня хоть сколько-то волновала твоя рука, я бы тебе отказала ещё в самом начале. Но ты мне нужен. Пойми, Скала, наша встреча была неслучайна. Мы неслучайны.

– Брось, Пламя. Разве я не вижу, как вы все смотрите на меня? Больной калека. Я хоть слово сказал тогда? Я даже не сдал вас. А мог. И должен был.

– Скала, пойдём отсюда, – тяну его за рукав, а он пытается устоять на месте. – Я могу разозлиться и устроить пожар. Кто-нибудь может пострадать.

– А Лётчику ты тоже отказала или дала?

– Что?

Это так оскорбительно звучит. И ещё оскорбительнее, потому что он, именно он об этом спрашивает.

– Я вижу, как он на тебя смотрит. Ты думаешь, Календула почему тебя взяла? Она не дура. Ей девки не нужны. Это он её уговорил. А ей бы только получить такого красавчика. А? Поганая мразь. Красивый Лётчик, красивый?

Скала начинает наступать на меня:

– Дала ему, а?

– Я знаю Лётчика всю свою жизнь! У нас было одно свидание. Одно! На этом всё и закончилось. Но это было тысячу лет назад. Мне нужен ты, а не Лётчик, ты!

–Да? А она меня на Лётчика променяла.

Он стоит так близко. Его мутные глаза полны гнева и презрения. Он дышит на меня перегаром.

– Скала, пожалуйста, отойди, – я шепчу. – Мне страшно, пожалуйста, отойди, – я всем телом вжимаюсь в стенку.

– Чем я хуже Лётчика? – он хватает меня за горло, и по моим щекам начинают катиться слёзы.

Холодные пальцы сдавливают так сильно, что мои волосы мгновенно загораются.

Снова звон в ушах и этот безумный смех. Звёздное небо. Безумные лица. И его безумное лицо. Я помню зелёные спасительные глаза, зелёные спасительные глаза, которые меня уничтожили. И запах алкоголя из его рта…

– Отпусти её, – неразборчивый, но строгий голос.

За спиной Скалы стоит Календула. Он поворачивается к ней и отпускает меня.

– Ты не смеешь мне указывать.

Я всё ещё вжимаюсь в стенку.

– Ещё как смею, – он спокойна и холодна.

– Я для тебя ничто, и ты для меня ничто.

– Нам стоит переговорить. Пламя, ты в порядке?

Вопрос, обращённый ко мне, звучит мягко, я впервые слышу, как она так заботливо со мной обращается. Но я слишком напугана, чтобы ей ответить.

– Найди Лётчика, – говорит она. – Пусть приведёт тебя в порядок.

Она приобнимает пьяного Скалу за плечи и удаляется с ним по коридорам.

Звон медленно рассеивается, но голова гудит. Дожидаюсь, когда волосы перестанут гореть. Я, кажется, видела Лётчика в зале. Шатаясь, возвращаюсь в танцующую толпу. Музыка и танцы сбивают меня. Я словно во сне, когда не можешь бежать. Смотрю направо, налево, но ничего не могу разобрать.

Лётчик появляется из ниоткуда. Он держит меня за плечи обеими руками, что-то говорит и пытается привести меня в чувства.

Я почти готова упасть в обморок.

– Мне надо умыться.

Лётчик провожает меня до женского туалета. Я умываюсь холодной водой. Долго. Чертовски долго. Сейчас мне меньше всего хочется выходить к нему, потому что он, конечно, начнёт расспрашивать, а я ничего не хочу говорить. Не потому что я ему не доверяю, просто это тяжело и неловко. Лётчик знает обо мне так много, что я жалею об этом. Но об этом он не знает. Да и сваливать на Лётчика проблемы отношений… Конечно, Скала прав, я всегда замечаю этот его взгляд. Да, мне пришлось отшить его тогда, но у меня не было другого выбора.

Лётчик, конечно, об этом не знает.

Выхожу из туалета.

– Я не хочу это обсуждать, – сразу говорю я.

– Ладно, – чуть теряется Лётчик. – Просто ты фигово выглядишь.

Усмехаюсь.

Лётчик пытается говорить на отвлечённые темы, но разговор не клеится. Хочу домой. И не хочу возвращаться туда, что я называю своим домом. Сгорело бы всё. Весь город. Лётчик, кажется, понимает моё настроение и оставляет меня одну. Слышу в конце коридора чей-то и его голос, а потом вижу Мрак. Только её мне здесь не хватало! Я слишком устала, чтобы бояться ещё. Она что-то спрашивает у Лётчика и выглядит встревоженной, но собранной.

Это тот самый момент, когда всем нутром чувствуешь что-то неладное, но пока не понимаешь, что именно. Когда до катастрофы остаются считанные секунды, а паника вот-вот покроет тебя с головой.

Лётчик указывает на дальнюю дверь, и Мрак кидается в эту сторону, открывает комнату и зачем-то начинает собирать стулья. Я прохожу вперёд, почти дохожу до Лётчика, когда вижу, как Пепел и прозрачный Хрусталь тащат Скалу на своих руках. Он теперь абсолютно мраморный. Я начинаю кричать, и волосы тут же загораются.

– Скала! Скала! – я бросаюсь к нему, пытаясь ухватиться за него. Если это из-за меня, если это я виновата…

Мрак с такой силой одёргивает меня от него рукой за шиворот, что я чуть не падаю.

– Успокой свою придурочную, – злобно бросает она Лётчику и захлопывает за парнями дверь.

Я медленно подхожу к закрытой двери и тянусь к ручке.

– Не надо, – говорит Лётчик.

Он аккуратно отводит меня в сторону. Я сползаю по стенке. Волосы больше не горят, и я начинаю плакать.

– Это я виновата, я…

Лётчик присаживается рядом.

– Мы поссорились и… Ты его видел? Он совсем как статуя. Его пальцы. Ты видел его пальцы? Они же не знают! – я вскакиваю. – Они разобьют его, как мы тогда его руку…

Дверь распахивается, и Мрак молниеносно вылетает из комнаты, не обращая на нас внимания.

– Посмотри, пожалуйста, что там. Я не могу.

Лётчик встаёт, потом садится

– Наверное, лучше пока не сто́ит, – он берёт меня за руку.

И я снова начинаю плакать. На этот раз тихо.

Минуты через полторы возвращается Мрак в компании Змеи и Ёлки. Лётчик встаёт, но Мрак грубо осаждает его своим «не до тебя сейчас» и закрывает за собой дверь.

– Она привела Змею, значит, всё будет хорошо, – успокаивает меня Лётчик.

Он прав. Змея поможет. Но если они разбили ему ещё что-либо. Он не переживёт. Он не переживёт…

Так странно. Пожалуй, это первый раз, когда мы все собираемся вместе после того, как наш отряд распался. Даже Мрак тут…

Мы ждём. Долго. Чем серьёзнее травма, тем больше нужно времени, чтобы кровь Змеи подействовала. За дверью тишина. И это пугает ещё сильнее. Лётчик сидит с белым лицом, не отпуская мою руку.

Времени не существует. По крайней мере, пока изводишь себя мыслями. Будто за дверью ничего не происходит. Да и здесь тоже ничего не происходит. Музыки больше не слышно. Календула завершила вечеринку. Из коридора видно, как все идут к выходу, пьяные и уставшие. Никому до нас нет дела.

Мы ждём ещё.

Змея, Ёлка и Мрак выходят из комнаты, и мы с Лётчиком тут же вскакиваем.

– Можете заходить, – сообщает Ёлка.

Скала умер?

Заходить страшно. Хочется, чтобы этот момент оттягивался бесконечно долго, как во сне, когда я пытаюсь бежать, а они всё равно меня догоняют, потому что я не могу бежать, а они могут.

Захожу в комнату.

Скала сидит на стуле. Хрусталь – уже не прозрачный – помогает надеть ему футболку. Я стою и не могу заговорить.

– Жить будет, – Пепел выглядит замученным. – Наша помощь требуется? – обращается он к Скале.

Скала не смотрит на меня, но знает, что я здесь.

– Нет, – отвечает он.

– Если что, мы у входа курим, – Пепел и Хрусталь уходят.

– Мы расстаёмся, – еле слышно заявляет Скала.

– А?

– Мы больше с тобой не встречаемся, – чуть громче заявляет он, всё так же пряча свои глаза.

– Но почему? – я хочу к нему подойти, но он пресекает мой порыв:

– Я только что изменил тебе с Календулой.

В голове пусто. Пытаюсь поймать хоть какую-то мысль, задержаться хоть на какой-то эмоции.

Скала встаёт и проходит мимо. От него пахнет алкоголем и скошенной травой.

Я не знаю, сколько я так стою и смотрю на пустой стул. Ощущаю чью-то руку на своём плече. Оборачиваюсь.

– Всё в порядке? – интересуется Пепел.

Родное лицо возвращает к действительности.

– Который час?

– Уже светает.

Смотрю в окно. И правда.

– Тебе бы поспать, – советует он. – Проводить?

– Нет, спасибо.

– С ним всё будет хорошо, – Пепел хлопает по плечу. – Кровь Змеи творит чудеса.

– С ним – да, – соглашаюсь я. А со мной?

Я долго бреду до дома. Целую вечность. Стою у своего окна и смотрю внутрь. Вот она – моя пустая квартира. Моя кровать прямо под подоконником. С колючим одеялом в белоснежном пододеяльнике. Белая подушка. Белая простыня. Деревянный шкаф в углу. Стул и стол с зеркалом в половину моего роста. Комод с другой стороны, обставленный трофеями с ходок – всякими безделушками. Закрытая дверь в соседнюю комнату. Обои старые, местами отходят у пола. Будто я возвращаюсь домой, но уже не к себе. Окна из дома напротив безучастно смотрят мне в спину. Раньше я думала, что никто не видит, когда я одна, а дома́ видят. Дома́ слышат. Дома́ знают все мои тайные мысли, мои желания и мой главный страх. Они живее, чем кажутся. Они просто не участвуют в бессмысленной человеческой жизни. Они лишь способны разрушать маленькое человеческое существование. Но мы и сами неплохо с этим справляемся.

Я перелезаю через окно и попадаю внутрь. Выгребаю остатки кристаллов. Надо ведь жить дальше? Нет, не так. Надо заново пробовать жить. Опять сначала. Распихиваю всё по карманам. Запираю окно и выхожу через дверь. Запираю и её. Планирую не появляться здесь долгое время.

Шлюха, как всегда, гостеприимно меня встречает.

Я теперь ещё чаще бываю в этом Доме.

Лёжа на кушетке, в закрытой комнате в бессмысленных попытках уснуть, начинаю задумываться о том, когда это всё действительно началось. Говоря «всё», я имею в виду «разрушение».

Наверное, с исчезновения Аква. Кто бы что ни говорил, но Аква был нашим стержнем. Он повлиял на каждого из нас. Возможно, невольно, но необратимо. Он собрал нас в отряд. Он сделал из нас семью. Несмотря на то, что мы все разные. Уникальные… Если это можно так назвать. Да, мы все недолюбливаем Змею за её стервозный характер. Даже Ёлка – сестра Аква – не одобряла его выбор. Но Аква её любил. Уж не знаю, за что её можно любить. Но мы уживались и с ней. Аква принял и Хрусталь – груду мышц, за которой прячется далеко не самый храбрый парень. Да он даже принял Мрак, которая не приняла никого!

Аква принял меня… которая так и не может принять себя.

Но моё разрушение началось явно раньше. Возможно, в тот день, когда я снова лицом к лицу столкнулась с зелёными глазами…

Меня накрывает волной яркого света и выдёргивает из процедурного состояния. Мощный свет пробивается через закрытые ставни и освещает всю комнату. Это длится лишь несколько секунд, но это пугает меня. Словно на меня обрушивает огромный пласт, камень, дом. То, от чего я так бежала все эти годы, мой главный страх возвращается ко мне с невероятной силой, словно это случилось вчера.

Разрушение началось тогда, когда я возвращалась со свидания с Лётчиком. Он хотел проводить меня до дома, моего второго дома, как истинный джентльмен. По дороге мы встретили Кукольных Дел Мастера. Ему была нужна какая-то помощь от Лётчика. И было видно, что Лётчик хотел ему помочь, но не хотел бросать меня. И тогда это я сказала ему, что дойду до дома сама. Ничего страшного. Это я уговорила его не провожать меня. Это я выбрала тот короткий путь. Это всё была я. Всё началось с меня.

Волна будто проливает на меня свет, оголяя самые чёрные страницы моей жизни. Нет, мои страницы не были белыми всё это время. Это я пыталась их закрасить белой краской. Но свет, словно вода, всё смывает.

Мой мозг удачно блокирует плохие воспоминания. Возможно, он просто не в состоянии с ними справиться, и слишком большая боль может навредить мне неисправимо. Но мне всегда казалось, что дело в другом. Не то чтобы у меня не было этих воспоминаний. У меня не осталось переживаний к ним. У меня остался только страх после них. Навязчивый, постоянно преследуемый меня во снах и наяву страх. Но это следствие. А причина будто скрыта за мутным стеклом. Это как не помнить свой сон, но знать, что ты его видел.

Но именно сейчас я начинаю помнить всё чётко.

Сажусь на кушетку. Тени продолжают работать, высасывая из меня тревогу. Я размахиваю руками, чтобы они оторвались от меня. В полукоматозном состоянии подхожу к двери и жму на маленький звонок в стене. Жду, прижавшись лбом к стене и старясь удержаться в реальности. Тени медленно подплывают ко мне. И снова продолжают свою работу.

Шлюха ловит меня именно в тот момент, когда я теряю сознание. Усаживает на пол и приводит в чувство, слегка похлопывая по щекам. Лицо выражает обеспокоенность.

– Всё в порядке, просто мне нужно идти, – я пытаюсь встать, но получается лишь со второй попытки.

– В чём дело? Процедура ещё не завершена.

– Если ты о кристаллах, то не беспокойся, оставь полную стоимость.

– Меня хоть и зовут Шлюха, но это не значит, что меня лишили чувств. Я не могу отпустить тебя куда-либо в таком состоянии. Ты слишком слаба, Пламя. Сиди здесь и никуда не уходи.

Шлюха скрывается за дверью, которую оставляет открытой. Приносит какую-то настойку и что-то пожевать. Становится чуть лучше, по крайней мере, мир обретает свои прежние очертания.

План в моей голове становится навязчивой идеей. Мне нужно найти эти зелёные глаза. Они – моё начало. Мне нужно то, что есть только у него. Мне нужно принять своё начало.

Я жду его в кафе. День за днём я прихожу и жду, когда же он зайдёт. Лучше мне не становится, будто кто-то показал мне, что я есть такое на самом деле. Пока сижу и жду, за столами то и дело обсуждают яркий свет. Значит, он и правда был. Но что это значило?

Он прячет свои глаза за очками. Круглые, чёрные. Но я знаю, что это он. Странно, но мой мозг делил его как бы на два человека: зелёные глаза и вот этот парень за столом. Два разных существа. Когда он входит, я вжимаюсь в диван. Это страшно. Сердце стучит как перед прыжком. Но я должна. Я должна.

Я не могу подойти и поговорить с ним при людях. Нет. Он узнал меня тогда, я это поняла по его лицу. И он был напуган. Но почему он был напуган? Это мне должно быть страшно. И мне было страшно. Как и в ту ночь…

Он уходит. И я иду следом. Стараюсь быть незамеченной. Он заворачивает в Паучье Логово. Конечно, где же ещё может быть его дом? Тут серо и темно. Но меня пугает не район, а те, кто здесь живут. Паук. Он ведь живёт где-то здесь? Он ведь может меня увидеть.

Дома́ провожают меня своими взглядами. Они будто цепенеют при виде меня. Я в районе Паука? Теперь им страшно. Им.

Он заходит внутрь дома. Я стою на улице. Уже стемнело, а я жду, когда загорится свет, чтобы вычислить его квартиру. Он включает его на верхнем этаже. Я открываю дверь и попадаю в подъезд.

Поднимаясь по ступеням, слышу, как стучит моё сердце, как тяжело моё дыхание, как тяжелы мои шаги. Я словно поднимаюсь на плаху, откуда нет пути назад. Это тот самый момент, когда я взгляну палачу, убившему прежнюю меня, прямо в глаза. Осознанно. А палач даже не знает, что я у него на пороге.

Стучу в дверь его квартиры.

Щелчок – и дверь открывается.

Палач не похож на убийцу. Измученный временем, сигаретами и алкоголем, он не готов встретить меня. Смотрит испуганно и тут же захлопывает дверь. А чего ещё ждать от человека, который увидел призрака?

Стучу снова. Уже настойчивее. Призрак хочет видеть палача. Я знаю, что палач – это лишь пешка в руках правосудия. Но та ночь не была правосудием, и палач мог стать спасителем. Он снова открывает дверь, и я смотрю в его зелёные глаза. Мне становится страшно, потому что я слишком хорошо их помню. И я их ненавижу.

– Прости, – его голос звучит хрипло.

– Мне нужно кое-то, что есть у тебя, – решительно заявляю я.

– Что? – переспрашивает он.

Я опускаю глаза. Лишь бы не отказал.

– Мне нужна твоя слюна.

– Я виноват, – его голос дрожит.

– Заткнись!

Он выглядит таким маленьким, несмотря на то, что выше меня, таким убогим и совершенно не страшным, не как тогда. Я не хочу слышать его извинения. Я вообще не хочу его слышать.

– Просто скажи, – продолжаю я, – дашь ты слюну или нет.

– Я не понимаю.

Вздыхаю и иду к лестнице. Тупая затея. Чего я могла ждать от человека, который поступил со мной, как не с человеком? Я спускаюсь уже достаточно низко, когда слышу его быстрые и громкие шаги и его крик:

– Зачем тебе моя слюна?

Останавливаюсь.

– Тебя это не касается. Но ты мне должен, – нужно убедить его, во что бы то ни стало, – потому что ты поломал мне жизнь.

– Моя слюна не вернёт твою прежнюю жизнь, – растерянно говорит он, обеими руками держась за перила. Он стоит на один лестничный пролёт выше.

– Я знаю.

– Но я дам её, потому что это единственное, что я могу для тебя сделать.

Так пафосно и так убого!

– Я не буду тебя благодарить.

Безумно благодарить человека, испоганившего мою жизнь.

Он кивает. Потом мы медленно и молча, давимые тишиной, возвращаемся к нему, и я жду в коридоре, когда он вернётся со слюной. Он приносит её в гранёном стакане и передаёт мне. Молча.

– Как она работает?

– При попадании в кровь она вызывает паралитический эффект. Тело быстро цепенеет, ты всё осознаешь и…

–… всё чувствуешь, – перебиваю я. Проходили. – Я помню. Поняла.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Я не хотел!

Он долго смотрит на меня. Наверное, ждёт ответа. Или прощения. Или хотя бы толику сочувствия. Но мне совсем его не жаль.

– Это уже не имеет никакого значения, – отвечаю я и ухожу.

Любое звено жизни тесно связано с предыдущими. И всё приходит к тому, что неизбежность лежит в самом начале. С самого моего появления в этом городе.

Мы являемся из ниоткуда. Мы в никуда и уйдём.

Я хочу почувствовать это ещё раз. Вдруг мой глупый страх помешал мне тогда? И я могла спастись. Если у меня был бы хоть один шанс…

Дома душно. Так было и в первые ночи. Всё будто снова вернулось ко мне. Я открываю окно. Холодный ветер обдувает моё лицо и треплет волосы.

Беру маникюрные ножницы и делаю маленький надрез на руке. Выступает немного крови. Ложусь на кровать. Сжимаю гранёный стакан в левой руке. Выливаю слюну на рану.

Меня кидает в дрожь. Слёзы льются непроизвольно, но я уже не могу пошевелиться.

Я слышу мои глухие шаги по тёмной улице. Их смех. Противный пьяный смех. Его лицо. Плоское, мерзкое лицо с плохо сфокусированным взглядом. Горят мои волосы. Я чувствую это. Они горят наяву. Зелёные глаза подходят ко мне. Чтобы спасти! Они должны были меня спасти. Но они уничтожают меня.

Я лежу и не могу пошевелиться.

У меня не было тогда шанса.

А вокруг полыхает пожар.

Sounduk – BMM

Муха

Меня зовут Муха, и вся жизнь вокруг меня – дерьмо.

IC3PEAK– Марш

Это мерзкое имя мне даёт Паук, потому что он знает, что хочет из меня сделать. Он делает всё, чтобы я всегда был с ним. И когда я говорю «всё», это не значит, что он подкупает меня бесплатным алкоголем или сигаретами. Паук дёргает за другие ниточки. Очень ловко и точно.

Поначалу мне очень льстит, что он всех своих называет мухами. Я словно их предводитель, поэтому он так близко подпускает меня к себе. Но это лишь очередная ниточка, за которую он меня дёргает. Ничто не выглядит аппетитнее для Паука, чем муха, угодившая в его сеть.

Паук расчётлив. Каждый из его отряда приносит ему пользу. Паук знает, как добиться своего. И часто он добивается своих целей, используя меня.

Город принадлежит Пауку. Никто из нашего отряда не общается с представителями других отрядов. Они – низший слой. Главное правило, которое я исполняю беспрекословно: Паук говорит – Муха делает.

Обычно я не задаю ублюдских вопросов по типу «зачем». Паук от этого раздражается. Если я хочу сохранить свою безопасность, я обязан обеспечить Пауку то, чего он желает.

Все косячат, и разбираться с этим приходится мне.

Когда Ящер скрывает найденные самородки от Паука, надеясь получить больше, чем остальные, Паук устраивает рейды по нашим домам. Ему не нравится, что кто-то пытается обвести его вокруг пальца. Хотя собранного от Ящера хватит лишь на полгода, Пауку важен сам факт того, что кто-то идёт против созданной им системы.

И для всех остальных мух на этом история рейдов заканчивается, только не для нас с Ящером. Совместно с Цеце по приказу Паука мы притаскиваем Ящера в подвал.

В подвале мы остаёмся втроём: Паук в чёрном углу, я и Ящер, привязанный ремнями к кушетке. Мы долго безмолвно ждём, когда Ящер придёт в себя.

Паук достаёт пачку сигарет из кармана своего чёрного плаща. Не спеша раздирает плёнку тонкими пальцами, бросает рядом на пол, слушая, как постанывает от полученных от меня пару часов назад ударов Ящер, приходя в себя. Медленно достаёт из пачки сигарету, убирает пачку обратно в карман. Я зажигаю спичку и подношу к его сигарете.

Паук закуривает. Делает долгую затяжку. Берёт у меня коробок со спичками и подходит к Ящеру.

– Мне так больно, Ящер. Я дал тебе кров в лучшем районе города. Ты стал одним из мух, и я доверял тебе. Но ты решил, что ты умнее меня.

– Паук, послушай, я, я уже испугался. Меня уже избили. Я всё понял.

– Нет, мальчик, ты понял, что такое страх, но ты не понял, что такое связаться с Пауком.

Паук стряхивает пепел на руку Ящера. Ящер дёргается. Паук зажимает губами сигарету, зажигает спичку и смотрит, как она горит. Когда огонь едва касается его пальцев, он бросает спичку на Ящера. Спичка падает прямо ему на грудь. Ящер начинает извиваться, пытаясь телом сбросить её с себя, пока спичка не гаснет на нём.

– Но я очень добрый, – продолжает Паук. – Это моя слабость. Я умею прощать. И сейчас я тебе это докажу, Ящер. Ведь я прощаю тебя, – он говорит, склонившись прямо над его лицом, держа сигарету в вытянутой в сторону руке. Затем он медленно выпрямляется, делает затяжку и отходит обратно в угол. – Я лишь хочу убедиться, что моё доверие того стоит. Ты стоишь моего доверия?

– Да, Паук, да! – кричит Ящер, пытаясь подняться. – Я всё понял.

– Я рад. Муха, – он поворачивается ко мне, – Ящер всё понял. Давай убедимся?

Я беру со стола топор. Мне не жаль Ящера. Он сам виноват. Ящер начинает истошно вопить и дёргаться, пока я подхожу к нему. Пауку нравится наблюдать, как жертва пытается сопротивляться. Он не особо подаёт вид, но это доставляет ему нездоровое удовольствие.

Я отрубаю Ящеру мизинец на левой руке. Паук молча выкуривает вторую сигарету. Я лишаю Ящера одного пальца за другим под его ор, оставляя, как это было обговорено с Пауком заранее, два пальца.

Паук сплёвывает на пол:

– Приведи в порядок его руку и убедись, что всё заживёт правильно.

Он выходит за железную дверь. Я ещё слышу его шаги, когда беру со стола бутылёк и выливаю содержимое на пострадавшую конечность Ящера. Он снова орёт, а мне это уже порядком надоедает. Он тяжело дышит, его живот так и ходит вверх-вниз, а изо рта тяжело, с придыханием, выходит воздух. Он явно хочет сказать мне всё, что вертится у него на языке, обо мне и Пауке. Его безумные глаза выдают его. Но он молчит. Молчит, потому что знает, что любое сказанное сейчас слово будет использовано Пауком против него.

Ящеру требуется месяц, чтобы отрастить новые пальцы. Я знаю, что он таит в себе обиду на меня и ждёт, когда я оступлюсь, чтобы отомстить за свои пальцы. Мне нужно быть предельно внимательным. Нужно лишь следовать правилам Паука, поэтому даже если стычка между мной и Ящером случится, она ни в коем случае не должна касаться Паука, иначе…

Паук съест меня живьём.

Я впервые подвожу Паука, когда Шлюха открывает свой Дом. Дом невозможно не заметить. Неоновый свет окружает его ночью. Единственное здание, которое выделяется ночью. Он привлекает к себе наше внимание как лампочка – мотыльков. Нет никого, кто бы не интересовался, что скрывает в себе Дом Шлюхи.

Паук собирается нас всех в одном из подвалов. Обычно вместе мы собираемся только на ходке. Мы, наверное, самый многочисленный отряд. Паук сидит в центре на складном стуле. Все мухи выстроены в ряд вдоль стены напротив него: слева девушки – Морская Оса, Море и Мотылёк, справа парни – Цеце, Ящер, Аконит. Я стою прямо в центре.

Паук долго нервно дёргает ногой, не глядя на нас, а потом говорит:

– Я хочу знать, кто ходит в Дом Шлюхи.

Все молчат.

– Не прикидывайтесь. Я знаю, что вы туда ходите. У меня глаза и уши повсюду, – он окидывает нас неспешным взглядом.

Его нога перестаёт дёргаться. Мы не имеем права прятать взгляд. Это его раздражает. Он любит видеть наш страх.