Тишина, с которой я живу

Со Скалой она тоже уже успела переспать? А с Лётчиком?

– Что у тебя случилось? – спрашиваю у Скалы, когда мы покидаем жилые районы.

Он останавливается и задирает рукав своей лёгкой куртки:

– Вот.

Его правая рука похожа на кусок серого мрамора, словно кто-то выточил из него то, что должно быть рукой. Весьма живописно, надо сказать. Белые прожилки – его вены.

– Можно? – не дожидаясь ответа, касаюсь пальцами его руки.

Холодная, как безжизненный камень.

– У тебя бывает такое? – спрашивает он, опуская рукав на место.

– Нет. У меня волосы, ты видел. Но это ничего. У всех разное. У тебя руки, у меня волосы. Тут не угадаешь.

– А у Лётчика что? – его вопрос звучит бесцеремонно.

– Не принято говорить о других. Он сам расскажет, если захочет, – на самом деле, я и сама не знаю. И даже становится немного обидно, что Лётчик ни разу не рассказал об этом. – Просто у кого-то это на виду, как у меня, например, а у кого-то нет. Да и, вообще, это принято скрывать.

– Почему?

– Потому что это только мешает нормально жить.

–Я боюсь идти к Хирургу.

– Не сто́ит. Он сделает несколько анализов, расскажет, что к чему, как с этим бороться, какие причины… Он, скорее, друг, чем враг, просто очень скрытный.

– А здесь тебе не страшно?

Даже под солнцем заброшенные дальние районы города выглядят одинокими и гнетущими. Полуживые дома отбрасывают тени, стены перекрывают друг друга, а обломки преграждают путь.

– Здесь нет. Тут ты не встретишь людей.

Мы останавливаемся.

– Чёрт! Мне нужно зажечь волосы.

– И?

– Это не так просто работает. Мне нужны сильные эмоции. Обычно это гнев или страх. А я от Шлюхи. Чёрт! Календула меня убьёт.

– А без волос нельзя? Моей руки недостаточно? Я её не чувствую.

– Нет. Надо дать понять Хирургу, что мы пришли не просто так. Просто иначе он не подаст сигнал, куда нам идти. Нужно что-то неожиданное.

Скала тут же наклоняется ко мне и целует в губы. Я резко отскакиваю от него и смотрю с широко открытыми глазами. Мои волосы загораются, а сердце начинает бешено колотиться. Скала испуганно смотрит на меня. Мы стоим неподвижно, пока он не указывает куда-то в сторону:

– Там огонёк. Нам туда? – и, не дожидаясь ответа, двигается в ту сторону.

Глубоко дыша, следую за ним. Как только мы попадаем к Хирургу – коротко стриженому высокому брюнету в белой рубашке и чёрных брюках, он даёт мне настойку, чтобы я остыла. Потом он уводит Скалу, и мне приходится просто ждать в полумрачном помещении, освещённом лишь камином и свечами. Через продолжительное время они со Скалой возвращаются.

– Нестабильный, заниженный эмоциональный фон. Как и у большинства, влияет на проявление особенности.

– И как возвращать стабильный фон? – спрашиваю я.

– Положительными эмоциями, но это может быть затратно по времени, а ткани разрушаются, и идёт развитие роста повреждаемой поверхности. Могу посоветовать любые успокоительные настойки, только концентрированные. Ну, и кровь Змеи, само собой. Это панацея.

– Хорошо. Про Аквамарина никаких вестей нет?

Хирург замирает:

– Нет. А у вас?

– И у нас нет. Мы разделились, теперь в разных отрядах.

– Разумно… В какой Змея?

Почему он ей интересуется?

– У Жабы.

– Хорошо.

– Спасибо, мы пойдём.

Сначала мы возвращаемся молча. Потом Скала расспрашивает про кровь Змеи и про Аквамарина. Я стараюсь объяснять общими фразами. Мне не хочется говорить о том, в чём я сама ничего не понимаю.

Скалу привожу прямо к дому Календулы и передаю ей в руки лично. Она наступает на меня, пока я не упираюсь спиной в стену, упирается рукой и приближается ко мне близко. Мне становится страшно.

Тогда тоже было очень близко.

Я чувствую, как от неё пахнет солнечным днём и свежестью свежескошенной травы. Это меня успокаивает.

– Мальчик здоров?

Я передаю всё, что сказал Хирург.

– Вот и славно. Хотя бы ты можешь быть полезной. Отдыхайте! Вы весь день на ногах, – она берёт Скалу за руку и скрывается в коридорах.

Я плетусь отсыпаться домой.

Пока пытаюсь уснуть, много думаю. Дурацкая привычка здорового человека. Я думаю о Скале, о том, что он меня поцеловал, и о том, как мы встретились, что мы теперь вместе в отряде у Календулы. В этом есть какой-то фатум. Неужели он объявился для того, чтобы я справилась? Даже наше опасное знакомство нас скорее сближает, чем отталкивает. Мы оба были напуганы. Скала немногословен и кажется надёжным. За таким как за каменной стеной. Мне хочется чувствовать себя защищённой и знать, что он меня спасёт, если что.

Даже немного неприятно, что Лётчик тоже у Календулы. Он, скорее, будет напоминать о прошлом. Об отряде Аква, о том, что было до. Мне хочется начать сначала. Так давно хочется, что, пожалуй, пиши я книгу о себе, бо́льшая часть её страниц были бы пустыми. Белые листы, с которых я не решилась начать.

А со Скалой я могу начать снова. Снова почувствовать себя собой. Попытаться принять себя. И отпустить прошлое. Ведь говорят, что ничего не бывает случайно, всё связано, и его появление в городе тоже неспроста. Он был мне нужен, вот он и пришёл.

Однажды Лётчик рассказывает мне, что он снова принимается за поиски Аква. Мне изначально эта идея кажется бессмысленной, но я знаю, что Аква был очень дорог ему. Я хочу его поддержать, потому что в последнее время он выглядит потерянным. Конечно, это будет всего лишь соломинка утопающему, но надежда ему сейчас нужнее всего.

Я крайне удивляюсь, когда он заявляет, что поисками занимается не один, а вместе с Мрак. Мрак для меня всегда была каким-то плевком этого города, белой вороной. И я не понимаю, почему она суёт свой нос не в свои дела. В наши дела.

– Но почему с ней? – меня задевает, что Лётчик работает не со своими.

Я бы даже больше поняла, если бы это была Ёлка или Змея, но Мрак…

– Это она мне предложила.

– Не думала, что ей нужна компания.

– Не нужна, просто вдвоём продуктивнее. А втроём и подавно.

– И каков ваш план?

– Вообще, хотим больше разузнать про тени. И про мальчика из Детского Дома. Мрак считает, что тени могут быть к этому причастны. Ты с нами?

– С тобой, – соглашаюсь я.

Мы с Лётчиком встречаемся с Мрак, но она явно мне не рада. Мне тут же хочется бросить всю эту затею и отправиться домой. Лётчик настаивает, чтобы я шла с ними, но Мрак идёт в отказ. Она презирает меня.

– Этой мой план, моя затея, – заявляет Мрак в перепалке.

– Ну и что? – спрашиваю я.

Она бросает на меня гневный и презрительный взгляд.

– Ты ведёшь себя как ребёнок! – обращается к ней Лётчик.

Она меняется в лице. Чёткий отпечаток стервозности в её суженных от злости глазах так и хочет уничтожить меня целиком. Метай она молнии, она спалила бы нас с Лётчиком прямо на месте. Возможно, во всех этих поисках у неё свой, личный, непонятный мне и остальным интерес. И Лётчик нужен ей не просто так. Она жила нахлебником, пожалуй, с самого своего появления в городе, так что вряд ли её интересует простая истина исчезновения четырёх человек.

Мрак протягивает руку и обращается к Лётчику:

– Дай мне кровь Змеи, и я иду одна.

Я и не знала, что Лётчик взял кровь. Это может быть так опасно?

– Ничего я тебе не дам, – Лётчик редко бывает таким уверенным. – И одна ты никуда не пойдёшь.

Удивительно, что он бросается попыткой позаботиться о ней. Это как пытаться погладить голодного волка в холодном лесу. Мне кажется, что Мрак вот-вот рассмеётся, хотя я никогда не видела и тени улыбки на её бледном лице, а она вдруг встаёт в оборонительную позицию и заявляет:

– Засунь свою псевдозаботу знаешь куда! О барышне своей лучше позаботься.

Неловкость как ведро с холодной водой обливает меня с головы до ног. Неужели она знает о том, что было? Это Лётчик рассказал ей? Но ведь больше некому. И мне тут же становится страшно. Иногда мне кажется, что Мрак как-то причастна к той ночи. Хотя мой разум и говорит, что это невозможно, ведь её тогда ещё не было в городе, но моё нутро знает, что я права.

В горле пересыхает, я сглатываю. Закладывает уши, я слышу звон и смех. Этот страшный смех…

Они ещё перепираются, когда я от беспомощности хватаю Лётчика за руку и испуганно смотрю ему в глаза. Он словно чего-то ждёт.

– Пойдём отсюда, – произношу я сухими губами, и звон со смехом растворяется. На лбу выступает пот.

– Хорошо, – он берёт меня за локоть и уводит.

Мы идём в сторону Детского Дома.

– Почему мы идём сюда?

– Искать ответы.

– Я думала, что мы вернёмся.

– Ты передумала?

– Мне было не очень хорошо, – бросать Лётчика одного не хочется, но и разобраться с собой не помешало бы.

– Это просто Мрак. Забей.

– Тебе не кажется, что она тебя использует?

– Почему ты так думаешь? – он искренне удивлён.

– А какая ещё может быть причина? Ради высшей благой цели?

Лётчик иронично усмехается:

– Но она же тоже человек.

– Да уж, человек…

Это монстр в куртке.

В сумерках мы обходим с большими мощными фонарями недостроенные здания. В одном из них замечаю на стенах и полу рисованную мебель. Она покрытая сверкающей пыльцой.

– Думаешь, это тот мальчик нарисовал? – спрашиваю я.

Он сбрасывает с себя рюкзак и садится на пол, прижимаясь спиной к стене. Может быть, от света фонаря или луны, но пыльца по контуру рисунка рядом с Лётчиком словно начинает мерцать.

– Давай передохнём.

Я сажусь рядом и ставлю фонарь светить в сторону без стены. Луч тянется не так уж и далеко: по полу до самого обрыва, а после в воздухе его поглощает тьма голодного города. Лётчик достаёт термос и наливает горячий чай. Протягивает мне. Я отказываюсь молча.

– Ты его помнишь? – спрашиваю я. – Мальчика?

– Да, – отвечает Лётчик.

– А я почти нет. Знаешь, я долго его пыталась вспомнить.

– Он не особо активный был, забитый теми, кто понапористее.

– Ты правда думаешь, что пропавшие могут быть виноваты в его гибели?

Лётчик делает глоток и закрывает глаза:

– Я не знаю, Пламя.

– Ты скучаешь по нему?

Лётчик, конечно, сразу понимает, что я спрашиваю про Аква. Мы ведь не обсуждали это. Никто не обсуждал. Потому что это значит вскрывать не только свои раны, но и чужие. Это значит, что, возможно, придётся принять то, чего все так боятся.

– Иногда я думаю, – отвечает Лётчик, – будь он сейчас с нами, он бы во всём разобрался. – Он поворачивается ко мне. – Тебе не казалось раньше, будто Аква знает больше, чем остальные? Не только больше, чем мы, но и больше, чем Паук, Жаба, Календула. Будто он знает какой-то секрет.

– Возможно. Я никогда не думала об этом в таком ключе. Думаешь, остальные пропавшие тоже знают этот секрет?

– Нет.

Лётчик встаёт и проходит вперёд. До края остаётся шага три.

– Иди сюда! – зовёт он меня.

Я поднимаюсь. Он выставляет руку так, чтобы я не шла дальше, ближе к обрыву. Но я не планирую. Лётчик фонарём указывает вдаль. Видно плохо.

– Там мы с Мрак обнаружили следы крови. Думаю, мальчика нашли там.

– Как он мог тут оказаться?

– Давай обойдём ещё два дома.

Мы заканчиваем вылазку за полночь и возвращаемся в город. Дорога лежит мимо дома Календулы, и я замечаю на крыльце тёмную фигуру, сидящую прямо на ступеньках, словно статуя.

– Очередной ухажёр Календулы, – предполагает Лётчик. – Они слетаются сюда как пчёлы на поле. Да и она ведёт себя как лист в дождливую погоду: не прекращает клеиться.

– По-моему, это Скала.

– Сочувствую ему, – пожимает плечами Лётчик. – Оставь его в покое.

Но так нельзя. Если Скала, и правда, мне нужен, я должна помочь ему. Ведь он сможет помочь мне.

Решительно подхожу и сажусь перед ним на корточки:

– Эй, ты в порядке?

Скала медленно поднимает голову. Левая часть лица, начиная чуть ниже глаза и до уголка губ, превратилась в серый мрамор.

– Приятель, что у тебя с лицом? – недоумевает Лётчик.

– Ему нужна помощь, нужно к Календуле! – я тяну Скалу за рукав его кофты, но он не встаёт.

– Она… – начинает он.

– Занята? – перебивает Лётчик.

– Что-то типа того.

В его голосе вселенская скорбь, будто он только что вернулся с поминок.

– Да что с тобой? – не понимаю я. – Вставай! Лётчик, помоги мне!

Мы поднимаем Скалу.

– Нужно к Змее! Лётчик, ты же брал её кровь!

Я отхожу от Скалы и начинаю копаться в рюкзаке Лётчика. Скалу словно перевешивает, он заваливает на бок. Лётчик не может его удержать, и Скала падает, ударяясь о ступеньки. Грохот упавшего камня. Я замираю с колбой в руках.

– Не ударился? – спрашивает Лётчик, помогая ему встать.

И пока Скала поднимается, из его левого рукава падают куски.

– О боже! – шепчу я.

Скала спокойно снимает свободной рукой кофту: его левая рука разбита до локтя, и осколки мрамора высыпаются на землю.

– Что мы наделали! – восклицаю я.

– Что это за херня? – пугается Лётчик.

– Тебе больно? – я подскакиваю к Скале.

– Нет.

– Выпей это. Это кровь Змеи, она должна помочь. Хирург говорил, помнишь?

Я вливаю содержимое в его рот. Он кажется таким безучастным, словно это не его рука только что распалась на куски.

– Я ничего не чувствую, – говорит он.

– Дай время, – успокаивает его Лётчик. – Давай, мы лучше проводим тебя до дома.

Скала молча двигается вперёд, а мы с Лётчиком идём сзади.

– У него вырастет новая рука?

– Лётчик, он же не Ящер!

– И что теперь будет?

Я мотаю головой, сбрасывая дурные мысли.

Когда добираемся до дома Скалы, мы с Лётчиком укладываем его на диван и укрываем тонким одеялом.

– Я, наверное, останусь, – говорю я.

Мне хочется быть рядом с ним в такую трудную минуту. К тому же непонятно, как сработает кровь Змеи и что будет с рукой.

– Тогда я тоже.

– Не надо, – возражает Скала.

– Как-то не хочется проснуться завтра и услышать, что у тебя не хватает головы или ещё чего.

– Да и нужно убедиться, что тебе не станет хуже, – говорю я.

– Календула меня теперь выгонит?

Бедняга!

– Тут так не принято. Если ты в отряде, то вы вместе до конца.

Я сама уже не верю в эти слова. Вместе до конца. Так фальшиво. Не потому, что так не бывает, а потому что мы действительно в это верили, но обстоятельства оказались выше. И если Аква ещё жив, если Аква сам решил нас покинуть, то семья, которую он так бережно создавал и оберегал, разрушилась по его вине.

Когда Скала засыпает, мы с Лётчиком отправляемся в маленькую кухню. Квартира Скалы оказывается на удивление очень маленькой и не особо уютной. На кухне стоит старый пластмассовый стол и одна табуретка без мягкой сидушки, маленький жужжащий холодильник грязного молочного цвета с небольшой морозилкой сверху, плита в жирных пятнах с когда-то белым чайником в крупный мак.

Мы переговариваемся шёпотом. Лётчик ходит из угла в угол, а я стою на месте.

– Что мы скажем Календуле? – спрашивает он.

– Правду.

– А что потом? Её парень останется без руки! И я в этом виноват.

– Её парень?

Лётчик укоризненно смотрит на меня. Но меня задевает то, что он называет Скалу «её» парнем. Тут же стараюсь исправиться:

– Я тоже виновата, если уж на то пошло.

– Надо переговорить с Жабой, может, он сможет принять нас.

– Нет!

– А что, ты хочешь идти к Пауку? Самоубийца?

– Ты ищешь пути отступления. Мы даже ещё не переговорили с Календулой. Она не монстр!

– Давай не будем скрывать очевидных фактов, – он двумя руками упирается о стол, чуть продавливая его. – Календула спит со всеми, но в отряде ей нужны здоровые, крепкие парни. А Скала, мать его, без руки!

Я сажусь на табуретку. Одна ножка шатается.

– Скала с Календулой? – мой голос тихий.

– Я не знаю. Какая, вообще, разница?

– Просто если это так, то она примет его любым.

Как же убого звучат мои слова. Мне сейчас действительно больше интересно не то, что будет со Скалой, а то, с Календулой ли он.

– Мне плевать, что там между ними. Но знаешь, я думаю, что парень не будет сидеть на крыльце дома девушки просто так. Значит, что-то случилось.

Пытаюсь сосредоточиться на важном:

– Лётчик, мы должны ей всё объяснить. Мы не можем это скрыть, потому что это, чёрт возьми, заметно. То, как поступит Календула, мы, конечно, не знаем. Если бы это случилось при Аква, разве ты ему не рассказал бы?

– Аква – это совсем другое. Он бы любого порвал за нас.

Он бы любого порвал за нас. Я молчу. Возможно, мне стоило тогда рассказать Аква про ту ночь. Возможно, он мог бы сделать что-либо для меня. Нет. Он не мог бы изменить прошлое. Аква ничего не смог бы сделать, и это, пожалуй, его бы убило.

– Я могу ей всё рассказать, если ты боишься.

– Я сам скажу, – голос Лётчика звучит решительно.

Мы ложимся спать в комнате Скалы, разместившись с Лётчиком на одном ковре. Без подушек и одеяла. Копаться в вещах Скалы нет ни сил, ни желания. Ночь придавливает нас к полу.

Вот бы это всё был один страшный сон.

Когда я просыпаюсь, Лётчика уже нет. Скала сидит на диване с одеялом на ногах и здоровой рукой держит то, что осталось от его левой. Если не считать руки, то он выглядит вполне себе сносно, разве что разбито. Иронично.

– Не хотел тебя будить, – произносит Скала.

– А где Лётчик?

– Не знаю. Я не видел, как он ушёл.

– Тебе помочь? – я подхожу к нему. – Мы обязательно что-нибудь придумаем. Какой-нибудь протез.

Чувствую себя невероятно виноватой перед ним.

– А знаешь, – мне в голову приходит идея, – у меня для тебя кое-что есть. Вставай, идём!

– Нужно сначала поесть.

– Нет, нам нужен голодный желудок. Хочу кое с кем тебя познакомить.

Я помогаю Скале натянуть кофту, болтающийся рукав он заправляет в карман. Дожидаться Лётчика не вижу смысла, да и не хочется мне, чтобы он знал. Это будет наш секрет. Между мной и Скалой. И Шлюхой.

Обаятельная улыбка Шлюхи приветствует нас за стойкой. В лисьих глазах мерцает что-то распутно-секретное.

– Вам, что же, вдвоём? – пристальный взгляд обращён на Скалу.

– Да, откачка и дозировка, – отвечаю я.

– А что, – лысая голова Шлюхи наклоняется в бок, – романтично. Странное свидание, но мне приятно, что вы выбрали для этого мой дом. Подождите в лобби, мои тени подготовят комнату на двоих.

Я оплачиваю, и мы со Скалой садимся на мягкий диван, обитый бордовым бархатом. Через несколько минут Шлюха приглашает нас в комнату. Я ложусь на дальнюю кушетку, а Скала на ближнюю. Он выглядит растерянным. Шлюха замечает проблемную руку, но тактично молчит. Что-что, а общаться с клиентами Шлюха умеет лучше всех.

Два удара ладонями. Две тени выплывают из стены. Шлюха выходит и запирает за собой дверь. Скала пугается и чуть подскакивает.

– Не бойся. Я это делала уже много раз, – протягиваю ему свою левую руку. Он, не отводя от меня глаз, берёт её в свою правую. Мы смотрим друг на друга. С ним я чувствую себя в безопасности. – Сначала будет неприятно. Это не больно, просто словно кто-то копошится в тебе. Это будет откачка твоих тревог. Тени работают как насосы.

Тени уже присасываются к моей свободной руке и его нездоровой.

– А потом будет дозировка. Тени наполнят тебя положительными эмоциями. Тебе понравится. Мне это помогает справиться со стрессом. Только не рассказывай никому. То, что происходит в Доме Шлюхи, остаётся в Доме Шлюхи.

Скала сжимает мою руку крепче:

– Хорошо.

Я закрываю глаза и погружаюсь в полусон.

Когда я пробуждаюсь после дозировки, всегда чувствую прилив сил. Тело не ломит. Чувствую себя прекрасно, внутри будто кто-то разбил фонарь, и тепло и свет наполняют всю меня.

Единственный минус такой процедуры – голод.

Шлюха будит нас обоих.

– За отдельную плату принесу вам завтрак, – Шлюха протягивает руку, ожидая оплаты.

Я достаю из карманов остатки кристаллов. Шлюха возвращается с двумя подносами:

– У вас есть ещё час.

Мы принимаемся за еду. Не жадно, а спокойно. Еды много. Шлюха никогда не жадничает.

– Почему ты сюда ходишь? – спрашивает Скала.

– Тебе не понравилось?

– Я себя теперь отлично чувствую, но я пока так и не понял, нравится ли мне тут.

– В первый раз всегда так… Понимаешь, есть вещи, с которыми невозможно справиться. Я стала причиной двух пожаров.

Выдыхаю. Именно сейчас хочется рассказать всё. Именно ему. Не знаю уж, почему. Может, это выброс гормонов счастья во мне, а может, Скала сам по себе располагает. Но про ту ночь мне хочется рассказать именно ему.

– Первый пожар был случайным. Дом сгорел, и Аква предложил мне жить где-нибудь на первом этаже. Это вполне логично, легче спасаться, но не даёт гарантий, что я не спалю что-нибудь своими волосами.

– Я испугался, когда у тебя загорелись волосы.

– Когда это случилось у меня впервые, у Хирурга, я тоже очень сильно испугалась. Потом со временем поняла, что, скорее, пострадают другие, чем я.

– Тебе не больно, когда они горят?

– Нет. Я чувствую жар, но мне не больно.

Я замолкаю, чтобы собраться с духом. Нужно рассказать ему про второй пожар так, чтобы это не обрушилось на него лавиной. Говорить об этом тяжело, слушать, наверное, тоже.

– Давай встречаться, – вдруг прерывает он тишину.

– Что?

– Ты мне нравишься. Давай встречаться.

– Но есть кое-что, что…

– Неважно. Просто скажи да или нет.

Я долго смотрю в одну точку. Конечно, я уже думала об этом. Но это было нечто эфемерное, как сон. Никто не предлагал мне встречаться после Лётчика. Мы с ним никогда об этом не говорили больше. Но это было так давно. И я так давно пытаюсь начать заново. Мне всегда казалось, что все знают и только делают вид, что нет.

Я соглашаюсь.

Начало – это самое страшное. Надо быть храбрым, чтобы начать. В конце концов, это хороший шанс отпустить то, что мне мешает жить.

Или шанс вырыть себе могилу поглубже.

Скала оказывается не самым заботливым парнем. Не то чтобы это делало его плохим человеком. Иногда я анализирую его слова и поступки и думаю, что он просто не сильно эмоционален, словно внутри него бесчувственная груда камней, вылезающая наружу в сложных ситуациях. Но он старается. И я вижу, как много ему не хватает любви. Возможно, внутри него целый мир, живой и яркий, просто почему-то этот мир превратился в мрамор.

Не знаю, что помогает мне больше: Скала или то, что мы теперь так часто зависаем у Шлюхи.

К тому прерванному разговору я не возвращаюсь. Ни к чему теперь тянуть за собой чёрные пятна прошлого. Если начинать заново, то так, будто прошлого не было. Есть события, которые изменить нельзя. Но их нужно отпустить, хотя бы попытаться, оставить в прошлом. Это как оставить незаконченную картину и начать рисовать новую, потому что первая настолько плоха, что её уже ничего не спасёт. Когда Скала рядом – а рядом он постоянно, – мне ничего не страшно: он хоть и без руки, но защитит меня.

Мы много времени проводим вместе. О нас уже все знают, и это чертовски приятно – знать, что ты чья-то девушка. Ладно, не чья-то, а Скалы. Лётчик ничего не говорит по этому поводу. Впрочем, как и Календула. Но это и хорошо. Календула даже ничего не говорит про руку. Иногда в её взгляде я читаю зависть ко мне. Не ревность, а зависть. Она смотрит свысока, но зависть ей не скрыть. Я не знаю, чему можно тут завидовать. Впрочем, Календула всего не знает. Никто ничего не знает до конца. Возможно, она так равнодушна ко всему этому, потому что любой парень для неё – это как выпить кофе с утра, рутина. Но иногда Скала так смотрит на неё… Это сложно объяснить. Словно он пытается понять, что творится у неё в голове. Кроме того, что из её головы по волосам растут цветы, ничего полезного в ней нет.

Иногда мы ссоримся. Он торопит события и пытается со мною сблизиться, а я не могу. Я хочу насладиться тем, что есть сейчас. В этом городе не нужно никуда торопиться. Но у меня есть свои причины ему отказывать. Он, конечно, всё принимает на свой счёт и заявляет, что всё это потому, что он теперь однорукий инвалид, коим я же его и сделала. Но это не так. Я отвечаю, что он слишком торопится, и всему своё время. Он не верит.

В день нашей последней ссоры он уходит, громко хлопнув дверью. Нам обоим требуется время, чтобы остыть. Я сопротивляюсь любому давлению, ведь по принуждению нельзя. А он словно не видит, летит сломя голову, как будто пытается себе или мне – уж не знаю – что-то доказать. А мне не нужны доказательства, мне нужна спокойная жизнь.

Каждый раз, когда мы ссоримся, мне становится страшно. Счастье хрупко. Отношения хрупкие. Человек хрупок. В мире нет ничего, что можно было не разрушить. Я только начинаю с чистого листа, мне так не хочется всё перечёркивать. Скала поймёт, потому что мы теперь вместе. А вместе – значит навсегда.