Тишина, с которой я живу

Два зачинщика – Буйный и Тощий – сидят у меня в кабинете. Буйный растирает свои кулаки, которыми он бил Тощего, а Тощий сидит со страдальческим выражением лица. Они оба молчат.

– Ну, что вы могли не поделить?! Да ещё и у всех на виду. Тихая там рыдает.

– Мы просто общались, – жалобным голоском начинает оправдываться Тощий. – Разность мнений, а он…

– Да я бы тебе язык вырвал, – огрызается еле слышно Буйный.

– А ну! Прекрати! Это что ещё такое? Тощий, ты самый старший, что ж ты…

– Так я и пострадавшая сторона.

– Он доводит нас до белого каления, ему это нравится! – говорит Буйный.

–Я просто общаюсь, потому что никто не хочет со мной общаться!

– Так с чего бы, если ты всё одеяло на себя перетягиваешь. Самый умный, что ли?

– Хватит! Подрались непонятно из-за чего.

– Буйный считает, что призраки существуют. Но скажите же, что это не так.

Я вздыхаю. Откуда мне знать, есть призраки или нет?

– Каждый вправе верить, во что ему нравится. Но я с уверенностью могу сказать, что в этом Доме призраков нет. И никогда не будет.

– Потому что вы Ведьма и нас защитите? – спрашивает Буйный.

Тощий издаёт звук отчаяния и закатывает глаза.

– Этот Дом – ваша крепость, ваша семья. И я никому не позволю навредить вам, даже вам самим. Вам это ясно?

Буйный кивает.

– Так что умейте разбираться без кулаков. Они вам в жизни не помогут. Вы оба наказаны на неделю. Будете мыть полы и унитазы поочерёдно.

– Но я же пострадавшая… – начинает Тощий.

– Полы и унитазы.

Когда наутро Рыбак сообщает мне о том, что одного нет в кровати, я сразу же предполагаю, что это Тощий или Буйный отлынивают от работы, прячась где-нибудь в дальних комнатах. Но когда Рыбак отвечает «Водоросли», у меня по телу пробегают мурашки. Водоросли? Он получил, конечно, вчера от Буйного, но совсем случайно.

– И там пацан какой-то на его кровати, – добавляет Рыбак.

А это уж что-то совсем непонятное. Что значит «какой-то»?

Выхожу из столовой, оставляя свой завтрак на столе. Мне навстречу уже идут дети. Кто-то ещё сонно плетётся, а кто-то уже полон сил и прыгает по коридору. Рыбак остаётся в столовой следить за детьми.

Поднимаюсь наверх. Во второй комнате мальчишек на кровати Водоросли сидит незнакомый мне ребёнок с кучерявыми светлыми волосами. Он сидит, опустив голову и сложив кулак в ладонь. Заметив меня, он, чуть дёргаясь, поднимает свой взгляд.

Откуда он здесь, и где Водоросля?

– Здравствуй, – стараюсь быть приветливой и не показывать своего беспокойства. Подхожу к нему, шурша тапочками по полу. – Как ты здесь оказался?

Он смотрит на меня удивлённо раскрытыми глазами, разве что его рот остаётся закрытым. Пожимает плечами.

– Ясно… Кто тебя впустил в комнату?

Мальчик оглядывается, будто только сейчас замечает, где он находится, и снова пожимает плечами.

– Я тут проснулся.

Он смотрит куда-то за моё плечо. Оборачиваюсь. За дверным косяком прячется Пустой. Он пугается меня и скрывается.

– Ты чего здесь? – обращаюсь я к нему. – На новенького пришёл поглядеть?

Пустой осторожно выглядывает, не глядя мне в глаза, но ничего не отвечает. В принципе, он всегда такой.

– Где Водоросля? – спрашиваю я. Они иногда проводят время вместе.

Он неуверенно мотает головой.

– Иди завтракать! Остынет всё, – прогоняю я его, готовясь разбираться с гостем.

– Мальчик, который спал на этой кровати, – где он? – обращаюсь я к новенькому.

– Я тут спал. Я этот мальчик?

Вздыхаю.

– Так, сиди тут и никуда не уходи, ясно?

Он кивает. У двери я оборачиваюсь:

– Я Ведьма. Я тут главная. Запирать не буду, но чтоб без шуточек. К тебе сейчас придёт Рыбак.

По его взгляду невозможно разобрать, воспринимает ли он меня всерьёз или нет. Но он выглядит жутко потерянным. Прошу Рыбака принести ему завтрак и пока не приводить к детям, а сама отправляюсь по Дому на поиски Водоросли.

В ванных комнатах его нет. В первой спальне мальчишек тоже. Проверяю даже комнаты девочек. Мало ли, возраст такой… Двенадцать лет – это уже не шутки. Но и там я его не нахожу. Поднимаюсь на чердак. Он заперт, но Водоросля с шилом в заднице, так что всё возможно. А вдруг он оказался там заперт изнутри? Отпираю ключом замок. На чердаке тихо, светло и пыльно, но пыльно по-хорошему, будто года покрывают коробки и предметы, чтобы ты мог смахнуть их рукавом и окунуться в воспоминания. Обхожу чердак. Зову Водорослю, но сталкиваюсь с тишиной.

Куда он мог деться?

Смотрю в окно в надежде заметить мальчишку и вижу, как к воротам приближается Художник в потёртой тельняшке. Внутри почему-то всё сжимается. Не помню, чтобы я его звала.

Художника я немного недолюбливаю. Он неплохой человек, но есть в нём что-то отталкивающее. Пожалуй, его грубость или, скорее, прямолинейность. Ещё это он постоянно инициирует попойки с Кукольных Дел Мастером. Художник часто неопрятный, в чём-то вымазанный. Он шляется повсюду и носит к себе старый хлам, поэтому частенько от него пахнет чем-то гнилым, какой-то сыростью. Ещё я знаю, что он много делает для Хирурга, потому что Хирург часто полагается на него. Но я не могу представить рядом Хирурга в его белоснежной рубашке с выглаженными чёрными брюками и начищенными до блеска туфлями – и Художника в поношенной тельняшке с дыркой под мышкой и старых запачканных штанах.

Спускаюсь и прошу Рыбака накормить мальчика, не выводя его из комнаты, а сама иду к воротам. Ворота я не открываю:

– Скажу сразу: не до тебя. У меня мальчик куда-то спрятался.

– Эти паршивцы могут. Но я тоже с новостью. Кукольных Дел Мастер пропал.

Он замечает мой многоговорящий взгляд. Он знает, что я не люблю, когда они пьют. Я просто боюсь, что когда-нибудь Кукольных Дел Мастер перешагнёт черту, потому что он после таких посиделок лишь пьяненький, а Художник может пить безбожно.

– Не спеши сердиться. Мы сидели в этой Шлюховской забегаловке. Ну, да, по чуть-чуть, но по чуть-чуть, клянусь. От меня даже не разит, – он приближается к воротам, чтобы я могла учуять. – С нами Актёр ещё был. Просто так уже присоединился. Кукольных Дел Мастер пошёл заказ делать к стойке, а я пошёл… ну, это, отлить. А потом выхожу – пусто. Ни Мастера, ни Актёра. Смотрю: ну, в зале – нигде. В окно – ни души, ночь же. Ну, я прошёлся по залу, снаружи, может, они забрели за угол или что… На кухню хотел попасть, но тварь, зараза, не дала. Я подумал, что мне зелёная в голову ударила, ну, я и пошёл их по домам ихним искать. А их нет. К Швее пошёл. Она вся всполошилась, раскудахталась. Короче, всех стариков подняла. Нигде их нет.

Я слушаю его рассказ и пытаюсь понять, причём тут я и мой Дом.

– У тебя его случайно нет?

– Нет.

– Что с мальчиком? – подходя, спрашивает Рыбак.

– Не знаю, не нашла ещё.

– Только в Доме смотрела? – уточняет Художник. – Давайте, я по округе пройдусь. Может, и эти тоже где-то тут шляются.

– Кто эти? – спрашивает Рыбак.

– Мастера и Актёра не видал?

Рыбак мотает головой.

– Да снаружи-то ему с чего быть? – спрашиваю я.

– Это всего лишь забор, – Художник чуть трясёт его, – а у тебя дети. Для них это такая себе преграда.

– Ой, да делай, что хочешь, – отмахиваюсь я от него.

Не думаю, что он действительно может как-то помочь, да и вряд ли Водоросля ушёл с территории дома. Он всё-таки умный мальчик. А вот новости о Кукольных Дел Мастере и Актёре, конечно, меня напрягают. Но пьяные же где угодно могут быть, и море им по колено…

– Что делать-то будешь? – интересуется Рыбак, пока мы идём в Дом.

– Ты пройди по помещениям, мало ли, где он застрял. Я Хирурга наберу. И лидеров. Пусть приходят. Вдруг что-то знают. Не нравится мне это всё.

Старый желтоватый телефон с треснувшей трубкой и круглым циферблатом, цифры на котором были стёрты ещё до меня. Ввожу номер, единственный, помимо моего, рабочий в этом городе. Несколько гудков заставляют почему-то пошатнуться моё самообладание.

– Ведьма? – голос Хирурга звучит далеко и искажённо.

– У нас проблемы. В Доме мальчик пропал, мы пока его ищем. И Художник приходил, сказал, что Кукольных Дел Мастер пропал и Актёр тоже. Но я бы не торопилась с этим. Хирург, ты меня слышишь?

Молчание и какое-то дребезжание в трубке, которое звенит независимо от того, говорит кто-то или нет.

– Собирай лидеров, я выхожу.

Он кладёт трубку, не дожидаясь моего ответа. Или вопроса. На столе я снимаю крышку с приборной панели. На панели четыре тумблера, под каждым из них маленькая точка-лампочка. Поочерёдно включаю тумблеры, и лампочки загораются красным. Остаётся только ждать.

После завтрака отправляю детей в библиотеку, хоть они и просятся на улицу. Запираю их там, отправляю Рыбака посидеть с новеньким, а сама продолжаю поиски Водоросли. Во дворе он обнаружил дыру, и теперь я стою напротив неё. Она достаточно узкая, но Водоросля бы смог проскользнуть. Мне через неё не пролезть. Замечаю у ворот Художника. Открываю ему. Он молча проходит вперёд, в Дом, и я чувствую что-то неладное. Иду следом. В коридоре он останавливается и усаживает меня на стул. Мне это совсем не нравится.

– Я нашёл мальчика. В районе недостроек.

– И почему он не с тобой? Он в порядке?

– Он мёртв.

Художник не шутит. У него серьёзное лицо, ему будто неловко, стыдно всё это мне рассказывать. Он постоянно чешет свою колючую бороду.

– Я не стал притаскивать его сюда. Трупу тут не место. Тут дети, сама понимаешь, ещё увидеть могут, да и держать его тут негде.

– Как он умер?

– Не знаю. Наверное, упал с высоты. Не знаю.

В моей голове пустота. Я понимаю, что мне говорит Художник, но не верю. Водоросля мёртв. Почему-то смысл этого факта никак не доходит до меня.

– Я прикачу тележку и под брезентом вывезу его, чтоб без лишних вопросов.

Киваю.

– Куда?

– К себе на кладбище, – буднично отвечает он.

– На кладбище? – я вскакиваю.

– А куда ещё-то?

– Может, он просто без сознания?

Да я и сама не могу в это поверить. Художник медленно отрицательно мотает головой.

Но как же так? Как же так?

Это я не доглядела, не уследила. В чём я виновата? Где совершила ошибку? Только бы знать, где я совершила ошибку. Ведь Водоросля – хороший, добрый мальчик… был…

К нам спускается Рыбак.

– Мальчик решил полежать, – сообщает он и выходит во двор.

Мы с Художником провожаем его взглядом. В окне я вижу, как он стоит у ворот и разговаривает с кем-то. Кукольных Дел Мастер?

– Так я повёз? – спрашивает Художник, ожидая моего приказа, но я ничего не отвечаю ему.

– Рыбак, кто там? – мой голос слышно на весь двор. Я уже готова отругать Кукольных Дел Мастера за то, что всполошил меня в такой и без того ужасный день. Но это не он. И даже не Актёр. За воротами стоят Лётчик и Пламя. Сегодня их очередь навещать детей. Как это вылетело из моей головы? Нужно что-то делать, что-то срочно предпринимать. – А, понятно.

– Давайте мы вам поможем, если что-то случилось, – говорит Пламя, и я уже начинаю подозревать, что Рыбак сболтнул им лишнего, но происшествие не должно выйти за пределы Дома. Хотя бы пока. – Разве вам не нужны молодые руки, ноги… трезвомыслящие головы?

– Нет, – строго обрываю я.

Хотя, конечно, нужны, потому как мои руки и ноги не так уж молоды, а голова сейчас ходит кру́гом, но боюсь, что они будут сбиты с толку ещё сильнее.

– Но мы правда готовы помочь! – альтруизм Лётчика сегодня только мешает. – Мы сделаем всё, что скажите. Даже посидеть с детьми, пока вы…

– Нет, – прерываю его я.

По крайней мере, я точно знаю, что Рыбак не рассказал им о смерти. Он сам ещё не знает.

– Нам не нужна ничья помощь, – говорю это, пожалуй, чересчур сурово, а потому смягчаюсь, чтобы не показаться грубой. – Уже поздно. Мальчика нашли.

– Он в порядке? – тут же спрашивает Пламя.

– Рыбак, – игнорирую её вопрос, не желая врать, – нужно показать всё новенькому.

– У вас новенький?

– Да.

– Но, а как же забор? – спрашивает Рыбак.

Впрочем, забором больше некому заниматься. А сейчас только и нужно чем-то заниматься, чтобы не свихнуться окончательно.

– Да, забор… Лётчик, Пламя, покажите новенькому дом, двор, расскажите правила… – потом обращаюсь к Рыбаку: – Скоро прибудут лидеры. И Хирург. Надо подготовиться.

Минут через пять начинают подтягиваться лидеры, и Рыбак как дворецкий только и делает, что бегает открывать и закрывать ворота, не успевая найти доску или фанеру, чтобы закрыть дыру в заборе.

Мы все собираемся в столовой. Хирург прибывает в компании Швеи и Пастуха. Чувствуется небольшое напряжение, потому что мы всё никак не можем начать.

– Чего мы ждём? И что за срочность? – наконец-то по делу спрашивает Жаба.

– Ещё не все здесь, – отвечаю я, надеясь, что они понимают, что, не будь это так важно, никто бы из них тут не сидел.

– И сколько мне ждать? Кого, вообще, мы ждём?

– Аквамарина.

– О боже! Теперь мы все будем ждать его одного?

– Раньше он всегда приходил вовремя.

– Времена меняются, – Жаба чуть ёрзает на двух стульях. – Скорее начнём – скорее закончим.

– Кто-нибудь знает, где Аква?

Молчание сегодня пугает.

– Ладно, – тяжело вздыхаю, – начнём. Подтянется. У нас произошло ЧП. Сегодня мы не обнаружили одного мальчика в кровати. Конечно, мы предположили, что он сбежал, и отправились на его поиски, – мне сложно всё это говорить.

Кажется, моё волнение замечают все, ещё и Паук бесцеремонно заявляет:

– Дела Дома меня не касаются.

– Вы хотите, чтобы мы присоединились? – тут же спрашивает Календула. – Одному ему в городе делать нечего, да и опасно, он может заблудиться. Мы передадим всем своим, чтобы приютили мальчика и отвели сюда.

– Извините, – произносит Рыбак, – но этого не требуется. Мы нашли мальчика. Он мёртв.

Снова воцаряется жуткое молчание. Кто успел рассказать Рыбаку? Или он подслушал наш с Художником разговор? Странное чувство недоверия к Рыбаку вдруг возникает внутри меня: а что если он знает, потому что знает, что произошло?

– Вы обвиняете нас? – вопрос Паука звучит нерешительно, но обидно.

– Что? – удивляюсь я. Мне и в голову такое не приходило. – Какая глупость!

– Тогда что вам от нас нужно? – он разваливается на стуле.

– Дело не только в мальчике, – Хирург замечает мою растерянность и берёт слово. – Это не единственное происшествие.

– Ещё кто-то умер? – Жаба спрашивает так, будто мы обсуждает ежедневную сводку новостей.

– У нас пропало двое. Актёр и Кукольных Дел Мастер.

– Они причастны к убийству мальчика? – глаза Календулы полны испуга.

Стук – и в столовую резко врывается Пламя. Мы все с нескрываемым удивлением смотрим на неё. Она стоит растерянно и немного напугано, будто не ожидала увидеть тут так много людей. Случилось что-то ещё? Я молча выталкиваю её за дверь. Ещё одних подобных новостей моё сердце сегодня не выдержит.

– Мы там, на чердаке… шары… взять, – она говорит так быстро, что я едва разбираю её слова.

– Да-да, – отмахиваюсь я от неё, – берите, что хотите, делайте, что хотите, – тут же строго добавляю: – В рамках разумного. Я сейчас занята, – пауза. – Аква не приходил?

– Не видела его пока.

– Займите чем-нибудь детей, – я отдаю ей ключ от библиотеки, где сейчас сидят дети, и возвращаюсь в столовую, плотно закрыв за собой дверь. Надеюсь, она ничего не слышала.

– Как именно умер мальчик? – интересуется Календула.

– Мы пока не знаем, – отвечаю я. – Мы предполагаем, что он упал с высоты. Художник нашёл его в районе стройки.

– И как он туда попал?

– Слушайте, я всё понимаю: мёртвый мальчик и прочее, – перебивает её Паук. – Но от меня-то чего хотите? Мои сюда не ходят, так что к мальчику мы непричастны.

– А как же Суфле? – напоминает Рыбак.

– Суфле больше не в моём отряде, – самодовольно отвечает Паук, облокотившись о спинку стула. Ему явно приятно, что он сумел отогнать от себя подозрения.

– И давно? – интересуется Жаба.

– Сутки или около того. Если думаешь подобрать – забирай бесплатно, она всё равно теперь бесполезна.

– Суфле у меня, – спокойно говорит Хирург. – И не всё так радужно, как ты думаешь, Паук. Но раз девушка теперь не твоя, тебя это не касается.

– Вы правда думаете, что кто-то помог мальчику выйти и скинул его вниз на стройке? Но кому это может быть нужно? Он же ребёнок! – Календула замолкает. – Как хоть его зовут?

– Водоросля, – отвечаю я тихо.

Календула закрывает глаза и долго молчит. Она давно не навещала Дом, но, кажется, его она помнит.

– Мы нашли дыру в заборе. Скорее всего, он выбрался через неё, но вот зачем – это уже другой вопрос, – говорит Рыбак.

– Почему мальчик оказался за забором, я буду разбираться с Ведьмой, – говорит Хирург. – Скорее всего, это просто несчастный случай. А вот по исчезновению наших… Вот что я предлагаю. Мы с вами сейчас сделаем большой перерыв. Каждый из вас отправится в свой отряд – пересчитать, все ли на месте. Надо убедиться, что пропавших больше нет.

Замечаю встревоженное лицо Календулы и её короткий, почти незаметный взгляд в сторону Жабы.

– Потом возвращаетесь сюда и всё докладываете нам. Там будем решать.

– А что, если кто-то из нас причастен? А вы нас так легко отпускаете, – говорит Жаба.

Его вопрос мне кажется подозрительным.

– Мы вас ни в чём не обвиняем, – отвечаю я.

– Жаба прав, – возражает Хирург. – Тогда поступим так: я пойду с Пауком, Пастух с Календулой, Жаба со Швеёй. Ведьма и Рыбак останутся тут.

– А Аквамарин?

– Я попрошу Художника. Небольшой перерыв – и выдвигаемся.

Паук тут же срывается с места и первым выходит на улицу. Я хочу пойти следом, но Хирург останавливает меня:

– После того, как я провожу Паука, мне нужно будет остаться с Суфле.

– Как она? – мой вопрос звучит фальшиво.

Сейчас её состояние меня волнует меньше всего. Но я надеюсь, что это не бросается в глаза.

– Худо. Ей очень тяжело.

– А ожоги?

Он вздыхает:

– Разберёмся. Ты позвони мне, когда все вернутся, – он вдруг замолкает ненадолго. – Ты не думаешь, что Аквамарин тоже пропал?

Меня пугает его вопрос, и мне, конечно, не хочется так думать.

– Нет, – но я не знаю, вру ли я сейчас или говорю правду.

Хирург отводит взгляд в сторону, словно пытаясь что-то рассчитать или понять:

– Ладно, идём.

Все расходятся, я остаюсь один на один с детьми. Их уже пора кормить. Я увожу их в столовую, а они даже не подозревают, что сейчас в ней обсуждалось, да и вообще, что происходит в городе. Они прекрасны в своём неведении. Их детство – это заблуждение о мире, который их ждёт за воротами Дома. И их нужно к нему подготовить. Нужно, но до конца невозможно.

Я всё не могу перестать думать о Водоросле и Кукольных Дел Мастере. Ожидание – худшее из состояний, словно всё замораживается внутри, и это становится невыносимо. От этого начинаю браться за любое дело, чтобы хоть как-то вывести себя из равновесия, внутреннего оцепенения.

Первой возвращается Календула, а потом и Жаба с плохой новостью: в его отряде нет Космоса. И он не хочет, как он выражается, «протирать тут штаны». Ему нужно с этим разбираться, так что Жаба уходит, не дожидаясь больше никого. Календула остаётся в Доме, пока не приходит Хирург. Он отпускает её, она слишком взволнована происходящим. Хирург возвращается в компании Художника, а не Паука. По словам Хирурга, у Паука все на месте, а потом он добавляет:

– Аквамарин тоже пропал.

А я не знаю, что и думать. Смерть Водоросли, пропажа четверых… Вдруг они тоже мертвы, просто их тела ещё не найдены? Словно в городе появилось нечто или некто…

– Мальчика я похоронил, – заявляет Художник.

– Что? – возмущаюсь я. – Без меня? А как же похороны?

Меня оскорбляет этот факт. В конце концов, он был моим мальчиком, из моего Дома.

– Я бы всё равно не пустил никого на своё кладбище.

– Но я даже не простилась с ним! Это же был мой ребёнок!

– Но ты ему не мать, Ведьма!

Хирург усаживает меня на стул.

– Лучше запомни его, каким он был, – продолжает Художник. – Пусть для тебя он будет навсегда живым, просто покинувшим этот Дом. Не надо тебе видеть его мёртвое тело…

Я закрываю лицо руками и начинаю тихо плакать. У меня полсердца оторвали и даже не дали с ним проститься. Я никогда не прощу этого Художнику. Никогда.

– Нет времени на слёзы, – Хирург кладёт мне руку на плечо. – Надо во всём разобраться. Надо опросить детей. По одному. Может быть, они что-то знают, что-то видели.

– Не хочешь же ты им всё рассказать! – возражаю я, смахивая его руку с плеча.

– Рано или поздно придётся.

– Я запрещаю!

– Рано или поздно придётся. Но сегодня мы просто скажем, что он сбежал. А ты, Художник, проверь забор ещё раз, вдруг там ещё есть дыры. Ведьма, приводи детей по одному.

Мне неприятно от того, что он распоряжается в моём доме. Он мыслит трезво, насколько я могу судить. Наверное, оттого, что он живёт так далеко от всех, прячется в своих лабиринтах из коридоров и домов, он так хладнокровно всё воспринимает. Он ни к кому не привязан, никому не обязан, никого не любит. Но он помогает нам всем. Потому что может.

Двадцать восемь детей. Один из них новенький. Мы тратим почти пять часов, чтобы опросить каждого, и заканчиваем уже за полночь. Многие и не заметили того, что Водоросля сбежал. Кто-то искреннее радовался за то, что ему это удалось и даже расспрашивал, как именно, а кто-то переживал и надеялся, что он скоро вернётся. Но дополнительной полезной информации мы не получаем.

Хирург остаётся ночевать у нас. Он принимает решение рассказать детям завтра всю правду. Это верное решение. И неверное. Оно очень тяжёлое, в первую очередь, для меня самой. Объявить – значит, признать. И если в случае пропажи Кукольных Дел Мастера я ещё могу надеяться на положительный исход, то тут надеяться не на что. Художник прав: поскольку я не видела мёртвое тело Водоросли, он так и останется для меня живым мальчишкой. Наверное, от этого легче.

Или нет.

В отличие от Хирурга и ничего не подозревающих детей, я не могу уснуть и долго сижу в кабинете в ночной тишине. Моё безмолвие нарушает бестактный Художник. Он со скрипом приоткрывает дверь:

– Ты правда думаешь, что они ничего не знают? – спрашивает он, присаживаясь напротив стола, за которым сижу я.

– Они же дети!

– Ну, что дети! Дети тоже люди, а значит, могут лгать или выдумывать всякое. И у них это превосходно получается, знаешь ли!

–Художник, не мучай меня, – я замолкаю. Я сама с этим прекрасно справляюсь. – Мне говорили, что когда Кислород…

– Не начинай! Мне что, его откопать, чтобы ты могла проститься?

– Нет, конечно, нет, просто…

– А ведь это не первый раз, – перебивает меня Художник. – У нас ведь пропал Пожарный. Именно поэтому, когда пришла ты, Хирург назначил тебя следить за Домом.

– Я не знала, что он пропал. Его нашли?

Художник отрицательно мотает головой.

– Ты думаешь, это всё повторяется? Но почему?

Художник сидит, нахмурившись. Таким сосредоточенным я его ещё не видела. Потом он мотает головой, словно стряхивая лишние мысли:

– То, что случилось с Кислородом, не было случайностью. Мы – мы все – знали, что это произойдёт. Это был лишь вопрос времени. Так что ничего не повторяется. А пропажа Пожарного… Надо идти спать, Ведьма. День был паршивый, и завтра будет не лучше.

– Я не могу уснуть.

– Выпей настойки Швеи и ложись спать.

Он поднимается, опираясь о письменный стол, и выходит из кабинета. Я выпиваю рюмку припрятанного коньяка и ухожу спать. Сон – это лекарство, после которого становится только хуже.

Утро давит получше бетонной плиты. Я впервые просыпаюсь так поздно. Голова болит от вчерашних событий, мыслей и переживаний. Так много свалилось за один день. Когда я по осени граблями собираю опавшую листву и расчищаю двор, я привожу его в порядок. Вычистить всё то, что теперь поселилось внутри меня, я не представляю возможным. Сколько я живу в этом Доме, столько он для меня крепость, стены которого спрячут от любых невзгод. Что может произойти с детьми? Они могут заболеть. Но у меня есть лекарства. Они могут подраться. Но знаю, как их наказать. А что делать с тем, с чем я никогда раньше не сталкивалась?

Меня как будто сейчас казнят. Я стою напротив зеркала в пятнах от разводов и гляжу на своё опухшее, измятое лицо, прикусив нижнюю губу. Волосы из собранного пучка торчат в разные стороны. Кажется, я состарилась на несколько лет. Впервые замечаю это за собой.

Мне не хочется приводить себя в порядок. Мне не хочется выходить к детям. Мне хочется спрятаться в своей комнате, запереться внутри себя, запереть себя.

Щупаю руками свои чуть обвисшие щёки.

Что, если они все когда-нибудь покинут этот Дом? Насколько лет постарею тогда?