Погоня за судьбой. Часть V

– Легко-не легко, самое интересное дальше, – хрипло сказал Василий, вдавливая окурок в пепельницу.

Изображение сменилось видом с воздуха. Изображение во всю стену было столь реалистичным, что у меня перехватило дыхание.

С высоты птичьего полёта открывалась циклопическая картина: гигантский карьер изо льда, уходящий в глубь планеты на сотни и сотни метров. Серебрящиеся слои расчерчивали идеально ровные спирали выработок, напоминая срез гигантского дерева. По его уступам, словно муравьи, снова огромные самосвалы. Всё это состояло изо льда. Один сплошной лёд, который даже не мог провалиться – потому что под ним тоже был лёд.

«В ходе изысканий группа буровиков обнаружила радиоволновую активность, исходящую с самого дна промёрзшего озера, названного «воронкой Новикова». Вся имевшаяся на тот момент роботизированная мощь была брошена на раскопки заледеневшего водоёма. В итоге бур упёрся в иссиня-чёрную поверхность неизвестного рукотворного устройства. Двухсотметровое кольцо из невообразимой комбинации сплавов идеально опоясывало каменное дно. Иноземная конструкция лишила сна и покоя всю колонию. Руководящий совет разделился во мнениях – половина настаивали на том, чтобы запечатать находку. Другая ратовала за подключение устройства. Первый Администратор колонии Кирилл Разумов встал на сторону авантюристов…»

– Знание, скрытое под вечной мерзлотой, – почти выдохнул Агапов. – Споры были… жаркими.

В голосе его звучало давнее эхо тех разговоров.

– И ведь всегда найдётся тот, кто захочет сунуть нос в дуло заряженного ружья, – философски хмыкнул Василий, разминая затёкшие плечи. – Из чистого любопытства.

Агапов покачал головой, но на этот раз ответил, глядя на экран:

– Иногда это единственный способ сделать шаг вперёд.

«В назначенный час в аппаратном зале энергоцентра колонии собралось всё руководство. До финальной команды оставались считанные секунды, и в этот момент посреди зала появился продолговатый светящийся силуэт. Он возник буквально из ниоткуда и повис под потолком, распространяя вокруг себя статическое электричество. Разумов первым вступил в контакт… Если точнее – первым и единственным. Администратор медленно, будто против воли, протянул руку. В момент прикосновения пальцы его просветились насквозь. Около минуты он стоял неподвижно, после чего силуэт бесшумно растворился, а Разумов дрожащим голосом приказал отменить запуск и убыл в неизвестном направлении…»

– И исчез, – прошептала я.

– Вы уже знакомились с этой информацией? – удивился Агапов.

– Нет, просто предположила.

– Он вышел через наружный шлюз одного из туннелей, – кивнул профессор. – И больше его никто не нашёл. Поисковая экспедиция вернулась ни с чем.

Тем временем по экрану снова побежали слова.

«Через непродолжительное время на главный коммуникационный узел поступил радиосигнал из-под земли, на недосягаемой глубине. Некий «Посредник» – в котором присутствующие по стилю общения распознали Кирилла Разумова – без предисловий приступил к передаче информации. В пересылаемых данных воспроизводились сложнейшие электронные схемы и чертежи, комбинации сплавов, химические формулы… Складывалось ощущение, что он сидел где-то внизу и просто перекачивал кем-то любезно предоставленные данные, но там, внизу никого не было. По крайней мере, об этом говорили датчики – на что по понятным причинам полагаться было нельзя. Сигнал падал в приёмники, игнорируя все известные законы распространения волн, будто источник был не в недрах, а в соседней комнате… Сама геология вряд ли позволила бы разместить внутри планеты высокоразвитую цивилизацию, которая проявила себя лишь однажды – когда в рубке управления появилось нечто…»

– Значит, под нами живёт кто-то разумный, – заключила я.

– Возможно. Но наши данные… Да-да, я знаю, Лизавета. – Он развёл руками. – Все данные говорят об обратном. Но, как бы там ни было, полученная информация позволила добиться стабильного кваркового синтеза и построить на этом принципе электростанцию. Полученной энергии хватает, чтобы поддерживать стабильный магнитный купол радиусом в четыреста километров.

– Значит, радиация вам больше не страшна? – решила уточнить я. – И вы смогли выйти на поверхность, – заключила я.

– В том числе. А потом нам дали игрушку покрупнее. – Агапов перелистнул, и на экране возникло иссиня-чёрное, похожее на гигантское кольцо из закаменевшего базальта, врезанное в самое дно ледяной выработки, буквально облепленное приборами и стоящими вокруг людьми в скафандрах. Чуть поодаль стояли, ощетинившись, многоствольные оружейные системы, готовые к применению.

«В какой-то момент «посредник» передал сообщение, гласившее, что люди наконец готовы использовать «аэрон» – находку на дне «воронки». Кольцо было запитано, и учёные узрели пульсирующую белоснежную мембрану – первый в истории человечества гиперпространственный туннель. Три недели мы вместе с системами охраны дежурили у мерцающей плёнки, пахнущей озоном. Никаких сигналов, абсолютная тишина. Поэтому было решено приступить к активным действиям…»

– Отправили дрона на тросе, с оптическим кабелем, – сказал Агапов, поглядывая в пустую чашку с чаем. – По кабелю информация не проходила, картинки мы не видели. А трос… Как бы вам сказать, он разматывался, но не сматывался. И когда за него потянули слишком сильно, он просто лопнул. Половина осталась у нас, половина – там, на другой стороне… Вызвались добровольцы. Илюша Воронцов и Чан Ю. Толковые специалисты, хорошие люди… – Профессор вздохнул, но тут же просветлел.

«Возвращения добровольцев так и не дождались. В портал уходили и другие, но никто не возвращался. И тогда «посредник» снова вышел на связь. Его сообщение было кратким: «Это не дверь. Это – зеркало. Чтобы увидеть отражение, нужно сперва создать оригинал». Год лучшие умы бились над этой фразой. Пока один из инженеров, Карен Ширинян, не предложил безумную идею: что, если воссоздать второе такое же кольцо? Но зеркально повторить его конструкцию?»

– Его просвечивали рентгеном, на ходу составляя схему, – сказал Агапов. – Все узлы, все агрегаты… И это при том, что их назначение не было известно, а все вместе они работали как телепортатор. Нужно было просто повысить напряжение до миллиарда вольт… И с зеркальной копией это сработало. Когда второе кольцо активировали в ста километрах от первого, между ними открылся… коридор. Туннель в самой ткани реальности. И камень, брошенный в одно кольцо, вылетал из другого.

Агапов сделал паузу, и в его глазах вспыхнула та самая искра учёного, который увидел чудо.

– Но это было лишь начало. «Посредник» продолжал передавать данные – уже не просто чертежи, а фундаментальные принципы. Физику квантовой запутанности в масштабах и приближении, которые мы и представить не могли. Математику многомерных пространств… Мы не просто копировали. Мы начали понимать.

На экране замелькали схемы, формулы, трёхмерные модели.

«Огромные объёмы данных, оставшиеся от «духа Разумова», перерабатывались долгие годы, вырастая в осязаемые проекты. Мы научились не просто создавать пары связанных врат – мы строили звёздную систему навигации, способную вычислять координаты в гиперпространстве. Создали ловушку для тёмной энергии и научились преобразовывать её в полезную работу. Но технологическим венцом стал гиперзвёздный движитель…»

Изображение сменилось величественной картиной – в огромном сборочном цеху под недосягаемым потолком возвышался корпус космического корабля. Подвешенное на гигантских кранах, в его сердцевину которого погружали устройство, похожее на… Чёрное графитовое сердце. Именно такая ассоциация у меня возникла.

– Это уже не было зеркальной копиец. – Голос Агапова звенел от гордости. – Это был наш ответ. Наш собственный дизайн. Мы взяли принцип – переосмыслили его. Наши врата не требовали пары – они создавали коридор между собой и любой точкой пространства. Наш двигатель не просто перемещал корабль – он практически «подтягивал» пункт назначения к кораблю. Теоретически мы могли отправиться куда угодно, но сперва нужно было решать насущные задачи. А их накопилось много…

– Да, это вам не обезьянничать, – одобрительно хмыкнул Василий. – Человек всегда может лучше.

– Именно, – кивнул Агапов. – И когда первый гиперзвёздный тягач «Следопыт» сошёл со стапелей, мы перестали быть пленниками и стали хозяевами пространства…

Василий вдруг поднялся с табурета.

– Кому ещё чаю? – Он взял со стола чайник и понёс к умному крану. – У нас тут, Лиза, вода особая, из ледниковой жилы. Фильтрованная, конечно, но вкус… совсем другой. И чай на ней – как в сказке.

Пока он возился, на экране возникла новая запись. Кадры с камер наблюдения обозревали огромный сборочный ангар, и посреди него – первый «Следопыт», готовящийся к испытаниям. Инженеры в защитных костюмах суетились вокруг, проверяя последние системы.

«Момент первого тестового прожига подъёмных двигателей стал историческим. Но никто не ожидал, что прямо под куполом верфи, в сотне метров от корабля, беззвучно откроется пульсирующий серостью пространственный разлом…»

– И что же? – не удержалась я, забыв про чай.

Агапов усмехнулся, глядя на экран:

– А из разлома появился наш старый знакомец… Созерцающий. Сияющий многометровый силуэт, от которого слезились глаза и вибрировали кости. Мы уже начали забывать о нём, но… он просто взял и появился.

Люди на экране застыли, обступив гигантскую колонну света напротив корабля.

– Мы это определили как телепатический сеанс. Он… – Агапов подбирал слово. – Он попросил вызвать тогдашнего Первого Администратора – Ивана Илларионова. Тот, само собой примчался в считанные минуты.

Василий вернулся с дымящимися чайниками и поставил на стол жестяную коробку с причудливыми пряниками.

– Попробуй, Лиз. Местные кондитеры делают – зашатаешься. На Земле такого не найдёшь.

Я машинально взяла пряник, не отрывая глаз от экрана, где Илларионов медленно подходил к светящемуся силуэту. Постоял рядом некоторое время, а потом развернулся и пошёл в сторону бокового туннеля. Скрылся в нём. Силуэт также исчез, а группа коллег бросилась следом за человеком в коридор.

– И что же он?.. – начала я.

– Точно как Разумов когда-то, – Агапов сделал многозначительную паузу.

– Растворился в воздухе, – прошептала я.

– Буквально, – кивнул Агапов. – Камера в туннеле в момент исчезновения показала его, одного. А через секунду – никого. Но странно вот, что… Датчики движения не перестали фиксировать его присутствие, будто он не исчез, а… стал невидимкой. Затем мы обыскали все туннели в радиусе километра. Никаких следов.

Василий налил свежего чая. Аромат действительно был особенным – чистым, с лёгкой минеральной ноткой.

– А на следующий день штаб колонии получил двоичное послание, из которого следовало: планета под звездой Росс-154 должна оставаться в тени для остального человечества. Никаких чужаков ни на поверхности, ни в атмосфере, ни где бы то ни было в радиусе нескольких световых лет.

– То есть вас… изолировали? – уточнила я.

– Добровольно-принудительно, – вздохнул Агапов. – Шутить с неведомой силой никто не хотел, поэтому разработали инструкции, нарушение которых каралось смертью. Жестоко, но необходимо.

Тем временем на экране «Следопыт» уже отрывался от стартовой площадке. Пространство под двигателями было похоже на водную поверхность – оно переливалось, но не горело. Это был взлёт – и двигала его не реактивная сила, а что-то другое.

– Но ваш корабль же улетел? – не поняла я.

– Улетел, – подтвердил профессор. – Спустя несколько месяцев. С колоссальным запасом тёмной энергии для первого прыжка, которую накопил на орбите Росса. Прямиком к Земле.

Изображение сменилось архивными земными новостями. Нарезка кадров выхватывала дёрганые репортажи, бегущих по улицам людей, сверкающие полицейские сирены и заголовки: «Неизвестный объект у Юпитера!», «Пришельцы?», «Экстренное совещание глав государств»…

«Когда в пустоте под эклиптикой Солнца мощнейшая вспышка вспорола тьму, выбрасывая из-под пространства неизвестный космический корабль, человечество оказалось не готово. Все давно позабыли об экспедиции, десятилетия назад затерявшейся в космосе – даже отправленные после обустройства колонии радиотрансляции были всё ещё где-то в своём многолетнем пути к Земле…»

– Представляешь? – Василий хмыкнул, закуривая. – Человечество тридцать лет ничего о них не слышало. Решили, что пришельцы.

– Военные корабли занимали позиции вокруг Земли, – улыбнулся Агапов. – Полчаса паники. Пока мы не отправили простое сообщение: «Братья люди, мы вернулись с Росса-154».

Забытые блудные сыновья возвратились в отчий дом…

– И как вас встретили? – поинтересовалась я, отламывая кусочек пряника. Он действительно был необычным – с лёгкой хвойной ноткой.

– С трудом находили общий язык, – покачал головой Агапов. – Десятилетия раздельной жизни… Мы стали другими, однако договорились о главном. О возведении целой сети гиперврат. «Следопыт» целый квартал копил энергию для прыжка домой, а потом столько же – обратно к Земле. Четыре года понадобилось, чтобы перебросить все элементы первого «зеркала»…

– Энергии – колоссальные объёмы, – вставил Василий. – Но когда они собрали первые Врата и «запитали» их от Солнца – всё пошло быстрее.

– И как же из одной пары врат выросла целая Конфедерация? – спросила я, с трудом представляя себе такой прыжок. – Одно дело – прыгнуть до Земли, и совсем другое – опутать сетью целый кусок галактики.

Агапов оживился, его пальцы повели в воздухе сложный танец, перематывая запись.

– Кусок – это вы, конечно, перегнули… – в его голосе снова зазвенела та самая учёная гордость. – Скорее, мы бросили в галактику единственный камень. Но от него пошла рябь. Первые Врата, собранные у Земли, стали нашим плацдармом. Мы решили не ждать, пока «Следопыт» снова накопит заряд. Нет. Мы использовали их же, чтобы перебросить компоненты для вторых, более мощных и крупных Врат. Магистральных.

На экране в безвоздушной темноте, рядом с первым скромным «зеркалом» собирался гигантский сияющий обод. Тот самый, который я видела много раз, когда мы стояли в очереди на прыжок. Множество кораблей-буксиров, словно деловые бобры, сооружающие плотину, стыковали массивные секции.

– К первому инженерному кораблю-доставщику с гипердвигателем подключился второй – изрядно модернизированный грузовик «Первопроходец», – пояснил Агапов. – Выбрали ближайшую звезду хоть с каким-то намёком на обитаемую планету, и это оказался Луман. Врата возле Кенгено были собраны уже вдвое быстрее.

Я молча кивнула, сжимая пальцы. Горький комок подкатил к горлу при воспоминании о зелёных полях родной планеты.

– С каждым новым миром открывались новые возможности, – мечтательно протянул Агапов.

Я смотрела на экран, где одно за другим возникали новые поселения людей среди звёзд, и чувствовала, как кружится голова от масштаба. Знакомые пески Пироса, ковёр зелени на Каптейне-4, моя далёкая родина Кенгено…

– И всё это время… хозяева планеты просто наблюдали за вами? – спросила я.

– Периодически являлись, – Агапов снял очки. – Раз в несколько лет появлялся столп света и забирал очередного руководителя. Делал его «посредником». Рутина, в некотором роде. Даже к столь необычным вещам привыкаешь довольно быстро… Но однажды наступил день, который изменил всё…

Экран погас. В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь гудением вентиляции. Пряник вдруг показался мне безвкусным.

Я поняла – самое главное только начинается. Экран вновь мерцал словами.

«Шли долгие годы благополучного сотрудничества. Конфедерация и Росс существовали отдельно, что не мешало заниматься большим обьим проектом по созданию сети. Но однажды «Первопроходец» возвращался с правительственной делегацией Сектора на борту – первый визит землян за всю историю. Древние инструкции были позабыты, когда буксир выходил на глиссаду, в небе над колонией было зафиксировано необычное оптическое явление…»

На экране над каменистой равниной красноватое небо разошлось равной дырой, из которой хлынула чернильная тьма, почти сразу захлестнувшая камеру.

– И на борту началась резня, – вздохнул Агапов. – Это был не просто психический шторм. Это было… вскрытие. Нечто вскрыло их сознание, как консервную банку, вытряхнуло всё, что было внутри и за считанные секунды свёл с ума половину экипажа. А у остальных – тех, кто находился на поверхности, осталась лишь одна, чужая мысль. Очень простая: «Общность не вняла предупреждению. Пришла пора уходить». А дальше…

Агапов запнулся. Кажется, он выбирал формулировки.

– «Первопроходец» развернулся и на полном ходу врезался в плато. Без реверса. Как будто кто-то взял ёлочную игрушку и швырнул её оземь… Сферы Тишины проснулись – все разом, загудели стройным хором низкочастотной вибрацией. И под землёй проснулись хозяева этого места…

Агапов умолк, уставившись в пустоту. Изображение на стене задрожало, и мне чудилось, что пол под ногами отозвался дрожью в такт. Камеру трясло так, будто сам оператор был в предсмертных судорогах.

Подземный туннель. Яркий прожектор на треноге, направленный во тьму – а из темноты на прожектор неслось нечто. Гигантское, стремительное тело, будто высеченное из мрака и гранита. Оно не бежало, не ползло – оно бурило реальность, и туннель возникал за ним, а не предшествовал ему.

Изображение потухло, затем вновь появилось – та же запись, но уже в замедленной съёмке. Длинное, вибрирующее тело, похожее на гигантский, размером с самосвал, бур. Оно не просто двигалось – оно «проедало» себе путь, кроша камни в пыль. Только в замедленной съёмке я заметила едва заметный силуэт человека перед прожектором. Он в беспомощности выставил руки вперёд – и буквально взорвался от удара огромной махины за секунду до того, как изображение погасло. Лопнул багровым туманом и клочками комбинезона.

– Мы назвали их Стражами, – тихо произнёс профессор. – Они сильно затрудняют буровые работы, но почему-то не трогают саму колонию. По крайней мере, пока…

– Ладно черви, – махнул рукой Василий. – Ты про перемещение лучше расскажи.

– Да, – кивнул Агапов. – Планета, скажем так… изменила местоположение. В один момент.

Я замерла, глядя на него. Василий отпил из дымящейся кружки, его лицо было невозмутимо-каменным. Агапов встал и подошёл к экрану, на котором растянулась звёздная карта с обозначениями. Мю Льва, Луман, Каптейн…

– Были здесь… – Агапов указал рукой на пустоту недалеко от Земли. – А оказались – вон там. – Палец его указывал куда-то под потолок, где в метре от скученных подписей стояла одинокая отметка «Ковчег».

– Четыреста световых лет, – отчеканил профессор, возвращаясь за стол. – Другая звёздная система.

В наступившей гробовой тишине на стене медленно проплыла новая строка:

«ДЯДЯ ВАНЯ: пожалуй, я больше не буду жаловаться на тряску».

Я невольно улыбнулась. Его абсурдный комментарий был единственным, что как-то разбавляло сюрреалистичность услышанного.

– Это был идеальный, безупречный манёвр, – восхищался Агапов. – Планета изменила местоположение, скорость, и ювелирно села на орбиту парной звезды. Неизменным осталась лишь скорость вращения.

– Вот так просто? – хмыкнула я.

– Вот так просто, – с абсолютно серьёзным видом ответил Агапов. – Год удлинился вчетверо, и наш «Ковчег» теперь балансирует на «качелях» с Отцом. Так мы его прозвали. Это очень быстро вращающийся пульсар, от которого нас прикрывает Мать – белый гигант… После этого никто уже не забывал про инструкции. Вся внешняя деятельность свелась к проекту «Опека» – тихому и незаметному присмотру за Конфедерацией силами агентурной сети. Технология двустороннего гиперперехода позволяла нам наведываться к землянам, держа их подальше отсюда…

Профессор медленно, будто кости у него были свинцовые, поднялся со стула. Изображение на стене погасло, вернув ей вид обычной белой стены. В маленькой кухне воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь равномерным гудением вентиляции и тяжёлым дыханием Василия.

– Вот и вся история, Елизавета, – тихо сказал он, глядя куда-то мимо нас. – Мы построили свой дом на обломках чужой цивилизации, получили технологии из рук неведомой силы и были за это наказаны, едва не погубив всё. Теперь мы здесь смотрители. А там, в Секторе, мы призраки. – Он вздохнул и посмотрел на меня. – Сейчас в колонии, в тридцати купольных городах, проживает что-то около двухсот тысяч человек и девять миллионов роботов. Военные занимаются своими делами на севере. Температура ночью достигает минус девяноста, зато уровень радиации относительно щадящий, так что в некоторых отношениях стало проще.

– А люди? – спросила я. – Как думаете, меня здесь примут за свою?

– Этого я не обещаю. Здесь очень прямые, конкретные, в чём-то даже суровые люди. И они сторонятся чужаков. Но если вы сможете принести пользу этому миру, как знать – может быть, станете одной из них. – Профессор взглянул на часы. – А теперь прошу меня простить. Мне пора на летучку по корректировке…

– Корректировке? – переспросила я.

– Движения планеты, – буднично ответил он. – В строго определённое временно́е окно с периодичностью в сутки движение планеты корректируется каскадом плазменных двигательных установок на экваторе. Мы ускоряем вращение и уменьшаем радиус орбиты. Постепенно приближаемся к земным условиям… Теплиц становится недостаточно, орбитальных фокусирующих зеркал – тоже, и мы выходим на предел численности населения. Впереди ещё много работы, Елизавета. Дом требует обустройства…

– Вы что же, разгоняете планету? – Брови мои непроизвольно поползли вверх. – О таком могуществе землянам остаётся только мечтать…

– Мы кое-что умеем, но мы далеко не всемогущи, – усмехнулся профессор. – Слухи сильно преувеличены. Там снаружи думают, что это мы переместили планету. Пускай думают. – Он хитро подмигнул, словно мальчишка, и поднялся со стула. – Всего хорошего и, надеюсь, до скорой встречи. Приходите в форму.

Владимир Агапов пожал руку Василию и вышел из крошечной кухоньки. Входная дверь растворилась белоснежной мембраной, профессор скрылся в коридоре, и стена сомкнулась за его спиной.

Василий закурил и осведомился:

– Что думаешь?

– Не знаю даже, что и думать. Теперь, выходит, это наш новый дом?

– Получается, так. – Вася пожал плечами. – Здесь вообще-то неплохо. Спокойно. К тряске ты быстро привыкнешь. Зато чего тут нет – так это ненужной суеты. И рекламы нет, никто никому не пытается что-то впарить…

– Нет рекламы, нет денег. – Я стала загибать пальцы на живой руке – делала это с удовольствием, медленно, наслаждаясь каждым микродвижением. – Нет преступности, жадности, зла… Наконец-то кому-то удалось построить идеальное общество.

– Нет, Лиз, – вздохнул Василий. – Здесь всё совсем не идеально. Тут нет шоколада. Нормального такого, земного. Не растут здесь какао-бобы, не прижились.

– Они построили свой рай на краю пропасти, – повторила я. – И это не про отсутствие шоколада.

– А что, быть может, именно в этом всё и дело? – Василий задумчиво почесал затылок. – Человек закаляется и становится лучше, когда ему трудно. Когда над ним висит какой-то меч – будь это внутренний цензор, какой-нибудь страх упасть в собственных глазах, моральный компас или ещё чего… Внешние факторы работают не хуже – даже если такой фактор находится глубоко под землёй и не показывается на глаза. Главное, чтобы он периодически напоминал о себе.

Идеальное общество…

Стена над столом мерцала, выдавая очередное сообщение старика, заточённого в контейнере:

«ДЯДЯ ВАНЯ: Идеальное общество – это когда нет ни начальников, ни подчинённых, а есть одни советчики. И все они советуют тебе работать забесплатно».

А я подумала: кто же нужен идеальному обществу? Учитель, врач, пекарь, художник… А что я умею, кроме как калечить людей? Ведь я вижу прохожего – и машинально ищу уязвимые места: сонная артерия, солнечное сплетение, пах… Мои таланты здесь вряд ли пригодятся, но, может быть, я смогу помогать на кухне. В своё время пыталась же устроиться подмастерьем в пекарню, но тогда не задалось. Может, в этот раз получится? И что же потом? Всю жизнь месить тесто и закладывать лепёшки в печь?

– Мне нечего тут делать, – сказала я. – Я в местной экосистеме лишняя.

– Тоже мне – удивила, – заметил Вася и откинулся на белоснежном пластиковом стуле. – У беспокойных людей вроде тебя вечное шило в заднице. Я знал, что ты, встав с постели, будешь порываться сбежать. Может, у тебя уже есть идея, куда и на чём? А то отсюда вообще-то не на чем улететь.

Я задумчиво потёрла подбородок.

– Мы могли бы использовать твоего «Разведчика», – неуверенно обронила я. – Он ведь здесь? Они забрали его с астероида?

– Какое там! – Он махнул рукой. – «Разведчика» я сдал «Системе». Еле успел к отлёту этих чертей, а то так бы и остался дома. Теперь, правда, и сам не знаю, зачем увязался за вами. Моча мне тогда в голову ударила… Улететь на «Разведчике», – хохотнул он чуть погодя. – За четыреста световых лет у нас на нём гальюн переполнится.