Погоня за судьбой. Часть V

– И что мне теперь делать? – спросила я, почувствовав вдруг какую-то отрешённость, оторванность от мира.

Легко отворачиваться от всего и всех, когда привычное окружение было рядом – только руку протяни. Совсем другое дело, когда мир отвернулся от тебя самой. «Особенно, когда рядом нет единственного человека, который придаёт всему смысл», – подумала я, глядя на третий, пустой стул. Почти физически я чувствовала её отсутствие, словно фантомную боль в ампутированной конечности.

– Если ты о работе, не переживай – мы тебя куда-нибудь пристроим. Завтра со своим старшим поговорю, что-нибудь придумаем.

– А ты кем здесь трудишься, кстати? – удосужилась поинтересоваться я наконец.

– Садовником работаю. – Василий просиял и потёр ладони. – Я здесь намного ближе к своей мечте, чем когда-либо! Узнай узкоглазый Шен об этом, он бы, наверное, под землю от зависти провалился!

Как мало нужно некоторым для счастья, подумала я. Странный человек передо мной обладает спецподготовкой, всегда собран, готов к любому повороту событий и никогда не задаёт вопросы. Под этими добрыми глазами, простыми чертами лица и щуплой фигурой скрывается настоящая машина для убийств, способная за минуту обезвредить взвод. А мечтает он о том, чтобы его баклажаны не поели слизни… Чёрт подери, я ведь, оказывается, ничего не знаю о нём, кроме того, что его мечта – торчать в огороде кверху задницей от зари до заката. Я даже фамилию его не знаю! Для меня он всегда был просто Василием.

А какая мечта у меня? До конца своей жизни выпалывать сорняки и поливать баклажаны мне совершенно не улыбалось. Это – не моя мечта. Моей мечтой было сбежать с Софией куда глаза глядят, но её рядом нет, а мой путь к нормальной жизни пролегал ещё через добрый десяток сеансов реабилитации, из которых я несколько часов назад с трудом пережила первый. Да и то, скорее всего, я себя обманываю, и никакой мечты у меня нет и быть не может…

– Скажи, Василий, а где Софи? Агапов говорил что-то про какого-то Горячева и его группу, – припомнила я слова профессора. – Она примкнула к военным?

– София – беспокойная душа, прямо как ты. – Вася залпом допил свой чай и крякнул. – На месте ей сидеть невмоготу, вот и подалась в рейд. Благо, на камне она себя показала бойцом – за минуту освоилась с роботом, вытащила попавших в окружение ребят, а потом и тебя с того света достала.

– И когда она вернётся?

– Без понятия, – пожал плечами Вася. – Меня не посвящали.

Вот и выходит, что я отсиживаюсь здесь, в относительной безопасности, а она… Она снова там. В неизвестности, и я даже не знаю, жива ли.

Ну что ж, переждём. Шаг за шагом, минута за минутой – вперёд, к цели, туда, где меня ждёт встреча с дорогим человеком. Это – единственный ориентир и флаг, который реял над горизонтом в мутной дымке. Больше мне ничего не оставалось…

Глава IV. Чужие тайны

Девятое марта две тысячи сто сорок пятого. Мой второй визит под этот купол. Первый рабочий день после реабилитации…

И его тут же попытался испортить тридцатисантиметровый металлический шар. С небрежно намалёванной на боку четвёркой, он перемигивался всеми огнями и пронзительно пищал – так, что закладывало уши, вышибая из памяти все наставления Василия перед сменой.

– У меня башка сейчас взорвётся! – взвыла я, отчаянно тряся оглушающий кошмар на вытянутых руках. – Вася! Он не вырубается!

Я тыкала в кнопку, пока палец не заболел, но шар лишь звенел пуще. Ещё тёплый антиграв, бешено вращающийся глазок камеры, и ни одной щели на корпусе, ни единого технического отверстия, куда можно было бы ткнуть хотя бы отвёрткой в надежде на священную тишину. Вращая в руках круглого бота-контролёра, я боролась с желанием отфутболить его в приоткрытую дверь…

Всё началось с первого же обхода: этот идиот, словно мотылёк, колотился о стену купола, испуская непередаваемый, сводящий с ума шум. Поэтому мне пришлось хватать его и нести сюда, в техничку.

В сердцах я грохнула верещащую железяку об заваленный инструментами стол и рванулась наружу, под купол – прямо в грудь Василию. Он одним махом оказался у стола, сноровисто поднял контролёра, хлопнул ладонью по его боку, и в сторону откинулась крышечка, под которой засеребрились провода-потроха. Спустя секунду мерцающие на круглой бестелесной голове огоньки потухли, робот замолчал – и воцарилась звенящая тишина.

– Ты меня в одно ухо впустила, в другое выпустила, – раздражённо проворчал Василий. – Я же говорил: перед ресетом – только через док-станцию. Иначе не будет отметки о возвращении.

– Этот, кажется, вообще забыл, где станция, – обличающе указала я пальцем на робота. – Ты сказал следить за порядком – я и слежу. Поймала его и принесла сюда.

– Поймала она его и принесла, – буркнул он. – Надо аккуратно работать, а не тяп-ляп. Тут техника…

– Да что ты с ними возишься? Семь бед – один ресет. – Я пожала плечами. – Их на складах небось немеряно лежит, а ты им тут чуть ли не колыбельную поёшь. Или делаешь это втайне, пока никто не видит?

– Вожусь потому, что так надо! Машины – они как дети и есть, – наставительно поднял палец Василий. – Пусть и неживые. Но если ты хорошо относишься к машинам, они отплатят взаимностью. Будут так же относиться к тебе, служить верой и правдой.

– Что-то у меня большие сомнения на этот счёт. – прищурилась я. – Сколько, говоришь, контролёров ты за эту неделю перепрошил? Двадцать или тридцать?

– Сколько-сколько? Погоди, надо поднять журнал. – Голографический браслет на запястье у Васи пиликнул, и в воздухе замерцала полупрозрачная зеленоватая таблица. – Семнадцать.

– Почти два десятка слетевших поведенческих алгоритмов только за неделю. И один контролёр вообще пропал бесследно, когда я в первый раз гостила у тебя на работе. – Я начертила в воздухе узор рукой, словно взмахнула волшебной палочкой фокусника. – У тебя тут полный бардак. Раз уж мы теперь работаем вместе, может, ты наконец меня послушаешь и запросишь ревизию оборудования второй линией?

– Раньше такого не было. – Вася задумчиво чесал затылок. – Наверное, пульсар разыгрался. Такое бывает иногда, из-за этого боты с катушек слетают.

– Пульсар выглядывал дней десять назад. То есть, полтора местных. Будь это он – тогда и у сборщиков были бы проблемы, притом ежемесячно. – Я пожала плечами. – И на других участках тоже. Но клинит только контролёров – и только здесь.

– Ну, значит, эт твоё влияние, – пробормотал Василий и заковылял к выходу из технички.

Выбравшись следом за ним под купол, я замерла в ожидании. Старшим в нашей паре был он, а я – новоиспечённое подмастерье. Сменщики во время передачи вообще сделали вид, что не заметили меня – для них я была бесплотным призраком.

Тёплый воздух гудел, словно на огромной пасеке – в высоте, точно пчёлы, неспешно летали шары-контролёры, анализируя обстановку в теплице, то спускаясь к растениям, то поднимаясь ввысь. Дроны деловито курсировали над головой, присматривая за температурным режимом, влажностью и ходом созревания растений, обменивались данными с сервером, который регулировал на клумбах подачу воды и яркость фитоламп, а когда было необходимо – отправлял на линию сборщиков.

Сами сборщики стояли тут же – дюжина кургузых гусеничных роботов с круглыми ухватами и сетчатыми корзинами, словно собаки на привязи, терпеливо торчали на подзарядке. Где-то в поле работали ещё три, добирая созревшие грублоки – сизо-лазурные гибриды груш, яблок и слив – жёсткие, пресные, но с приятным мятным привкусом. Рядом возвышался большой, наполненный фруктами охлаждённый контейнер, который вскоре должны будут забрать в переработку.

Василий задумчиво скользил взглядом по ровным, уходящим вдаль рядам голубоватых кустов с овощами и низкорослых деревьев, лицо его расплывалось в тёплой улыбке, приобретая какую-то пьяную отрешённость.

– Да, заткнул я за пояс Шена с его огородиком, – вполголоса промурчал он.

– Что? – спросила я.

– Вон, говорю, какое раздолье! Триумф автоматизации садоводства. И как я раньше не додумался на даче такое сделать?

– Ты опять о своём, – фыркнула я. – Этот твой Сяодан, наверное, к тебе по ночам является. Достаёт свой светящийся цветок и давай дразнить да вертеть им у тебя перед носом. Так и этак… – Встретив взгляд Василия из-под вздёрнутой брови, я демонстративно прокашлялась. – В общем… Давай к делу – надо что-то предпринять. Если так дальше пойдёт, однажды все боты крякнут, и мы окажемся вообще без контролёров. Тогда будем сами меж грядок бегать и показатели снимать.

Василий поднял голову – туда, где белый столб титанического опорного пилона с тремя рядами док-станций у основания, сплошь увешанный датчиками и антеннами, исчезал под сводом стометрового купола. Над полупрозрачным стеклом в серо-персиковом небе уже несколько часов кряду серебрились едва различимые сполохи всё никак не наступающего рассвета. Белыми мерцающими нитями они были продеты сквозь небесное полотно.

– В общем, так, – протянул Василий, взглянул на голографический наруч и цокнул языком. – Я сейчас перезапущу всю сетку для верности, а ты пока заканчивай со своим пациентом. Нужно его перепрошить, а потом прогнать по периметру для уточнения карты. Передадим смену в относительном порядке, а там уже пусть другие ковыряются.

– Так точно, начальник. – Я взяла под козырёк и скрипнула дверью в техничку, где меня смиренно ждала успокоенная железяка.

Рухнув на табурет, я сунула штекер настроечного модуля в разъём. Щелчок – и микробатарея ядра покинула гнездо. Щелчок – прошивка сброшена. Ещё пара касаний, и кусок железа на столе начал жадно заглатывать информацию. Своё место заняли драйверы и карта фермы, замигали лампочки, заелозили лопатки двигателей – машинка ушла на самодиагностику.

На мониторе зарябило, и россыпь огоньков вспыхнула вновь – яркий сгусток в центре, а по краям, словно рой светлячков, замерцали жёлтые точки. Контролёры вновь «нащупали» центральный узел и дружно вернулись в сеть.

Пиликнул условным сигналом робот на столе. Дождавшись, пока я отключу его от провода и поставлю на попа͐, он весело воспарил над стальным столом, разбрасывая вокруг себя синеватое свечение тонко зудящего антиграва.

– Ну, давай проверим, как ты сориентируешься на местности, – пробормотала я, выискивая нужного бота на схеме.

Нажатие на матовую прохладную поверхность сенсора – и команда на визуальный облёт отправилась боту. Следующим заданием – возврат на док-станцию.

Словно бы подпрыгнув в воздухе, робот аккуратно облетел техничку и завис напротив закрытой двери, как пёс в ожидании прогулки. Я любезно распахнула створ, робот выплыл наружу и по восходящей спирали принялся огибать центральный пилон. Вот он взлетел под самый потолок, а с той стороны пилона раздался голос Василия:

– Лиз, ты не помнишь, у нас там не завалялись целые релюшки для сборщика? Оно, конечно, не очень сподручно мастерить шасси из говна и палок, но за неимением палок совсем тоскливо становится.

– Проверь в куче, – бросила я в ответ, не отрывая взгляда от петляющего в воздухе контролёра. – Мне некогда – надо приглядеть за пациентом.

Василий шумно вздохнул. Уже почти месяц он ковырялся в подотчётном железе, сооружая хоть какое-то средство передвижения для дяди Вани. Перекапывая ворохи механического мусора, сваленного в огромную кучу за пилоном, что-то он разбирал и перебирал, что-то перепаивал, и постепенно в уголке под навесом вырастала причудливая гусеничная машина…

Контролёр спикировал вниз и выписал медленный полукруг, словно выбирая, в какую сторону ему двинуться. Словно пёс, учуявший чужой след. «Куда же ты намылился?» – промелькнуло у меня в голове. Наконец, он избрал направление – к дальней кромке купола – и поплыл вперёд. Я устремилась следом, ловя его взглядом в рое таких же шаров, резво проносившихся мимо.

Было непривычно и очень легко двигаться в условиях сниженной гравитации. Спустя двое местных суток я уже без посторонней помощи передвигалась на своих двоих, а утром и вечером по земному времени по полчаса крутилась в центрифуге и занималась на тренажёрах, стараясь вернуть мышцам тела былую форму. Организм на удивление быстро восстанавливался, так что я уже вполне ощущала в себе силы для новых свершений.

Ускоряя шаг, я шла вперёд меж двух грядок и отдалялась от опорного пилона, а круглая машинка набирала скорость – она словно играла со мной в догонялки, приближаясь к кромке купола, в сторону запертых спускоподъёмных ворот. Через несколько секунд бот вновь завис прямо перед воротами, решая, в какую сторону свернуть.

А над воротами тем временем вспыхнули красно-жёлтые огни, створка отделилась от верхушки проёма и медленно поползла вниз. Понизу, по ногам дохнуло холодком. Судя по времени, прибыла транспортная машина, чтобы забрать контейнер. Ёмкость с урожаем была заполнена едва ли на две трети – показатели буксовали.

Но меня волновало вовсе не это.

Я застыла, наблюдая за контролёром. С замиранием сердца, в оцепенении я смотрела, как мой контролёр деликатно протиснулся в расширяющуюся щель и растворился в бледном предрассветном небе.

Рефлекс сработал быстрее мысли – я схватилась за запястье, чтобы перехватить управление и дёрнуть бота назад – но браслета на руке не было. В этот момент всё сложилось в идеальную, ужасающую картину. Ту, за которой следует провал испытательного срока и увольнение

– ВАСИЛИЙ! – заорала я и ринулась в обратном направлении. – Дай браслет, пока этот урод не сбежал насовсем!

Вася тут же сообразил, что к чему, и уже издалека принялся меня распекать:

– Тетеря, пока ты здесь, твоя управляйка всегда должна быть на руке! Где ты её посеяла?!

– Нет времени! – Я уже была рядом с садоводом, и в мою протянутую ладонь лёг крошечный многофункциональный компьютер на ремешке. – Мой в техничке поищи, а мне пора бежать!

В распахнутые ворота, впуская за собой волну леденящей стужи, закатилась открытая пустая платформа-транспортёр. На её корме, свесив ноги, сидел, словно снежный король, наш бригадир – долговязый Мирослав Каштанов. Его высокая фигура была укутана в толстые слои одежды, покрытые инеем, а с усов свисали крошечные сосульки. Он размотал толстый и длинный шарф, снял защитные очки, и прозрачные, насмешливые глаза на раскрасневшемся от мороза лице встретились с моими.

– Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, – невозмутимо бросил он.

– Ты его выпустил! – ответила я, огибая погрузчик и подскакивая к шкафу со снаряжением возле закрывавшихся грузовых ворот. – Тебя тут вообще быть не должно! Я ловлю, а ты выпускаешь!

– Знаю, знаю, – легко согласился Каштанов, отдаляясь. – У меня обход сегодня, и я решил с вас начать. Если поймаешь мячик – дам тебе три выходных! Идёт?!

Не успела устроиться, как уже выходные предлагают…

Если… Вот только насколько далеко он улетит без подзарядки? Голо-дисплей развернулся над запястьем, и я увидела маленькую точку, неторопливо ползущую прочь от теплицы.

Я распахнула створку шкафа и впопыхах влезла в шерстяной тулуп. Маска на лицо, капюшон на голову – и мир сузился до смотрового стекла. Тёплые рукавицы щёлкнули магнитными застёжками на запястьях. Снаружи было минус семьдесят, и даже сквозь гермозатворы проникала стужа. Термокомбинезон работал на пределе, но обещание автоподогрева в тулупе было единственной мыслью, дававшей смелости шагнуть наружу.

Хлопо͐к ладонью по кнопке – и небольшая дверца рядом с воротами отъехала в сторону, открыв взгляду мёртвую, стылую пустошь. Пейзаж напоминал серо-фиолетовую каменную шагрень, безнадёжную и колючую. Воздух застыл таким густым, ледяным молоком, что, казалось, его можно резать ножом.

Маленькая точка на голо-проекции мерцала где-то впереди, за неровностью – и она отдалялась. Я кинула взгляд на парковочную площадку – та была пуста. Уедь сменщики чуть попозже, можно было бы воспользоваться глайдером, но теперь, похоже, придётся догонять пешком.

Значит, туда! Пока далеко не улетел…

Я рванула с места, перейдя на неуклюжую трусцу. Камни под ногами скрежетали, будто чьи-то замёрзшие кости. Каждый острый край норовил предательски впиться в подошву, угрожая равновесию. А первый же подъём в гору разжёг огнём натруженные вчерашней пробежкой мышцы пресса и бёдер. Дышать через маску стало тяжело, пар от дыхания застилал стекло.

«Вперёд, вперёд, наверх, чёрт возьми!» – стучало в висках. Зубчатая кромка холма приближалась, высота поддалась, и через секунду я замерла на каменистом гребне…

Под ногами разложилась чёрно-фиолетовая каменистая равнина, рассечённая широкими, ленивыми рифтами. Меж щербатых увалов из камней торчали редчайшие, облезлые от холода и радиации кустики. Пейзаж угловатыми полосками резали на части серебристые плети труб оросительной системы, петляли проторённые большими промышленными машинами колеи, а между колеями, словно наполовину вкопанные в землю гигантские яйца, торчали купола.

Круглые и продолговатые, высокие и низкие, они вспучивались бледными полупрозрачными призраками посреди казавшихся вечными сумерек, а внутри них кипела жизнь – синели и голубели диковинные растения, едва заметными тенями ползали угловатые силуэты роботов. Людей видно не было – в царстве машин они стали вспомогательными, второстепенными.

Я на секунду застыла, обозревая окрестности.

От одного из куполов отделилось чёрное пятно гружёной грузовой платформы и поползло вдоль горной гряды, аккуратно протискиваясь под хрупкими трубами, чтобы вскоре нырнуть в жерло туннеля, обрамлённое сияющим нагромождением ярких огней. А правее, далеко позади низкого и длинного купола, похожего на вытянутый черепаший панцирь, с линии горизонта ввысь уходило дрожащее марево. Постепенно краснеющий горизонт извивался от жара, и чем выше поднималась эта фата-моргана, тем гуще становился воздух, тем заметнее были облачка пара, лениво расползавшиеся в стороны и тающие в остром, как нож, небе, готовом взорваться рассветным светом Матери-звезды…

Там, впереди плавили подземные льды. Огромные раскалённые вольфрамовые стержни впивались в толщу вечной мерзлоты, пробуждали жидкость от крепкого сна в миллионы лет, решая сразу две задачи – насыщая атмосферу паром и вытягивая воду наверх, чтобы разнести по обширной сети надземных труб и напитать влагой многочисленные теплицы. Через многочисленную сеть пещер и пещерок, в которые едва ли можно было протиснуться, гигантские каверны, как чудовищные бани по-чёрному, источали из себя в холодную атмосферу горячий водяной пар…

«Чёрт, я что, сплю на ходу?!» – спохватилась я. – «Он же сейчас сбежит!»

Точка на голограмме почти пропала из зоны покрытия браслета – она тускло мерцала где-то впереди. Напрягая взгляд, я пыталась разглядеть серебристую искру на фоне тёмных камней. Вот она! Убегает – да как резво…

И я рванула вниз. Камни уходили из-под ног, я скакала по валунам, проваливалась в рытвины, один раз, другой – кубарем, с градом щебня – летела вниз по осыпям. Тулуп трещал синт-волокнами, рвался о наждачную крошку, но мне было плевать. Я должна была догнать сбежавшего бота. Телеметрия показывала заряд минут на десять, поэтому мне нужно было просто не отставать, чтобы не потерять сигнал…

На горизонте в мареве показался едва размытый ослепительно-белый серп – прозванная Матерью звезда, укрывавшая Ковчег от электромагнитного гнева сурового Отца, наконец показалась из-за горы. Небо вспыхнуло и моментально окрасилось ровным нежно-лососевым оттенком, словно кто-то щёлкнул огромным выключателем в тёмной комнате.

И в этом ослепительном свете я оступилась. Мать-звезда скрылась за косогором – нога моя соскальзывает с предательского валуна, а я лечу кубарем вниз, на острые камни. Сгруппировалась в падении – и всё равно отхватила удар в бок. Острая, знакомая боль прошила копьём, словно шрам на животе снова разошёлся…

Я лежала, свернувшись калачиком, и тихо стонала, вжимаясь в камни. Оправившись, ощупала маску – пластиковый визор не пострадал, фильтр работал. Стиснув зубы, я поднялась, отряхнулась и поплелась к чёрной щели в скале впереди. Судя по высоте, контролёр ушёл именно туда. Расстояние до метки увеличивалось, но точка на плоскости перестала отдаляться, а значит робот, вероятнее всего, спускался сквозь пористую литосферу.

Дело приобретало опасный оборот.

Спуск под землю? Я ещё ни разу… Где-то внизу толща была изрыта ходами, где, словно гигантские кроты, прорывались неведомые существа. Перед глазами восставали кошмары: круглая, перемалывающая породу пасть, алмазные резцы, скрежещущие так, что кровь из ушей течёт…

А на браслете шёл обратный отсчёт. Четыре с небольшим минуты. Четыре минуты, отделявшие меня от дополнительных выходных. Я смогла бы побродить, погулять в парке, почитать книгу, а то и посмотреть по местному голо-видению шахматный турнир или древние, словно мир, мультфильмы про странную команду шарообразных зверят, путешествующих по Вселенной… Из пяти каналов планетарной сети вещания развлекательными были два – и их хватало за глаза…

Но больше всего мне хотелось выспаться – я никак не могла привыкнуть к разгоравшемуся дню, который будет тянуться почти семьдесят земных часов. Пройдёт смена – и на дворе всё ещё будет день. Через «не могу» ляжешь спать, проснёшься – за окном по-прежнему светло. Завтракаешь, обедаешь, ужинаешь – вечер даже и не думает приближаться, а впереди, через считанные часы, уже поджидает следующая смена. Бесконечный день. Я металась между сном и бодрствованием, как муха в стеклянной банке – видя цель, но разбиваясь о невидимую преграду…

Ну ладно, держись, мелкий гад! Я иду за тобой!

Три десятка шагов – и я у чёрного зёва в бугристом камне. Нора. Сужающаяся, тёмная. И шальная мысль – а ведь бот не случайно залез в эту кроличью нору… И зачем мне туда лезть? Что там внизу? Вернуться-то ещё не поздно.

А на браслете – три минуты до разрядки батареи. За эти три минуты он не должен уйти далеко…

Я вползла в чёрную темень. Из зёва пахнуло влажным теплом, и донёсся низкий, вибрационный гул – словно спящий великан глубоко и мерно дышал. Нащупав сквозь рукавицу крошечную кнопку, я включила фонарик на браслете. Метнулась из-под самых ног каменная полёвка – далёкий потомок выпущенных когда-то на волю мышей, за годы эволюции изрядно усохший в размерах… Они научились согреваться в пещерах, но чем они тут питаются? Обкусывают именуемые кустами голые прутья, торчащие средь камней? А может, грызут сами камни?

Луч фонаря выхватывал из кромешной тьмы острые угловатые стены узкого извилистого прохода. Аккуратно цепляясь рукавицами за грубый камень и сгибаясь в три погибели, я двигалась вниз. Выбраться без снаряжения обратно я бы уже вряд смогла бы, но азарт тянул меня всё дальше. По мере продвижения становилось теплее, и в какой-то момент маска стала запотевать от поднимавшегося снизу плотного пара. Сигнал бота был слабым, но точка остановилась где-то впереди, метрах в ста.

Проход окончился небольшой пещерой, где я смогла наконец перевести дух. Гулким эхом отдавались мои шаги в туннеле, а сердце замирало – из тьмы, за границей света фонарика раздавались какие-то охи, стоны и клацанье. Визор маски запотевал, покрываясь тёплым конденсатом, и я ежесекундно протирала его рукавом тулупа, в котором уже взопрела. Наощупь двинулась я вперёд, мелкими шажками, чтобы ненароком не свалиться в случайную яму.

Поворот туннеля… Ответвление… Направо. Десять метров, растянувшиеся на километр – и ещё одно ответвление. Снова направо… Правило правой руки – это единственное, на что я могла положиться, чтобы не заплутать во тьме и не остаться здесь навсегда. А сигнал бота приближался. До цели – тридцать метров…

Земля под ногами задрожала. Сначала мелко, едва ощутимо, потом всё сильнее и сильнее, пока наконец не заходила ходуном. Схватившись за стену, я прильнула к шершавому камню и внутренне сжалась в комок, задержала дыхание. Что же это там такое?

Распалённое воображение рисовало существ одно страшнее другого, а пещеру наполнял гул – каменная симфония, встречающая солиста этой партии.

Солист шёл – я подошвами ботинок чувствовала, как где-то внизу с чудовищной силой трутся друг о друга каменные плиты, стёсываются и шлифуются, превращаясь в два плотно подогнанных друг к другу элемента, словно цилиндр и поршень в моторе. *Оно* прокладывало туннель. На голову сыпалась пыль, а гул перешагнул через какую-то невидимую отметку и стал стихать. Существо прошло подо мной и теперь отдалялось…

Когда я наконец выдохнула, с меня сходила десятая вода. Сбросив с себя тулуп, я осталась в одном комбинезоне, снова протёрла визор и взглянула на проекцию, висящую над браслетом. Сигнал пропал – лишь последнее расположение контролёра робкой точкой помигивало впереди. Значит, всё-таки сел…

Пещера сделала резкий поворот и по спирали устремилась вниз. Проклиная влажное марево, залеплявшее лицевой щиток маски, я почти вслепую пробиралась по лазу… И вдруг – камень под ногой треснул, подломился, будто корка снежного наста… и я полетела во тьму, инстинктивно сжимаясь в комок. Удар. Тело отозвалось глухим стоном, в ушах зазвенело, а сквозь этот звон хрустнуло – сухо, отрывисто. Это был визор маски. Перед глазами поползла извилистая трещина, разделяя мир пополам.