Погоня за судьбой. Часть V

Я вскочила на ноги, забыв о боли, и лихорадочно шарила фонариком по сторонам. Высмотреть опасность, выцелить её в этой чёрной, обжигающей мгле! Но ориентиров не было. Один лишь пар, плотный, как вата, и чьё-то незримое присутствие.

Всё было скрыто жарким водяным туманом, и сразу со всех сторон на меня сыпался равномерным шепчущим конфетти шум, гул, шелест, как будто вокруг закипали сотни чайников и шуршали тысячи конфетных обёрток…

Где вы, мои выходные?! Точки на проекции видно не было, как, собственно, и саму проекцию – она скрывалась в жарком дыхании пещеры. Окутанная горячим паром, я поднялась на ноги, несколько раз с силой зажмурилась и огляделась по сторонам – не видно ни зги.

Как теперь отсюда выбираться? Зачем я попёрлась сюда, для чего погналась за этой дурацкой железякой?! И на кой чёрт мне сдались выходные, если я даже ещё работать не начала толком? Чтобы валяться в постели или опять бродить, не замечая всех этих странных чужих людей, по полупустой крытой галерее меж одинаковых белых юрт? Бродить кругами, пытаясь скрыться от наваждения, от воспоминаний об ощущении спокойствия, в котором я утонула, окружённая родными людьми возле отчего дома.

А ведь клиническая смерть, которая снова рассекла жизнь на «до» и «после», тянула к себе и была такой манящей и желанной, что я не знала, куда себя деть. Медленно и мучительно умирая внутри, я наматывала километры по мощёным дорожкам в одиночестве, в ожидании, когда эта острая горечь возвращения отхлынет. Бродила в ожидании той, с кем могла поделиться самым сокровенным. В ожидании Софи, которая вернула меня обратно в этот мир – и исчезла.

Её не было рядом уже вечность, но она должна была вернуться – скоро, со дня на день. И когда это случится, я украду для нас лишний день. Выпрошу, выбью, выгрызу эти выходные.

Я шла на звук. Сквозь пар, что обжигал лицо, пропитывая комбинезон до нитки. Тьма нехотя отползала от немощного луча, уступая лишь настолько, чтобы я могла сделать следующий шаг, и когда нога моя зависла над чёрным провалом пустоты, я застыла.

Я замерла на самом краю обрыва, а под подошвой ботинка, далеко внизу клокотала вода.

Гигантскую каверну топило в кипятке и пару͐ бурлящее озеро – один из исполинских сообщающихся сосудов этой бесконечной сети разветвлённых пещер. В сотнях метров отсюда в одну из таких заполненных водой каверн был погружён рукотворный автоматический кипятильник чудовищных размеров. Освобождённый жаром термоядерной реакции пар поднимался наверх, под дырявый свод полости. С почти недостижимой вышины падал робкий рассеянный свет, которого хватало только для того, чтобы явить передо мной беспросветную серость…

Стянув с лица маску, я смотрела вниз, в сизый танцующий туман и медленно, полной грудью вдыхала обжигающий воздух, освобождённый из вековых льдов. Пар шипел, присвистывал, что-то шептал мне сотнями сиплых голосов, будто ракушка, прижатая к уху.

Один шаг. Всего один – и я полечу в раскалённую бездну. Сколько до воды? Пять секунд? Десять? Хватит ли времени, чтобы осознать, каково это – свариться в кипятке заживо? Одно было очевидно – это будут не самые приятные ощущения. Оставалось лишь шагнуть, чтобы в этом убедиться. Шагнуть вперёд… Давай же, шагни… Всего разок…

– Оставаясь в одиночестве, ты становишься опасной для себя самой, – раздался приглушённый голос из-за моего плеча, и тут же слабый отсвет браслета потух, оставляя меня в полнейшей тьме.

Я резко обернулась.

В паре метров, на границе видимости стоял серый продолговатый силуэт. Инстинкт сработал быстрее мысли – запястье согнулось, выпуская резак… Которого не было. Я с детским удивлением не обнаружила луч плазмы – вместо него под промокшим слоем перегретого комбинезона до боли сжался живой, беззащитный кулак. Как же мне не хватает сейчас моего резака…

– Человеческое тело такое уязвимое, – шелестяще усмехнулся голос из тьмы. – Надо отдать должное мягкотелым любителям куполов – они недаром разоружили тебя, странница.

– Кто ты? – выдавила я из себя, отступая от края и двигаясь в полутьму, по дуге вокруг силуэта, стараясь не выпускать его из поля зрения.

– Гонец. Роль довольно непривычная для меня, но что уж поделать. – Странный механический смешок раздался из-под маски. – Мы давно наблюдаем за тобой и ищем встречи, и наконец нам удалось её устроить.

– Устроить? – переспросила я, а разум озарила догадка. – Так это ты заманил меня сюда с помощью дрона?

Теперь понятно, почему спятивший контролёр целенаправленно ломился в пещеру – он был под внешним управлением. Сюда же, наверное, отправился и тот, что исчез на прошлой неделе…

– Пропажа бота неделю назад – тоже твоих рук дело? – спросила я, уже уверенная в ответе. – Как раз, когда мне тут всё показывали…

– Я полагал, что всё это сильно затянется, но получилось со второй попытки.

Серая хламида шевельнулась, в чёрной руке блеснуло небольшое устройство, похожее на пульт управления.

– Что тебе нужно от меня? – Я оценивала ситуацию, выжидая момент для нападения – как всегда, я должна была бить первой.

– Не бойся, я не собираюсь причинять тебе вред. Я бы не пришёл, если бы мой, скажем так, протеже не захотел увидеть тебя.

– Какой ещё «протеже»? – Я сделала шаг в сторону, напрягая глаза и пытаясь высмотреть его подельников, но, похоже, он был один. – И почему наша тайная встреча не может пройти наверху, при свете дня?

– Наверху… – Вновь механический смешок. – Тех, кто живёт на поверхности, лучше лишний раз не посвящать в эти не совсем человеческие дела.

– Давай сделаем вот как, – предложила я. – Я найду железяку, ты покажешь мне выход наружу, и я уйду. Мне не хочется лезть в чужие дела. Да и без выходных, в крайнем случае, преспокойно обойдусь, благо устать от работы я ещё не успела.

– Я не могу тебя отпустить, – холодно отрезал силуэт.

Я пыталась рассмотреть незнакомца. Высокий, больше двух метров ростом, как и все здешние обитатели, он был с ног до головы укутан в бесцветную хламиду. Руки скрывались под полотном, из-под капюшона торчала дыхательная маска во всё лицо. Над ней тлели два немигающих тусклых пятнышка, словно застывшие в воздухе жёлтые светлячки.

– И что теперь будет? – спросила я.

– Распряжение, – глухо прошелестел незнакомец и шевельнулся. – Смена состояния. Но ты можешь назвать это сном, так тебе будет привычнее.

– Стой, где стоишь! Не смей приближаться ко мне! – выкрикнула я, собирая тело в стойку, чтобы дать отпор. Секундой позже пришло беспамятство, а тело моё растворилось в мокром тумане…

* * *

Я стояла возле огромного каменного шара, изрытого круглыми отверстиями, и рука моя судорожно хваталась за шершавую поверхность, за воздух, за всё вокруг. Пальцы немели от напряжения. Над головой в бесконечной вышине чернел потолок огромной каверны. Тишина была абсолютной, вакуумной. Я не слышала даже своего дыхания, а стальной леденящий воздух обжигал лёгкие.

Призрак незнакомого ранее ощущения возник в голове, призывая к жизни животный страх неизвестности. Что-то происходило вокруг меня, в полной тишине и непоколебимости.

«Углеродная сущность вернулась в оболочку», – подумала тишина прямо внутри моей головы. – «Я буду говорить с тобой на твоём языке, чтобы ты понимала меня».

– Кто ты? – спросила я у пустоты.

В глубине каверны зажёгся свет. Не вспыхнул, а зародился, будто первая искра в космической тьме. Робким дрожащим огоньком он озарил темноту. Разгораясь, распаляясь, он вырастал и приобретал очертания, отдалённо похожие на человеческие. По спине побежали зябкие мурашки. Рядом не было никого, я была один на один со странным существом, намерений которого не знала.

«Впрочем, видала я существ и пострашнее», – мысленно попыталась я себя успокоить.

«Слишком привычные для углеродной сущности формы вызывают всплески энергии, поэтому я принял эту. Ваш вид зовёт меня Созерцающим».

«Почему я здесь?» – промыслила я. – «Тебе что-то нужно от меня?»

«Почувствовать. Изучить. Запомнить. Углеродная сущность идёт издалека. Она тоже хранит в себе загадку, но слепо тянется к вечности. Я хочу узнать, почему».

Силуэт приближался, и свет заливал пещеру. Я вжалась в каменную сферу, зажмурившись, но свет проникал сквозь веки. Блики не исчезли – напротив, они бежали всё быстрее, смазываясь, превращаясь в бешеный круговорот цветов, на воздушной карусели унося меня ввысь, сквозь потолок каверны. Меня вырвало вверх, сквозь свод, в бешеный водоворот цвета и света – ещё более яркого, красного, как кровь, бегущая по артериям…

«Теперь я знаю, что сокрыто в этой углеродной сущности», – мерцал источник свечения. – «Две жизни вместе и порознь. Вторая сторона одной медали… Сейчас ты узришь мои смыслы и постигнутые масштабы, но лишь крупицу, потому что целое извне постичь не дано».

Годы, по кирпичикам сложенные из дней, склеивались в десятилетия. Одна к другой декады выстилали тропу длинною в век, крохотным отрезком ложащуюся на нить тысячелетий. Множились и множились годы – условные обозначения, придуманные крошечными, полубезумными от страха людьми для того, чтобы познать собственную ничтожность и огромность всего окружающего, и при этом не сойти с ума…

Вспыхнуло осознание. Каменная планета, которая когда-то вращалась вокруг злобной красной звезды, выжигавшей всё окрест себя, повисла в бархатной пустоте. Она была лишь игровой фигуркой на бесконечном поле Познания. Одна из многих, она просто оказалась на пути в Вечность.

Я понимала. Не умом, но каждой клеткой бытия я постигала суть этого явления. Любопытство, общее для всего живого, толкало странников мира вперёд, от того бесконечно далёкого места, где они зародились и окрепли, прошли через взлёты и падения и однажды вышли за пределы самих себя. Странников больше не стало. Возник Он – единый и бесконечно множественный, словно энергетический мицелий, расползающийся под тканью пространства. В его силах – быть нигде и везде одновременно, где он хоть раз побывал. В его силах – созерцать всё, скрываясь от пугливых белковых и кремниевых существ, остающихся позади, и одной лишь мыслью менять саму структуру бытия…

Знания – собранные, усвоенные, переработанные, – преумножались и дополнялись ежесекундно, полыхая электрическими разрядами вдоль нитей растянутой над миром энергетической паутины Любопытства. У сверхразума не было предела – было лишь стремление. Желание бесконечно познавать Вселенную, доказать и опровергнуть каждый её закон, возвысить и низвергнуть всех, кто способен двигаться, нести изменения сквозь время…

Очередной занятной находкой среди бесчисленного множества гравитационных формаций стала планета возле жёлтой звезды. Третья по счёту, она нежилась в умеренных потоках света, подогревая на своей поверхности биологический бульон, состоящий из целого сонмища ингредиентов – живых сущностей.

Можно было оставить нетронутым, нераспечатанным, понаблюдать за ходом развития крошечной замкнутой системы, но Любопытство решило вмешаться – лишь один раз. Это было занятно, из этого обязательно получилось бы что-то интересное. Миллиарды лет молекулярного танца, увенчанные хрупким цветком разума, и их муравьиная целеустремлённость заслуживала награды. Жеста. И Любопытство решило поделиться крупицей собранных знаний.

Инверсия реальности повела отчаянную попытку землян спастись и основать колонию за пределами своего мира. Гравитация правды указала тем, кто желал спастись, место, где от Древних остался забытый след. Одна из многочисленных дверей, найденных безмолвным Любопытством, которое самим своим присутствием исказило не координаты, а саму ткань пространства, в которой эти координаты существуют.

Общность хрупких недолговечных существ получила шанс к выживанию, однако рано или поздно, но неизбежно они будут стёрты с лица Вселенной. Вопрос заключался лишь в том, насколько долго проработают их инстинкты выживания, и что или кого создадут они себе на смену – будет это новый собеседник или же радиоактивная пыль…

И тогда Любопытство поглотило и меня. Невидимая мембрана лопнула, и я провалилась в бесконечный информационный океан. Вокруг трещали, слетались и отскакивали друг от друга бесчисленные голубые искры нервных импульсов. Обрушился на разум девятый вал информации – смывая границы «я», растворяя меня в этом безумном, божественном потоке. Обрывки собственных и чуждых мыслей мельтешили ураганом, и мой разум, словно мечущиеся глаза, едва успевал выхватить из потока один образ из миллиона. Линии времени пересекали бесконечные хронологические полотна, вспыхивали разноцветные пейзажи с чужими звёздами над горизонтами, жизнь множилась во всём её разнообразии, порождая на свет удивительных созданий…

Видения оборвались. Резко, как срезанная посреди фильма киноплёнка. Меня сбросило с высоты звёздных орбит обратно, в немую пустоту пещеры. Дрожащий силуэт терял яркость, превращался в белёсое бесформенное облако, в недрах которого пробегали торопливые синие молнии. Казалось, он кружится вокруг, рассматривает меня, ошеломлённую и застывшую, со всех сторон, выворачивая не карманы, а самые потаённые уголки памяти, разглядывает их содержимое – шрамы на душе, – хотя ни он, ни я не двигались с места.

В оглушительной тишине вновь возник электрический шёпот:

«Теперь сущность знает, кто я. Любознательность. Вечный поиск и созерцание, сотканные из энергии. Теперь я знаю, кто ты, и мне давно известны чужие следы, что я читаю в тебе. Отпечатки», – промолчала тишина, и силуэт загорелся ярче. – «Следы тех, кого я держу на границе моих миров. Оттиски борьбы и фантомные шрамы. Я уже видел тех, кто подчинился им, не было им числа. Но раньше они были далеко. Теперь они в пограничье – и общность людей стала их пищей».

– Кто это – они? – только и выдавила я из себя, смутно догадываясь, о ком говорил мой собеседник.

«Они – Ненасытность. Вечный поиск и поглощение более слабых, податливых. Они нашли новую общность и заполняют её своими порождениями. Но они совершили ошибку, ведь общность людей способна к непредсказуемым изменениям».

По силуэту скользнула рябь, и я каким-то чувством… Нет, не шестым – у этого чувства не было номера, его просто не могло быть у человека, – я отчётливо поняла – это был смех. Существо передо мной насмехалось над ночными кошмарами, что сейчас в человеческом обличии разгуливали среди моих соплеменников, внедрялись во все властные структуры, поближе к рычагам управления человечеством, шарили длинными пальцами в чужих головах и подчиняли людей своей воле. Зачем они пришли? Неужели только затем, чтобы питаться людьми?

«Живое всегда движется», – ответствовал аморфный силуэт. – «Порождения Ненасытных предсказуемы и идут по своему пути, с которого им не свернуть. Они созданы, чтобы готовить почву для своих голодных хозяев».

– Они готовят вторжение в Сектор, – прошептала я, выискивая образы в электрических вспышках, что полыхали в мозгу, и находя их.

«Вторжение… Слияние… Охота… Это умозрительные конструкты». – По пещере пробежал ветер, и я впервые почувствовала ощущение на коже – озноб. – «Человек получит свой шанс на выживание. Но сумеет ли он им воспользоваться?».

«Зачем я здесь?» – мысленно спросила я.

«Любопытство. Я удовлетворил его и понял то, что попало в твою сущность извне. Это необычно. Из этого может что-то получиться, но ты мнишь себя слишком слабой, чтобы что-то изменить, ведь твой век скоротечен».

– Я пытаюсь понять, о чём говоришь, но едва получается, – пробормотала я.

«Последнее. Ты – следуешь своей дорогой вдоль кромки Пустоты. Шагай осторожно…»

… Мир перекосился и рухнул. Удар о камни вышиб из меня воздух, щекой я почувствовала лёд. Свет. Ослепительная, безжалостная белизна неба резанула по сетчатке.

Что… Где я?! Это что, был сон? Глюки? Нет же, я вся продрогла до костей…

Руки сами, помимо воли, прижимали к груди металлический шарик. Комбинезон стоял колом, промокший и промёрзший насквозь, и хрустел, как ледяной панцирь. Контролёр выпал из ослабевших пальцев, глухо стукнулся о камень и замер, будто обычная железяка. А я, с трудом оторвав голову ото льда, приподнялась на локте и с диким недоумением огляделась. Никакой пещеры. Никакого кипящего озера. Только камни, лёд и бесконечное лиловое небо.

В двадцати метрах от меня к небесам тянулся белоснежный купол плантации, возле которого были небрежно брошены два невзрачных тёмных кирпича казённых глайдеров. В этот момент дверь в подножии купола распахнулась, и на пороге возник Василий.

– Где тебя черти носили?! – Его голос сорвался на крик, пока он бежал ко мне по камням. – Мы за неделю тебя уже похоронить успели!

– Какую неделю? – фыркнула я, но внутри что-то ёкнуло. – Меня не было полчаса, от силы!

Я поднялась на ноги, и мир поплыл. Схватилась за голову, пытаясь удержаться в реальности, которая накатывала тёмной, густой волной. Рядом уже стояли Василий, бригадир и пара сменщиков – молчаливые исполины, на две головы выше моего друга, рядом с которыми мой друг казался подростком. Все они с хмурым напряжением разглядывали меня.

Как и подавляющее большинство местных обитателей, они нас несколько сторонились, общаясь с нами исключительно по рабочим вопросам. Исключением был бригадир Каштанов, с которым мы сразу как-то нашли общий язык.

– Где форменную куртку потеряла? – спросил он. – Почему вся мокрая? Ты что, в подземные резервуары лазила?!

– Парилка у вас там что надо, – ткнула я пальцем вниз, в камень под ногами. – Баня по-чёрному…

Схватив под локотки, мужчины чуть ли не внесли меня через дверь под купол, где я, тут же завёрнутая в многослойную тёплую ткань, застучала зубами от промозглого холода.

– Семь земных дней, Лиза! – воскликнул Василий голосом, полным и злости, и отчаяния. – Где ты таскалась?!

– И за каким чёртом туда сунулась вообще? – добавил Каштанов.

– За контролёром. Ты обещал мне выходные. – Я указала пальцем на лежащий рядом шар, на котором поблёскивали замёрзшие ледяные дорожки. – Я нашла робота, но какие ещё семь дней? Вы меня разыграть решили, чтобы выходные не давать?

– Не, ну ты на неё посмотри! Прогуляла целую неделю, да ещё хватает наглости просить выходные! – Нахмурившись, Каштанов почесал затылок и пробормотал: – Между тем, с меня безопасники все шкуры содрали, а снаряженная экспедиция ищет тебя до сих пор!

– Вы серьёзно? – спросила я уже без тени иронии – шутка либо затянулась, либо вовсе не была шуткой.

– С самого момента, как ты испарилась с радаров, – сообщил бригадир. – И до сего момента.

– Слушай, давай я переоденусь и пойду работать, – сказала я и вразвалочку, не вылезая из тёплого одеяла, направилась к двери в раздевалку.

– Ну уж нет, – заявил Каштанов. – Василий, возьми отгул и отвези её домой, ребята здесь за всем присмотрят. Пусть придёт в себя, а я буду думать, что с ней делать.

– Обещаю, я больше никуда не полезу, – честно призналась я. – Готова искупить вину кровью.

– Лучше иди переоденься. – Голос Василия смягчился. Он нажал кнопку на браслете, и один из глайдеров снаружи ожил и загудел. – Минут через десять салон прогреется. И полетим… домой…

* * *

… Автоматизированная теплица осталась позади, а под нами проплывали лысые скалы. Будто шампиньоны, из них вспухали купола – редкие, разрозненные, сцепленные серыми колеями в извилистых ложбинах. Под кромкой горизонта постепенно вырастал город по имени «Пушкин-второй».

Белели несколько светлых кругов, словно нарисованные белым пунктиром – жилые «кольца». Тут и там к ним примыкали продолговатые пузыри рекреационных зон, а в самом центре расползшегося по камням города застыла серая, словно сложенная из детских кубиков, конструкция, вмещавшая в себе излучатель магнитного купола, теплоцентраль, узлы водо- и теплоснабжения, кондиционирования и чёрт знает, чего ещё, необходимого для жизни…

– Слушай, пока мы не долетели, – сказал Василий, и я, погружённая в себя, вздрогнула. – Может расскажешь мне, где ты болталась целую неделю?

Рассказать всю правду? Там делов было на полчаса – по крайней мере, если меня не подводили ощущения. А они, определённо, подводили, потому что часы с календарём на приборной панели подтверждали правоту ребят.

Я нутром чувствовала, что о встречах с таинственным незнакомцем и с Любопытством лучше не распространяться. Тем более, что остального я не помнила, а в том, что помнила – ежесекундно сомневалась. Впрочем, было понятно, что я «засветилась». Будучи гостьей на Ковчеге, я наверняка была под ещё более тщательным наблюдением, чем аборигены – однако, если меня безуспешно искали уже неделю, я не знала, что и думать.

– Я же сказала – под землёй. – Голос прозвучал тише, чем я хотела. – Всё, что помню – камни и пар. А неделя… Наверное, просто отключилась. Ударилась головой… Не знаю. Потом очнулась и выбралась.

– Лиз… – Василий тяжело вздохнул, и в этом вздохе была вся его усталость. – Я может и старый, но не слепой. За идиота-то меня не держи.

Щёлкнула зажигалка. Он затянулся и выпустил клуб сизого дыма. Кабина тут же окуталась им, почти бесцветно запахло местным табаком, бирюзовые листья которого Вася доставал через Каштанова.

– Ладно. – Он сделал паузу, выдохнув в потолок. – Твои тайны при тебе. Но раз уж ты решила податься в спелеологи, я тебе кое-что расскажу… Помнишь войнушку на апатитовом руднике Пин Вэлли на севере Индии? Там ещё в стародавние времена был национальный парк, пока его не вырубили под корень. – Он выжидающе уставился на меня, не дождался реакции и вновь обратил взор вперёд, на надвигавшиеся «кольца» «Пушкина-второго». – Хотя, тебя ещё на свете тогда не было… В общем, это был последний настоящий профсоюз горняков на Земле. Они хорошенько закусились с владельцами шахты. Сначала их хотели тихо-мирно выпнуть с работы, заменив более покладистыми неграми, но они не согласились и упёрлись рогом. Оцепили территорию, вооружились, прогнали охранку, и решили отстаивать свои права…

– Дай-ка угадаю, – прервала его я. – Ты там был. Тебя, «миротворца», послали, чтобы перебить их.

– Три батальона, шесть сотен ребят, – невозмутимо сказал он, пропустив едкое замечание мимо ушей. – Мы с ними пытались по-хорошему – всё ж таки люди, как никак, но трёхдневные переговоры ни к чему не привели. Начался штурм, во время которого почти две тысячи рабочих отступили в шахты и устроили нам небольшую партизанскую войну. С ловушками и засадами – всё как положено. Сотня километров туннелей, и они там, в этих катакомбах, чувствовали себя как дома. Откатившись, мы взяли шахту в осаду, и задача стояла простая – уморить их голодом и заставить сдаться.

– Обычно в таких случаях пускают газ…

– Мы же не звери, Лиз. Наш командир до последнего упирался и шёл на компромисс, за что его потом судили, как предателя интересов корпорации. Отделался за свою «мягкотелость» в итоге относительно легко, ушёл на пенсию – связи помогли… Ну так вот, осада длилась две недели. А потом как-то сразу стало уж очень тихо – подозрительно. Мы потихоньку пошли вниз по шахтам, метр за метром. И что ты думаешь?

– Споры с корпорациями всегда заканчиваются одинаково – горой трупов, – пробормотала я, отмахиваясь от клубов дыма, затуманивших тесную кабину.

– А вот и нет! Они исчезли! – Вася всплеснул руками, роняя на приборную панель пепел с сигаретного огарка. – Все до единого. Как сквозь землю провалились – в прямом смысле… И я не вру, не смотри на меня так. Никаких потайных ходов мы не нашли. Всё облазили, не было их вовсе!

– Лабораторию ты, я так понимаю, тоже тогда всю облазил, – не преминула я ткнуть Василия в больное. – Но я здесь причём? Что ты хочешь мне этой историей сказать?

– Этих людей больше никто и никогда не видел, – негромко сказал Вася, прикуривая новую самокрутку от окурка. – А доношу я до тебя простую мысль…

Взгляд его стал твёрдым, почти отцовским.

– Твоё исчезновение станет концом ровно для одного человека. И это не я. Так что, сделай одолжение, посиди смирно, хотя бы пока Софья не вернётся. Ради неё…

Глава V. Возвращение со звёзд

До военного космодрома, приютившего «Аркуду», было несколько сот километров скальной породы. Весь путь – один единственный выстрел сверхзвукового снаряда по пневмотуннелю, наглухо отрезанному от мира. Гражданским там делать было нечего – воздушное пространство над полем и далеко за его пределами глушили ретрансляторы, а станцией заправляли военные. Сама «Арку́да» – военный корабль, который несколько недель назад штурмом брал Асканий, буквально час назад сел на поверхность планеты.

Мы с Василием ждали прибытия экипажа на верхнем ярусе станции, на другом краю пневмолинии. Внизу, на платформе, отрезанной от ложбины путепровода высоким ограждением, толпились другие ожидающие. В самой середине продолговатого вестибюля станции, прямо над небольшой стайкой разноголосо щебечущих и переминающихся с ноги на ногу женщин и детей свисал потрёпанный, цветастый плакат. Пахло типографской краской и патриотизмом: «К звёздам упрямо и смело! Нет героизму предела!» Двое мужчин – совсем низенький старик, прибывший на Ковчег, очевидно, уже зрелым мужчиной, и рослый, худощавый, словно жердь, юнец – явно чувствовали себя среди женщин и детей не в своей тарелке…