Армагона. Выход – там, где вход

– Какие, конкретно мероприятия службой безопасности Армагоны? – настойчиво спросил Олемитес.

– СБА были изобличены несколько лазутчиков-террористов. Их ликвидировали на месте. Также были предотвращены готовящиеся теракты в разных городах Армагоны, – неуверенно отрапортовал министр СБА – Тракент.

– Ага, знаю я ваши теракты, – с усмешкой прервал ложь коллеги, министр обороны Бадд. – Я прошу прощения у верховного! Какие там теракты? Пару каких-то дебилов решили проверить самодельный арбалет, так молодчики из СБА решили, что они террористы и уничтожили их на месте.

– Какая ложь, какая наглая ложь! – возмущённо зашипел министр СБА Тракент, обращаясь к министру обороны. – Ты бы лучше за своей армией следил. Чего они у тебя на месте топчутся? Где победы, где наступления на врага? Мы, в отличие от вас, делом занимаемся.

– Делом ты занимаешься, как же! – не унимался Бадд.

– До меня дошли слухи, что сотрудники СБА берут взятки за оказание разного вида услуг, – спокойно с непрекращающейся улыбкой спросил Олемитес.

– Нет! То есть да, но в рамках установленной вами таксы, – вытирая пот со лба, ответил Тракент.

– Чтобы все средства без утайки были переданы в министерство экономики. Кстати, об экономике. Слушаем вас, министр финансов налогов и экономического развития, что у нас с экономикой? – спросил Олемитес.

– Экономится, – мгновенно ответил министр финансов и экономики Ром.

– Вот как нужно отвечать – чётко и лаконично, – сказал Олемитес.

– А что ему не отвечать лаконично, он же в окопах не сидит, с врагом не воюет, – язвительно заметил министр обороны Бадд.

– А ты прям завоевался? Только средства у нас просите на вооружение! Когда в последний раз был на линии конфликта? – взорвался, финансист Ром, вытирая слюни с усов.

– Когда надо, тогда и был, ещё перед тобой я не отчитывался! Ты лучше заткнись, тупая морда, пока я тебе усы на твой длинный нос не намотал! Занимаешь три должности, а толку – ноль! – закричал министр обороны Бадд.

– Ах ты, подонок! – вскрикнул министр финансов Ром, бросив в министра обороны стакан с водой.

Бадд увернулся и, взяв со стола бутылку, запустил её в голову финансиста. Однако бутылка пролетела мимо головы финансиста и угодила в лоб рядом сидящему министру идеологии Моуринсу.

– Прости, прости! Я не в тебя хотел, – виновато улыбнулся министр обороны идеологу.

Министр идеологии Моуринс молча моргал маленькими, как у поросёнка, глазками, держась за лоб.

– Вот! Вот вся его сущность, воевать с мирными уважаемыми патриотами страны! С двух метров не может попасть! Позорище! В такую большую башку и не попасть! – крикнул министр СБА Тракент.

– Успокойтесь, пожалуйста, – сказал главный министр правительства Купполс, очнувшийся от полудрёмы. – Вы что, вы это… Вы ведёте себя так, как будто опять сели играть в азартные игры, как на прошлой неделе! Нельзя так, так нельзя!

Главный министр зевнул, оскалив пасть полусонного льва, и стал старательно вытаращивать глаза, чтобы те опять не сомкнулись и не выдали предательский выбор министра между заседанием и сладостным сном младенца после обеденного кормления.

– Благодарю Вас, Купполс! – спокойно произнес Олемитес, обращаясь к главному министру правительства: – Вот, что значит веское слово главного министра правительства. Теперь давайте заслушаем министра обороны Бадда, как обстоят дела на линии конфликта?

– На первый взгляд, не всё так, как кажется, нежели, как со второго взгляда. А если приглядеться, то и вовсе не сразу будет понятно или внятно, что и как, ибо всё зыбко и неустойчиво. Если коротко, а так и вовсе непонятно…, – мямлил Бадд.

– Ну, понеслось! Включил свою военную лексику! Ты сам-то понял, что сказал? Ну-ка давай по факту говори, – протрубил, словно горн побудку, министр СБА Тракент.

– А ты не нукай. Я тут перед тобой не собираюсь отчитываться, – злобно ответил Бадд.

– Если нужно будет, и передо мной отчитаешься, а, вернее, перед службой безопасности, – важно произнёс Тракент.

– Да, действительно, хотелось бы услышать об обстановке в более доступной форме для понимания, – заметил Олемитес.

– Наши ребята держат оборону, сами мы не наступаем, как и было приказано, но и к себе не пускаем никого. А вот если бы эта финансовая проститутка вовремя перевела средства на закупку новых боевых машин, то ни одна бы сволочь ближе трёхсот километров к нам бы не подошла, – указывая пальцем на финансиста, отчеканил министр обороны, тяжело дыша из-за большого веса.

– Да ты же все средства разворовал, где подлодка, или ты её в своём огромном животе прячешь? – вытаращив глаза, спросил финансист Ром.

– А я знаю, где подлодка, – сказал министр СБА и, обращаясь к верховному, произнёс издевательским тоном. – Онис на подлодке ловят рыбу в море, а в свободное от рыбалки время подлодка стоит возле причала его скромного жилища в пятьсот гектар. Да ещё и под охраной вооружённых сил. Даже наши спецслужбы к нему в имение не могут проникнуть.

Министра обороны вспыхнул ещё больше, покрываясь красными пятнами, он стал сильно потеть, не спасал даже платок. Он злобно посмотрел на министра СБА Тракента, затем ехидно улыбнулся, прошипев:

– А как же нашей всезнающей жабе не раскрыть свой рот! Бесишься, что не ты, а я живу в том месте? Так вот, слушай, гнида, сосущая кровь у народа и государства! Это спец объект, замаскированный под жилое поместье, – министр обороны, тут же обратился в монитор к Олемитесу: – Я вам докладывал, помните? Это маскировка. Там у меня и подлодка, и несколько ракетных установок на случай внезапной атаки на город.

– Да, я помню. Всё согласовано. Только я прошу всех проявлять друг к другу уважение, и впредь не оскорблять друг друга, – едва сдерживая смех, сказал Олемитес. Выдержав паузу, он спросил: – А чем нас удивит министр идеологии и просвещения Моуринс?

– Все идёт по утверждённому плану. В свободное время народ ничем противозаконным не занимается, – ответил министр и идеологии и просвещения Моуринс, затем прислонил к набухшему синяку бутылку, продолжил. – Мы расширили сферу услуг. Теперь девушек лёгкого поведения можно будет заказывать на службу, не отвлекаясь от работы. Предлагаю принять закон о запрете критики свободы выбора гражданина.

– А это как понять? – спросил Олемитес.

– У граждан должно быть ощущение равенства и толерантности власти к народу. Не надо их ограничивать во всём. Свобода выбора нужна.

– Какая ещё свобода выбора? – взорвался Тракент, – А если кто-то захочет вместо молотка взять кувалду и дать тебе по башке за такое предложение?! Хотя по такой башке и зубочисткой не промахнёшься.

– Причем тут это? Граждане сами должны выбирать, где им отдохнуть, что купить, или какую одежду носить. Без критики и наказаний со стороны надзирающих органов.

– А сейчас как? – не унимался Тракент.

– Сейчас за это критикуют и штрафуют.

– Интересно получается, ты хочешь казну лишить возможности дополнительного дохода? – возмутился финансист Ром.

– Давайте, ещё разрешим цветную одежду незаслуженно носить. И прощай, порядок и указы. И где у нас будет находиться закон, спросите вы все?

– И где же? – спросил идеолог Моуринс.

– У тебя в заднице. Оттуда ты будешь доставать закон, чтобы вспомнить прекрасное времечко, – сказал Тракент.

Министр СБА стал демонстрировать на себе, как министр идеологии будет доставать из воображаемой пятой точки закон. Затем свесив пальцы гроздью вниз, Тракент брезгливо начал встряхивать их в воздухе.

– Давайте поблагодарим нашего министра СБА за прекрасную пантомиму – прервав Тракента, сказал Олемитес: – Но теперь и у меня возник вопрос. Может, все же разрешить всем носить цветную одежду? Я устал видеть эту серую массу, уныние какое-то.

– Прекрасное предложение, но не своевременное. Нельзя нарушать дифференциацию, пусть народ знает, что любые преференции надо заслужить, – вмешался Тракент.

– Правильно! Только позволь им в разные цвета наряжаться, завтра они потребуют выборы правительства, – строго заметил главный министр Купполс, борясь со смыкающимися поочерёдно веками.

– Совершенно верно. Народ будет стремиться к чему-то маленькому, живя в своём мирке и радуясь любым нашим послаблениям, – подхватил финасист Ром.

– А нет ли недовольства и волнений на этот счёт? – спросил Олемитес.

– О, не беспокойтесь, – ответил Тракент, – народ рождается и воспитывается за счёт государства и похоронят его тоже за наш счёт! Э-э… за счёт государства, я хотел сказать.

– Вот и славно! Если ни у кого нет больше вопросов, то заседание объявляю закрытым. Всех благодарю за службу, – подытожил Олемитес, отключившись от связи.

– Да, да. Закончено заседание. Все свободны! – очнувшись от навязчивой гибернации, промямлил главный министр, затем погрозил пальцем и добавил, – и смотрите у меня, чтоб все законности были соблюдены, в нашем понимании, разумеется!

Все дружно встали из-за стола. Министр обороны подошёл к министру идеологии и, извиняясь за свою выходку с бутылкой, ещё раз попросил прощения. Министр СБА, хмуро посмотрев в сторону министра обороны, затем на идеолога, сказал:

– Ты, Моуринс, попроси у нашего министра обороны шлем. А то в следующий раз наш знаменитый стрелок вдруг опять попадёт в тебя бутылкой! Так и голову можно разбить! Ой, я и забыл, шлем то он, наверное, продал.

– Я в следующий раз не промахнусь, попаду в кого надо, – злобно ответил Бадд.

– Желаю успехов, рыбак! – с натянутой улыбкой проскрипел Тракент.

Глава 3

1.

Олемитес, отключившись от видеосвязи совещания, пошёл в другую комнату, где за небольшим столом сидели двое лощёных и ухоженных мужчин лет сорока пяти в дорогих цветные костюмах. Это были компаньона Олемитеса: шатен по имени Лонг и брюнет по имени Роус. На их холёных и гладко выбритых лицах сияла улыбка. Олемитес сел напротив, и, налив себе в бокал спиртной напиток кремового цвета, сказал:

– Ну, как вам это шоу, с названием селекторное совещание?

– Давно так не смеялся, их за деньги надо показывать, – ухмыльнулся сидящий справа шатен по имени Лонг.

– А такие министры нам точно нужны, Олемитес? – спросил Роус и, перевернув переливающимися разными цветами, кубик добавил. – Они же клинические идиоты и дегенераты, готовые в любой момент сожрать друг друга.

– Да, Роус, к сожалению, они тупые, – ответил Олемитес, – и лучше их держать в конфронтации друг к другу, иначе со временем они могут войти в коррумпированный сговор. Они хоть и дегенераты, но преданные дегенераты, не задающие лишних вопросов. Наберём умных служак, вопросы появятся.

– М-да! Тут не поспоришь. Как у них ещё что-то получается, не понимаю, – засмеялся Роус.

Лонг отглотнул из своего бокала, и причмокнув, заметил:

– А министр обороны – шустрила, да? Хоть и косоглазый. Я на него поставил, надеялся, что он распотрошит этого финансишку. К сожалению, я проиграл.

Лонг, глубоко вздохнув, ударил своей пухлой ладонью ладонь Роуса, продолжил:

– Ты выиграл! Шутки шутками, а вот министра СБА нужно приструнить. Он не настолько туп, как кажется. По моим сведениям, он стал совать нос не свои дела, так может и докопаться до чего-нибудь.

– Не сейчас. Пока он нужен, много чего наработано именно им. От него сейчас пользы больше, чем вреда. А приструнить мы его всегда сможем. Да и кто ему поверит, если что-то лишнего накопает, – чспокоил Олемитес.

– Я тоже считаю, что не время, – согласился Роус и, выдержав небольшую паузу, добавил, – а вот финансист слишком много ворует. Хорошо, что мы отменили наличные деньги и все операции отслеживают мои спецы. Надо бы финансиста слегка поприжать.

– Я не против, прижимайте, но аккуратно. А теперь надо решить, что делать с добычей латония. В том количестве, в котором мы его экспортировали в Радонию, они покупать, как вам известно, отказываются, – заметил Олемитес.

– Давайте снизим добычу, какие проблемы, – предложил Лонг.

– У наших партнёров – и по совместительству врагов – есть предложение снизить цену, тогда они готовы брать латоний в тех же объёмах, что и раньше, – сообщил Олемитес.

– Это невыгодно, не надо идти на это, – возразил Роус.

– А я вот считаю, что лучше продать больше объемов по сниженной цене, чем продавать меньше объемов – по большой цене. Добыча ведь нам ничего не стоит, – парировал Лонг.

– И так, решением большинства – снижаем цену, оставляем прежние объёмы, – заявил Олемитес, – теперь надо решить вопрос по визуальному куполу. Он глючит, а это чревато. Предлагаю направить средства на модернизацию, либо полной замене имитационного купола.

– Да, да. Не хватало, чтобы информация о запретной зоне просочилась за пределы купола. Средства будем брать из казны или скидываться? – спросил Роус.

– Из казны, естественно! – ответил Лонг, – и ещё: как вы понимаете, наличие свободного времени граждан должно быть строго регламентировано и занято полезным для страны делом. Я, например, предлагаю занять народ поиском врагов внутри страны.

– Правильно, можно создать некую ячейку несогласных – оппозицию, – предложил Олемитес.

– Уже создана такая ячейка, – ответил Лонг.

– Здорово! Удивился Роус, – дай-ка угадаю: – Тем самым мы выявим настоящих заговорщиков, и народ будет при деле? Идея с подставной оппозицией и доносами мне нравится!

– Вообще, я имел в виду другое: не создавать прецедент для доносительства, а выследить настоящих заговорщиков, – сказал Олемитес.

– Одно другого не исключает, – заявил Лонг. И вообще, я считаю, что разобщённость в обществе – лучшее средство от протестов и возмущений против правительства, то есть нас. Пусть эти придурки из СБА роют землю. А мы им подкинем нужную инфу.

– Это само собой. Тут главное не выйти на самих себя, – заключил Роус.

– Так это и хорошо. Выйдем на себя уже мы, а не СБА. И запустим карусель заново, – весело отреагировал Лонг.

– Да, разобщённость в обществе – сильное оружие. И мы избежим опасного единения несогласных в обществе, – добавил Роус.

– Да, да, а что ещё может разобщить общество, как доносы и неразбериха в умах. Именно это нам помогло много лет назад не только умножить свои капиталы, – сказал Лонг.

– Неплохо бы ещё разделить общество и в моральном плане. Может, запретить браки, если не докажешь лояльность правительству? Запретить, а через какое-то время опять разрешить, как думаешь, Олемитес? – спросил Роус.

– Мне кажется, это перебор, Роус! – ответил Олемитес.

– Перебор в чём, потом разрешить или… – спросил Лонг.

– Или, – кратко ответил Олемитес.

– Никакой не перебор. Расколем общество…

– Продолжу вашу мысль, – прервав Роуса, спросил Олемитес, – предлагаешь ненавязчиво подкинуть эту идею с запретами нашей исполнительной власти, а потом всё свалить на них, обвинив их в перегибах?

– Да, тем самым у нас будет наглядная причина поменять правительство, – продолжил Лонг, – а ты, Олемитес, будешь как бы спасителем. Вот, дескать, Олемитес вник в суть, и прижучил нерадивых министров. А народ, всё проглотит, народу хоть дерьмо на голову лей, скажут – елей! – засмеялся Лонг.

– Не знаю, не знаю. Я бы ещё подумал, но вам решать, ваша идея, у меня голос совещательный, – подытожил Олемитес.

2.

Нортон и Горди подъехали к дому Нортона, они вышли из автомобиля, и направились к жилищу Нортона, как путь им преградил отряд из детей лет восьми-девяти. отряд детей. Это были воспитанники интерната, они дружно и громко голосили патриотическую речёвку. Один ребёнок сбивался и выкрикивал слова о любви к родине поперёк такта, за что в итоге получил подзатыльник от инструктора. Поравнявшись с Нортоном и Горди, отряд дружно по команде инструктора повернул наголо побритые головы в сторону взрослых и, отдав честь, приложив два пальца к виску, отправился дальше.

– Когда-то и я так ходил строем, – вспомнил Нортон.

– И я тоже. Вот только мне никогда не нравилось, что девочкам сбривали волосы до десяти лет, – сказала Горди.

– Мне тоже это не нравилось. Ну что пошли пожирать сердечки. Я живу на сто двенадцатом этаже.

Войдя в квартиру Нортона, Горди внимательно осмотрелась, поглядела в зеркало на стене и проследовала в комнату.

– Располагайся, я сейчас, – сказал Нортон.

– А где помыть руки? – спросила Горди.

– Прости, совсем замотался. Проходи по коридору направо. А я пока накрою на стол.

– Я тебе помогу сейчас.

– Не надо, я сам привык ракрывать.

Горди отправилась искать комнату для мытья рук, а Нортон спешно отправился на кухню. Он выложил на тележку всё самое вкусное из прозрачного холодильного устройства: холодные закуски, вино, печенья с кремом. В золотую тарелку он аккуратно разместил их – два редких фрукта – красные сердечки. Укомплектовав приборами тележку, Нортон покатил её в гостиную комнату. Горди стояла возле маленького столика и с любопытством рассматривала изделие из соломки, напоминающее начало возведение здания.

– Нортон, а что это?

– А, это моё хобби. Я хочу воссоздать дворец, по старой фотографии. Извини, пока смотреть не на что, до завершения ещё долго, – сказал Нортон, накрывая своё хобби серебристой накидкой.

Два года назад Нортон нашёл старую фотографию дворца, по непроверенным данным это здание сфотографировано около ста лет назад, когда ещё не существовало запретной зоны, задолго до войны. И ему захотелось, во что бы то ни стало воссоздать этот дворец в миниатюре из крупной соломки. Он мог часами терпеливо сидеть и скрупулёзно, по миллиметру возводить здание, которое так сильно запало ему в душу.

Нортон приглушил свет, усадил Горди и сел рядом.

– А ты неплохо подготовился, обстановка располагает к общению.

– А как же! В коем-то веке ко мне пришла такая гостья!

– И вино, тут как тут! Хочешь меня споить?

– Ну что же я дурак, что ли…, не использовать такую возможность, – шутливо ответил Нортон.

– По крайней мере, честно. Люблю честных!

– Спасибо, – кокетничал Нортон.

– Честных легко обмануть!

– А-а, ты в этом смысле?! Да я и сам обманываться рад! Давай, угощайся, а на десерт вот – красные сердечки и пирожные.

Нортон разлил вино по бокалам, бережно пододвинул одно красное сердечко к Горди.

– За нашу встречу в непринуждённой обстановке, – сказал Нортон, поднимая бокал.

– Я такая голодная. Тебе не повезло, я не очень скромная гостья. За встречу! – сказала Горди, ударив своим бокалом о бокал Нортона.

Нортон любовался за тем, как Горди с аппетитом расправлялась с закусками, забыв про то, что сам был очень голоден.

– И вот это ещё попробуй, это окорок в маринаде, – сказал Нортон, положив в тарелку Горди кусок вяленого мяса.

– Ой, нет, благодарю. Я уже объелась, и я хочу оставить местечко для сердечка.

– Тогда выпьем ещё? – наливая в бокалы вино, спросил Нортон.

– А давай! Хорошее вино под хорошую закуску – с удовольствием.

– Я хочу выпить за то, что нас судьба свела работать вместе!

Нортон и Горди, пригубив вина, стали молча смотреть в огромные окна, наблюдая за тем, как звезды поочерёдно подмигивали из далёкого прошлого. Нортон положил свою руку на руку Горди. Возникла немая пауза. В этой оглушительной тишине они слышали медленное дыхание друг друга. Паузу прервал Нортон.

– Ты так прочно засела у меня в голове и не собираешься оттуда выходить. И, признаться, я этому рад! Я себя поймал на мысли, что ничего не бывает случайно.

– Случайность – это нежданное событие. А закономерность – цепь случайных событий! – продекламировала Горди.

– Так… философия не мой конёк, поэтому я спрошу тебя прямо. Как ты ко мне относишься? – робко спросил Нортон.

– Опять ты за старое? Сам позвал поесть красных сердечек, а сам хочешь в моё сердечко влезть, – сказала Горди, выдёргивая свою руку из руки Нортона.

– Да, прости. Давай есть сердечки. Но только после тоста. Я хочу выпить за исполнение мечты, – Нортон поднял бокал.

– Я согласна. За мечту выпью, но за мечту, а не мимолётное желание! Надеюсь, разницу между желанием и мечтой ты понимаешь?

– Это я с виду такой тупой, а на самом деле я ещё тупее, – пошутил Нортон и засмеялся.

Нортон и Горди выпили по глотку вина и, отрезав по кусочку божественного фрукта, стали его вкушать, медленно разжёвывая с причмокиванием, посапывая от удовольствия. Горди закрыла глаза от гастрономического блаженства и открыла после того, как проглотила чудо – фрукт. Горди, открыв глаза, полушёпотом произнесла:

– Как же это вкусно! Второй раз в жизни такую гастрономическую эйфорию испытываю. Много лет назад я выиграла этот фрукт в лотерею. Пришлось его поделить на десятерых, и мне практически ничего не досталось. А тут целый фруктище, мне одной! Откуда достал?

– Мне шеф помог достать эти сердечки. Он их не любит, а у его жены на них аллергия. Ты же знаешь, наш шеф обслуживается по другой категории, нежели я.

– Да, а обо мне и говорить нечего, второй раз выиграть в лотерею так не повезет, – Горди вздохнула и подошла ближе к большим до пола окнам, чтобы лучше разглядеть ночное небо.

Нортон разлил вино по бокалам, подошёл к Горди. Отдав ей её бокал, он стал, как и Горди, вглядываться в мерцание звёзд. Небо покрылось густым чёрным полотном, сквозь многочисленные мелкие отверстия которого пробивался яркий свет далеких небесных светил. Нортон прервал молчание, указав пальцем на небо:

– Вот там правее – созвездие Лаунида. Вон, посмотри!

– Вот этот яркий треугольник с хвостом?

– Нет, выше и правее, видишь, как будто клешни по краям, ромбы из звёзд, – пояснил Нортон, обняв Горди за плечи.

– Да, да, я вижу. И точно! На рака треугольник похож, – с восторгом заметила Горди.

– А ведь где-то там, далеко в звёздном пространстве, возможно, существует жизнь. И наверняка там есть такие же, как мы с тобой, или наши двойники. О! У меня родился тост, – воскликнул Нортон. – Выпьем за то, чтобы наши двойники, если они существуют, никогда не расставались.

– Красиво говоришь, Нортон. Но не слишком ли мы часто пьём?

– Тогда, какой смысл останавливаться?

Нортон и Горди повернулись друг к другу и, смотря друг другу в глаза, выпили содержимое бокалов до дна. Нортон приблизился к Горди вплотную и, прикоснувшись своими губами к её губам, поцеловал её. Горди не сопротивлялась. Нортон, собравшись для более чувственного и длительного поцелуя, страстно прижал Горди, как вдруг включилась проекция на стене. Появилось изображение Олемитеса.

– Да чтоб тебя! Нет, я, конечно, патриот, но не до такой степени! Не обращай внимания, Горди. Это автоматически включается, патриотическая минутка с Олемитесом. Он скоро отключится, – взволнованно оправдывался Нортон.

– Уф! Я так напугалась.

Нортон хотел возобновить поцелуй, приблизился к Горди, но она, вежливо отстранив его, вернулась на диван и поставила бокал на столик.

– Что случилось, Горди? – спросил Нортон, подсаживаясь рядом.

– Прости, я не должна была. Это все твоё вино, – сказала Горди, затем, улыбнувшись, добавила. – Не обижайся, но нас уже трое, видишь, – она показала рукой на проекцию, вещающую обращения Олемитеса с одной и той же речью.

– Если в этом причина. Я его выключу, – расстроился Нортон.

– Нет, прости. Не надо так торопить события!

– Я не тороплю, я… хорошо.

– Всё, момент упущен, и… я всё должна обдумать. Для меня это серьёзно, понимаешь?

– Да, понимаю, для меня это тоже серьёзно. Хорошо не будем торопить события, выждем время. Не хочу показаться самоуверенным, но мне показалось, что ты борешься сама с собой. Отпусти себя, ради самой же себя!

– Не знаю, Нортон! Не знаю. Мне пора ехать. Кстати, меня не будет несколько дней в городе. Шеф отсылает меня консультировать специалистов в другой город.

– Вот как?

– Я сама напросилась на командировку, и не спрашивай зачем. Спасибо за угощения, и за вечер, мне было очень приятно его провести с тобой, правда!

– Я отвезу тебя.

– Нет, я сама доберусь. Не обижайся, но я хочу побыть со своими мыслями одна, без тебя.

– Хорошо. Я понимаю.

После того, как Горди уехала, Нортон ещё долго не мог уснуть, осознав, что он тоже не безразличен Горди, да и она вела себя не как обычно. При всей её кажущейся свободе, она была зажата, глаза опускала вниз, краснела. Дыхание было сбивчивым, а жесты рук говорили о том, что она не владеет собой. Все эти вербальные и не вербальные признаки он научился замечать, учась в спецшколе.

Нортон встал с кровати, выпил стакан вина и вернувшись в постель, и стал разрабатывать план действий. – Главное, не торопить события, главное не торопить, – как заклинание крутилось у него в голове у Нортона: – Эх, если бы не включение верховного со своим патриотизмом. Все обломал! Хотя почему со «своим патриотизмом», это же и мой патриотизм! Или не мой? Или мне его просто навязывают? – вихрем пронеслось в его голове. Ворочаясь с бока на бок, Нортон заснул только под утро, и то на пару часов, пока не прозвонил сигнал пробуждения, оповещавший, что пора собираться на службу.