Армагона. Выход – там, где вход

– Кто разрешил разговаривать в строю?! Два шага вперёд! – скомандовал инструктор.

Нелон вышел из строя и, встав перед инструктором, отчеканил:

– Ученик Нелон, учитель! Я хотел…

– Ты хотел сказать, что ты поступил бы так же? – перебив Нелона, спросил инструктор.

– Нет! Я бы попробовал разобраться в ситуации, а вдруг он не враг, – робко ответил Нелон.

– Неправильный ответ! Десять дополнительных часов занятий по теории безопасности. Встань в строй! А теперь переходим к отработке приёмов.

Дети встали в пары и приступили к отработке приёмов, бросая друг друга, через грудь и бедра. Инструктор контролировал правильность выполнения, периодично подходя к парам, поправляя того или иного ученика.

– Представьте, что вы дерётесь с врагом! Никакой жалости, только победа, только поражение врага для вас первостепенная цель! – неистово кричал инструктор.

Двое учеников разодрались не на шутку: разбив друг другу носы, они стали валяться по полу, колотя друг друга изо всех сил.

– А ну прекратить драку! Не надо буквально понимать мои слова. Когда я говорил о безжалостном уничтожении врага, я имел в виду не носы друг другу разбивать, а выполнять жёстко приёмы. А вам двоим отжиматься по сто раз от пола.

Двое, испачканных в собственной крови, драчунов стали отжиматься от пола. Инструктор встал рядом и стал считать отжимания.

– Кстати, девочки дерутся куда жёстче вас, ребята. Имейте это в виду.

Досчитав до ста, тренер дал команду медным голосом:

– Встать в пару и продолжать отрабатывать приёмы, чётко, жёстко и с уважением!

Два нарушителя дисциплины стали бросать друг друга через себя, вытирая рукавом распухшие носы.

5.

В это время в кабинете директора интерната за столом сидели две упитанные женщины преподаватели – инструкторы. Директор с маленькими бегающими глазками и длинным горбатым носом раскачивался в прозрачном кресле. Все внимательно смотрели проекцию выступления верховного. Когда выступление закончилось, директор встал и, повернувшись к большому изображению живой фотографии верховного, поправил рубашку красного цвета и произнёс, как он сам считал, сакраментальную фразу:

– С верховным я живу, умру и восстану из пепла!

– Золотые слова! – произнесла первый инструктор в очках, конспектируя слова директора в прозрачный электронный блокнот.

Директор, заглянул в её блокнот и заметил, что инструктор сделала ошибку.

– Умру и восстану из пепла, а не встану и в пепел! – назидательно продиктовал директор.

– Ой, простите меня, я… это… всё проклятая авто замена. Конечно же умрёте! Да, умрёте и потом непременно восстанете из пепла! – оправдываясь, протараторила растерявшаяся инструктор в очках.

– За вами можно целый день записывать, не иссякните, – обратилась к директору второй инструктор, преданно улыбаясь во весь рот, оголив тридцать два зуба.

– Я вас пригласил, как старших инструкторов нашего заведения для того, чтобы сообщить приятнейшее известие! Скоро будет конкурс среди интернатов. И нам нужно кое-что предпринять. А именно: нам нужно сделать экспозицию нашего, – директор посмотрел на стену и показал на смиренно улыбающийся портрет верховного, затем выдержав паузу, продолжил, – нашего, не побоюсь этого слова, корифея науки и благодетеля – Олемитеса!

– Правильно! Маловато у нас освещено его достижений, – сказала второй инструктор.

– Во-от! Поэтому я тут подумал и решил восполнить пробел. Я предлагаю: сделать первую экспозицию, как наш верховный одним выстрелом убивает пятерых, нет, семерых, да, семерых врагов! – вытаращив глаза, сказал директор.

– Свежо! – уважительно подметила второй инструктор.

– Да! А вот следующая экспозиция должна выглядеть так: верховный выносит из пожара на руках двух, нет, – трёх малолетних детей! – имитируя руками, как бы выносил из пожара детей Олемитес, – сказал директор.

– Я прошу прощения, но я читала биографию верховного, он никогда не убивал одним выстрелом нескольких врагов. Он вообще никого не убивал сам и не выносил из пожара детей, он ведь руководил военными действиями, – недоуменно пробормотала первый инструктор.

– Да, не убивал, и не спасал! И что?! – сказал, как отрезал, директор, затем задумавшись, добавил. – Не убивал и не спасал, но мог! Мог, если бы ему представилась такая возможность.

Директор немного нервничал, поэтому всё время тёр ладонью кулак. Усевшись в кресло, он вопрошающе посмотрел на инструкторов, затем спросил:

– Что скажите?

– Конечно, наш верховный мог и убивать, и спасать. В разное, естественно, время. Только пусть будет не три, а два ребёнка, две руки – два ребёнка, – восхищённая внезапной смекалкой, заявила вторая инструктор.

– Эх! Нет в вас романтики, духа героизма и самопожертвования – наседал директор, – Все же я настаиваю на троих детях. Пусть один у него повиснет на плече. И чтобы рядом были его помощник, главный министр. Пусть он как бы спешит ему на помощь.

– Я дико извиняюсь, но во время войны был другой главный министр. Это же было пятьдесят лет назад. Разве нет? – робко промямлила первый инструктор.

– Вот кто тебя всё время за язык тянет, а? – возмутился директор, – Такую идею уничтожила! Хорошо, главного министра не надо. Пусть будет один Олемитес. Это даже лучше. Подвиг будет более весомым, когда один. И чтобы в натуральный рост и больше естественности. Кстати, кто помнит рост нашего Олемитеса?.

Оба инструктора переглянувшись, пожали плечами.

– Так никто его живьём не видел никогда, – сказала первый инструктор.

– А Вы видели верховного? – спросила второй инструктор.

– Что Вы?! Я чином не вышел, видеть его натурально. Я чтобы не ошибиться и не занизить рост, учитывая средний рост… сделаем его двухметровым. Не будем экономить на росте.

– Вот это очень смело! – сделала комплимент первый инструктор.

– Главное, чтобы наши воспитанники видели пример для подражания. Эх, хорошо бы сделать экспозицию, как наш верховный во время войны закрывает собой какую-нибудь точку обстрела, дзот, окно, или самоходный механизм, – потирая ладони, мечтательно произнёс директор.

– Проблемка. Он ведь жив, а если собой накрыть точку обстрела, шансов выжить нет, – сказала первый инструктор.

Директора интерната после ломающих гениальную идею, слов передёрнуло, он уже хотел обрушить свой гнев на педагога, как на непримиримого врага его мыслей, как второй инструктор, подняв руку, протараторила:

– А что, если он чудом выжил, ранения были не смертельными, или может быть, он такой не убиваемый, живучий, или…

Второй инструктор, запутавшись в своей фантасмагории, замолчала, хлопая глазками, а потом виновато добавила:

– Что с нас взять?! Мы женщины глупые!

– А чего ты за всех говоришь? Я вот не глупая, я правильно всё поняла. Правда, уважаемый директор? – проблеяла второй инструктор в поисках дружеской поддержки у директора.

– Ты молодец! – сказал директор, одобрительно посмотрев в сторону второго инструктора, и, обратившись к первому инструктору, буркнул. – А ты – нет, а ты ещё детей учишь? Ай-яй-яй!

Второй инструктор покраснела, но взяв себя в руки, ляпнула очередную глупость, наивно рассчитывая на пожизненную реабилитацию своего шефа:

– Олемитес выжил, благодаря бронежилету после того, как его ранило, и наша лучшая медицина в мире его вылечила.

Педагоги – инструкторы понимали абсурдность и нелепости своей фантазии. Но нужно было что-то предлагать, иначе на их место директор мог взять более предприимчивых и креативных преподавателей.

– Ну, нет, так не пойдёт. Какой же это подвиг, если ты выжил? Да и не поверят. Лучше так: Олемитес во время боевых действий накрыл собой точку обстрела и был ранен, – директор замолчал на несколько секунд, затем, поморщился и сказал. – А, это уже предлагали, или нет? Ладно, оставляем только спасение детей и ловкий выстрел верховного в семерых одновременно. И все должно быть натурально, все персонажи из качественных материалов, – строго сказал директор.

– Крови на врага не жалеем? – спросила первый инструктор.

– Ничего не жалеем. Мы должны победить на конкурсе экспозиций среди интернатов. Ну и ребятки нам что-нибудь продемонстрируют, как врага надо убивать, как допрашивать, и всё такое. Не подкачайте. Если возьмём первое место, я вас награжу из директорского фонда.

– Приложим все усилия, – синхронно ответили инструкторы.

– Да, и проконтролируйте, чтобы у воспитанников в комнатах все инструкции и методички были в наличии и на своих местах. А теперь идите, и готовьтесь. Принимать буду лично по каждой дисциплине. И пригласите мне этого, как его… организатора внеурочных мероприятий, – приказным тоном сказал директор.

Педагоги – инструкторы ушли. Директор выпил воды и стал внимательно всматриваться в портрет Олемитеса. Лицо директора менялось, оно становилось то серьёзным, то расплывалось в улыбке, то делало озабоченный вид. Директор мечтал, как его отметят и наградят за патриотизм, а возможно и повысят в должности. Волнительные раздумья прервал организатор внеурочных мероприятий и свободного времени. Войдя наполовину в кабинет, он робко спросил:

– Можно? Вызывали?

– Да, вызывал. Проходи, садись и слушай. Скоро будет конкурс среди интернатов, но, как я понимаю, это не просто конкурс, а ещё и проверка, как бы негласная. От тебя нужно, чтобы наши воспитанники всё свободное время тратили на подготовку разных показательных выступлений. Придумай что-нибудь. Удиви!

– Придумаем. Есть чем похвастаться. Спортсмены наши выступят, есть достижения в конструировании. Вот… значит, есть несколько ребят, рисуют хорошо, объявим конкурс на лучший этюд нашего города.

– Какого города? Никаких этюдов. Значит так: пусть рисуют портреты нашего Олемитеса и главного министра. Придумай сам. Что-нибудь в военном стиле, изобразите их на какой-нибудь военной технике. Есть вопросы? – важно спросил директор.

– Можно вопрос? Я как раз по поводу военной техники хотел спросить. А зачем наша страна продаёт этим мерзавцам, Радонцам, военную технику и Латоний?

– Они же нам за это автомобили, сельскохозяйственную технику продают. И заметь хорошую технику, чтобы мы не затрудняли себя её производством, – с чувством политического превосходства над подчинённым ответил директор.

– Вот вы мне так всё здорово объяснили, теперь я всё понимать стал. А то ходил как неполноценный, всё спрашивал себя, что, да как.

– Ну, всё иди, работай!

Довольный проведённым совещанием, директор подошел к окну и стал всматриваться вдаль. Периодически приподнимаясь на цыпочках, директор произнес фразу, которая ласкала его слух и возвышала в собственных глазах: – Тут главное – умение поставить задачу.

6.

Нортон едва дотянулся до строн машины, чтобы взять приготовленный только что напиток строн, как на настольном экране появилось круглое красноватое лицо его начальника Лопиона.

– Нортон, зайди ко мне, я тебя жду уже полчаса, – недовольным тоном произнёс начальник.

– Сейчас буду, босс, – отчеканил Нортон, нажав на кнопку варочной машины. – Если Вы об отчёте, то он у вас в еженедельном файле.

– Я его видел, я по другому вопросу. У нас возникла небольшая проблема, я тебя жду, – монотонно сказал Лопион и отключился от сеанса.

Нортон глотнул из кружки и, выйдя из кабинета, направился к лифту. Набрав на табло двести двадцать пятый этаж, Нортон скрылся за дверями скоростного лифта.

Начальник Нортона – Лопион, добрый лысеющий толстячок, получил своё назначение по протекции. Он был по природе очень осторожным и очень боялся вышестоящее начальство, но больше всего он боялся своей супруги, управляющей департаментом унитарных учреждений города. Недовольство супруги было для Лопиона не только нервным испытанием, но и, порой, испытанием прочности его костей. Никакими особыми природными качествами он не обладал, и чтобы повысить свою значимость в глазах своего руководства, он придумывал про себя всякие небылицы, рассказывая как, будучи на охоте, подстрелил самого большого на планете дикого зверя – когтелапа (медведя). Рассказывал настолько убедительно, что его рассказ не вызывал никаких сомнений. Втирая придуманную им чушь, он наглядно жестикулировал руками, вставая в нелепые позы. Иногда для убедительности брал нож в руки и показывал, как он пытался снять с когтелапа шкуру. Так как в его фантазии предел не намечался, Лопион всякий раз менял концовку поединка с когтелапом. По одной версии сражённый им зверь внезапно оживал и опять набрасывался на него, и после продолжительной смертельной борьбы, Лопион перерезав хищнику горло. По второй версии он убивал хищника из ружья.

Кабинет Лопиона был увешен двигающимися фото-файлами с якобы убитыми им животными, а также пойманными рыбами с него ростом. Венцом творения фото-рыбалки была новая фотография, где Лопион, находясь под водой в водолазном снаряжении, убивает обычной деревянной острогой трёхметрового морского дьявола (мурену). Этот ничем неподтверждённый факт заметно возвышал его в глазах нижестоящих недотёп, и, как он сам полагал, в глазах начальства.

Нортон вошёл в кабинет, увидев фото с морским дьяволом, остановился и радостно воскликнул:

– Что это?! Вы победили морского дьявола? Каков красавец, а!

Лопион после слова «красавец», немного застеснявшись, погладил себя по остаткам волос на голове и слегка втянул живот.

– Каков красавец этот морской дьявол! – восхитился Нортон.

– Представь себе, убил обычной строганной палкой. Правда, пришлось повозиться. В этом чудовище более двухсот килограммов чистых мышц. Только после третьего удара, этот опасный хищник сдался, – важно подытожил Лопион.

Лопион подошёл к фото и, встав рядом с фото-файлом, надулся от гордости, словно рыба Фугу.

– О! Я поражён! Один против морского дьявола. Да кто бы отважился на такое?! – нарочно расплёскивая лесть через края, восхищался Нортон.

– Пустяки! Главное – внезапность и ни грамма сомнения в победе! Ну и самообладание, конечно! А теперь к делу. Ты знаешь, зачем я тебя позвал? Не знаешь! А я знаю.

– Просветите? – часто помаргивая глазами, спросил Нортон.

– Дело вот в чем: в последнее время эти проклятые радонцы каким-то образом стали приобретать чип-драйверы.

– Но откуда? Подделка? – удивился Нортон.

– В том-то и дело, что это не подделка – это наши чип-драйверы. Кстати, сбежавший недавно террорист, как его…. Дорин кажется, может, уже воспользовался таким чип-драйвером, а они все у нас на учёте и переформатировать их можно, только получив чип из отбракованной партии.

– Вы считаете, что бракованная партия не до конца была уничтожена?

– Именно! А ты возглавляешь одну из групп безопасности электронных систем и в том числе носителей – чип-драйверов, – с укором сказал Лопион.

– Я понял! Я усилю контроль утилизации брака и контроль учёта, – отчеканил Нортон.

– Да, а то мне уже угрожают сверху проверкой. А ты же знаешь, что это бросит тень подозрения на нас. А этого допустить нельзя. Меня зам главного к себе вызывал, орал как потерпевший.

В это время на стене кабинета появилось проекционное изображение Олемитеса. Лопион вздрогнул и, вцепившись в кресло руками, уменьшился в размерах. Олемитес спокойным вкрадчивым тоном произнёс:

– Я сделал страну свободной и приложу все усилия, чтобы ваша жизнь стала ещё лучше! – Олемитес поднял руку и, сжав пятерню в кулак, исчез.

Лопион выдохнул и, выпрямившись в кресле, выдохнул:

– Он так всегда внезапно появляется, не могу к этому привыкнуть. Хотя я всегда рад видеть его в полном здравии.

– Ну, я пошёл?

– Да, иди и будь начеку. Враг не дремлет! Да, кстати, ты, когда оформишь свой брак? Ты с этим не затягивай, сам понимаешь, правила – есть правила! Иначе можешь лишиться многих преференций. Лимит холостяка подошёл к концу ещё год назад, я тебя уже должен был лишить части льгот.

– Я работаю над этим, босс. Спасибо, что не лишили меня льгот. Я вас не подведу, – с благодарным выражением лица сказал Нортон.

Глава 2

1.

Нортон стоял возле концертного здания в ожидании Горди, то и дело, поправляя недавно купленный красный галстук, единственную цветную вещь, которую ему было позволено носить по статусу. Галстук был ярким и подчёркивал положение в обществе его хозяина. Несмотря на то, что многие прохожие были одеты скромно и не отличались практически друг от друга разнообразием гардероба, Нортон заметил, что ни он один заслужил от государства преференции. Мимо него шли прохожие в цветных галстуках, цветной обуви, а кто-то был в цветных костюмах.

Горди опаздывала, Нортон немного нервничал, посматривая на огромные святящиеся часы на стене концертного здания. Вдруг Нортона со спины кто-то похлопал по плечу, он радостно обернулся, но перед ним стоял сотрудник службы контроля порядка.

– Добрый вечер! Прошу идентифицировать себя, – важно потребовал страж порядка.

– А что, собственно, произошло? – нервно спросил Нортон.

– Ничего пока не произошло, но если вы не пройдёте идентификацию, то произойдёт. У вас есть допуск носить цветные элементы одежды?

Нортон надменно прислонил руку с чип-драйвером к считывающему устройству, которое протянул ему страж порядка, и через секунду недовольно спросил:

– Ну, что? Все в порядке?

– Да. Извините, хорошего вечера!

Страж удалился. Нортон сплюнул и крикнул вслед уходящему блюстителю порядка:

– И вам!

Нортон не понимал, почему именно к нему подошёл этот законник, ведь рядом проходили и другие обладатели цветной одежды. Нортона опять кто-то похлопал по плечу.

«Ну, вот опять!» – подумал Нортон.

Обернувшись, он увидел Горди. Она была одета в облегающее серое платье, которое подчёркивало её стройную фигуру.

– Привет! Извини, я немного опоздала, – улыбаясь, сказала Горди.

– Привет, Горди! – растерянно произнёс Нортон. – Ничего страшного, я сам только недавно пришёл.

– Ух ты! Какой у тебя галстук! Цветной! – удивлённо сказала Горди.

– Да, это… в общем… надел по случаю, – смущённо ответил Нортон.

– Ну что, идём наслаждаться пением великой певицы, и её шоу, – взяв под руку Нортона, сказала Горди.

Они вошли в концертное здание и, показав при входе два проходных билета, направились в зрительный зал. Усевшись на свои места в центре зала, они с восхищением стали любоваться цветной голографией, привезенной артистами. Ничего подобного они раньше не видели. Голографические фигуры пролетали мимо зрителей, превращаясь в планеты, в звезды и в причудливые фигуры. Голографические шары копировали лица зрителей. Растягиваясь и сжимаясь, они превращались в жидкий хромированный металл, взлетая и опускаясь перед объектом копирования. Два таких шара остановились перед Нортоном и Горди, скопировав их лица, они взметнулись вверх.

– Ой, смотри, это же мы! – воскликнула Горди.

– Ой, точно! Мы! – восторженно произнес Нортон.

Слившись между собой, голографические шары со скопированными лицами превратились в единое лицо, похожее как на Горди, так и на Нортона. Резко разъединившись, шары разлетелись в разные стороны и превратились в букеты цветов.

– Какая прелесть! – восхитилась Горди.

– Я ничего подобного не видел, представляю, какой будет концерт, если такое шикарное начало, – заключил Нортон.

– Да, наверное, это будет нечто.

Зазвучал предупредительный сигнал о начале концерта. Свет в зале стал приглушённым, на сцену под бурные аплодисменты вышла певица Орландия. Серебристое платье из тонкой материи едва прикрывали пышную грудь и начало длинных стройных ног, обутых в прозрачные туфли на высокой платформе с переливающимися огнями. Зазвучала музыка, платье певицы стало менять цвет в такт музыке. Орландия запела. С первых же нот Нортон, не обладая изысканным музыкальным слухом, услышал фальшивые нотки и не очень приятный тембр. Певица, как ни в чем не бывало, продолжала процесс самолюбования на сцене.

Так как любая поэзия на Армагоне была запрещена, то в песнях отсутствовал текст. Музыкальный аккомпанемент сопровождался голосовым интонированием мелодии – это и называлось пением.

Нортон осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, одному ли ему слышится фальшь. Но вся публика ликовала, не оставляя Нортону никакой надежды на солидарность. Нортон, заметив у Горди удивлённое выражение лица, спросил:

– Мне одному слышится фальшь?

– Что это такое вообще? – в полном непонимании ответила Горди.

Публика изнывала от вокального экстаза. Нортон ещё раз посмотрел по сторонам и заметил, что у нескольких зрителей такое же выражение лица, как и у Горди. После очередной песни Нортону стало не по себе. Он стал мучительно ждать окончания пыток над его ушами. Обратившись к Горди, он спросил:

– И это лучший голос Армагоны?

– Что за?!

В это время платье на певице стало совсем прозрачным, и все увидели, что звезда сцены без белья. У всех девушек из балета так же исчезла одежда. Певица под общее ликование мужчин глубоко присела на корточки, недотянув несколько нот. Эта очередная фальшь никого не смутила, мужская половина зала была в восторге не отпения. Через несколько мгновений к обнажённому балету девушек из-за кулис стройной шеренгой присоединился отряд голых мужчин. Встав в пары с девушками, они стали танцевать. Зал взорвался овациями, уже с подавляющим перевесом со стороны женщин.

– Идём отсюда, – крикнула в ухо Нортона Горди.

– Да, я думаю, пора, – ответил Нортон.

Нортон и Горди и ещё несколько зрителей вышли в центральный проход и покинули зрелище.

Выйдя из концертного зала, они направились к автомобилю Нортона. Садясь в старенький автомобиль, Нортон спросил:

– Говори адрес. Где ты живёшь?

– Двенадцатый квартал, сорок седьмая улица. Дом сто двадцать четыре.

Машина Нортона ехала по раскалённому асфальту серо – бежевых улиц города. Все окружающее, кроме неба, выглядело, как черно-белое кино. Архитектура была незатейливой и однообразной. Дома близнецы имели круглую форму и упирались высоко в небо. Лишь звезды на небе своей палитрой из разных цветов, разбавляли монохромный городской пейзаж. Нортон ехал небыстро, чтобы продлить общение с Горди.

– Этот концерт, это что-то, я просто в шоке! Что это было? – смеясь, спросил Нортон.

– Это был шабаш! Порнография, – ответила Горди и тоже засмеялась.

– Голографическое шоу перед выступлением было лучше самого выступления.

– Это да, я сама до сих пор под впечатлением. Этот противный голос ещё можно было вытерпеть. Но, когда вышла толпа голых девушек с мужчинами, а те стали трясти своими, прости, приборами, мне как-то стало не по себе.

– Поверь, мне тоже стало не по себе. Мужчины там были лишние, – серьёзно добавил Нортон.

– А-а, тебя только голые мужики смутили, да? – удивлённо спросила Горди.

– Да, чего доброго приснятся ночью! Я думал, мы пришли на концерт, а попали на стриптиз.

2.

Дорин ехал в чёрном такси на встречу с представителями подпольной организации. Он был с бородой и усами. Большие очки с толстыми диоптриями, из которых торчали выпученные глаза со вставленными линзами синего цвета, и раздутые щёки от вложенных в них силиконовых вкладышей изменили его лицо до неузнаваемости. Такси остановилось возле большого здания. Дорин прошёл пешком метров триста и направился к двери небольшого здания. Оглядевшись по сторонам, Дорин нажал на кнопку вызова. Дверь отворил небольшого роста кудрявый толстячок.

– Приветствую тебя, Дорин! – сказал толстячок.

– Приветствую! Все в сборе? – тихо спросил Дорин, снимая очки с толстыми диоптриями.

– Да, все тебя ждут! Идём.

Пройдя по большому коридору они, спустились в подвальное помещение и, сев в лифт, стали опускаться на несколько уровней. Двери лифта открылись, в небольшом плохо освещённом коридоре было три двери, проводник вошёл в среднюю, Дорин последовал за ним. В небольшой комнате, заваленной стеллажами, в центре стены стоял покосившийся шкаф. Толстячок открыл дверцу шкафа, поманил Дорина и нырнул в проём, Дорин пошёл за ним. Оказавшись в длинном коридоре, они остановились перед железной дверью. Толстяк нажал на комбинацию маленьких кнопок на двери, прозвучал сигнал, дверь медленно открылась. В комнате с большим столом сидело около десяти представителей подпольных организаций. Увидев Дорина, все дружно поприветствовали его вставанием.

– Добрый вечер! Извините, немного опоздал, – вытаскивая изо рта вкладыши, сказал Дорин, присаживаясь за стол к собравшимся руководителям групп.

– Теперь все в сборе, можем начинать, – торжественно произнёс председательствующий с худощавым лицом лет сорока по имени Робби.

– Братья! – обратился к окружающим Дорин, – Правительство Армагоны делают все, чтобы наши государства враждовали.

– Даже не жалеют своих сограждан, взрывают свои же объекты, – подхватил Робби.

– Да, недавно был взорван исследовательский институт и торговый центр – и ответственность за эти взрывы повесили на Радонию, разжигая ненависть между Радонией и Армагоной, перетёкший в военный конфликт, пусть вялотекущий, но конфликт, – продолжил Дорин.