Из хроник Фламианты: Разменная монета.

– Разве ей это не подходит? – ухмыльнулся Лагоронд. – По-моему, ей это соответствует намного больше, чем тебе и Велогору, притом, что во всей Фламианте не сыщется, кто бы ещё так вожделел риска, как ты и он.

– Я не понял, тебя в ней это восхищает или раздражает?

– На этот вопрос нет ответа. В ней достоинство лишено разграничительных берегов, оттого заводнило собой всё и теперь граничит с безумием. Каждое сильное качество заслуживает уважения, но оно должно содержаться на поводке рукой рассудительности.

– Раздражает, что Лавидель не на поводке, но при этом хочешь, чтобы её от него высвободил, когда вопрос касается жизни тех, кто тебе ближе?

– Моя воля, я бы вас всех на него посадил и оставил в безопасности, но на ваше упрямство даже моей крепости не хватит. Твой младший стир достойна почтительного отношения, но если должно выбирать между ней, тобой и твоим народом, то для риска в безымянной земле я бы выбрал её, а вас бы защитил. Но, когда я сказал, что ответственность за безопасность народа я бы ей не доверил из-за слабостей туманного народа, то я в первую очередь о ней подумал. Она своё посвящение делу не контролирует, с головой уходит, так внутренний ресурс всё время уменьшается. Пусть он у неё намного выше, чем у большинства тэльвов народа Бэлера, но он иссякнет, а учитывая её склад ума и характер, для неё это смерти подобно. Ограждение её от подобных задач – стена безопасности для её будущего.

– Боюсь, она бы сейчас хорошенько это оспорила, – тихая, раскатистая усмешка Эндулина, вызвала широкие улыбки на лицах присутствующих в комнате.

– И ты бы с ней согласился?

– Дело не в согласии, мой король. Я не до конца понял вас. Вы хоть и готовы отдать её риску, лишь бы там не оказался ваш брат и его народ, но всё же больше опираетесь на уверенность в крепости Лавидель, это по вам видно, но при этом желаете спрятать от сложностей ответственности стира, предполагая, что не справится. Ваш брат, наоборот, с лихвой сгружает на её плечи груз положения стира, доказывая, что это ей под силу, но при этом прячет от риска безымянной земли, боясь, что оступится. Сложив мнения двух самых рассудительных представителей Фламианты, можно уверенно утверждать, что она и для одного, и для другого сгодится, а значит, вы это понимаете, но оба сопротивляетесь. Теперь мне непонятно, чего в вас больше: желания защитить или вожделения утрамбовать Лавидель в послушное русло?

– Да и твои стиры перед королями не теряются, – Сэлиронд бросил подтрунивающий взгляд на брата.

– Чего так смотришь? Это они от твоих нахватались, так что давай, сам отвечай.

– Ладно, я отвечу, но тогда не серчай на то, что скажу. Твой король, – Сэлиронд вернул взгляд на Эндулина, – не может смириться с тем, что Лавидель для него стала тоже, что Алимин, Велогор и ты, хотя не носит крови тэльвов наших народов, оттого в нём хаотично бьются восхищение и раздражение. Он не защищает и не утрамбовывает, лишь старается привести её в лучшее положение, но, когда отсутствие смирения перед очевидным фактом врывается в его сознание, он быстренько старается вывести Лавидель за черту круга доверенных лиц, отсюда и подобные речи. Даже Лавидель это поняла, потому и не обижается. Я же в данном конкретном вопросе, менее благороден и всего лишь предпринимаю очередную попытку чуть подстругать её нрав. Только вы ей об этом не проболтайтесь, – Сэлиронд не сдержал добродушного смеха. – Ей соблазнительны вызовы, но невозможно быть героем везде. Мы подобны заводям: если разбегаемся множеством ручьев, теряем силу и глубину. Это не плохо, если прежде нет цели пробить путь сквозь тесно-сжатые скалы и дотянуться до другого края земли. Но иногда должно ущемлять собственные мечтания, доблесть и амбиции во имя большей благодетели, и она это поймет, должна понять.

– Но сейчас она тебя вряд ли понимает. Твои решения её душу уязвляют, это видно, оттого очевиднее, что амбиций в ней больше, чем рассудительности.

– Понимает, просто пока, как и ты, с очевидным не смирилась, – ещё по ходу ответа Сэлиронд пошел по видимой только ему траектории более глубокого понимания собственных слов и увяз во внутренних думах. Договорив задуманное, он умолк, застряв глазами в одной точке.

В узком кругу он частенько проваливался умом в выстроенные внутри него дальновидные стратегии и мыслительно разглядывал их с разных сторон. Никто из близких не пытался в такие моменты докучать попытками вникнуть в его логическое построение и увидеть окончательные цели. И дело не в том, что они не имели такого желания, а в том, что Сэлиронд прятал их очень умело и без необходимости никого не подпускал к точке, с которой можно было досчитать ход его мыслей самостоятельно. Все давно смирились с этой привычкой, успокаивая себя тем, что он, делая какой-то шаг, имеет под ногами твердое и защищающее всех ви́денье. Даже Лагоронд, который своей мудростью читал замыслы брата лучше всех, иногда не видел пределов его сложенной головоломки и опирался лишь на то, что он осознает, куда приведут его шаги. Видя увлеченное раздумье Сэлиронда, Лагоронд переключил внимание на Велогора.

– Ты о ней того же мнения или согласишься с тем, что она излишне берет на себя?

– Эта девчонка не уступает внутренней крепостью кровным тэльвам Маландруима, король. Если имеете в виду, что ей не по плечу возлагаемое королем доверие, то я оспорю. Если подразумеваете, что делает больше, чем требует положение младшего стира, то соглашусь, но лишь как с фактом. В наших народах при одной королевской персоне статус старшего стира может носить только один тэльв или тэльвийка. Это место за мной, но Лавидель для нас двоих не меньше. Это понимаем и мы, и она, потому она полномочиями старшего пользуется и ответственности не избегает, а мы ей в этом доверяем, на неё смело опираемся.

– Я думаю, мой король преимущественно говорит о вероятности её угасания под натиском суровой жизни положения стира в отсутствии генетической принадлежности нам. Наша с тобой сила и выносливость постоянно в состоянии роста благодаря крови предков. Мы мужчины и носим полный ген, а это на два умножает воинственные способности нашего тела, духа и ума. Также, положение старших стиров богаче одаряет нас от могущества наших королей, а Алимин и Лавидель не имеют данного преимущества. Убери эти составляющие, много в нас останется? Минуй она части ответственности при таком положении дел, гораздо дольше бы могла продержаться в положении силы.

– Если предположить, что твой король прав, Эндулин, и Лавидель лишь на упрямстве вывозит, то тогда её действительно нужно значительнее придерживать, только мне и моему королю это не под силу, хотя мой король ещё не отказался от попыток оспорить этот факт. Но я уверен, в ней есть подобные нашим преимущества, что поддерживают её внутреннюю крепость. Она чудесный тактик, доблестный и одаренный воин, в этом вы все заверены, но в оном невозможно блистать столько лет только за счет упрямства. Думаю, беспокоиться не о чем. Под покровом моего короля она приучится видеть шире и осознавать значимость в пренебрежении некоторыми молниеносными шагами во имя победоносной стратегии, тогда её силы начнут расходоваться целесообразнее, – Велогор вдруг растекся в улыбке. – Но, думаю, ей никогда не удастся полюбить покой больше вызовов и рисков. Они для неё желаннее праздников.

– Как же я её понимаю, – явно не собираясь делать этого вслух, обронил Алимин.

– Что ты там бубнишь? – разулыбался Эндулин. Желая удержать сына в разговоре, он решил чуть подлить масла в огонь. – Мой сын красоты жизни боится больше, чем лязганья мечей, оттого так болтает.

– Молодежь любит романтизировать войну и вызовы, – подключился к разговору, вернувшийся Шэлин. – Вы не против, если присоединюсь?

– Твоей компанией каждый из нас дорожит, Шэлин, и тебе это известно, – за всех ответил Лагоронд. – К чему такой вопрос, если заверен в том, что мы тебе рады?

– Может, мне захотелось от тебя лестных речей послушать? От тебя ведь их без причины не дождешься, – Шэлин сопроводил ответ косым ироничным взглядом. Пройдя до зоны отдыха, он крепко ухватился за поручни одного из сидений, чтобы передвинуть его ближе к камину.

Лагоронд незаметно подмигнул Алимину, дабы тот помог члену совета осуществить задуманное. Тот послушно поднялся на ноги, учтиво перенял на себя задачу и переместил стул в необходимую точку.

– Благодарю, Алимин, – Шэлин одобрительно прихлопнул младшего стира Лагоронда по плечу, а затем развалился в кресле и вернулся в прежнюю мысль. – Нет в войне ничего лиричного. Героизм и путь воинов до конца дней держит их в кандалах, вынуждая бренно шагать в стороне от истинной и лёгкой красоты жизни.

– Зато благодаря им, другие могут красоту жизни испивать до дна, а значит, в жизни воина есть своя красота и романтика, – оправдал своё мнение Алимин.

– Большая печаль для всего народа и его будущего, если кому-то приходится отдавать себя в это заточение, – Эндулин несколько лет пытается оспорить привязанность сына только лишь к пути воина, но пока не сумел основательно поколебать её опору. Сейчас он обрадовался возникшему разговору. – Войны увечат души многих поколений.

– Но гораздо бо́льшая беда, если не окажется тех, кто возьмет на себя это бремя. Разве не прекрасно, что мы полагаем себя во имя счастья и свободы своих семей?

– Для расцвета, величия, счастья, и свободы народа необходим мир. Герои достойны уважения, но лишь «жизнь без войны» достойна воспевания. Да, иногда мы вынуждены брать в руки мечи, но это не должно быть нашей страстью и упоением. Воинам необходимо врачевать души от следов войны в объятиях обычной жизни, а не привязывать их к войне, иначе они превратятся в тяжелый камень для крыльев судьбы своего народа. Иногда война неизбежна, и мы достойно входим в неё во имя дома, но мы не отдаем в её руки власть переопределять нас.

Все присутствующие тяжело вздохнули. Лагоронд, Сэлиронд, Бэлер и Велогор обрамлены тяжелыми оковами подвигов, и прекрасно понимали слова Шэлина и Эндулина. Их память постоянно напоминала и утверждала, какого будущего и настоящего они хотят для своего народа и то, от чего хочется уберечь каждого, но не всегда это возможно, и от этого груз ещё тяжелее.

– Вот, посмотри на эти погрузневшие лица, – Эндулин весело встряхнул сына за плечи, – и иди разучивай танцы для Флистмина.

– Но всё же я воин и стир, – возразил Алимин, – это мой путь. Разве я не должен в нём находить для себя красоту и упоение?

– Алимин, – Лагоронд специальным жестом остановил Эндулина и забрал в свои руки право дать ответ младшему стиру, – не в войне и подвиге ты должен найти красоту и упоение, а несмотря на них. Несмотря на путь сражений и рисков, ты должен сохранить любовь к жизни и миру, этим животвориться – вот наивысший подвиг. Тебе нужны мечты и увлечения вне твоего положения, это сохранит тебя на вершине твоего величия, а именно тогда ты опора своей семье и своему народу. Мы защитная стена нашим тэльвам, это однозначно требует нашего посвящения и доблести, но это лишь одна из частей нашей судьбы. Ты же можешь обогатить мир и собственную жизнь множеством граней.

– Как в мечтах и развлечениях можно находить значимость?

– Счастливая душа преобразует мир, Алимин, и гарантирует ему процветающее будущее, а для этого нужны мечты, что высвобождают твой творческий потенциал. Нужны увлечения, что радуют. Необходимы восполнения желаний души. Потому послушай отца и подучи пару танцев для домашнего праздника, того и гляди прикипишь к подобным занятиям, – Лагоронд закончил монолог подтрунивающей ухмылкой.

– Вас-то я в танцах ни разу не видел, – шёпотом пробурчал Алимин себе под нос, но именно в этот момент в комнате возник миг молчания, и его возмущение стало всеобщим достоянием.

– Мой брат в твоём возрасте ой как хорош был в танцах, да и сейчас себе прежнему не уступает, – сквозь смех вставил Сэлиронд.

– Прошу прощения, мой король, – смутившись, обратился Алимин к Лагоронду.

– За что ты извиняешься, Алимин? За то, что был услышан, или за сам ход своих мыслей? – Лагоронд сделал небольшую паузу, чем ещё сильнее смутил стира. – Тебе извиняться не за что, ведь ты дозволенных границ не перешел. Твои мысли имеют право звучать, более того, я их знать желаю, иначе как я смогу на тебя опираться? Также, как и твоему отцу, ирония тебе позволительна.

– Но мой отец вам друг. Он старше вас и путь с вами от вашего детства разделяет, а я на десяток тысячелетий младше, да и положением младшего стира только обзавелся. Я границу того, что вы одобряете, а чего нет, не понял, оттого моё смущение и нежелание быть во всём услышанным.

– Как ты мои границы без меня понять собираешься? – мягким тоном сопроводил вопрос Лагоронд. – Ладно, – видя, что Алимин ещё сильнее увяз в дискомфорте, он снял вопрос высказыванием собственных мыслей, – я твою неуверенность понял, но хочу, чтобы ты не боялся исследовать и обрастать тем, что тебе дает новое положение и моё к тебе отношение. Что бы ты осязал пределы дозволенного и смелее двигался, я тебе их сам прорисую. На отца своего посмотри и помни, что твои пределы его не уступают. Я уверен в том, что ты несешь в себе глубокое почтение к моему положению и к моему содержанию, оттого тебе и ирония позволительна, и несогласие.

– В этом вы правы, мой король, я вас очень глубоко почитаю, – тут же среагировал Алимин, вызвав общее увеселение.

Несмотря на то что Лагоронд защитил возможность стира безопасно высказывать мысли и отстаивать личные убеждения, Алимин не решился воспользоваться этим прямо сейчас. Присутствующие это поняли, потому не стали продолжать дискуссию и вывели молодого командира из фокуса внимания. Возникшая пауза как-то враз родила желание взять время на восстановление после минувшего дня. Окончательно расслабив тела в чу́дных сиденьях, все увязли в отстранённом блуждании рассудком по собственной душе.

∞

Лавидель добралась до южных штилов к середине ночи. Млантир и Стварис встретили её у первого надзорного выступа. Они были старше молодой приобщённой, но считали её хорошим другом. Их отношения не поменялись и после того, как именно она была возведена в стиры короля. Конечно, Лавидель, несмотря на более высокий чин, старалась не нарушать границ достоинства Млантира и Ствариса и всегда высоко ценила их опыт, отвагу и рассудительность, но в её уверенности и глубине ума отчетливо проявлялась разница между ними. В самом начале их отношений возникали сложности из-за подобного различия, но Лавидель очень быстро научилась оставлять «крылья» под мундиром, а оба тэльва достойно быть собой и принимать её превосходство. Теперь дружба не утруждала, а несла легкость.

– Надо выманить их оттуда всех разом, но как это сделать, если король запретил приближаться к гнезду? Смотри, – Млантир быстро провел мелком по коричневой бумаге, где были набросаны примерные очертания горного рельефа. – Мы пробовали обойти гнездо с фланга, там есть расщелина шириной в твой меч – вполне достаточно для тэльвийского взгляда, но мы ничего не увидели, ни души, и при этом именно оттуда выползают эти мыши.

– Мы с Велогором, после посещения Опина в прошлом месяце, прошли вплотную с границей гнезда. Вдоль дальнего гребня по правому флангу есть впадина – это единственное место, которое может спрятать южан от тельвийского взора.

– Ты уверенна? Вы же не входили в этот квадрат чертовки. Выходит, на опыте не заверены.

– Я уверена. Добровольные изгнанники Леондила подтвердили наше заключение.

– У Леондила есть изгнанники? – Стварис изумленно округлил глаза.

– Стварис, ты где все эти года плаваешь умом? – удивился Млантир. – Эта новость изжила свою оригинальность несколько веков назад и уже давно так же обыденна для слуха, как возведение Лавидель в стиры короля.

– Это напрямую к моей ответственности не относится, потому не вслушивался, –оправдался Стварис. – Теперь просветите меня, а то не хочется в дураках ходить. Одно дело при вас им выглядеть – это ерунда, но другое дело при других.

– Подразделение из пяти тысяч воинов, для которых Фламианта что-то значит, не разделили с королем идею обособленной жизни и покинули Леондил около тысячи лет назад. Они обосновались в приозерье и пресекают набеги южан с западных высот безымянной земли.

– Я никогда не видел тэльвов Леондила в реальном бою, – раздосадовано признал Стварис. – Те, кого король Леондила присылает нам в помощь, несут службу только в штилах, что подвергаются массивным атакам врага, а я, сколько себя помню, всё время в южных цитаделях. Здесь больши́х набегов не бывает. Все говорят, что воины короля Лагоронда – воплощение безупречности.

– Ну не прям совершенство, – усмехнулась Лавидель, – но на несколько порядков выше самых добротных воинов Фламианты. Они неимоверно одарены силой, которая множится приверженностью короля Лагоронда к бесконечным кропотливым тренировкам. Очень искусны.

– Но если говорить не обо всех воинах Леондила, а только о добровольных изгнанниках, то за такое длительное отстранение от дома и короля они должны прилично растерять от прежних достоинств.

– Они по-прежнему виртуозны в бою и военной смекалке, хотя прилично растеряли от статности, начертания, могущества, благородства и высокомерия короля Лагоронда. В начале их сольного пути мы бились вместе у пределов Шагора, когда тэльвы падшей деревни и блуждающие по Фламианте остатки Пласэна пытались отвоевать у Канамира восточный выступ. Тогда они вывели из строя меньше чем за два часа три тысячи воинов при том, что в бой вступило лишь одно звено из десяти. В нынешнее время я, да и Велогор, частенько оказываемся с ними в столкновениях с южанами за западную границу Фламианты, а тамошние набеги не уступают тем, что год назад совершен на наш центральный штил. Могу заверить, что блуждающие тэльвы до сих превосходят большинство из наших командиров.

– Король Лагоронд легко может обуздать любой дух и крепость собственной властью. Учитывая, насколько он болен тэльвами Леондила, я не понимаю, как им удалось покинуть дом.

– Не знаю. Наш король говорит, что его брат глубоко почитает и ценит тэльвов, оттого не лишает их права выбирать собственный путь. С его слов, король Лагоронд до сих пор не выпустил воинов Флинера из пределов души, и в полночных бдениях тяжело ударяется осознанием их постепенного угасания. Хотя я не уверена в том, что высокомерие короля Леондила действительно пропускает разительные удары от переживания за тех, кто пошел против его воли, если это, конечно, не его брат, но в этом могу ошибаться, – образ красноволосого короля самовольно захватил воображение Лавидель, своровав на несколько мгновений её осознанное присутствие в действительности. Её натренированный взгляд даже при обвале в собственные думы всегда отслеживал происходящее и при необходимости сигнализировал рассудку, потому ухмылка друзей, вызванная её «витанием в облаках» не осталась не замеченной. Стремительно опомнившись, она сотрясла головой, дабы окончательно развеять силуэт Лагоронда по просторам разума. – Ладно, вернемся к делу. Впадина небольшая, максимум пять-семь сотен воинов может скрыться. Сколько полегло на нашем склоне за эти дни?

– Около сотни, но погибших может быть и больше. Вчера тот кусок земли трясло так, что вся задняя гряда осыпалась, – ответил Стварис.

– Будем опираться только на то, что видели. Минус сотня, выходит, ещё пять-шесть. Нас три сотни и в нашу сторону сложность рельефа. Наш средний штил расположен ниже двух других, и мы можем превратить его в капкан.

– Ты хочешь сдать штил?

– Да, Млантир, именно это мы и сделаем. Я возьму звено Лизинта, там более-менее шустрые ребята. Мы сделаем средний штил привлекательным для атаки. Когда набег повторится, мы, имитируя бой, отступим. Такой кусок – достаточно жирная рыба, они захотят закрепиться. Маленькая группа не способна удержать целый штил, южане это понимают, потому сюда придет основная доля окапавшихся в гнезде. Мы откроем разом оба заслона высоконапорного запруда. Средний штил в далеком прошлом использовался как хранилище для воды, вместо всех этих построек была каменная чаша. Сейчас его стены подразбиты, но они смогут удержать высокий уровень воды с две четверти часа. Сегодня ветер громыхает порывами так, что взорви у них под носом дом, они звука не различат, да и ночь спрячет от их взгляда наше устремление, а когда вода ворвется, у них не останется времени на спасение. Глубина чаши в полтора раза превышает тэльвийский рост, а площадь способна разом вместить с тысячу воинов. Бо́льшая часть сил, учитывая вес их обмундирования, пойдёт на то, чтобы удержаться на поверхности воды. Когда уровень начнет падать, мы пустим минимальную дозу усыпляющего газа – достаточно для того, чтобы обезвредить их силу, но при этом оставить в сознании и сохранить их способность передвигаться на своих двоих.

– Возьмем всех в плен? – на всякий случай уточнил высокорослый и очень крепкий тэльв

– Постараемся. Зачем тратить наши силы в бою, да и лишать южан жизни, когда можно поступить более рассудительно? Пусть ждут возвращения короля и Велогора в темнице. Каждый из них что-то знает о Зорде и может быть полезным. А если и не знает, то будем считать себя их благодетелями, ведь жизнь лучше смерти, а учитывая милосердное отношение нашего короля к обывателям темниц Маландруима, их новая жизнь будет куда лучше прежней, – ответила Лавидель.

В темноте форма Маландруима выглядит как ночное небо, осыпанное серебряным дождем. Излучаясь светом звезд и луны, она очень блестит. Сегодня над штилами господствовал занавес густых облаков, потому Стварис, желая прожить чистый сияющий небосклон, всмотрелся в ткань мундира военачальника. Лавидель в отличие от друзей не была покрыта серебряными доспехами, оттого перед глазами тэльва простирался добротный кусок небесного великолепия.

– При необходимости, – продолжила Лавидель, – остальные ребята смогут атаковать с двух вершин, не вступая в рукопашный бой. Беря во внимание их состояние, это лучший выход их ситуации. Так и они защищены, и мы без поддержки не останемся.

– Почему ты уверена, что они поведутся?

– Стварис, включи голову, – доброжелательно хлопнув друга по плечу, взялся ответить Млантир. – Все знают, что король Маландруима со стирами в Даркасе. О том, что Лавидель вернулась, знаем только мы. Южные штилы ослаблены из-за визита наших главных отрядов в Туманные Города, и это тоже всем известно. Информацией, что в отсутствие короля и стиров никто не решится открепиться от своих позиций и прийти на помощь, тоже все владеют. За несколько дней атак даже глупец бы понял недостаток воинов, что остались в нашем с тобой распоряжении, оттого южане однозначно выйдут из норы и смело зайдут сюда.

– Но как мы привлечем их к нужному нам штилу?

– Вы сказали, что в течении этих дней от полуночи до рассвета южане не атакуют. Да и умом, судя по характеру набегов, не блещут. Дадим понять, что мы к такой логике привыкли и позволили себе отшагнуть от ответственного отношения. Продемонстрируем это при помощи шумного, пьяного веселья. Им же, в свою очередь, уже известно, что каждый рассвет в нижнем штиле меняются дозорные, потому атаковать нужно сразу. Уверена, это покажется им соблазнительным, – лицо Лавидель блеснуло довольным ехидным оскалом.

– Вы наших воинов напоить хотите?

– Стварис, да что с тобой? Какое вино? Музыку громче, смеха побольше и огни ярче, всё. Давай соберись, мой друг, – потрепав Ствариса за плечи, пояснил Млантир.

Лавидель и Млантир видели, что их друг выпит почти до дна напряженными днями. Стварис сложно справлялся даже с тяжестью брони Маландруима, вес которой всего немного выше обычного верхнего мундира. Он двигался тяжелее, думал медленнее, а потому был отправлен вместе с остальными в верхние штилы. Хоть Лавидель с Млантиром постарались прикрыть истинную причину отстранения более почетным основанием, Стварис всё прекрасно понял, но не стал оспаривать, ведь и сам был рад такому решению друзей.

Вооружившись продуманным маневром, все разошлись по позициям. Лавидель, прежде чем сдать штил, вознамерилась разворотить почву внешнего склона, да и нужно было изобразить сопротивление. Дождавшись появления южан, тэльвы приложись по этому куску земли дальнобойными тяжеловесными снарядами, что запускались со стен штилов, при этом орудия нижнего опорного пункта никак не задействовались. Воины ордена поверили, что нижний штил действительно выпал из осмотрительности, и ускорили шаг, желая занять его до того, как туда спустятся группы верхних цитаделей. Встретив врага, тэльвы сыграли растерянность, под вуалью которой стремительно отступили, отдав территорию без боя. Южане обосновались в штиле всем составом. Из-за легкости успеха и отсутствия видимой угрозы воины ордена выставили дозорных только на восточной стене, с которой хорошо просматривались два верхних штила и пролегающий между ними участок земли, оттого Лавидель и Млантиру не составило труда закрыть юго-западные врата, тем самым захлопнув капкан.