Тихий Мир

Шарлотта ответила не сразу. Чуть сощурившись, она задумчиво пошевелила губами.

– Прости, пап. Я… оно как-то вылетело из головы.

– Вылетело из головы! – возмущённо всплеснул руками Ян, хотя в глубине души почувствовал несказанное облегчение. Похоже, ничего страшного не произошло. – Забыла она! А мне теперь что делать? Я ведь с твоей мамой должен был всё обсудить! Ты уже узнала, когда точно вы едете?

– Куда?

– Я-то откуда знаю, «куда»? – Ян нахмурился. – Эй, ты мне сама в понедельник сказала, что мама тебя забирает и вы уже не вернётесь в Сигор! Было такое или нет?

– Ну… Да… Было.

– Ладно, – Ян почесал затылок. – Поедем с тобой сейчас, других вариантов не вижу. Я уже придумал, что скажу твоей маме, но нужно, чтобы твоих дяди и тёти не было дома. Что-то мне подсказывает, что дядя Патрик мне пока не простил расквашенный нос и пару фонарей под глазами, – добавил он с ухмылкой.

– Скорее всего, – чуть улыбнулась девочка.

– Отлично, мы друг друга поняли. Смотри, наш автобус!

И они побежали к остановке. Точнее, Ян побежал, а Шарлотта пошла вслед за ним, так что Яну пришлось придержать для неё дверь автобуса. Он снова отметил для себя, что какая-то дочь сегодня необычно рассеянная, вялая. Ещё он не мог не обратить внимания, что Шарлотта без своих любимых серёжек и бирюзового колечка на пальце.

– Что-то случилось, Колючка? Что-то в школе? – спросил он её, когда дверь закрылась, и автобус начал медленно выруливать с остановки. – Может, плохо себя чувствуешь?

– Нет, всё в порядке, пап. Устала очень. И ночью плохо спала. Последние ночи.

– А, опять эти сны? Про пустыню и город?

Шарлотта хмуро уставилась на отца, её глаза чуть сузились. Потом она медленно кивнула.

– Да, так и есть.

Они сели на свободные места в самом дальнем ряду. Чтобы немного отвлечься от предстоящей тяжёлой беседы с бывшей женой, Ян попросил дочь:

– Ладно, расскажи что-нибудь интересное. Мы же так мало общаемся с тобой последние месяцы. Как там твой бойфренд? Лишнего себе не позволяет, я надеюсь?

– Пап, прости, я… – Шарлотта покрепче обхватила рюкзачок и отвернулась к окну. – Я что-то не очень себя чувствую. Я посплю, пока мы едем, ладно?

Не столько слова, сколько её тон заставили Яна снова напрячься. Что, чёрт возьми, происходит? Неужели она и правда раздумала оставаться в Сигоре? Может, этот Патрик, будь он проклят, наговорил Шарлотте про отца каких-нибудь гадостей?

Неизвестность сводила с ума, и Ян решил спросить напрямик:

– Колючка, скажи мне только одну вещь. Ты всё ещё хочешь, чтобы я поговорил с мамой? Чтобы вы обе остались в Сигоре, здесь, со мной?

Шарлотта повернулась к нему. Как и при встрече, Ян снова увидел в её глазах отстранённое любопытство. Потом девочка слабо улыбнулась:

– Да, пап. Я не хочу уезжать. Сигор – мой дом. Здесь… здесь ты.

Она легонько обняла его, а потом снова прижалась виском к оконному стеклу.

Её ответ немного успокоил Яна. Всё в силе. Может, дочь и правда себя плохо чувствует. Или поругалась с приятелем и не хочет признаваться.

*  *  *

Когда они уже подходили к коттеджу, Ян беззвучно молился, чтобы дверь им открыла сама Лея, а Патрика и Джулии не оказалось дома. И его молитвы были услышаны.

Дверь им открыла именно Лея. Правда, вместо своих обычных старомодной сорочки и серой хлопковой юбки, она почему-то была одета в чёрный шерстяной костюм, в котором Ян её в последний раз видел на поминках по Регине, второй жене Фабиана. Лея выглядела ещё более усталой и раздражённой, чем раньше, она ещё сильнее осунулась, а под глазами у неё залегли глубокие тёмные круги.

Пропустив Шарлотту в дом и велев ей поскорее спускаться к ужину, Лея встала так, что перегородила Яну дорогу.

– Спасибо, что проводил её. А теперь, пожалуйста, уходи.

– Лея, мы можем поговорить, недолго?

– Сейчас не лучший момент, – она вернулась в дом и попыталась закрыть за собой дверь, но Ян придержал створку ногой. – Ян, пожалуйста, прошу тебя, давай не сегодня. У меня на тебя уже нет сил. Правда.

– Про не лучший момент я слышу постоянно, – пробормотал Ян, насупившись. – А он когда-нибудь бывает лучшим? Хотя я и так знаю: он настанет, когда вы уже уедете из Сигора!

– Ян, прошу тебя, не надо, хватит, – взмолилась Лея. А потом сделала совсем неожиданную вещь: соединила ладони на груди и подошла к нему вплотную. – Ян, сжалься. Я не могу, я просто без сил. Мне же надо всё организовать: бальзамирование, гостей, отпевание, оформить все документы, договориться насчёт места… Я одна, мне никто не помогает, я… Я же не железная, я не выдержу.

У Яна на языке вертелся закономерный вопрос, но тут его взгляд упал на угловой столик, на котором меж двух зажжённых свечей стоял перевязанный чёрной ленточкой портрет Урсулы, матери Джулии. Нужда задавать этот вопрос немедленно отпала.

Не дождавшись реакции Яна, Лея ушла в холл, упала на диван и обречённо уставилась в одну точку. У Яна сжалось сердце. Переступив порог, он молча направился к ней. Хотел было сесть рядом, но она тут же выставила руки перед собой в преграждающем жесте. Потом закрыла глаза и просидела так некоторое время, чуть покачиваясь из стороны в сторону. Когда Лея заговорила снова, её голос дрожал:

– Я попросила тебя уйти.

– Прости, не в этот раз, – ответил Ян. Он сел в кресло напротив и скрестил руки на груди. – Я не уйду. Даже не надейся. Хоть полицию вызывай.

Лея тихо застонала. И всё же что-то в голосе Яна заставило её смириться с его присутствием.

– Всё случилось так быстро, – не открывая глаз, прошептала Лея. – Да, Урсула тяжело болела, но последние пару месяцев ей вроде даже полегче было. Никто не ожидал, что однажды мы зайдём в её комнату, а она… К смерти невозможно подготовиться, даже если знаешь, что ждать недолго осталось.

– Мне жаль. Я не знал, иначе хотя бы позвонил, – тихо сказал Ян. – Странно только, что Шарлотта мне ничего не сказала по дороге сюда.

– Правда? Бедная, у неё, должно быть, сильный стресс. Хотя мы и пытались держать её от всего этого подальше.

– Вы с ней были близки? С Урсулой?

– Не слишком, – Лея покачала головой. – Нельзя плохо о покойных, но у неё был очень сложный характер. Она была такой властной. Иногда, прости Господи, я её прямо ненавидела. Но всё же…

Лея встала с дивана, подошла к окну и задёрнула тяжёлые шторы. Она щёлкнула выключателем, и холл залил мягкий свет десятков лампочек, вмонтированных в натяжной потолок.

– Но теперь всё. Теперь меня точно совесть мучать не будет. Можем спокойно уехать. Единственное хорошее во всём этом, – она наклонилась и с кряхтением потёрла левую голень. Ян хорошо помнил, что Лея с самого рождения Шарлотты мучилась с венами.

– Болят? Доктор же просил, чтобы ты меньше времени проводила на ногах.

– Да что ты говоришь? – язвительно усмехнулась Лея. – А пол помыть, постирать, развесить, приготовить обед, ужин – это всё за меня Мать Тереза сделает?

– Ты хочешь сказать, что у Патрика нет денег на профессиональную кухарку и уборщицу?

Лея ничего не ответила. Но Яну и не был нужен ответ, он и так его знал. Воспользовавшись тем, что Лея не закрылась от него, как обычно, он тут же продолжил:

– Знаешь, отлично они с Джулией устроились. Они пользуются тобой, а взамен – ночлег и карманные деньги для Шарлотты! Ты правда этого хотела? Когда сюда переехала? Быть служанкой в доме брата?

Планируя дома будущий разговор с Леей, Ян перебрал в голове множество аргументов в пользу того, что Шарлотте лучше остаться в Сигоре. Ожидая дочь из школы, Ян придумал для этих аргументов хорошие формулировки. Тему же трудной жизни Леи в доме брата Ян вообще не собирался поднимать. И всё же, подчинившись секундному порыву, он это сделал.

По изменившемуся лицу бывшей жены он мгновенно понял, что только что совершил крупную ошибку. Но было уже поздно. Ян интуитивно догадывался, что Лея воспримет его слова в штыки, но он никак не ожидал, что его вопросы приведут Лею в такую ярость.

– Вот как? А у тебя в доме… – она не договорила, вспышка гнева душила её. – У тебя в доме, что, по-другому было, Ян?! Ты меня не держал за служанку?!

– Я…

– Нет, ты был ещё хуже! Они хотя бы делают вид, что им не всё равно. А ты… кто была я для тебя все эти годы?! Разве не обычной домработницей, а заодно и няней, чтобы воспитывать твоего ребёнка?

– Нет, неправда…

– Правда, Ян, всё правда. Если что-то между нами и было когда-то, оно не прожило и двух лет. А потом всё. Но ты, ты продолжал делать вид, что всё нормально, шутить, рассказывать свои бесконечные истории, смотреть свой поганый телевизор вечерами! – Лея сорвалась на крик. Ян в изумлении приподнялся в кресле: он и не подозревал, что Лея ещё чувствует эту боль, после стольких лет. – Но даже это было для меня роскошью! Потому что чаще всего тебя вообще не было дома.

– Но это ведь были командировки, я…

Лея не стала дальше спорить. Её грудь вздымалась всё медленнее. Видимо, она ощутила, что только что перешла некую грань и нужно как можно скорее загнать все чувства обратно в скорлупу.

– Но ты прав, разница невелика, – сказала она наконец. – И именно поэтому, – если я не хочу похоронить себя заживо, – мне надо уехать.

– Лея, но наша дочь…

– Моя дочь!

– Наша.

– А ты правда думаешь, что ей нужен такой отец? – спросила она желчно, будто желая отомстить за то, что он стал свидетелем всплеска её потаённых чувств. – Как по мне, ей лучше совсем без отца, чем с таким. Хотя, может даже, мне удастся найти ей приличного отчима, кто знает?

Ян отвернулся: продолжать было слишком мучительно. Да у него и не было доводов, чтобы хоть как-то оправдать себя. Как и прежде во время их ссор, он мог лишь бессильно внимать болезненным упрёкам Леи, – надеясь, что она в конце концов выпустит пар и успокоится. Лея, не дождавшись его ответа, презрительно усмехнулась и бросила:

– Я знаю, зачем ты пришёл. И вот тебе мой ответ. Очень подробный и понятный. А теперь убирайся.

Он медлил. Тогда она бросилась к входной двери и широко её распахнула:

– Ты оглох? Убирайся!

Ян нутром чувствовал, что это последняя возможность сделать хоть что-то. Но не тут-то было: в его ушах снова звенел тот вкрадчивый голос, что уже полтора года заставлял его чувствовать себя ничтожеством, вечным неудачником, психически больным изгоем, навсегда лишившимся права даже не на счастье, а на банальный душевный покой. Этот голос, молчавший в последние дни, триумфально вернулся в свои владения. И вот уже жалкие остатки надежды растаяли, сменившись безмолвным и безграничным отчаянием.

И Ян поплёлся к выходу.

– Я бы и сказала, что мне тебя жаль, – сквозь зубы добавила Лея, как будто желая окончательно его добить. – Но это неправда. Всё это, всё, от начала до конца, твоих рук дело. Ты сделал это сам, со мной, с собой и Шарлоттой. Ничего не осталось, Ян. Как напалмом всё выжжено. Но знаешь, я использую свой последний шанс, воскресну из мёртвых, чего бы мне это ни стоило!

Уже спускаясь с крыльца, Ян обернулся и увидел за спиной Леи Шарлотту. А ведь ему так много нужно было ей сказать, объяснить… Попросить прощения…

Но вместо страха, горя, злости – любой из этих совершенно закономерных эмоций! – на лице дочери Ян прочитал лишь всё то же отстранённое любопытство.

Глава 14

«Скапино», маленький театр районного клуба, в вечер промежуточного прогона превратился в самый настоящий сумасшедший дом.

Как водится, в последний момент вскрылись миллионы проблем. Забыли распечатать программки. Часть софитов, которые снимали на прочистку, долго не удавалось подвесить на место, так как крепежи куда-то запропастились. После мытья пола в зале воздух пропитался едким чистящим средством, и тяжёлый запах так и не выветрился, хотя все окна были открыты нараспашку. Новенький задник декорации, изображающей интерьер квартиры Хельмера из «Кукольного дома», никак не хотел стоять ровно и падал на актёров, в итоге решили приколотить его к доскам сцены гвоздями.

Апофеозом же катастрофы стало отсутствие девочки, играющей няньку Анну-Марию: она умудрилась чем-то отравиться и теперь валялась дома с лихорадкой. Постановщик Хавлик за неимением других вариантов упросил сыграть роль Анны-Марии собственную супругу. И теперь та, красная от злости, судорожно подбирала себе костюм по размеру, одновременно штудируя роль.

Нина, желая максимально отстраниться от лихорадочной суеты, заперлась в рубке осветителя и пыталась себя успокаивать. Хаос и паника вокруг страшно её нервировали, сердце бешено колотилось, а бесконечные строчки роли, казалось, вот-вот выветрятся из головы. Ей предстояло играть Нору, главную героиню, а репетиций было гораздо меньше, чем она рассчитывала. Хавлик все последние дни заставлял её и её сценического мужа снова и снова проходить финальную сцену, и её-то девушка знала назубок. Но вот все прочие сцены слились в её голове в одну сплошную кашу.

– Нина! – в рубку в панике влетела жена постановщика и вцепилась девушке в руку. – Коробка! Там написано, что у няньки должна быть коробка с платьями!

– Я не знаю, посмотрите в реквизитной, – раздражённо ответила Нина, не поднимая глаз от текста, – или Хавлика спросите, он должен знать.

– А я понятия не имею, где его черти носят! – возмутилась пожилая женщина. – И вообще, после всего, что он мне тут устроил…

Нина была готова зарычать. Но вовремя спохватилась: женщина не виновата, что на неё вдруг свалилась роль няньки. А вот если Нина сейчас нагрубит ей, то та может психануть и уехать домой, – и тогда показ гарантированно сорвётся. С досадой бросив текст на пульт осветителя, Нина побежала в реквизитную. Жена Хавлика, уперев руки в боки, осталась ждать её в рубке.

Как Нина и опасалась, нужной коробки в реквизитной не оказалось. Не было её и за кулисами. Да что за издевательство такое – делать ей сейчас больше нечего, только искать чужой реквизит?! Нина решила на всякий случай заглянуть и в декорационную. И, если там коробки тоже нет, придётся жене Хавлика придумывать что-то на ходу.

Включив в декорационной свет, Нина бегло окинула взглядом сложенные один на другой пыльные стулья, свёрнутые в рулоны ковры, большие полиэтиленовые мешки, набитые цветастыми тканями, огромный посудный шкаф с потёртой резьбой, заляпанную краской оконную раму без стекла, гипсовый бюст Ленина, несколько настенных зеркал… Как она и думала, никаких следов коробки. Она щёлкнула выключателем и уже хотела уйти, но в последний момент до неё донёсся хриплый шёпот:

– Нина…

Сбитая с толку, девушка снова включила свет. Это что, розыгрыш? Кому это пришло в голову прятаться в декорационной в темноте? Да ещё в такой момент? Шёпот раздавался откуда-то со стороны шкафа. Нина направилась туда, обогнула его и с изумлением увидела Хавлика, съёжившегося в углу между шкафом и выцветшим диваном со вспоротой обивкой.

Щуплого старичка била крупная дрожь. Глядя на Нину с нескрываемым ужасом, постановщик приложил трясущийся палец к губам и почти беззвучно прошептал:

– Он ушёл? Ушёл?

– Кто? – не поняла Нина, оторопело разглядывая старичка. Что он несёт? Что вообще он здесь делает, ведь до начала спектакля меньше получаса? – Кто ушёл? Что с вами?

Морщинистое лицо Хавлика исказила гримаса отчаяния. Нет, это точно не розыгрыш.

– Он… человек с четырьмя ногами… – прошептал Хавлик, дико вращая глазами. – Он снова пришёл… за мной…

– Господин Хавлик, я не понимаю, о ком вы говорите. Но нам надо возвращаться в зал, – Нина сообразила, что должна срочно брать ситуацию в свои руки, другого варианта нет. Они же не могут играть показ без режиссёра! А уже после показа они и будут разбираться с тем, что за ерунда приключилась с Хавликом. – Мы вот-вот начнём. Вас наверняка уже все ищут.

Она наклонилась, чтобы помочь старику подняться, но он отпрянул будто ошпаренный. Нина растерянно огляделась по сторонам. Конечно, все в театре давно привыкли, что Хавлик порой ведёт себя эксцентрично, но на этот раз с ним, похоже, и впрямь стряслось что-то очень плохое.

– Послушайте, вы нужны нам. Нам всем, – подумав, Нина решила сменить тактику. Она присела на корточки и постаралась говорить как можно ласковее. – Пойдёмте. А если что, я вас защищу, – она осторожно протянула к нему руку.

– Ты тоже его не видела… – Хавлик, казалось, вот-вот заплачет, его козлиная бородка затряслась. – Ты тоже. Никто не видит. Никто не слышит его смех. Вы все думаете, что я спятил…

– Перестаньте, никто так не думает, – Нина прикоснулась к дрожащей руке старичка, потом легонько погладила её. – Мы все вас очень любим. Вы прекрасный постановщик. А «Кукольный дом» – это ваша лучшая работа!

– Он был здесь, Нина, – плаксиво пробормотал Хавлик, начиная, впрочем, поддаваться. – Я видел его много раз. Он…  он хочет вырвать мне глаза! – добавил Хавлик свистящим шёпотом. – Он приходит и зовёт меня. Здесь. И дома тоже. И там, в городе среди песков… И хохочет, всё время хохочет.

– Я вам верю, – успокаивающе сказала Нина. – И мы не дадим вас в обиду. Мы…

Из-за двери послышались мелодичные звуки. В зрительном зале включили музыку – значит, вот-вот начнут запускать зрителей.

– Нам пора, господин Хавлик. Идёмте, всё будет хорошо, – подбодрила она постановщика и направилась к выходу из декорационной. Уже стоя возле двери, она повернулась к старичку, робко выглядывающему из-за шкафа, и улыбнулась ему как можно ласковее.

И тогда, всё ещё недоверчиво на Нину поглядывая, Хавлик засеменил к ней.

*  *  *

Вопреки ожиданиям Нины, показ прошёл не так уж и плохо. Актёры выложились на полную, публика – родственники и друзья – собралась неискушённая и нетребовательная. После двух-трёх сцен зрители даже поддержали исполнителей аплодисментами.

После поклонов за кулисы ворвался раскрасневшийся Хавлик, наблюдавший показ из рубки, и по очереди обнял каждого из своих подопечных.

– Хорошо! Хорошо! – кричал он и возбуждённо размахивал руками. – Ещё есть над чем работать, забыли половину реплик, но в целом есть перспектива! Ах вы ж мои чертята!

Глядя на восторженно жестикулирующего Хавлика в окружении уставших, но довольных артистов, Нина не могла не разделить всеобщего воодушевления. Одно только омрачало её радость: она не могла забыть странную сцену в декорационной. Что вообще это было? Может, отозвать Хавлика на минутку в сторонку и спросить? Но Нина медлила, ей ужасно не хотелось портить старичку долгожданный праздник.

Супруга Хавлика не пожелала присоединиться к общему веселью, всё это время она дотошно кого-то высматривала через щель между боковым занавесом и задником. Нина уже направилась к ней, чтобы тихонько рассказать об инциденте в декорационной, когда женщина вдруг резко задёрнула занавес и повернулась к мужу:

– Эй! Ты видел, кто у нас там в зале сидит?

– Я думал, уже все разошлись, – буркнул Хавлик. Он терпеть не мог, когда его отвлекали в минуты триумфа.

– Там Йозеф Шала, собственной персоной. Тот самый.

Хавлик открыл рот от изумления. Ринувшись к кулисе, он заглянул в щель и тут же в смятении прижал ладонь к плешивой голове.

– Кто?! – прохрипел он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Кто его позвал?! А ну признавайтесь, сукины дети, кто?!

Не веря, что прославленный артист удостоил своим присутствием их маленький любительский театр, актёры один за другим тоже стали заглядывать в щель. Когда дошла очередь до Нины, она и впрямь увидела с краю предпоследнего ряда беседующих Йозефа и Агнес.

– Господин Хавлик, похоже, это ко мне, – Нине очень не хотелось признаваться, но что оставалось делать. – Агнес, девушка рядом с ним, – моя подруга. Я её позвала. Но я не думала, что он тоже придёт. Мне… мне очень неловко.

Актёры начали о чём-то шушукаться, с подозрением глядя на Нину.

– Ну так иди… чего уж… – слабым голосом предложил Нине Хавлик. – Разбирайся. Я тоже подойду. Только… это… воды выпью. Или чего покрепче.

Так и не смыв грим, прямо в костюме Норы, Нина отправилась в зрительный зал. Заметив её, Агнес приветственно замахала рукой.

Нина ещё издали обратила внимание, что Агнес сменила свой элегантный костюмчик на просторный сарафан с ромашками. Должно быть, купила его в магазине для беременных, хоть у самой ещё даже никакого намёка на живот.

– Насилу его уговорила прийти, упирался до последнего! – возмущённо заявила Агнес, едва Нина приблизилась. После чего радостно улыбнулась: – Ну что, как тебе сюрприз?

Нина вместо ответа наградила подругу убийственным взглядом. Она была готова провалиться сквозь землю.

Йозеф хранил молчание, его лицо оставалось совершенно непроницаемым, и Нина никак не могла понять, какое впечатление на него произвёл показ. Впрочем, она быстро догадалась, что тот просто подбирает подходящие слова, чтобы её не обидеть. Она смутилась и опустила взгляд.

– Ну, скажешь ей что-нибудь или будешь стоять как истукан? – Агнес с негодованием толкнула своего кавалера под руку.

– Нуу… Это было любопытно, – сказал он наконец, глядя куда-то поверх плеча Нины. – Парень, игравший частного поверенного, молодец, смешной. А вот муж ваш, Хельмер, не очень, как будто всё время стеснялся чего-то. И я не понял, к чему тут воздушные шарики…

– Да-да, это всё понятно, – нетерпеливо прервала его Агнес. – Ты про Нину-то саму скажешь что-нибудь?

Йозеф чуть прищурился и задумчиво сказал:

– Скажу честно, не ждал ничего особенного. Всё-таки это Ибсен, роль очень сложная. Но знаете, хоть и не всё получилось, в целом вы её вытянули. У вас определённо есть способности. И кстати… – Йозеф чуть улыбнулся, – костюм Норы идёт вам гораздо больше, чем форма официантки.

Нина почувствовала, что почва уходит у неё из-под ног. Как такое может быть? Сам Йозеф Шала похвалил её игру? Да, с оговорками, но всё же… Однако уже в следующую секунду Нина заметила широко улыбающуюся Агнес и с грустью поняла, что Йозеф просто притворяется: Агнес бы не простила ему, если бы он отозвался о Нине плохо.

– Ладно, нам пора, – деловито сказал Йозеф и начал отодвигать стулья, чтобы быстрее выйти в коридор. – Кажется, это ваш режиссёр сюда идёт. А я не готов давать ему полный разбор спектакля, уж простите. И от запаха этого мне уже нехорошо.

Обернувшись, Нина увидела, как Хавлик плетётся в их сторону в сопровождении супруги. Не дойдя десяти шагов, он вдруг остановился, и они с женой начали о чём-то ожесточённо спорить. Тем временем Агнес взяла Йозефа за плечо и что-то сказала на ухо. Он кивнул, после чего вытащил из кармана стильной клетчатой рубашки сложенный вчетверо листок и протянул Нине.

– Вот, возьмите. Это монолог Исабель из нашего старого спектакля, «Иеговой и Геенной». Слыхали про него?

– Да, конечно! – воскликнула Нина. Развернув листок, она непонимающе уставилась на Йозефа. – Спасибо, но… зачем он мне?

– Через три дня в Театре Откровения будут открытые пробы на маленькую роль в новом спектакле, – торопливо объяснила Агнес. – Претендентки должны будут прочитать этот монолог. И одну из них возьмут…

– О боже, да ты шутишь! – Нина нервно рассмеялась, хотя ей было совсем не до смеха. Она залилась краской от смущения. – Ты серьёзно предлагаешь мне пойти на пробы в Театр Откровения?! Но это смешно, я играла-то только здесь, да и недолго. Агнес, я же даже не училась! Нет, нет, это глупость, заберите!

Нина попыталась отдать листочек Агнес, но та замахала руками.

– Эй, ну ты чего, это же твой шанс! А следующие открытые пробы будут неизвестно когда! К тому же, Йозеф сказал, роль совсем маленькая: там от силы четыре выхода.

– Нет, нет, пожалуйста, не надо! – Нина бешено мотала головой, отказываясь слушать любые возражения. Ну какого чёрта Агнес всё портит? Нина только-только смирилась с тем, что вернётся к отцу, закончит университет, найдёт нормальную работу! – Я… я не могу. Пробы, на сцене Театра Откровения, перед всеми актёрами театра, перед самим Парсли!

– Ну, не так торжественно, – усмехнулся Йозеф. Кажется, происходящее изрядно забавляло его. – Скорее всего, даже не на сцене, а в репетиционной. Да и Парсли вряд ли будет. Делать ему больше нечего, новичков отсматривать! Хотя кто знает, что ему в голову взбредёт…

– Заберите, пожалуйста! – в конце концов Нине удалось вложить Агнес в руку листочек. – Я не смогу. Не справлюсь. Я никогда не умела играть. Все будут смеяться.

– Я не понимаю. Ты же так хотела… – недоумённо прошептала Агнес.

Подруга сокрушённо посмотрела на Нину и покачала головой, в её глазах читалось острое разочарование. Нина почувствовала лёгкий стыд, но она упорно продолжала стоять на своём. Агнес-то легко говорить, а вот окажись она в шкуре Нины после всех неурядиц последних месяцев…

– Я тоже не пойму, чего вы так сопротивляетесь, – заметил Йозеф, переводя взгляд с Нины на Агнес и обратно. – Другая бы на вашем месте… Думаете, легко попасть в списки на пробы?