Тихий Мир

– Пойдём отсюда, тебе тут нельзя быть. Что мама скажет? – Ян приобнял Шарлотту за плечи и мягко, но настойчиво повёл к выходу. На полпути обернулся и указал продавцу на кружку пива, оставшуюся на стойке: – Может, в следующий раз сделаешь скидочку?

– Без проблем! Десять процентов за каждый поцелуй в задницу! – фыркнул продавец, после чего скептически оглядел почти пустой зал.

Когда они оказались на улице, Ян недовольно покачал головой, после чего поправил дочери воротник куртки-дождевика.

– Ну, и что это за номер? – спросил он укоризненно. – Ты что, не знаешь, что пивная – это плохое место? Здесь бывают опасные люди. Я отвезу тебя домой.

– А ты сам сюда зачем ходишь, если плохое? – упрямо ответила дочь. – Кстати, дядя за кассой прикольный, анекдоты рассказывал. Очень смешные.

– И как, много новых слов узнала? Надеюсь, тебе хватит ума не пересказывать их маме, – пробурчал Ян. – А вообще, как ты нашла эту пивную?

– Твоего соседа спросила. Он объяснил, как дойти. Только я думала, что ты уже тут.

Ян тяжело вздохнул. Если бы после сегодняшнего визита к сотруднику социальной службы он поехал бы не сюда, а сразу домой, Шарлотта просидела бы в пивной неизвестно сколько.

– Пожалуйста, никогда так больше не делай. И вообще, могла просто позвонить.

– Ты не берёшь трубку. И не открываешь дверь.

– Слушай… – начал Ян, но замолчал, не найдя подходящих слов. Да даже если он и сумеет как-то объяснить своё поведение, она ещё ребёнок, не поймёт. Куда более взрослая Лея не понимала его. – Видишь ли… оно так получилось. Но это не значит, что я не хочу с тобой общаться. Просто… мне нужно было время и… Я… я правда люблю тебя, Колючка.

– Я думала, ты не хочешь меня видеть.

– Я хочу. И я стараюсь, честно. Я ведь пришёл к тебе на день рождения, помнишь? Но это было так трудно…

– Почему?

– Потому что… – Ян вцепился себе в волосы и стиснул зубы. – Потому что иногда… иногда в жизни случается такая дрянь, из-за которой ты больше не можешь жить нормально. Ты вроде и есть, а вроде тебя и нет.

– Я не понимаю.

– Давай так, милая. Я сейчас отвезу тебя к маме и… И я обещаю, что больше не буду от тебя прятаться. И когда ты придёшь в следующий раз, я тут же открою дверь. Я обещаю, слышишь?

– Я не приду.

– Колючка, пожалуйста! – Ян в отчаянии сжал плечо дочери. Да что за мучение такое!

– Я не приду, пап. Мы уезжаем. Уезжаем из Сигора. И не вернёмся.

У Яна словно выбили землю из-под ног. Он покачнулся, перед глазами потемнело. Неужели это случилось? Лея когда-то давно уже обещала навсегда уехать из Сигора вместе с Шарлоттой, но ведь это было в пылу ссоры, и она, и Ян были на нервах…

– Пап, я потому и пришла, – взволнованно продолжила Шарлотта. – Мама и дядя Патрик сказали, что это ненадолго. Просто отдохнём, пока в школе каникулы. Но когда тётя Урсула – помнишь её, совсем старенькая такая, была у меня на дне рождения? – спросила у тёти Джулии, та сказала, что мы уже не вернёмся.

– А когда каникулы? – хрипло спросил Ян.

– Через неделю. Дядя уже купил нам билеты на поезд.

Ян поднялся на ноги и стал, как пришибленный, беспомощно озираться по сторонам. Это какое-то безумие, такого просто не может быть!

Неподалёку стояла скамейка. Ян дошёл до неё на негнущихся ногах и рухнул на сиденье. Шарлотта присела рядом на самый краешек.

– Я не понимаю… Не понимаю… – бормотал Ян, глядя прямо перед собой, в пустоту. – Слушай, – он повернулся к дочери. – Зачем твоя мама хочет уехать? Разве ей плохо у твоих дяди и тёти? Она всегда говорила, что… Она тебе что, сказала, что ей плохо?

Шарлотта покачала головой.

– Тогда в чём дело? Это бессмыслица!

– Пап, она не говорила, но она плачет по ночам. Она думает, что я не знаю, а я знаю.

Ян вдруг вспомнил постаревшее, осунувшееся лицо Леи, которое он отметил ещё в ресторане. Бывшая супруга уж точно не выглядела довольной жизнью.

– Как ты думаешь, почему она плачет?

– Я не знаю. Я думаю, ей не нравится ухаживать за тётей Урсулой. У мамы раньше были ученики, она им помогала по математике и по физике. А теперь она всё время с тётей Урсулой, вместо сиделки. А тётя Урсула, она очень часто капризничает, и у неё всегда где-то болит. А ещё мама готовит, убирает. Пока тётя Джулия и дядя Патрик на работе. Мама сказала, её дядя попросил, пока не найдут новую горничную, а она согласилась.

У Яна сами собой сжались кулаки. Выходит, родной брат сделал Лею служанкой в своём доме, да ещё и заставил ухаживать за престарелой тёщей, которая вот-вот испустит дух! И ещё смеет говорить Яну в лицо, как они с Джулией любят и берегут Лею! А сама Лея… Неужели ради вот такой жизни она бросила его, Яна, и забрала Шарлотту?!

Впрочем, Ян слишком хорошо понимал, что толкнуло Лею уйти из дома. Патрик, по крайней мере, не поднимал на бедную женщину руку.

– А ты сама? Тебе нравится у дяди и тёти? – спросил Ян глухо.

– Мне нравится их дом, – честно ответила Шарлотта. – И дядя даёт мне на карманные расходы.

– А они сами? Дядя и тётя?

Шарлотта замолчала, задумалась.

– Я им не верю, – сказала она наконец.

– Не веришь? Что ты имеешь в виду?

– Они как будто… всё время врут. Ну, знаешь, они всегда такие добрые, весёлые. Но как будто понарошку. Они дарят мне и маме подарки, но они… пап, не знаю, как объяснить. Как будто всё не по-настоящему.

Ян утвердительно кивнул. Он хорошо понимал, о чём говорит дочь. Патрик и его жена – самовлюблённые лицемерные твари, он всегда это знал. Все их пафосные речи, многочисленные интервью в газетах, их благотворительная деятельность – всё насквозь фальшиво. Он с удивлением понял, что не чувствует и не чувствовал никаких угрызений совести за то, что избил Патрика. Ему было стыдно перед Леей, перед Шарлоттой, перед другими гостями, но ни капли – перед самим избитым шурином.

Ян краем глаза заметил, что Шарлотта зябко кутается в свою курточку, слишком тонкую для долгого времяпрепровождения на улицах Сигора в ноябре.

– Ладно, поехали домой, а то мама с ума сойдёт, – твёрдо сказал он. Шарлотта тут же соскочила со скамейки. – Да, и ещё. Когда доберёмся, попроси маму выйти на минутку. Я… я что-нибудь придумаю, я не позволю вам вот так уехать.

Он крепко сжал ладошку девочки, но та только с сомнением покачала головой.

– Мама не захочет с тобой сегодня говорить. Она сначала отругает меня, за то, что сбежала с занятий, а потом решит, что виноват ты. И ты ничего ей не докажешь.

Ян хотел было спорить, но потом понял, что дочь права. Лея поступит именно так. Это же Лея.

– Лучше я тебе позвоню, пап, – добавила Шарлотта задумчиво. – Дождусь, когда у мамы будет хорошее настроение, а тёти с дядей не будет дома. Но ты тогда сразу же приезжай, ладно?

– По рукам! – твёрдо ответил Ян и шутливо-серьёзно пожал руку дочери. – Пулей прилечу. На такси.

Каким-то магическим образом данное дочери обещание будто сняло тяжёлый камень с его души. Ян ещё не знал, как именно он уговорит Лею, какие подберёт аргументы, но что-то подсказывало ему, что в нужный момент правильные слова придут сами. Ведь он будет говорить от сердца. Он больше всего на свете не хочет навсегда потерять Шарлотту. Да и мысль о том, что сама Лея уедет навсегда, была пусть и не столь же мучительной, но очень неприятной.

Какие-то остатки чувств к ней пережили даже последние пять лет. Пережили даже Афганистан.

*  *  *

Пока они ждали автобуса, а потом ехали к загородному коттеджному комплексу «Райская птица», где и располагался дом Патрика, они болтали обо всём на свете. Душевная боль, скребущая на задворках его сознания день и ночь, как будто немного отпустила Яна. Впервые за долгое-долгое время. Столкновение с реальной угрозой – угрозой потери Шарлотты – мобилизовало какие-то прежде скрытые ресурсы его организма.

Если он не возьмёт себя в руки прямо сейчас, потом может быть уже слишком поздно.

Шарлотта рассказывала отцу о своих школьных делах, о музыкальном кружке, о новых духах тёти Джулии, которыми провонял весь дом, и досадной привычке тёти Урсулы по вечерам вызывать Шарлотту к себе в спальню и задавать ей миллионы вопросов.

Она даже рассказала Яну страшный секрет: у неё появился бойфренд. Мальчик из той же школы, чуть младше, которого она спасла от хулиганов. Теперь он дарит ей цветочки и иногда подбрасывает в школьный рюкзак сладости. Он очень классный: носит длинные волосы, рисует крутые граффити, вместе со старшим братом учится паркуру, а ещё он фанат детективов Агаты Кристи и комиксов про супергероев.

– О, да ты нашла себе вылитого меня! – рассмеялся Ян, потрепав дочь по щеке. – Я в двенадцать лет, правда, граффити не рисовал и по крышам не прыгал, но волосы носил длинные и тоже читал взахлёб детективы и комиксы. Правда, Конан Дойля читал, не Агату Кристи. И даже супергероем стать хотел, серьёзно, представляешь?

– А почему тогда пошёл в медицинский? Разве супергерои учатся в медицинском?

– Ну, вообще-то я поступал на журналистику. Конечно, это не школа супергероев, но тоже неплохо, – Ян вздохнул и провёл пальцем по запотевшему окну. – Но меня не взяли. Я так переволновался на вступительном экзамене, что меня вырвало, прямо посреди экзамена, представляешь? – Ян даже поёжился. – Тогда по совету брата пошёл в медицинский, у меня в школе было всё хорошо с биологией. Но потом всё равно перешёл с медицинского на журналистику. И, кстати, знаешь, как называлась моя первая статья после диплома? «Наших детей тошнит от устаревшей системы образования»!

Ян от души расхохотался, так заразительно, что Шарлотта не могла не присоединиться. Так они вдвоём и смеялись, невзирая на хмурые взгляды других пассажиров, спёртый воздух в салоне и унылую ноябрьскую погоду за окном.

Немного успокоившись, Ян любовно погладил Шарлотту по щеке. Как же хорошо было сидеть в этом автобусе в обнимку с дочерью! И как жаль, что они уже подъезжают к коттеджу Патрика.

Шарлотта положила голову на плечо отца и вдруг широко-широко зевнула.

– Ого! Понятненько, кто-то ночами пишет любовные записки своему кавалеру, – пошутил Ян.

– Записки и на уроке можно писать, – Шарлотта ещё раз зевнула и потёрла глаза. – Просто не высыпаюсь.

– А чего так? Не рановато ли в двенадцать лет мучаться от бессонницы?

– Да нет, я сплю. Только сны какие-то дурацкие.

– И что снится? – спросил Ян, поглядывая на голые ветви проносящихся мимо окна деревьев.

– Да ерунда какая-то. Пустыня… и в ней город… и там ещё люди. Но не такие как мы, а полупрозрачные. И парят над землёй. И море шумит.

– Всё с тобой ясно, – улыбнулся Ян и чмокнул дочь в щёку. – Начиталась комиксов. Мне тоже после них всякие странные штуки снились.

Шарлотта уже хотела что-то возразить, но автобус резко затормозил, дверь открылась, и Ян с дочерью поспешили на выход. Отсюда уже был хорошо виден двухэтажный коттедж с покатой жёлтой крышей и двумя деревянными ласточками на фасаде, прямо над главным входом.

– Пап, я дальше одна дойду, – предложила Шарлотта. – Дядя с тётей дома, увидят тебя ещё.

– Мама ругаться будет. Справишься?

– В первый раз, что ли?

Ян наклонился и поцеловал её в макушку.

– Тогда иди. До скорого!

– Помнишь, что ты мне обещал? Что возьмёшь трубку, когда я позвоню?

– Конечно!

Шарлотта со всех ног побежала к коттеджу, а Ян, не торопясь, отправился к остановке на противоположной стороне шоссе. Обернувшись, он увидел, как Лея и Патрик выбежали на крыльцо и принялись наперебой расспрашивать Шарлотту. Понятно, о чём.

Но всё это было совершенно не важно. Важно лишь то, что никто и ничто теперь не помешает ему поднять трубку, когда Шарлотта позвонит. Он вернётся сюда и уговорит Лею передумать, не увозить дочь. И всё снова будет как прежде.

Вот только он тогда ещё не знал, что их планам уже не суждено сбыться.

Глава 12

– Оу, вот это сюрприз! – Агнес захлопала неестественно длинными ресницами. – Не знала, что ты теперь тут работаешь!

Вместо ответа Нина улыбнулась одним уголком рта и положила на столик перед Агнес красочное меню. На самом деле она говорила подруге, что её взяли в джаз-бар официанткой, причём сразу же по окончании собеседования, но Агнес снова «запамятовала», как это с ней частенько случалось. Нина не удивилась и тому, что, пока она не подошла к столику вплотную, Агнес не узнала её с собранными в пучок волосами и в униформе.

Второй экземпляр меню Нина услужливо раскрыла перед молодым человеком Агнес. Тем самым Йозефом Шала, звездой Театра Откровения. Не узнать его было невозможно.

– Не желаете сразу заказать напитки? – спросила Нина настолько вежливо и официально, насколько могла. Она прикладывала огромные усилия, лишь бы скрыть волнение.

– Нет, нет, не нужно, – не глядя на неё, буркнул Йозеф, сделав правой рукой прогоняющий жест. Судя по всему, у него было отвратительное настроение, и он совершенно не собирался его скрывать. Йозеф шлёпнул поверх меню газету и начал брезгливо перелистывать страницы.

– Дорогой, познакомься, это Нина, моя близкая подруга, – почувствовав напряжение, Агнес взяла инициативу в свои руки. – Помнишь, это она теперь снимает ту квартиру, с Иреной. Нина, это Йозеф.

– Ах, вы и есть та самая Нина! – Йозеф удостоил Нину коротким оценивающим взглядом, после чего старательно изобразил на лице дружелюбие. – Очень приятно. Друзья моей милой Агнес – мои друзья.

– Любимый, ты не мог бы более… – нахмурилась Агнес.

– Конечно. Только сначала поедим, если твоя уважаемая подруга-официантка не против, – он повернулся к Нине всем корпусом и растянул губы в холодной улыбке. – У вас, наверное, полно дел, Нина, а мы, я боюсь, выбирать будем долго.

Поняв недвусмысленный намёк, Нина вежливо кивнула и отошла к барной стойке. Агнес и Йозеф были единственными посетителями за её столиками, поэтому Нина могла с полным правом поддерживать пустячную беседу с барменом, при этом незаметно наблюдая за своей подругой и её будущим мужем.

Нина много раз видела Йозефа Шала до своего отъезда из Сигора – не только на сцене, но и «вживую», в фойе театра после спектаклей. И теперь она не могла не отметить, что он несколько изменился. Она помнила его красивым и ухоженным мужчиной со спортивной фигурой, но сейчас в нём ещё и сквозила лёгкая гламурность, словно он сошёл с обложки Cosmopolitan. К тому же, Нина прежде никогда не видела его в плохом настроении.

Из-за гремящего из динамиков бодрого свинга она не слышала содержание их с Агнес разговора, но Йозеф несколько раз резко ткнул в газету пальцем, а один раз поднял её и с размаху ударил об столешницу. На меню он так и не взглянул. Агнес в конце концов отодвинула собственное меню в сторону и взяла своего молодого человека за руку. Похоже, она его утешала, но по реакции Йозефа было понятно, что утешения лишь ещё больше злят его.

Всё кончилось тем, что он вскочил из-за стола и быстрым шагом направился к выходу.

Агнес обескураженно откинулась на спинку дивана. Найдя взглядом Нину, она беспомощно развела руками. Сообразив, что подруга в ней нуждается, Нина проверила, что администратора нет в зале, после чего села на место Йозефа.

– Прости, мы… – Агнес с трудом подбирала слова. – Я не думала, что так будет. Я ведь всё спланировала, понимаешь? Мы пообедаем вдвоём, ну, знаешь, как настоящая семья, послушаем джаз, а потом пойдём в кино. Оттуда домой, там ужин при свечах, с хорошим вином, я приготовила его любимый салат с устрицами и… – Агнес растерянно запнулась. – А оно вот так. И ведь с самого утра!

– А что стряслось-то? – Нина покосилась на мятую газету.

– Очередная статья, – Агнес с негодованием поджала губы. – Эти газетчики ему просто жизни не дают.

На самом верху газетного листа красовался огромный жирный заголовок: «Йозеф Шала: горел ярко, сгорел быстро».

– Они его там просто раздавили, – продолжила Агнес сердито. И процитировала: – «Бездушная декламация и дешёвый пафос – ради этого ли мы ходим в Театр Откровения?». Представляешь?

– Это очень обидно, – с сочувствием ответила Нина. – Но ты молодец, попыталась его поддержать.

– Да… – Агнес обречённо махнула рукой. – Только ему это не нужно. Я пытаюсь поговорить, он закрывается, и каждый раз всё кончается ссорой. Последнее время всё чаще и чаще. На День Всех Святых я одна ездила на могилы родителей, хотя он обещал… А вчера… Вчера накричал, просто ни за что, потом назвал меня… А я ради него на пластику записалась, брови хотела поправить, нос…

Агнес не договорила, её щёки покраснели, глаза наполнились слезами. Нина без лишних слов протянула ей салфетки.

Пока подруга приводила себя в порядок, Нина заметила на последней странице газеты обращение к горожанам от имени полицейского департамента. Предлагалось вознаграждение за любые сведения, которые могут помочь в поимке серийного убийцы по кличке Викарий. Последнее убийство произошло меньше двух месяцев назад: двадцатилетнюю девушку нашли распятой в собственном доме, её руки и ноги были прибиты к полу гвоздями. Фотография девушки прилагалась: довольно миловидная блондинка с родинкой над верхней губой.

– Подумать только, такие люди ходят среди нас, – поёжилась Нина, пытаясь хоть таким образом отвлечь Агнес.

– И не говори. Полиция уже второй год его ищет, – пробормотала Агнес. Она высморкалась и отложила салфетку. – А вообще… чего я каждый раз плачу-то, дура такая, ты подумай! Йозеф же сам потом придёт извиняться, будет подарки дарить. Как всегда. И я ещё подумаю, прощать его или нет, – она попыталась засмеяться, но смех вышел какой-то вымученный. – Ладно. Ты сама как? Нашли общий язык с Иреной?

– А она не рассказывала? Она сказала, вы с ней вроде регулярно видитесь.

– Ну, последний раз, когда сидели в кофейне, она призналась, что ей иногда хочется выцарапать тебе глаза. Но всё-таки реже, чем предыдущей соседке.

– Да, я догадывалась, что она от меня без ума, – весело ответила Нина.

– Я уверена, вы подружитесь, – с удовлетворением сказала Агнес. – А что с работой, нравится?

Нина только усмехнулась.

– Ага, – кивнула Агнес. Она достала из сумочки зеркальце и стала проверять, не потекла ли тушь. – А что не так?

– Ну, коллектив сложный. Коллеги, видимо, считают, что я много о себе воображаю. Распускают тут про меня всякие сплетни… Да и администратор как-то с самого начала невзлюбил.

– Платят-то нормально? Ну, для официантки?

– Предполагается, что мы будем жить на чаевые.

– Фигово.

– Не то слово.

Они некоторое время молчали. Нина поглядывала на суетящегося за стойкой бармена: тот должен подать ей сигнал, когда заметит возвращающегося администратора. Агнес же педантично приводила в порядок слипшиеся накладные ресницы.

– Но слушай, это ведь временно, – сказала Агнес, убрав наконец косметичку и с неприязнью оглядывая джаз-бар. – Как накопишь на эту твою театральную школу…

Нина скривилась как от зубной боли.

– Агнес, солнышко, ну какая театральная школа, ты о чём? – с её губ сорвался горький смешок. – С такой-то зарплатой?!

– Может, сменить работу? – спросила Агнес как ни в чём не бывало.

– Нет в городе нормальной работы, – устало ответила Нина. – Сигор – это чёрная дыра. Думаешь, просто так отсюда все бегут при первой же возможности?

– Ну, допустим. И что думаешь делать?

Вот он, тот самый болезненный вопрос. И хотя Нина для себя уже приняла трудное решение, сейчас ей предстояло впервые озвучить его при свидетелях. И оказалось, что это ничуть не легче.

– У меня нет выхода, я так больше не хочу. Проглочу свою гордость, поеду к отцу и буду умолять меня простить. И вернусь в университет на юриспруденцию. Хреново, конечно, но вот это вот, – она широким жестом указала на бар, – вот это ещё хуже.

– Но ведь ты хотела другого.

– Мало ли что я хотела. Надо смотреть на вещи реалистично.

Агнес недоверчиво уставилась на подругу.

– Короче, нужно просто смириться с тем, что папа знает, как лучше, – Нина убеждала не столько Агнес, сколько себя. – И жить сразу станет проще. И вообще, пора учиться радоваться малому.

Закончив фразу, Нина вдруг вспомнила о сводных братьях: один стал для Фабиана Вицки идеальным сыном и погиб в горах, а другой порвал со всей семьёй, уехал в Нидерланды и… может быть, даже счастлив?

Опасаясь, что Агнес в конце концов заставит её усомниться в сделанном выборе, Нина сменила тему:

– Не помню, говорила тебе или нет, но я вернулась в свой старый любительский театр.

– Это там, где ты Золушку играла?

– Ага. Хавлик меня обратно позвал. Он сцены из «Кукольного дома» Ибсена ставит. Это я к чему, у нас через три дня промежуточный прогон, для своих. Придёшь?

Агнес уже собиралась ответить, но тут в её глазах сверкнула какая-то идея. Она даже приоткрыла рот от изумления.

– Эй, ты что, привидение увидела? – удивилась Нина. Тем временем боковым зрением она заметила, что бармен подаёт ей какие-то знаки. Видимо, администратор вот-вот вернётся в зал.

– Нина…

– Чего?

– Ты… ты когда поедешь к отцу? Ну, извиняться там, возвращаться в университет, вот это всё.

– Чем скорее, тем лучше, – знаки бармена становились всё отчаяннее, опасность приближалась. Нина привстала с диванчика. – Может, даже завтра с утра. Извини, мне…

– Слушай меня! – Агнес перешла почти на шёпот и затараторила: – У меня есть план. Завтра не езжай. Поедешь через четыре дня – если захочешь. Можешь сделать мне такое одолжение?

Нина пожала плечами. Хорошо, пара дней ничего не решат. Но что это Агнес такое удумала?

– Эй, Вицки! – услышала она гнусавый окрик администратора. – Ты ничего не забыла?

Нина вскочила с диванчика как ошпаренная и густо покраснела. Не успела!

– Это очень важно! Точно не поедешь завтра? – напоследок ещё раз спросила Агнес, схватив Нину за руку.

– Да! – сквозь зубы процедила Нина и вырвала руку. Ух, и влетит ей сейчас от начальства! Садиться за столики с клиентами категорически запрещалось.

– А прогон в вашем театре через три дня, вечером, в клубе, всё так?

– Да!

– Отлично. Всё, беги. Ой, нет, подожди! Я не помню, я говорила? Я беременна.

Глава 13

Телефон упрямо молчал.

Все три дня с момента встречи с дочерью в пивной Ян провёл в томительном ожидании, не покидая дома и практически не отходя от телефонного аппарата дальше нескольких метров. Не раз и не два он хватался за трубку и нервно проверял исправность связи, вытаскивал и тут же вставлял обратно вилку из розетки. Даже звук телевизора был выкручен почти на минимум: пропустить звонок было недопустимо.

Но телефон молчал.

Все три дня ничто не нарушало абсолютного одиночества Яна. Даже его бывший психиатр, Штайнхарт, внезапно изменил своим привычкам и ни разу не приехал караулить на крыльце бывшего пациента.

К вечеру третьего дня терпение Яна истекло. Время поджимало, ведь оставалась лишь пятница, а с понедельника уже начинались школьные каникулы. Значит, теоретически Лея с Шарлоттой могли бы уехать из Сигора уже в субботу утром. А этого никак нельзя допустить.

Вечером четверга, не выдержав, он набрал номер дома Патрика. Он надеялся, что к телефону подойдут Шарлотта или Лея, на худой конец – жена хозяина, Джулия. Но трубку поднял сам Патрик. Помедлив секунду, Ян прервал звонок и погрузился в тревожные мысли. Что же всё-таки произошло? Что могло измениться? Неужели Шарлотта передумала и решила уехать? Бросить отца? Нет, невозможно.

Всю ночь с четверга на пятницу Ян ворочался в постели, ни разу не сомкнув глаз. К утру у него страшно разболелась голова, пришлось проглотить две таблетки анальгина. Дождавшись, когда часы пробьют полдень, Ян оделся и побежал на автобус, так и не позавтракав. Он уже не верил, что Шарлотта позвонит. Оставался последний шанс: встретить её после школы. Расписания её он не знал, но это не беда, можно и подождать.

*  *  *

Вопреки обыкновению, Шарлотта вышла из ворот школы совершенно одна, а не в компании близких подруг. Все одноклассники давно разошлись: кого-то забрали на автомобиле родители, большинство уехали на автобусе. Яну же это показалось хорошим знаком, им никто не помешает поговорить по душам. Он вылез из своего укрытия в зарослях возле забора и весело окликнул дочь:

– Колючка! Я уж думал, ты сегодня прогуляла уроки!

Шарлотта неторопливо повернулась к нему и сунула руки в карманы. Такая реакция показалась Яну очень странной: он ожидал увидеть на её лице радость или хотя бы удивление, но во взгляде Шарлотты было лишь какое-то отстранённое любопытство. Тогда Ян, как часто делали и он, и Лея, опустился перед дочерью на корточки, застегнул ей верхнюю пуговицу на куртке-дождевике и поправил шарфик:

– Ну вот сколько раз тебе говорить застёгиваться целиком, а? Считай, зима уже, замёрзнешь и все каникулы проваляешься с температурой, – он сокрушённо покачал головой и встал на ноги. – И чего не позвонила, а, глупенькая? Я же весь извёлся.