Терра Инкогнита: Технохаос

Мы двинулись прочь от толкучки и пересекли границу Тихого Тупика в начале третьего десятичного часа. Дощатый забор остался позади. Спину сверлило присутствие чего-то незримого – как всегда бывает, когда выходишь из укрытия на просторы пустошей. Словно каждый холмик хочет тебя убить. Но на этот раз к привычному чувству смутной опасности примешивалось что-то еще. Будто легкие и оттого незаметные облака сгустились в грозовую тучу.

Тесла шел рядом, соблюдая дистанцию в два шага. Все как положено – чтобы никто не оказывался за спиной у попутчика и чтобы нельзя было дотянуться рукой (или ножом, чем черт не шутит). Но на этот раз соблюдение правил не очень-то радовало. Я чувствовала на себе его взгляд из-под зеркальной маски. И мне приходилось сдерживаться, чтобы не оборачиваться слишком часто к маячащему сзади забору.

Я сосредоточилась на земле под ногами. Уже достаточно рассвело, чтобы можно было различать каждую ямку и каждую мертвую травинку, сдавшуюся в битве с безжалостным солнцем. Я шла, не снимая ладони с рукояти вальтера, и играла с собой в игру «Исключи событие».

Нервничала бы я так, если бы на хвосте не сидел Немой? Если бы мы шли не в «белую» зону? Если бы мне в спутники достался кто-то другой – более простой, может быть, даже более опасный?.. Я искоса поглядела на Теслу. Он не производил впечатления опасного. Но смутная неясность, чуждость, сквозившая в каждом его движении, не давала расслабиться.

Я сдвинула маску и сплюнула в пыль. Было бы куда проще, если бы он попытался меня взять силой. Или ограбить. Или вот прямо сейчас пристрелить. Просто, понятно, логично. Но не так…

Спустя полчаса забор на горизонте исчез. Блекло-розовая полоса справа, обозначавшая рассвет, налилась багровым. Воздух сгустился, будто сжавшись, – стал плотным, душным, горячим. Казалось, он забивает собой респиратор – каждый вдох давался с трудом. Спина под курткой взмокла, по рукам щекотно ползли струйки пота.

То ли наступающая жара, то ли наконец-то пропавший из виду Тихий Тупик заставили меня сконцентрироваться на происходящем. Беспокоясь об угрозах мнимых, не стоит упускать реальные.

Я жестом попросила Теслу притормозить. Сбросила сумку в пыль и вынула карту. Развернула прямо у ног, придавив углы сухими комками почвы. В полном безветрии пожелтевший лист тяжело прилип к земле, не шевелясь.

– Мы здесь. – Через фильтры мой голос звучал искаженно. – То есть примерно где-то здесь.

Я прокашлялась. Палец уперся в синий кружок, которым на карте обозначался Тихий Тупик, и передвинулся на дюйм выше.

– Если продолжим двигаться с той же скоростью и ничего не случится, через час дойдем сюда.

Мой палец переместился еще на пару дюймов выше – к крохотному черному крестику в середине огромного оранжевого пятна.

– Что там?

– Колодец, – машинально ответила я. – Это же обычная метка…

Концовка фразы повисла в воздухе. Я уставилась на Теслу – глаза встретили равнодушный блеск зеркальных линз. Как он может не знать метку? Даже дети, даже муты, даже чертовы шаманы – и те без проблем читают карты, а он…

Я зажмурилась. Все это походило на фарс. В мире нет человека (да и не-человека тоже), который не знал бы универсального языка карт. Он един для всех, и все его понимают. Малые учатся рисовать кружки, кресты и ромбики раньше, чем пролепечут «мама».

Он не может не знать…

– Ника, в чем дело?

Негромкий голос вернул меня к реальности. Я качнула головой и стиснула зубы, чувствуя, как скрипит набившаяся под респиратор пыль.

– Колодец, – повторила я. – Там наберем воды и отдохнем.

– Поблизости есть укрытие?

– Укрытия нет… – Я наморщила лоб, вспоминая. – Может, попадется становище. Они же обычно бывают недалеко от колодцев.

– Хорошо. – Все тот же нейтральный тон. – Наберем воды и отдохнем. У меня есть кое-какие припасы. Что дальше?

– Дальше мы отклонимся в сторону… – Кончик пальца сместился к заштрихованному серым овалу за колодцем. – Там гиблая падь, судя по карте. Ее придется обойти.

– Вы не бывали в этих краях?

– Мы… Я… Нет, не бывала.

Про себя я чертыхнулась. Вы, мы, они… Переход на «ты» всегда случается сам собой, как только наниматель и проводник начинают свой путь. Притертость друг к другу и доверие – две вещи, без которых и так небольшие шансы на выживание в пустоши начинают стремиться к нулю.

Ни с тем ни с другим у нас не сложилось. Тесла продолжал использовать архаичное «вы», сбивая меня с толку. Как будто сбивание с толку собственного проводника когда-нибудь кому-то помогало. А о доверии и подавно речи не шло.

– Я умею читать карты. – Еще один быстрый взгляд в непроницаемые зеркальные линзы. – И знаю, чего здесь стоит ждать.

– Замечательно. И чего же нам ждать после пади?

– Пустошь. – Я пожала плечами, неопределенно поводя рукой над оранжевым полем на карте. – Со всеми вытекающими.

– Мы пройдем этот участок. – Его палец коснулся схемы – на самом краю, там, где оранжевое поле переходило в красное и обрывалось вместе с листом. Загорелая кожа, пропыленная черная изолента на месте ногтя. – Что дальше?

– А дальше… – Я сбросила комки земли и свернула лист. – Дальше никто не знает.

Глава 7

Все дело в акумах

До колодца мы дошли без задержек. Хрономер отсчитал десятичный час с четвертью, когда на границе слепящего неба и такой же белой выжженной земли показалась темная точка. Я мысленно возликовала.

К тому времени путь уже давался с трудом. Несмотря на относительно раннее утро, солнце палило вовсю. Одежда на мне пропиталась потом и пылью. Пыль была везде – набивалась в волосы, скрипела на зубах, терлась меж пальцами, просочившись в ботинки. Мелкая, как мука, лезла в глаза, заставляя смаргивать едкие непрошеные слезы.

Макушку пекло – даже сквозь плотную светлую бандану. Куртка нагрелась так, что я всерьез начала опасаться, не съежится ли потрепанная кожа. Молния, которую приходилось постоянно поддергивать, обжигала пальцы даже сквозь тканевые обмотки.

У колодца действительно нашлось становище. Пустое – на аккуратно прикрытой двери не висело никаких табличек. Я заглянула внутрь. Крохотная комнатка с одним окном, разбросанный по полу хлам. И благословенная тень.

Я шагнула в затхловатый сумрак, глядя из-за двери на Теслу, который отправился к крытому колодцу наполнять бутылки, опустевшие за время перехода. Ловя краем глаза его фигуру, черным силуэтом склонившуюся над приземистым каменным кольцом, я воспроизводила в памяти маршрут. Эта стоянка – последняя из обозначенных на карте. За гиблой падью начинается «красная» зона. А значит – никаких колодцев. Никаких становищ, укрытий, троп. Нас может ждать что угодно, и чем дальше мы будем идти, тем непредсказуемее станет каждый шаг. И так – пока не доберемся до «белого» пятна, где в одной руке надо держать пистолет, в другой – нож, а за пазухой прятать последнюю пулю – для себя.

Вальтер в кармане успокаивающе грел руку. Я проверила магазин, дважды щелкнула предохранителем.

Запасных обойм у меня не так много. Предполагаю, что Тесла тоже не таскает с собой арсенал. Как он вообще собрался дойти до сороковой параллели? Почему не взял машину?

Облокотившись о дверную лутку, я наблюдала, как мой наниматель аккуратно переливает воду из колодезного ведра в бутылки. Капли на их округлых боках сверкали тысячами солнц.

Конечно, машину пришлось бы бросить. В «красных» зонах нет нафтерских станций, нет хранилищ. Бензина хватило бы на день пути. Ну хорошо, на два-три дня, если запастись полными канистрами. Но это были бы очень быстрые два дня. Мы достигли бы границ изведанной земли уже к вечеру.

И все же он решил идти пешком.

Окно хибары предусмотрительно сделали выходящим на западную сторону. Из узенькой бойницы хорошо просматривалась степь – до самого горизонта. Пол в хибаре был завален тряпьем и крысиными экскрементами.

Я отбросила носком ботинка полусгнивший мусор. В становищах по негласной договоренности чистота должна поддерживаться всеми, кто нашел здесь приют. Такой себе общественный мотель без хозяина. Но, кажется, предыдущие гости этого места не особо-то стремились к порядку.

Единственный нашедшийся стул грозил развалиться с минуты на минуту. Я примостилась на скрипучем сиденье, растирая зудящие ноги. Толстые подошвы ботинок по краям порядком исцарапались, но обитые металлом каблуки пока держали форму.

Дав себе краткий отдых, я порыскала по хибаре, кое-как сгребла в кучу хлам и доски и свалила поверх них относительно чистое тряпье, устроив из этого подобие сиденья. Сквозь дверной проем я видела, как Тесла подбирает наполненные бутылки. Блик его зеркальной маски упал на выжженный грунт.

Пешие разведчики – не редкость в «красных» зонах. Только благодаря им у нас есть консервы, солнечные батареи, оружие, шмотки и все остальное. Они заходят в мертвые города, обыскивают магазины, склады и жилища, выносят хабар на себе, отдавая бандам неизбежную мзду, и продают его нам. Втридорога, но никто и никогда не торгуется с ними. Альтернативы нет. Только пойти и взять самому, но это почти наверняка означает, что никто тебя больше не увидит. В цену, которую ставят вернувшиеся, уже включена их собственная жизнь, а своя шкура, как известно, не бывает дешевой. Если ты сходил в город-призрак однажды и уцелел – ты везунчик. Если сходил дважды – разведчик. Если двадцать раз и больше… Впрочем, о таких не слышал никто.

Я смотрела, как Тесла пристраивает бутылки у стены хибары, в затененном углу. Именно разведчики приносят с собой самое ценное, что не купишь ни за какие деньги. Знания. Обновленные карты – дорог к покинутым мегаполисам, гиблых падей, иссохших колодцев и новых источников, разрушенных банов. И самих городов-призраков, если кто-то будет удачлив настолько, что найдет минутку зарисовать увиденное. Карты схематичны, но и на такую схему нужно время. Время, которое призрак любит только забирать.

Тесла сбросил плащ и накрыл им бутылки. Прихватил одну и шагнул ко мне. Я молча взяла емкость за горлышко – вода была восхитительно ледяной. Сигналка одобрительно молчала.

Уцелевший разведчик ценен прежде всего тем, что он видел. Пустоши меняются, города-призраки живут своей жизнью. Кислотные дожди и тайфуны разрушают поселения, меняют ландшафт, создают новые тропы и делают старые пути непроходимыми. Вот почему любой искатель, обнаружив останки предыдущего, не столь удачливого собрата, в первую очередь забирает его карту. Любая новая пометка – на вес золота. И вот почему все умеют читать карты.

Нельзя не знать того, от чего зависит твоя жизнь.

Я передала бутылку Тесле. Еще влажные пальцы обхватили покатый пластиковый бок. Конечно, он умеет. И зачем-то проверяет меня – уже не в первый раз.

Плевать. Пусть проверяет, сколько хочет. И не такие загоны терпели.

«Красные» зоны – вотчина разведчиков. Разведчиков, нафтеров, шаманских кланов, изредка – мелких банд из тех, что посмелее. А еще это территория других. Мутантов, суслов, гремучих змей, диких собак и пустынных волков, чертова сполоха и кипяток-сныти. Это мир, который ежедневно меняется, где все едят всех и все совокупляются со всеми, где вырождаются и появляются виды, единые в одном: враждебности к двуногим. Это земли, которые не принадлежат и больше не могут принадлежать только людям.

В «красной» зоне ты не знаешь, чего именно ждать, но у тебя есть некий набор ориентиров. И есть карта.

А север не даст тебе ни того ни другого.

Я сбросила куртку и ветровку, оставшись в одной блузе. Длинные рукава темнели подсыхающими пятнами пота.

Прежде чем дойти до Терра Инкогнита, нам придется преодолеть «алую» зону. Вдвоем это проще, но стопроцентной гарантии тоже нет. Тесла мог бы упростить задачу, взяв у нафтеров машину. Это разорительно, но я почему-то уверена, что он мог себе такое позволить. И отказался от этой идеи только по одной причине…

Единицы берут нафтерские машины. И каждую такую машину при желании можно отследить. Она как маяк, на который сложно не обратить внимания.

И если Тесла решил идти пешком – значит, он не хочет это внимание к себе привлекать.

– Жара спадет только к вечеру. – Я пристроила полупустую бутылку рядом. – Есть время отдохнуть и перекусить.

– Часа четыре у нас в запасе, – кивнул Тесла, снимая маску и протирая запыленные линзы рукавом.

Я машинально покосилась на хрономер. Четыре, при лучшем раскладе – пять.

Тесла заложил хлипкую дверь засовом и подошел к окну. Узкий прямоугольник уже наливался ослепительно-серебристым – шла жара. И ближайшие часы нам предстояло провести в утлой лачуге посреди мертвой степи, прямо под смертоносными лучами, от которых нас отделял только лист крошащегося шифера.

Я заставила себя сосредоточиться. Солнце может оказаться не худшим моим спутником в этом походе. Прямо сейчас я заперта в четырех стенах с человеком, о котором мне известно только то, что он самый щедрый и при этом самый загадочный из всех, с кем я имела дело в своей жизни.

Тесла стоял рядом с бойницей, прислонившись к стене плечом, и всматривался в степь. Его профиль очерчивала золотая полоса – отблеск луча от выглаженной солнцем равнины. Мой взгляд скользнул от шрама на лице вниз – через расстегнутый ворот рубашки к заткнутым за пояс брюк большим пальцам. Несмотря на жару, Тесла не стал снимать гловы. Плотные полуперчатки на запястьях были стянуты короткими ремнями. Красноватые отметины в виде молний все так же змеились по коже, теряясь под манжетами рубашки. Больше на его руках не было ничего.

Я сглотнула. Он не носит хрономер…

Невольно вспомнилась его странная оговорка в поезде. Я наморщила лоб, отводя взгляд. Двенадцать часов. Он сказал «двенадцать» вместо «пять».

Без хрономера можно ошибиться на полчаса-час, не больше. Зная скорость нафтерского поезда и примерное расстояние до станции, невозможно так промахнуться – даже очень приблизительно определяя время. Бог-из-машины, да пусть он не знает меток на картах, но саму-то карту уж в состоянии прочитать! Тогда в чем дело?!

Я схватила бутылку. Сорвала пробку, встряхнула. Прохладная вода брызнула мне в лицо, растеклась по плечам, полилась за шиворот. Я зажмурилась. Сдавивший тело жар уходил, отпуская. Раскаленная кожа, казалось, вот-вот зашипит.

Вода продолжала течь, пропитывая блузу, сбегая на пол. Прозрачные капли вздрагивали на вытертых досках, и в них дрожали его отражения – крохотные блестящие копии, непостижимые, как и он сам.

По спине прокатился озноб, и вслед за ним изнутри разлилась волна холода.

Пять десятичных часов – это двенадцать в старой двадцатичетырехчасовой системе. В системе, которая не используется со дня Гнева Господня.

Уже очень и очень давно.

Духота наползала медленно, но настойчиво. Бойница окна сияла белым. Полотно солнечной батареи, разложенное на полу, блестело в прямоугольнике слепящего света.

Хрономер застыл всего лишь на пятом десятичном часе, но одежда на мне уже пропиталась потом. Тряпье, служившее сиденьем, окончательно сопрело.

Я с отвращением разглядывала свои грязные ногти. Вокруг царило безмолвие, даже крысы не возились под полом – о них напоминала только невыносимая вонь.

– Чтоб вам сжариться! – вслух пожелала я и облизнула шершавые губы.

Знойный воздух, раскаленный злобным солнцем, висел как душное покрывало. Там, за стенами, жара пятьдесят по Цельсию. Крыша развалюхи внезапно показалась мне очень тонкой.

Сквозь дрожащее марево в окне виднелись степные пустоши. На многие мили вокруг – ни души. Только голая лысеющая равнина. Я ненавидела такие места из-за невозможности укрыться – откуда ни глянь, ты как на ладони. Правда, и наблюдателя видно неплохо. Но если у тебя нет глаза на затылке, а у него есть, то рано или поздно ты проиграешь.

Никто и никогда не ходит через степи днем – солнце не позволяет. К тому же в ночное время ощущение собственной голой задницы посреди равнины притупляется. По ночам, конечно, тоже мало приятного – любителей легкой наживы в окрестностях убежищ предостаточно, а стоит отойти чуть подальше, и рискуешь нарваться на какого-нибудь сусла. Да и нетопырей никто не отменял, равно как и тайфуны, и «жгучий дождь».

Я подвернула рукава блузки чуть выше запястий. Пустоши… Чуждые опасные области. Степи, леса, болота, мегаполисы-призраки, нерасчищенные дороги, гиблые пади, кислотные поля и котлованы, до сих пор источающие трупную вонь. Баррены, дивьи края, угодья Дьявола – все то, где человек утратил власть.

Говорят, после Гнева Господня вода превратилась в пламя – отравленный океан вскипел, выйдя из берегов. Водяные столбы поднялись до небес и обрушились, оставив в почве ядовитые озера. И до сих пор испарения той отравы напоминают о себе, поднимаясь в атмосферу и выпадая в виде едких дождей. До сих пор ядовитые пары подстерегают забывчивых диггеров, а миазмы кислотных полей – болот с метановыми водами – невидимыми облаками ползут над почвой. И порой по ночам вслед за проблеском молнии в черноте вспыхивают огни – это горят метановые болота. Или неосторожные путники, забывшие включить сигналку до того, как высечь искру для костра.

Либо истратившие последнюю батарейку на той самой сигналке.

Я взглянула на Теслу. Сидя на досках, он соединял какие-то тонюсенькие провода. Рядом валялся акум.

– Много их еще?

Тесла поднял голову:

– Что?

– Акумы. – Я кивнула в сторону брошенного. – Сколько их?

– Достаточно, чтобы расплатиться, – ровным тоном ответил он.

– Там, куда мы идем, за акумы ничего не купишь. – Я скрестила руки на груди. – Там вообще ничего и нигде не купишь, не обменяешь и не украдешь. Единственное, что там тебе продадут, – твою собственную жизнь, и обойдется она дорого.

Тесла молча смотрел на меня. Расплавленное золото радужки в глубине отливало чернотой.

– Поэтому советую получше зарядить все что есть. – Взгляд невольно метнулся к рюкзаку – то ли из-за открытой застежки, то ли потому, что под прицелом этих светлых глаз вдруг стало неуютно. – Акумы больше не валюта. Они пойдут в дело.

– Спасибо, Ника. – Усмешка легкой тенью скользнула по его губам. – Именно этим я и занимаюсь.

В его руке как по волшебству появилась тонкая пластинка. Я снова покосилась на рюкзак. Верхний клапан был приподнят, под кевларовым листом притаилась хищная темнота.

Ладно. Сколько бы их ни было, рано или поздно ему придется выложить все. Акумы не вечны, у каждого есть ресурс, и большинство из найденных уже почти его выработало. Часть наверняка придется бросить по пути. Тем легче. Мертвый акум все равно бесполезен.

Надеюсь, у него достаточно рабочих экземпляров. Половину он, конечно, возьмет себе… Я мысленно перебрала содержимое своей сумки. Двадцать – это много, если надо купить выпивки. Но в пустошах это ничто. Там может произойти все что угодно, в любой момент, и заряда акумов никогда не бывает достаточно. Когда эти чертовы штуковины используются по своему прямому назначению, то дохнут только так. На солнечном полотне сильно не разгуляешься – оно тянет один, максимум два небольших акума, и на зарядку уходят часы. Часы, которых у нас, скорее всего, не будет.

Я потерла виски. Черт с ним. Если что, я справлюсь и с одной рукой.

– Готово. – Тесла поднялся.

Солнечная панель переливалась отраженными бликами. Индикатор выходного напряжения ровно светился зеленым. Три акума рядком торчали в гнездах зарядника – обновленного и расширенного, в наспех склепанном корпусе.

– Суммарное время подзарядки будет больше, зато на выходе получим сразу несколько рабочих штук.

– Отлично. – Вышло кисловато.

Тесла бросил на меня быстрый взгляд. Отвернулся, наклоняясь к рюкзаку. Я следила за его руками. Он протянул мне полоску вяленого мяса, тщательно завернутую в полиэтилен:

– Перекусим, пока есть время.

– Времени еще полно.

Я отогнула краешек и понюхала угощение. Пахло солью, травами и легкой сладостью.

– Это за вчерашний ужин, – кивнул Тесла на полоску. – Мы в расчете.

Я оторвала зубами уголок. Мясо оказалось суховатым, но в меру соленым и пряным. Рот наполнился слюной. Пришлось заставить себя жевать медленнее. Тесла что-то перебирал в своем рюкзаке и не смотрел на меня, но уголки его рта едва заметно подрагивали в улыбке.

Я выудила из кармана карту и расстелила на полу. Смятым куском полиэтилена обозначила место нашей стоянки.

– Падь мы пройдем до утра. После этого придется искать новое укрытие. – Еще один шматок мяса отправился в рот. – В этих местах много развалин, что-нибудь да найдется. Меня беспокоит другое… – Мой палец медленно сместился к краю карты. – Олд-Йорк находится за пределами изученных земель, но я не знаю, насколько далеко. Я видела старые атласы, но дьявол меня раздери, если возьмусь назвать расстояние и тем более предсказать срок похода. Сейчас все по-другому – другие горы, реки, долины… Возможно, придется идти в обход. Искать окольные пути… – Я вгрызлась в мясо. – И я понятия не имею, сколько времени это займет.

– Все дело в акумах, да? – Тесла присел рядом. – Зависимость от энергетики – то еще удовольствие.

Он побарабанил пальцами по кобуре. Гловелетты на его руках потемнели, на коже в распахнутом вороте рубашки проступили росинки пота.

Невольно я опустила взгляд, а пальцы потянулись к щеке. Аугментации дались мне в буквальном смысле потом и кровью. Так называемый базовый комплект – датчики движения и радар, определяющий расстояния до объектов, – имплантировали кое-как. И хотя свою функцию они выполняли, я хорошо запомнила полгода почти без сна из-за постоянных ноющих болей в лицевых мышцах. Радар, ко всему прочему, вел себя как песчаный кот во время случки: его сигнал, раздражавший слуховую кору мозга и превращавшийся в слышимый лишь мне писк, был пронзительным до невозможности. А программируемое исключение объектов и вовсе работало через раз, поэтому орал он практически беспрерывно.

Я выбилась из сил в поисках кракера, который смог бы перенастроить аугментику и расширить ее возможности. Меня интересовало повышение чувствительности сенсоров, увеличение радарной дальности и эксклюзивная для тех времен вещица – визокортикальная оптика, в просторечии «глаз на затылке».

Юный талант, к которому я в конце концов пробилась, оказался аутистичного типа субъектом, достаточно, впрочем, сметливым, чтобы обобрать меня до нитки. Он сделал все, что я просила, кроме «глаза» – тот оказался запредельно дорогим. В качестве бонуса (и в обмен на тошнотворную, убого пыхтящую близость) я получила имплант в предплечье, слегка усиливший работу мышц руки. По достоинству я его оценила, лишь когда пришлось размахивать обрезком железной трубы, отбиваясь от целой своры непонятных полумутов. Впрочем, странный гаджет почему-то не расходовал заряд акума, и очень скоро я о нем забыла. А вновь придя к кракеру с мешком добра, обнаружила, что юное дарование отбросило копыта…

Конечно, Тесла прав. Впрочем, сложно ошибаться, озвучивая прописные истины. Все эти биохакерские штучки без источника питания – мертвый груз. Каждый, кто их имплантирует, подчинен прихотям энергосистемы. И чем круче наворот, тем сильнее зависимость.

Во мне вдруг закипела злость.

– Не надо говорить так, будто это касается только меня! – прошипела я. – Оставшись без акумов, мы оба окажемся в глубокой заднице!

Зубы скрипнули, перемалывая последний кусок мяса.

– Я позабочусь, чтобы этого не случилось, Ника.

Тесла смотрел мне прямо в глаза, но отчего-то казалось, словно его взгляд одновременно обшаривает все мое тело. Присматривается к рукам, ловит малейшие изъяны кожи, оценивает каждую царапину, каждый волосок, каждую веснушку.

Я отшатнулась раньше, чем сумела осознать и тем более подавить этот порыв. Остервенело дожевала размякшее мясо, сглотнула липко-пряный ком. Да чтоб его! Небось напичкан имплантами по самое не могу, как мне и не снилось. Наверняка и «ночник» есть, и кое-что продвинутое – слышала я о фишках, расширяющих угол обзора.

Я порывисто встала и отошла к бутылкам с водой. Обернулась – Тесла склонился над картой. Щелкнул зажигалкой, выпуская в горячую душь струйку табачного дыма. Тонкие пряди волос прилипли к вискам – медово-золотая паутина на загорелой коже. Где-то там, в волосах, скрываются разъемы… Там, под рубашкой, под запыленными брюками, под видавшими виды ботинками, наверняка даже под этой странной изолентой на месте ногтей, ведь не зря же он оставил все это на себе, несмотря на жару… Как и я.

Хрупкий столбик пепла упал на вытертую доску. Я поддернула сползающие рукава блузки.

Конечно, он понимает мое беспокойство. Должен понимать – ему явно нужно больше акумов, чем мне.

Носок ботинка припечатал легкий пепел. Хибара вдруг показалась очень тесной, словно стены душили, сдавливая со всех сторон.

– Пойдем, как только станет чуть прохладней. – Я бросила последний взгляд на карту. – Медлить ни к чему.