Терра Инкогнита: Технохаос

– Говорят, дизельщики ищут способ защиты от свистунов. – Незнакомец рылся в рюкзаке, стоящем рядом с ним на полке. Что-то звякнуло.

– Да ничего они не найдут, – буркнула я. – Как можно защититься от того, о чем ни черта не знаешь? Нафтеры только трупы убирать горазды. Скоро явятся, кстати.

– Поезд сам по себе – неплохая защита, – возразил мой невольный попутчик. Рука в серой глове вынула из рюкзака плоскую железную флягу. Незнакомец свинтил крышку. Я смотрела, как он подносит флягу к губам и делает глоток. На пальцах, обхвативших металл, красовались обмотки черной изоленты – аккурат там, где положено находиться ногтям.

Почему-то мне не хотелось говорить ему спасибо.

Незнакомец протянул флягу мне. Пахнуло горечью с душистой резкой нотой. Не стесняясь, я извлекла из кармана сигналку и поводила перед горлышком. Прибор молчал, значит, пить было можно.

Странный попутчик смотрел на меня прищурившись, – ровные щелки глаз диссонировали с чуть наклонной чертой шрама. Я взяла флягу.

Никому нельзя доверять – если кто-то отпил из тары, это еще не значит, что внутри не яд. Некоторые муты и «жгучую воду» хлещут будь здоров. А тот, кто знает правила и соблюдает их, – просто знает и соблюдает. И вовсе не заслуживает доверия авансом.

Питье оказалось действительно хорошим. Маслянистая жидкость растеклась во рту, обволакивая язык, заструилась, чуть щекоча, в горло и лишь там, будто вмиг нагревшись, потекла лавовой рекой. В груди мгновенно стало жарко.

– Виски, – сказал незнакомец. Напиток, который он называл виски, хранил аромат его сигареты. – Лучшее, что удалось выменять в здешних краях.

– Мне сложно даже вообразить, на что можно выменять такое. – Я вернула фляжку. На миг наши пальцы соприкоснулись, и я вздрогнула: мне на кожу словно брызнули кипятком.

Стук шагов и шум заглушили ответ незнакомца. В дверном проеме нарисовались два дизельщика – широкоплечие «шкафы» в засаленных комбинезонах и перчатках. В отсеке стало тесно.

– Один? – деловито спросил первый, кивая на труп в углу.

Второй торчал у дверей, упираясь плечами в лутки.

– Один, – подтвердил мой попутчик.

Привычным движением дизельщик ухватил кашлюна под мышки и не церемонясь стащил с полки. Полулысая черепушка отчетливо стукнула об пол.

– Забирай, – кивнул «шкаф» своему напарнику.

Тот взял тело за ноги и поволок в коридор. Макушка трупа выбивала глухую дробь в такт колесам.

Оставшийся дизельщик быстро оглядел отсек. Тощий серый баул кашлюна сиротливо торчал с края полки. «Шкаф» подобрал сумку и вышел. Незнакомец проводил его внимательным взглядом светлых глаз, остановившимся на потрепанном пластикате баула.

Я подтянула под себя ноги, прижимаясь к жесткой перегородке, как к родной матери. Железка давала хоть какую-то опору спине, помогая сохранять видимость непринужденной позы. А я подозревала, что выгляжу сейчас немногим лучше, чем кашлюн.

Тепло, вызванное виски, улетучилось. В животе урчало – к счастью, тихо, но противное сосание под ложечкой продолжало нарастать. К нему добавлялась ноющая боль в боку, никак не желавшая проходить. Штормовка, надетая поверх кожанки, казалась чугунной.

Глаза закрывались. Чтобы хоть как-то отвлечься, я сосредоточилась на своем странном попутчике. После краткого явления дизельщиков разговор увял, и незнакомец сидел молча, уставившись в чернильное окно. А я, в свою очередь, уставилась на него.

Косая черта шрама роднила его с шаманами – огнеязычники обожают разукрашивать себя подобными узорами. Забавно, но в профиль эта линия смотрелась довольно органично, гармонируя с прямым носом. Вполне нормально, если не знать об отсутствии симметрии с другой стороны.

Я перевела взгляд на угол, опустевший после кашлюна. Вряд ли в бауле этого хиляка было что-нибудь ценное. В любом случае все имущество бедолаги теперь принадлежит нафтерам. Интересно, незнакомец успел порыться в сокровищах, пока я отдыхала рядышком с трупом?

Будто отвечая на молчаливый вопрос, не-барыга повернулся ко мне:

– Интересный подход у этих ребят. – Он кивнул на дверной проем. – Проезд здесь порой обходится намного дороже номинальной платы.

– Нафтеры не обязаны никого охранять. – Я пожала плечами и сморщилась: под ребра словно ткнули раскаленным прутом. – Они просто везут людей из точки А в точку Б. И на время пути мы, можно сказать, их собственность. Живой пассажир имеет право распоряжаться собой. Право распоряжаться и святую обязанность себя защищать. Но если уж где-то на пути до точки Б живой пассажир превращается в мертвого, то сам виноват. Компенсация за хлопоты – тело и все, что при нем.

Я осеклась, сообразив, что озвучиваю прописные истины.

– Говорю же, интересный подход, – невозмутимо заключил мой попутчик. И добавил: – Вот так я остался без проводника. И без компенсаций, кстати.

Удержать равнодушное выражение лица стоило мне немалых усилий. Ходячее недоразумение, выкашливавшее собственные легкие, было проводником? Я бы удивилась, если бы кашлюн пережил хоть один марш-бросок через баррены[7]. Впрочем, если идти недалеко, то и такие доходяги имеют шанс подзаработать. Изумляло другое. Как бы ни был плох кашлюн, незнакомец нанял его. Заплатил ему. И – пристрелил, едва возникла угроза. Пристрелил человека, который был ему нужен, защищая совершенно чужую и бесполезную девку. Это не укладывалось в голове.

Я уставилась в пол, лихорадочно соображая. Допустим, этот чудак спасал свою шкуру. Импульс свистунов на всех действует по-разному: кто-то его игнорирует, кто-то лишается рассудка навсегда, а кто-то приходит в себя через пару минут, натворив дел. Идя от простейшего, можно предположить, что незнакомец перестраховался и заблаговременно устранил угрозу, не дожидаясь, пока кашлюн начнет палить во все стороны и в него в том числе… Вот только доходяга целился в меня. Исключительно в меня. И вполне мог успокоиться и вернуться к реальности, выпустив в незваную соседку пару пуль. Труп был бы при любом раскладе, но труп твоего проводника или труп случайной девицы – разные вещи.

Логика не выстраивалась.

– Еще виски?.. – полупопросила я.

Пауза в разговоре требовала заполнения. Наблюдая, как попутчик вынимает флягу, я прокручивала ситуацию в голове. Возможно, этот тип со шрамом струсил и решил не выяснять, придет ли в себя кашлюн. С другой стороны, зачем трусу проводник? Те, кто боится, сидят дома и не высовываются. Идут в барыги, содержат притоны… Да и не похож он на труса. На двинутого – да, но правила знает и говорит складно. И удивляется очевидным вещам, хотя заметно, что эти вещи ему не в новинку…

Внятных объяснений не находилось. Я механически глотнула виски, который обжег небо и проскользнул в горло безвкусным комком.

Незнакомец, не спрашивая, подал мне сигарету. Наклонился, протянул зажигалку. Рукав его плаща вздернулся, и между обшлагом и затянутой в перчатку кистью мелькнул узорный рисунок на запястье – стилизованный огонь. В колеблющемся свете фонаря тонкие лучи, бегущие по коже, ветвились и сливались, исчезая под манжетой рубашки.

Я кивнула и поспешно отстранилась, втягивая плотный дым. С шаманами мне еще не приходилось встречаться. Что ж, если странный тип – огнеязычник, это многое объясняет. У тех двинутый каждый первый. Чего стоят одни младенческие метки… Жуткие люди. Хотя нафтеры их терпят и даже поддерживают – подозреваю, больше для того, чтобы не пакостили. Но с каких это пор шаманы путешествуют в поездах? Да их и ящиком консервов не заманишь в брюхо «железного зверя»!

Незнакомец меж тем раздумчиво смолил свою сигарету. В отсеке уже повис белесый туман – не повезет тому, кто решит к нам подсесть на следующей станции. Но парадоксальным образом становилось холоднее, как будто из прохода через дверной проем вместе с темнотой заползала стужа. Я ежилась в штормовке, пряча в карман то одну руку, то другую. Сигарета не грела. Виски не грел, в животе продолжало урчать. Мне нужна была еда. Еда и отдых, но и с тем и с другим придется ждать до Полосы Фонтанов.

Фонарь над окном мерно раскачивался, постукивая в такт колесам – ту-тук, ту-тук. Ту-тук, ту-тук. Ноги в ботинках окончательно обледенели. Интересно, не нашлось бы в бауле кашлюна лишней пары носков?..

Меня вдруг бросило в жар – так, что заполыхали уши. Должно быть, виски сыграл со мной злую шутку, если я упустила очевидное. Шаманы не ищут проводников; шаманы вообще никому не доверяют, кроме своего бензинового демона. Значит, мой попутчик – никакой не шаман. И проводник ему по-прежнему нужен.

– Нужен проводник?

Мой голос прозвучал странно глухо.

Незнакомец посмотрел на меня. Долгую секунду мерил взглядом, будто заново оценивая. В глубине зрачков съежилось мое отражение.

Держа сигарету в левой руке, загадочный тип молча положил правую накрест на грудь. Пальцы коснулись плеча. Четыре пальца, за исключением поджатого большого. Вот так так…

«Белая» зона. Земли за пределами известных областей. Север, конечно, – потому что южные территории навсегда отделены страшной полосой Каленых пустошей. Четыре пальца – четыре зоны, от безопасной «зеленой» до неизведанной и, значит, почти наверняка смертельной «белой». Наверняка смертельной. И он собрался туда один.

На старых картах Земли почти вся суша исчеркана белыми пятнами. В сравнении с ними зеленые капли убежищ, рыжие точки бывших мегаполисов и даже угрожающе-алые баррены – жалкие крохи. И беда вовсе не в том, что «белых» зон слишком много, а в том, что люди до сих пор не знают, актуальны ли еще эти карты.

В «оранжевой» зоне тебе нечего надеяться на спокойный сон, но ты всегда в курсе, чего ждать, – и берешь с собой мешок для хабара, пистолет для мутов и красноречие для других не особо отважных искателей (или пистолет для них же, если красноречие не помогло). В «алых» областях нужен мешок побольше, а красноречие стоит заменить десятком запасных обойм. Эти зоны еще не разграблены, как «оранжевые», но и не так хорошо изучены. Зато они близко, пусть и не настолько, чтобы встретить в походе закадычного дружка.

«Белая» зона может таить в себе все что угодно. И ее обозначение – четыре пальца из пяти – с жестоким юмором намекает, что там можно лишиться не только пальцев, но и головы.

Должно быть, кашлюн поехал рассудком, если согласился на сделку. Или же тип ему щедро заплатил…

Я сглотнула липкий комок. Еще бы – тот, кто может себе позволить выменять виски, уж точно не беден. Хорошее вознаграждение решило бы многие мои проблемы, но самое главное – избавило бы от надоедливой бражки. Даже если у Немого в мозгу всего одна извилина, этого ему хватит, чтобы не совать голову мутам в глотку. Единственное место, где я смогу быть в безопасности от выродков человеческих, – обитель выродков иного рода. Туда – на север, в «белую» зону – Немой за мной не пойдет. И, наверное, на этот раз поступит умнее – в порядке исключения…

Я продолжала смотреть на условный знак, а пальцы уже сами собой складывались в ответный символ. Улыбка скользнула по губам незнакомца, и в медовых глазах как будто поубавилось настороженности.

– Сколько? – спросил он, опуская руку.

Сколько может стоить жизнь? Я покупала чужие за батарейку, за глоток воды, за банку консервов. Но никогда еще не продавала свою…

Впрочем, мой странный попутчик уже дал мне кое-что вперед: надежду, что он прикроет мою спину там, где меня не отыщет Немой. Казалось, будто этого почти достаточно.

Но еду просто так мне никто не вручит.

– Как далеко идем?

– Сороковая параллель.

Пляшущий над окном фонарь бросал на лицо попутчика косые тени. Не так и далеко, хотя сороковая уже попадает в «белую» зону.

– Мы ищем что-то конкретное?

Еще одна тень скользнула по лицу незнакомца, скрыв выражение его глаз.

– Давайте начнем с того, что нам нужно попасть в конкретное место.

– И что это за место?

– Раньше там находился город. Нью-Йорк. Может, слышали о таком.

– Нью-Йорк? – Я наморщила лоб, вспоминая. – Олд-Йорк, наверное? Мегаполис-призрак.

– М-да, конечно. Олд-Йорк.

Название прозвучало как ругательство. Мысленно я вздохнула. Так всегда. Пойди туда, примерно ясно куда, за тем, не скажу за чем.

Никто не обязан сообщать проводнику о цели – достаточно назвать место. Но место, указанное типом, ничем не выделялось.

– Обычный погибший город, каких множество, – пожала я плечами. – Ничего особенного, ничего важного. Агломерация Олд-Йорк не представляет ценности. Дизельщики уже пытались разведать.

– Возможно, эта агломерация, – едва заметный акцент на последнем слове, – не представляет ценности для тех, кто не в курсе, что искать.

– А вы, значит, в курсе.

– Так мое предложение интересно? – Прищуренные глаза – две короткие ровные черточки над одной длинной, слегка скошенной.

Интересно ли мне идти в разрушенный мегаполис, откуда с большой долей вероятности я не вернусь? Нет. Интересно ли соваться туда, где ежесекундно может настигнуть отравленный дождь, а вода в колодце способна оказаться не благом, а ядом? Снова нет.

Но, если выбирать между медленной и мучительной смертью забесплатно и, возможно, такой же медленной и мучительной, однако в обмен на внушительную сумму, – только идиот остановится на первом варианте. К тому же нутро мне подсказывало, что с мутами, какими бы они ни были в «белой» зоне, договориться проще, чем с Немым.

Я озвучила размер аванса, ожидая, что мой новый наниматель начнет торговаться. Они всегда так делают, даже если, против обыкновения, способны заплатить по полной. Но он смолчал. Кивнул. Рука нырнула в рюкзак и вынула пакет, обмотанный изолентой.

– Здесь двадцать. – Пакет перекочевал в мои руки. Сквозь хлипкий полиэтилен я чувствовала увесистую тяжесть акумов.

Я подковырнула ногтем изоленту. Бережно развернула упаковку.

Акумы были новыми. Ни царапины, ни потертости на аккуратных тусклых боках. Полиэтиленовая обертка гордо поблескивала клеймом мастера.

Вынув из сумки зарядник, я по очереди проверила каждый акум. Прибор отвечал строгим одиночным проблеском индикатора – полный заряд.

Двадцать. Двадцать рабочих акумов – никогда в жизни я не держала в руках столько разом. За такую плату мне пришлось бы трудиться без малого год. И это лишь половина.

Я уложила аванс в свою сумку между запасными обоймами и сменой белья. Тщательно, скрупулезно устроила сверток.

Интересно, не те ли это акумы, которые незнакомец уже отдавал кашлюну? Упаковка от мастера, но явно ранее вскрытая: надрыв на полиэтилене был замаскирован изолентой. Кашлюн тоже оказался не из альтруистов, запросил максимальную таксу. А незнакомец точно знал, сколько стоят такие услуги, и заранее подготовился.

Но еще больше интересно другое: этот тип владеет жестовым жаргоном проводников. И он явно проверял меня, показывая запросный символ, хотя никакой нужды в этом не было. Запросник используется там, где много людей, – в притонах, барах, на меновых площадках. Все равно что встать с табличкой на груди: «Ищу проводника».

Обычно знания нанимателей ограничиваются этим самым запросником. Но тип понял мой ответный жест.

Я застегнула молнию на сумке. Он проверял меня, а я – его. Прекрасное начало.

Не местный, конечно. Глупо спрашивать откуда – все равно не скажет. Никто и никогда не говорит. Не принято. Да и был бы местным – пошел бы сам, а не искал человека, знающего окрестности. Бессмысленно платить за то, что тебя проведут, если ты и в одиночку спокойно проберешься. А когда точка назначения лежит в «белой» зоне, то наличие рядом спутника вообще ничего не решает. Плюс один или минус один – в любом случае плохо, как в дурацкой старой шутке. Но до белых пятен еще надо дойти.

Олд-Йорк. Кроме расположения у черта на рогах, ничем не примечательный город. Что в нем такого важного, что загадочный тип легко расстался с двадцаткой и готов докинуть еще столько же?

Впрочем, возможно, у него просто этих акумов как грязи. Я сощурилась. Тип не походил на бандита так же, как не походил на барыгу. Он вообще ни на кого не походил. И это – равно как и наем проводника, когда взамен он мог бы лично подрядить целый кортеж дизельщиков, – говорило только об одном.

Он хотел сохранить свои поиски в тайне.

А значит, что бы там ни было – попутчик не солгал. Искомое чего-то да стоит.

– Думаю, нам стоит выйти сразу за Полосой Фонтанов, – сказал мой наниматель. – Дальше ветка забирает восточнее. Тихий Тупик подойдет лучше всего.

– Вы понимаете, что поодиночке – или вдвоем – в такие походы не ходят? – спросила я.

И даже не стала уточнять почему. Скромная компания – не лучший выбор для разведки местности, где мутов больше, чем звезд на небе.

В глазах незнакомца промелькнуло странное выражение: смесь удивления и досады. Как будто всю жизнь слушал бессчетные рассказы о суслах и тут вдруг впервые сам провалился в суслову нору.

– Возможно, те, кто ходит, просто не спешат рассказывать об этом.

Фраза прозвучала так, словно ею пытались заткнуть брешь в разговоре, схватив первое, что попалось под руку. Словно мой попутчик не знал, что с севера никто не возвращался. Что на отправившемся туда в одиночку можно сразу ставить крест, на двоих – два креста и даже самые крутые навороты не спасут, потому что спасаться придется от того, чего никак не ожидал и с чем никогда не встречался.

«Белая» зона остается белой, потому что мертвецы не рисуют карт.

– Предлагаю пока обсудить наш маршрут, – продолжал между тем незнакомец. – До Тупика двенадцать часов, время есть.

– Пять. – Я на всякий случай бросила взгляд на ручной хрономер.

Снова то же выражение, на этот раз ничем не прикрытое. Брови незнакомца сошлись к переносице.

– Пять, конечно. – Он потер виски пальцами. – И, кстати, раз уж мы оказались в связке – почему бы не назваться?

Никакого «кстати» я тут не видела, но тип, несомненно, был прав.

– Вы бывали в Полосе Фонтанов? – спросила я.

– Приходилось. – Незнакомец сдержанно кивнул, наблюдая за мной.

– Там в центре есть одна площадь, посреди которой когда-то был большой фонтан овальной формы. Рядом установлена стела. И на самом верху – золоченая фигурка богини победы. Можете звать меня так же, как эту богиню. Никой.

– Фигурка давно перестала быть золоченой, – заметил попутчик, протягивая мне руку. – Тесла.

Глава 5

Что пророчит стекло?

Не знаю, что он ожидал услышать в ответ, – если, конечно, я правильно истолковала брошенный на меня взгляд. Имя ни о чем мне не говорило.

Мои пальцы встретили касание грубоватой горячей ладони. Короткое сильное пожатие. Шершавые края изоленты царапнули кожу.

– Наш путь будет достаточно долгим, – вновь заговорил Тесла, убирая руку. – У меня нет точной карты, поэтому придется рассчитывать на ваши знания, Ника.

Внутренне я содрогнулась. Не люблю, когда меня называют по имени. И не только потому, что за этим именем стоит. Но вслух, конечно, произнесла другое:

– Вы всерьез думаете найти что-то ценное в этом… Олд-Йорке?

– Я надеюсь.

В его голосе проскользнула странная интонация. Такая бывает у людей, поставивших на карту все, что имеют, – у тех, чья жизнь зависит от того, выгорит ли дело.

– Про север много чего болтают. Будто там сохранились чистые места. И ледяные горы. И нет ни озоновых дыр, ни тайфунов, ни каменного дождя. Но это сказки. Чем дальше на север, тем злее мутанты, вот и все. Спросите дизельщиков, они вам скажут. Никто еще не видел артефактов с севера. Потому что их нет. Там ничего нет. Это миф.

– Но акумы, которые я вам отдал, – не миф. Он вынул из рюкзака жестянку с «ключом» и протянул мне. – Угощайтесь. Почти настоящее мясо.

Я пробурчала слова благодарности, шаря в сумке. Откровенный грабеж в «Укрытии» нанес серьезный урон моему состоянию, но заначка в потайном кармане, к счастью, никуда не делась. Не платить же новому клиенту за угощение его собственными акумами.

Батарейка из скудных запасов перекочевала в руку Теслы. Секундная заминка – и потертый цилиндрик исчез между пальцев, затянутых в серое. Я с наслаждением вскрыла жестянку, согнула «ключ» и запустила импровизированную ложку в почти настоящее мясо.

Одной проблемой меньше.

Жуя пресноватую массу, я исподлобья наблюдала за Теслой. Он вертел в руке батарейку, ловко перебрасывая ее каким-то неуловимым движением. На миг я залюбовалась танцем этих странных пальцев с закованными будто в броню ногтями. И вдруг сообразила, что для пожатия Тесла протягивал мне левую руку. Заранее – словно знал, что я левша.

Батарейка плясала в его правой ладони.

Остатки консервов я доела, не ощущая вкуса, – процесс от этого ничуть не пострадал. Мой новый наниматель оказался весьма наблюдательным. Значит, придется быть вдвойне осторожной.

Я вылизала банку, запила поздний ужин водой из мятой бутылки и растянулась на полке, подсунув под голову свою сумку. Разговор не клеился. Тесла, по-видимому, не спешил делиться нюансами предстоящего похода. А я слишком устала, чтобы эти нюансы выуживать.

Вальтер в кармане успокаивающе оттягивал полу куртки. Я завернулась в штормовку и прикрыла глаза. Боль в боку уходила, растворяясь в сытом тепле.

Пять десятичных часов. Через пять часов снова надо будет выбирать слова, красться окольными путями, слушать загадки и подмечать странности… Смотреть в медовые глаза, держа палец на спусковом крючке.

Пока мы в пути, он меня не тронет. Это я нужна ему, а не наоборот. Это я могла бы пристрелить его и забрать себе и двадцать акумов, и те сокровища, что наверняка хранятся в его рюкзаке – а они там хранятся, не зря же он так легко заплатил, – и его виски, и охренительные сигареты, и даже свою батарейку…

Пять десятичных часов. Давненько я не спала так долго.

В окно светило солнце. Желтая полоса, пробившись между рамой и заслонкой, сползала по стенке отсека.

Какое-то время я следила за этой полоской сквозь полуприкрытые веки. Судя по углу луча, солнце стояло близко к зениту.

Судя по царящей в отсеке жаре – тоже.

Тесла все так же сидел напротив. Из-под капюшона штормовки я видела только его ладонь, расслабленно лежащую на бедре. Ладонь не двигалась. В душном воздухе неподвижно застыли короткие ниточки на обтрепанных краях глов. Солнечный луч играл на пуговицах черной рубашки, золотил потускневшую пряжку ремня.

– Мы прибываем через полчаса.

Я нехотя откинула капюшон и села. Тесла, конечно, и не думал спать – и каким-то образом заметил, что уже не сплю я. От внимательного взгляда светлых глаз мне стало не по себе.

– Дизельщики невероятно пунктуальны, – пробурчала я, сверившись с хрономером. Так и есть – близился исход пятого десятичного часа. Полуденное солнце снаружи палило вовсю, от внешней стенки шел ощутимый жар. Я отодвинулась. Вальтер в кармане нагрелся так, что его стальной бок припекал даже сквозь ткань.

– Надеюсь, вы хорошо отдохнули.

Тесла произнес это своим нейтрально-невозмутимым тоном, к которому я уже начала привыкать. Я покосилась на него. Под скулами залегли глубокие тени, отчего косая черта шрама проступила еще отчетливее. Наверняка всю ночь не сомкнул глаз.

Не отвечая, я прислушалась к себе. Боль в ребрах почти ушла, притупившись до неразличимости. Голова была на удивление ясной, несмотря на рацион из сигарет и виски. Я пошевелилась, разминая затекшие мышцы. С отвращением выбралась из жаркой штормовки. Вдоль позвоночника сползали капли пота.

Я поерзала на полке. За ночь к нам так никто и не подсел, и спокойный сон сотворил чудеса. Я осторожно размялась, ожидая услышать протестующий писк аугментики, но все было тихо. Корка соли на коже подсохла и при каждом движении трескалась. Под одежду будто насыпали песка. Взмокшая блузка прилипла к спине, брюки пропитались потом. Очень хотелось стянуть эти тряпки к чертям, но я ограничилась тем, что расстегнула куртку.

Снаружи доносились голоса, глухая перебранка и шум. Насточертевшее колесное «ту-тук» отдавалось в голове.

Я проверила содержимое сумки. Вынула и продула респиратор, расправила защитную ленту. На гладкой темной поверхности белели свежие царапины – результат недавних забегов. Плохо. Каждая царапина – потенциальный солнечный ожог, и чем их больше, тем выше шанс спалить глаза под ноль. Эти ленты стоят целое состояние и с каждым годом дорожают… Сука Немой. Только купила защитку.

Возясь с вещами, я искоса поглядывала на Теслу. Он тоже что-то перебирал в своем рюкзаке. Стянутый широкими ремнями баул не выглядел объемистым, его поверхность мягко переливалась на свету. Серые волокна плетения поблескивали, попадая в солнечный луч.

Кевлар. Целое полотно кевлара. Я прищурилась. Неужто мой наниматель так боится пули в спину? И если да – не стоит ли и мне ее опасаться?..