Ампутация совести

Завтрак, контрастный душ, тщательное бритьё – всё это он проделывал автоматически, погружённый в мысли о том, что ждало его в клинике. Операция Колесниковой была назначена на десять утра, и Бронская должна была наблюдать за ней через видеотрансляцию из специальной комнаты.

Глеб знал, что она ожидает увидеть радикальное вмешательство, которое значительно изменит внешность телеведущей в соответствии с её видением «нового русского лица». Но после вчерашнего разговора с Колесниковой, после того, как он узнал о её неврологических симптомах и связи с препаратом RFM-7, он решил провести минимальное вмешательство, достаточное лишь для заметного, но не кардинального улучшения внешности.

Это был компромисс между медицинской этикой и практической необходимостью. Он не мог отказаться от операции совсем – это поставило бы Колесникову в сложное положение с Бронской и проектом. Но он также не мог пойти на поводу у амбиций медиамагнатки, рискуя здоровьем пациентки.

По дороге в клинику Глеб позвонил Марине.

– Доброе утро, – её голос звучал так же напряжённо, как он себя чувствовал. – Как настроение перед операцией?

– Решительное, – коротко ответил Глеб. – Я буду придерживаться плана, о котором мы говорили. Минимальное вмешательство, достаточное для видимых, но не радикальных изменений. И ты будешь особенно внимательно следить за жизненными показателями Колесниковой. При любых отклонениях от нормы я немедленно прерву операцию.

– Понимаю, – Марина говорила тихо, словно боялась, что её могут подслушать. – А что насчёт Бронской? Она будет в ярости, когда поймёт, что ты не следуешь её плану.

– Я готов к последствиям, – твёрдо сказал Глеб. – Моя первая ответственность – перед пациенткой, а не перед чьими-то политическими амбициями.

– Ты уверен, что хочешь идти на этот конфликт? – в голосе Марины слышалась тревога. – Бронская не из тех, кто прощает такие вещи. Она может серьёзно навредить твоей карьере, твоей репутации…

– Я знаю, – Глеб вздохнул. – Но я не могу поступить иначе. Не после того, что я узнал о препарате и о симптомах Колесниковой.

– Я понимаю, – мягко сказала Марина. – И я на твоей стороне, что бы ни случилось.

Эти слова придали Глебу сил. Впервые за долгое время он не был один в своих решениях и конфликтах. У него был человек, который поддерживал его не из личной выгоды, а из искренней привязанности и общих ценностей.

– Спасибо, – искренне сказал он. – Это много для меня значит. Увидимся в клинике через час.

Он завершил звонок и продолжил путь, чувствуя странное спокойствие. Решение было принято, и теперь оставалось только действовать в соответствии с ним, принимая все последствия, какими бы они ни были.

В клинике уже кипела подготовка к операции. Медсёстры готовили операционную, анестезиолог – Марина – проверяла оборудование, технический персонал настраивал видеокамеры для трансляции.

Глеб прошёл в свой кабинет и начал просматривать финальные документы и планы операции. Он внёс некоторые коррективы, уменьшив объём вмешательства по сравнению с изначальным планом. Теперь операция предполагала лишь минимальные изменения формы носа и скул, достаточные для заметного, но не радикального улучшения внешности.

В дверь постучали, и вошла Марина.

– Колесникова прибыла, – сообщила она. – Проходит предоперационную подготовку. И… Бронская тоже здесь. Хочет поговорить с тобой до начала операции.

Глеб напрягся. Он не ожидал, что Бронская приедет лично – думал, что она будет наблюдать за операцией удалённо, через видеотрансляцию.

– Хорошо, – кивнул он. – Пусть зайдёт.

Марина вышла, и через минуту в кабинет вошла Вероника Бронская – элегантная, как всегда, в дорогом костюме от Шанель и с холодной улыбкой на лице.

– Глеб Аркадьевич, – она протянула руку для приветствия. – Рада видеть вас в такой важный день.

– Вероника Валерьевна, – Глеб пожал её руку, сохраняя профессиональный тон. – Не ожидал вас здесь лично. Я думал, вы будете наблюдать за операцией через трансляцию.

– Я предпочитаю быть ближе к событиям, особенно таким значимым, – она села в кресло напротив его стола. – Сегодняшняя операция – важный этап нашего проекта. И я надеюсь, что вы выполните её в соответствии с нашими договорённостями.

– Я буду выполнять операцию в соответствии с моим профессиональным суждением и в интересах пациентки, – спокойно сказал Глеб.

Бронская слегка нахмурилась.

– Что это значит? Мы обсуждали конкретный план, конкретные изменения. Колесникова должна соответствовать определённому образу для проекта.

– И она будет соответствовать, – заверил её Глеб. – Но как хирург, я должен учитывать индивидуальные особенности пациентки и медицинские показания. Слишком радикальные изменения могут привести к осложнениям.

– Какие ещё осложнения? – Бронская выглядела раздражённой. – Вы опытный хирург, вы делали и более сложные операции. В чём проблема?

Глеб решил не упоминать о неврологических симптомах Колесниковой и их возможной связи с препаратом RFM-7. Это только усложнило бы ситуацию и могло бы поставить телеведущую под удар.

– Нет проблемы, – он старался говорить уверенно. – Просто каждая операция индивидуальна, и я должен адаптировать план к конкретной ситуации. Но результат будет соответствовать общим целям проекта, не беспокойтесь.

Бронская внимательно изучала его лицо, словно пытаясь прочесть истинные мысли.

– Я надеюсь на это, Глеб Аркадьевич, – наконец сказала она. – И надеюсь также на ваше положительное решение по поводу участия в проекте после операции. Как я уже говорила, это открывает перед вами возможности, о которых вы даже не мечтали.

– Я всё ещё обдумываю ваше предложение, – уклончиво ответил Глеб. – Мне нужно больше информации о препарате RFM-7 и его долгосрочных эффектах, прежде чем я приму окончательное решение.

– Вся информация будет предоставлена вам в своё время, – Бронская поднялась. – А сейчас я не буду больше отвлекать вас от подготовки к операции. Буду наблюдать из комнаты видеотрансляции. И, Глеб Аркадьевич… не разочаруйте меня. В ваших же интересах.

С этими словами она вышла из кабинета, оставив Глеба наедине со своими мыслями. Её последняя фраза явно звучала как угроза, но он не собирался отступать от своего решения. Его долг как врача был превыше всех угроз и обещаний.

Вскоре после ухода Бронской в кабинет заглянула Марина.

– Всё в порядке? – обеспокоенно спросила она. – О чём вы говорили?

– Она пыталась убедиться, что я буду следовать её плану операции, – Глеб потёр виски. – И снова намекала на какие-то невероятные возможности, которые откроются передо мной, если я присоединюсь к проекту.

– И что ты ответил? – Марина выглядела встревоженной.

– Что буду действовать в соответствии с профессиональным суждением, – Глеб слабо улыбнулся. – Технически, это не ложь.

– Она не выглядела удовлетворённой, когда выходила, – заметила Марина.

– Она и не была удовлетворена, – согласился Глеб. – Но это не изменит моего решения. Как там Колесникова? Готова к операции?

– Да, проходит финальную подготовку, – кивнула Марина. – Выглядит немного нервной, но это нормально перед операцией.

– Хорошо, – Глеб встал. – Тогда пора начинать. Ты готова?

– Всегда, – Марина коротко сжала его руку в знак поддержки.

Они вышли из кабинета и направились в предоперационную, где их ждала Колесникова. Телеведущая лежала на каталке, уже в больничной одежде, с бледным лицом и нервной улыбкой.

– Доброе утро, Алина Сергеевна, – поздоровался Глеб, подходя к ней. – Как вы себя чувствуете?

– Немного нервничаю, – призналась она. – Как перед любой операцией, наверное.

– Это нормально, – успокоил её Глеб. – Мы позаботимся о том, чтобы всё прошло гладко. Помните наш вчерашний разговор? Я буду придерживаться минимального плана вмешательства.

– А Вероника? – тихо спросила Колесникова. – Она здесь, да? Я видела её в коридоре.

– Да, она будет наблюдать за операцией, – кивнул Глеб. – Но не беспокойтесь об этом. Я врач, и моя первая ответственность – перед вами как пациенткой, а не перед кем-либо ещё.

Колесникова благодарно кивнула, но в её глазах всё ещё был страх. Глеб понимал её опасения – Бронская была влиятельной фигурой в её карьере, и конфликт с ней мог иметь серьёзные последствия.

– Всё будет хорошо, – заверил он. – А теперь давайте начнём. Марина введёт вам препараты для премедикации, и через несколько минут мы отправимся в операционную.

Марина занялась подготовкой лекарств, а Глеб ещё раз просмотрел документы и план операции. Всё было готово, оставалось только действовать в соответствии с принятым решением и справиться с последствиями, какими бы они ни были.

Операционная была готова – стерильная, ярко освещённая, с новейшим оборудованием и инструментами, разложенными в идеальном порядке. Колесникову перевезли на операционный стол, и Марина начала процесс анестезии.

Глеб заметил камеры, установленные в стратегических точках операционной для трансляции в специальную комнату, где находилась Бронская. Он старался не думать об этом, концентрируясь на предстоящей операции и благополучии пациентки.

– Анестезия действует, пациентка стабильна, – доложила Марина через несколько минут. – Можно начинать.

Глеб кивнул и приступил к операции. Он работал методично, с хирургической точностью, которая была его визитной карточкой. Музыка играла в операционной – классика, как всегда во время его операций, создавая идеальный фон для точной работы.

Первая часть операции прошла гладко. Глеб следовал своему модифицированному плану, выполняя минимальные, но эффективные корректировки. Он работал осторожно, избегая лишнего травмирования тканей, постоянно контролируя состояние пациентки.

– Жизненные показатели стабильны, – регулярно докладывала Марина, внимательно следя за мониторами.

Через час операции, когда основная часть работы была выполнена, в операционную через интерком поступил голос Бронской.

– Глеб Аркадьевич, – её голос звучал холодно и напряжённо, – я не вижу тех изменений, которые мы обсуждали. Операция идёт не по плану.

Глеб на мгновение прервался, затем продолжил работу, не отвечая. Бронская не имела права вмешиваться в ход операции, и он не собирался позволять ей это делать.

– Глеб Аркадьевич, – голос Бронской стал более настойчивым, – вы меня слышите? Я требую объяснений.

– Я слышу вас, Вероника Валерьевна, – спокойно ответил Глеб, не прерывая работы. – Но сейчас я выполняю сложную медицинскую процедуру и не могу отвлекаться на разговоры. Мы обсудим всё после операции.

– Это неприемлемо, – в голосе Бронской слышался плохо скрываемый гнев. – Вы не выполняете согласованный план операции. Вы делаете минимальные изменения, которые не соответствуют требованиям проекта.

– Я выполняю операцию в соответствии с медицинскими показаниями и в интересах пациентки, – твёрдо сказал Глеб. – И сейчас я прошу вас не отвлекать меня. Это вопрос безопасности пациентки.

Интерком замолчал, но Глеб знал, что это не конец. Бронская не из тех, кто легко принимает отказ или неподчинение. Но сейчас его внимание должно было быть полностью сосредоточено на операции.

Он продолжил работу, выполняя тонкие, едва заметные коррекции, которые в совокупности должны были дать заметное, но не радикальное улучшение внешности Колесниковой. Это был компромисс, который он мог предложить – достаточно изменений, чтобы удовлетворить требования проекта, но не настолько радикальных, чтобы рисковать здоровьем пациентки.

Через два часа основная часть операции была завершена. Глеб работал над финальными штрихами, когда заметил, что показатели на мониторах начали меняться.

– Давление падает, – тревожно сообщила Марина. – Пульс учащается. Что-то не так.

Глеб мгновенно переключил внимание на мониторы. Действительно, показатели жизнедеятельности Колесниковой начали ухудшаться без видимой причины.

– Причина? – коротко спросил он, проверяя состояние операционного поля.

– Неизвестно, – Марина выглядела встревоженной. – Нет признаков кровотечения или аллергической реакции. Это нетипично для пластической операции.

– Проверь анестезию, – приказал Глеб. – Может быть реакция на препараты.

Марина быстро проверила капельницу и дозировки лекарств.

– Всё стандартно, – доложила она. – Те же препараты, которые мы всегда используем. Те же дозировки.

– Давление продолжает падать, – отметила одна из медсестёр. – Сатурация кислорода снижается.

Глеб почувствовал, как холодок пробежал по спине. Что-то явно было не так, и это было не связано с самой операцией или стандартной анестезией.

– Введите адреналин, – скомандовал он. – Повысьте подачу кислорода. И подготовьте дефибриллятор на всякий случай.

Команда быстро выполняла указания, но состояние Колесниковой продолжало ухудшаться. Её давление опустилось до критически низких значений, пульс стал аритмичным.

– Клиническая картина напоминает анафилактический шок, – нахмурилась Марина. – Но мы не ввели никаких новых препаратов, только те, которые уже использовали раньше при подготовке.

Глеб лихорадочно думал, пытаясь понять, что происходит. Анафилактический шок без явного аллергена? Это не имело смысла. Если только…

– RFM-7, – внезапно произнёс он. – Что, если это реакция на остатки препарата в её организме? Отложенная реакция, триггером для которой стала наша анестезия?

Марина широко раскрыла глаза, понимая ход его мыслей.

– Теоретически возможно, – быстро сказала она. – Особенно если препарат связывается с определёнными рецепторами, которые также задействованы анестетиками. Но как лечить, если мы не знаем точного механизма?

– Симптоматически, – решил Глеб. – Как тяжёлую аллергическую реакцию. Увеличьте дозу адреналина. Добавьте кортикостероиды. Приготовьте интубацию, если дыхание станет проблематичным.

Команда работала слаженно, выполняя его указания. Глеб отложил хирургические инструменты – завершение операции сейчас было второстепенной задачей. Главное – стабилизировать пациентку.

Через интерком снова раздался голос Бронской.

– Что происходит? – требовательно спросила она. – Почему операция прервана?

– У пациентки критическое состояние, – резко ответил Глеб. – Вероятно, анафилактический шок. Мы пытаемся стабилизировать её.

– Это невозможно, – голос Бронской звучал недоверчиво. – Колесникова прошла все тесты, у неё нет аллергий на стандартные анестетики.

– Это может быть связано с предыдущим вмешательством, – Глеб решил рискнуть и сказать прямо. – С препаратом RFM-7, который был введён ей два года назад. Возможно, он вступает в неизвестное взаимодействие с нашими анестетиками.

Интерком замолчал на несколько секунд, затем Бронская снова заговорила, её голос был напряжён.

– Это невозможно. Препарат не может вызывать таких реакций спустя два года. Должна быть другая причина.

– Мы обсудим это позже, – отрезал Глеб. – Сейчас мне нужно сосредоточиться на спасении пациентки.

Он отключил интерком и полностью сконцентрировался на Колесниковой. Её состояние было критическим, но стабилизирующие меры начинали действовать. Давление медленно возвращалось к норме, пульс становился более регулярным.

– Есть улучшение, – с облегчением сообщила Марина через несколько минут. – Давление поднимается, сатурация кислорода тоже. Похоже, кризис проходит.

Глеб кивнул, не ослабляя внимания. Он не мог позволить себе расслабиться, пока пациентка не будет полностью стабилизирована.

Ещё через двадцать минут интенсивной терапии состояние Колесниковой значительно улучшилось. Её жизненные показатели вернулись к приемлемым значениям, хотя и оставались ниже нормы.

– Она стабильна, – наконец сказал Глеб. – Но операцию необходимо завершить досрочно. Я закрою операционное поле и наложу швы. Дальнейшие коррекции придётся отложить до полного выяснения причин реакции и восстановления пациентки.

Команда молча кивнула, понимая серьёзность ситуации. Глеб быстро и аккуратно завершил операцию, наложив швы на уже сделанные разрезы. Результат был далёк от изначально планируемого – лишь незначительные изменения формы носа, без каких-либо серьёзных коррекций скул или овала лица.

Бронская будет в ярости, но это было наименьшей из его проблем сейчас. Главное – понять, что произошло с Колесниковой и предотвратить подобные ситуации в будущем.

Когда операция была официально завершена, и Колесникову перевезли в палату интенсивной терапии для наблюдения, Глеб вышел из операционной, чувствуя физическое и эмоциональное истощение. В коридоре его ждала Бронская, её лицо было маской холодной ярости.

– В мой кабинет. Немедленно, – процедила она и направилась к лифту, не дожидаясь ответа.

Глеб переглянулся с Мариной, которая вышла вслед за ним.

– Иди, – тихо сказала она. – Я прослежу за Колесниковой. Если что-то изменится, я немедленно сообщу.

Он благодарно кивнул и направился вслед за Бронской, готовясь к неприятному разговору.

В кабинете Вероники Бронской, который временно выделила ей администрация клиники, была почти осязаемая атмосфера напряжения. Медиамагнатка стояла у окна, спиной к двери, когда Глеб вошёл.

– Закройте дверь, – холодно произнесла она, не оборачиваясь.

Глеб закрыл дверь и остался стоять посреди кабинета, не собираясь садиться без приглашения. Он был готов к конфронтации и не собирался уступать позиции.

Бронская наконец повернулась к нему, её лицо было маской контролируемой ярости.

– Вы подвели меня, Глеб Аркадьевич, – произнесла она. – Вы не выполнили согласованный план операции. Вы сделали лишь минимальные изменения, которые абсолютно не соответствуют требованиям проекта. И теперь вы пытаетесь оправдать свою некомпетентность какими-то нелепыми теориями о взаимодействии с RFM-7.

– Это не теории, – спокойно возразил Глеб. – Колесникова испытывала неврологические симптомы – мигрени, фотопсию – которые могут быть связаны с препаратом. А сегодняшняя реакция во время операции только подтверждает мои опасения. Препарат не так безопасен, как вы пытаетесь представить.

– Чушь, – отрезала Бронская. – RFM-7 прошёл все необходимые испытания. Временные неврологические симптомы были отмечены у некоторых пациентов, но они полностью обратимы и не представляют угрозы для жизни.

– Тогда как вы объясните состояние Колесниковой сегодня? – Глеб не собирался отступать. – Анафилактический шок без явного аллергена? Это нетипично для стандартной пластической операции.

Бронская на мгновение замолчала, словно подбирая слова.

– Возможно, у неё была неизвестная аллергия на один из компонентов анестезии, – наконец сказала она. – Или стресс перед операцией вызвал соматическую реакцию. Существуют десятки возможных объяснений, не связанных с RFM-7.

– И все они менее вероятны, чем взаимодействие с экспериментальным препаратом, о действии которого мы знаем так мало, – парировал Глеб. – Особенно учитывая её неврологические симптомы, начавшиеся полгода назад.

– Вы слишком много знаете для человека, который официально не связан с проектом, – Бронская прищурилась. – Кто рассказал вам о неврологических симптомах? Колесникова?

Глеб понял, что допустил ошибку. Он не должен был показывать, что знает больше, чем говорит Бронская. Но отступать было уже поздно.

– Я врач, Вероника Валерьевна, – он старался говорить уверенно. – Моя работа – спрашивать пациентов о их состоянии, о любых необычных симптомах, особенно перед операцией. Колесникова сама рассказала о мигренях и проблемах со зрением во время нашей предоперационной консультации.

– И вы решили связать это с препаратом, о котором практически ничего не знаете, – Бронская покачала головой. – Это непрофессионально, Глеб Аркадьевич. Я ожидала от вас большего.

– Я связал это с препаратом после того, как узнал о его существовании и о том, что Колесникова была одной из первых испытуемых, – возразил Глеб. – И после того, как узнал о странных обстоятельствах смерти Немчинова, который, как оказалось, был напуган и говорил о каких-то «неизвестных последствиях» препарата перед своей смертью.

Лицо Бронской на мгновение застыло, затем она рассмеялась, но смех звучал фальшиво.

– Вы начитались теорий заговора, доктор Савельев, – она покачала головой. – Немчинов умер от сердечного приступа. Это подтверждено официальным расследованием. Никаких «странных обстоятельств» не было.

– Тогда почему препарат «больше недоступен» после его смерти? – Глеб не отступал. – Если он так безопасен и эффективен, почему нет других врачей, которые продолжили бы его применение?

Бронская некоторое время молчала, изучая его лицо. Затем медленно подошла к своему столу и села, указав Глебу на кресло напротив.

– Присаживайтесь, Глеб Аркадьевич, – её тон стал почти дружелюбным. – Давайте поговорим откровенно.

Глеб осторожно сел, не сводя глаз с Бронской. Эта внезапная смена тона настораживала его.

– Вы правы в одном, – начала она. – RFM-7 – действительно экспериментальный препарат, и наши знания о нём всё ещё ограничены. Были отмечены некоторые побочные эффекты, включая временные неврологические симптомы. Но они не опасны для жизни и полностью обратимы при правильном лечении.

– А Немчинов? – настаивал Глеб. – Он умер случайно?

– Он умер от сердечного приступа, – твёрдо сказала Бронская. – Но вы правы, его смерть была связана с проектом, хотя и не так, как вы думаете. Немчинов был… эмоционально нестабилен. Он начал паниковать из-за некоторых побочных эффектов, которые наблюдал у пациентов, хотя они были в пределах ожидаемого для экспериментального препарата. Он угрожал пойти в прессу, сорвать весь проект. Стресс от этой ситуации и привёл к сердечному приступу.

– Или ему помогли уйти из жизни, – мрачно предположил Глеб.

Бронская резко выпрямилась, её глаза сузились.

– Это серьёзное обвинение, доктор Савельев, – её голос стал ледяным. – Я бы советовала вам быть осторожнее в своих предположениях. Особенно без доказательств.

– Я просто рассматриваю все возможности, – Глеб встретил её взгляд без страха. – Как и положено учёному.

– Тогда рассмотрите и эту возможность, – Бронская наклонилась ближе. – Вы можете стать частью революционного проекта, который изменит не только эстетическую медицину, но и всю систему международных отношений. Или вы можете остаться в стороне и наблюдать, как другие получают славу, признание и финансовые выгоды. Выбор за вами, Глеб Аркадьевич.

– А если я выберу не участвовать? – прямо спросил Глеб. – Что тогда?

– Тогда вы продолжите свою карьеру как обычный пластический хирург, – она пожала плечами. – Возможно, с некоторыми… сложностями. В нашем мире репутация – хрупкая вещь. Один неудачный случай, одна статья в СМИ – и годами построенная карьера может рухнуть.

Это была явная угроза, и Глеб понял это. Бронская давала ему понять, что может создать серьёзные проблемы, если он откажется сотрудничать.

– Я должен подумать, – сказал он, выигрывая время. – Сегодняшний инцидент с Колесниковой вызывает у меня серьёзные опасения. Я хочу убедиться в безопасности препарата, прежде чем принимать решение.

– Конечно, – Бронская улыбнулась, но её глаза оставались холодными. – У вас есть время до выписки Колесниковой. После этого я жду вашего окончательного ответа. И, Глеб Аркадьевич… я надеюсь, что вы примете правильное решение. В интересах всех заинтересованных сторон.

Глеб кивнул и поднялся. Разговор был окончен, хотя ничего не было решено. Бронская явно не собиралась отступать, и теперь он должен был решить, как действовать дальше.

– Я сообщу вам своё решение, – сказал он и направился к двери.

– И ещё кое-что, – голос Бронской остановил его у самого выхода. – Будьте осторожны с теми, кому доверяете информацию о проекте. Некоторые люди могут использовать её в своих целях. Например, ваш новый друг Королёв.

Глеб напрягся, но не показал удивления. Значит, Бронская знала о его контактах с Королёвым. Это усложняло ситуацию.

– Я всегда осторожен, – коротко ответил он и вышел из кабинета.

В коридоре он глубоко вдохнул, пытаясь собраться с мыслями. Ситуация становилась всё более опасной. Бронская явно следила за ним, знала о его контактах и не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего. А учитывая её намёки о судьбе Немчинова, это могло означать реальную угрозу не только для его карьеры, но и для жизни.

Ему нужно было действовать быстро и решительно. Первым делом – проверить состояние Колесниковой и убедиться, что она вне опасности. Затем связаться с Мариной и Королёвым, чтобы разработать план действий.

Одно было ясно: он не мог принять предложение Бронской и стать частью проекта, который, судя по всему, был гораздо более опасным и неэтичным, чем она пыталась представить.

Глеб направился в палату интенсивной терапии, где находилась Колесникова после операции. Там уже была Марина, внимательно следящая за показателями мониторов.