Ампутация совести

Марина тоже не нашла ничего существенного в медицинских базах данных. Единственной зацепкой было упоминание в одном малоизвестном журнале о «перспективном исследовании в области направленной регенерации костной и хрящевой ткани», проводимом группой российских учёных. Но никаких деталей, никаких имён.

Королёв звонил ежедневно, но и у него не было значительных новостей. Его источники подтверждали существование какого-то секретного медицинского проекта с государственным финансированием, но деталей не знали или не хотели делиться.

– Люди боятся говорить, – сказал он Глебу во время их очередного телефонного разговора. – Это плохой знак. Значит, проект действительно серьёзный и кто-то очень влиятельный заинтересован в его успехе.

Времени становилось всё меньше. До операции Колесниковой оставалось три дня, и Глеб всё ещё не решил, как поступить. Принять предложение Бронской и стать частью проекта, о котором он знал так мало? Или отказаться, рискуя навлечь на себя гнев влиятельной женщины и стоящих за ней сил?

Вечером, накануне предоперационной консультации с Колесниковой, он сидел у Марины дома, обсуждая сложившуюся ситуацию.

– Я всё ещё не знаю, что делать, – признался он, глядя в окно на ночную Москву. – С одной стороны, если препарат действительно так революционен, быть частью этого прорыва… Это мечта любого врача. С другой – слишком много тайн, слишком много рисков.

– А что говорит твоя интуиция? – тихо спросила Марина, сидя рядом с ним на диване.

Глеб задумался. Обычно он не доверял интуиции, предпочитая логические решения, основанные на фактах и анализе. Но в данном случае фактов было слишком мало.

– Моя интуиция говорит, что здесь что-то не так, – наконец сказал он. – Что проект имеет какие-то цели, о которых Бронская не говорит. И что препарат может быть опаснее, чем они признают.

– Тогда, возможно, ответ очевиден? – Марина положила руку ему на плечо. – Ты не должен участвовать в том, что противоречит твоей профессиональной этике и интуиции.

– Но что насчёт Колесниковой? – Глеб повернулся к ней. – Если препарат действительно имеет опасные побочные эффекты, и она была одной из первых испытуемых… Я не могу просто отказаться от её операции. Я должен убедиться, что с ней всё в порядке.

– Тогда проведи операцию, как планировалось, – предложила Марина. – По твоему методу, не по плану Бронской. Но откажись от дальнейшего участия в проекте.

– Бронская этого не примет, – покачал головой Глеб. – Она явно дала понять, что ожидает моего полного участия в проекте после операции Колесниковой.

– И что ты будешь делать? – Марина выглядела встревоженной.

– Я должен поговорить с Колесниковой, – решительно сказал Глеб. – Завтра, во время предоперационной консультации. Расспросить её о препарате, о её опыте, о возможных побочных эффектах. Если она подтвердит мои опасения… это может помочь мне принять решение.

– А если Бронская узнает? – Марина нахмурилась.

– Я буду осторожен, – заверил её Глеб. – Представлю это как стандартные вопросы о предыдущих вмешательствах перед операцией. Ничего подозрительного.

Марина не выглядела полностью убеждённой, но кивнула. Они провели остаток вечера, обсуждая возможные сценарии и разрабатывая план действий на случай различных ситуаций. Глеб ценил её поддержку и рациональный подход – Марина не паниковала, но и не преуменьшала опасность.

Когда они наконец легли спать, Глеб долго лежал без сна, глядя в потолок. Завтра он должен был встретиться с Колесниковой и, возможно, узнать больше о загадочном препарате и его последствиях. Это могло приблизить его к пониманию того, что на самом деле происходило за кулисами проекта «Новое лицо России».

И, возможно, помочь ему принять решение, которое могло изменить всю его жизнь и карьеру.

Предоперационная консультация с Колесниковой была назначена на утро, за два дня до самой операции. Глеб пришёл в клинику раньше обычного, чтобы подготовиться и продумать стратегию разговора. Он хотел получить информацию о препарате RFM-7 и его последствиях, не вызвав при этом подозрений.

Марина тоже пришла пораньше, чтобы ассистировать на консультации. Они коротко обсудили план действий, затем разошлись по своим кабинетам, чтобы не привлекать внимания коллег своей близостью.

Колесникова прибыла точно в назначенное время, элегантная в строгом сером костюме и с минимальным макияжем. Она выглядела немного нервной, что было нормально перед операцией, но держалась уверенно.

– Доброе утро, Глеб Аркадьевич, – она пожала ему руку. – Всё готово к послезавтрашней процедуре?

– Всё идёт по плану, Алина Сергеевна, – кивнул Глеб. – Сегодня мы проведём финальное обследование и обсудим последние детали.

Марина помогла Колесниковой устроиться в кресле для обследования, пока Глеб просматривал результаты последних анализов. Всё было в норме – никаких противопоказаний к операции.

– Марина Олеговна, не могли бы вы принести файлы 3D-моделирования из архива? – попросил Глеб, создавая предлог, чтобы на несколько минут остаться с Колесниковой наедине.

Марина понимающе кивнула и вышла из кабинета. Глеб повернулся к пациентке.

– Алина Сергеевна, – начал он как бы между делом, – я ещё раз изучил запись о вашей предыдущей операции у доктора Немчинова. Там упоминается «экспериментальная методика», но нет никаких деталей. Для планирования новой операции мне важно знать точно, что было сделано раньше. Вы не могли бы рассказать подробнее?

Колесникова заметно напряглась, её руки, до этого спокойно лежавшие на коленях, сжались.

– Я… не знаю технических деталей, – осторожно ответила она. – Как я уже говорила, это была минимально инвазивная процедура. Серия инъекций, насколько я помню. Немчинов объяснял что-то про «направленную регенерацию тканей», но я не особо вникала в научные термины.

– Понимаю, – Глеб кивнул, пытаясь говорить непринуждённо. – А были ли какие-то побочные эффекты после тех инъекций? Дискомфорт, боль, необычные ощущения?

Колесникова на мгновение замерла, словно решая, что можно рассказать.

– Ничего серьёзного, – наконец сказала она. – Небольшой дискомфорт в первые дни, лёгкое онемение. Немчинов сказал, что это нормальная реакция.

Глеб заметил, что она не смотрела ему в глаза, говоря это. Похоже, она что-то скрывала.

– А в последнее время? – он решил зайти с другой стороны. – Никаких необычных симптомов? Головные боли, проблемы со зрением, необъяснимые боли?

Колесникова напряглась ещё больше.

– Почему вы спрашиваете? – в её голосе появилась настороженность. – Есть повод для беспокойства?

– Просто стандартные вопросы перед операцией, – Глеб постарался выглядеть непринуждённо. – Особенно учитывая, что ваша предыдущая процедура была экспериментальной. Мне нужно учесть все факторы, чтобы избежать осложнений.

Колесникова помолчала, внимательно изучая его лицо. Затем, словно приняв решение, тихо сказала:

– У меня бывают мигрени. Начались примерно полгода назад. И… иногда я вижу вспышки света перед глазами, даже в полной темноте.

Глеб старался сохранять нейтральное выражение лица, хотя внутри у него всё напряглось. Мигрени и фотопсия могли быть признаками серьёзных неврологических проблем.

– Вы обращались к врачу с этими симптомами? – спросил он.

– Да, к тому, кого рекомендовала Вероника, – кивнула Колесникова. – Он сказал, что это стресс и переутомление, прописал витамины и больше отдыха.

– И симптомы уменьшились? – Глеб старался, чтобы его голос звучал профессионально заинтересованно, а не встревоженно.

– Не особо, – призналась Колесникова. – Но я научилась с этим жить. В конце концов, моя работа связана с постоянным стрессом и яркими студийными огнями. Это могло бы объяснить симптомы, верно?

– Могло бы, – осторожно согласился Глеб. – Но всё же я рекомендую пройти полное неврологическое обследование. Просто для исключения более серьёзных причин.

– После операции, – быстро сказала Колесникова. – Сейчас нет времени. Проект начинается через месяц, я должна быть готова.

Глеб хотел возразить, сказать, что здоровье важнее любого проекта, но в этот момент вернулась Марина с файлами 3D-моделирования, и момент был упущен.

Они продолжили консультацию, обсуждая технические детали предстоящей операции, план реабилитации, ожидаемые результаты. Всё это время Глеб наблюдал за Колесниковой, отмечая признаки, которые раньше не замечал или на которые не обращал внимания – лёгкую бледность, морщинку между бровей, возможно, от постоянной боли, то, как она время от времени щурилась, словно свет в кабинете был слишком ярким для её глаз.

Когда консультация закончилась, и Колесникова собралась уходить, Глеб решился на последний вопрос.

– Алина Сергеевна, – сказал он, когда они шли к двери, – я слышал, что доктор Немчинов скончался вскоре после вашей операции. Вы общались с ним незадолго до его смерти? Не замечали ничего необычного в его поведении?

Колесникова резко остановилась и посмотрела на него с явным испугом.

– Почему вы спрашиваете? – её голос был тихим, почти шёпотом.

– Просто интересуюсь, – Глеб старался выглядеть непринуждённо. – Он был коллегой, хоть мы и не были знакомы лично.

Колесникова несколько секунд молчала, затем, понизив голос ещё больше, сказала:

– Он был напуган. Очень напуган. Я видела его за неделю до смерти, пришла на плановый осмотр. Он выглядел нервным, постоянно оглядывался, говорил, что за ним следят. Я решила, что у него нервный срыв или что-то в этом роде.

– Он не говорил, чего именно боится? – осторожно спросил Глеб.

– Нет, не прямо, – Колесникова покачала головой. – Но он сказал что-то странное… Что я должна быть осторожна, следить за любыми необычными симптомами. Что «не все последствия известны». Я не придала этому значения тогда, списала на его состояние. А через неделю узнала о его смерти.

Глеб почувствовал, как по спине пробежал холодок. Слова Немчинова звучали как предупреждение, и тот факт, что Колесникова действительно начала испытывать необычные симптомы полгода спустя, был тревожным.

– Спасибо за откровенность, – сказал он. – И я действительно рекомендую пройти неврологическое обследование. Если хотите, я могу порекомендовать хорошего специалиста.

– Может быть, после операции, – повторила Колесникова, но в её голосе уже не было прежней уверенности. – Я… я должна подумать.

Она попрощалась и быстро ушла, оставив Глеба и Марину обмениваться обеспокоенными взглядами.

– Ты слышала? – спросил Глеб, когда они вернулись в кабинет.

– Да, – Марина выглядела встревоженной. – Мигрени, фотопсия, напуганный Немчинов… Это не выглядит как простое совпадение.

– Именно, – Глеб сел за стол, обдумывая полученную информацию. – Похоже, препарат действительно имеет серьёзные побочные эффекты, о которых Бронская предпочитает не упоминать. И Немчинов, возможно, собирался предупредить об этом, но не успел.

– Что мы будем делать? – спросила Марина. – Ты всё ещё планируешь оперировать Колесникову?

Глеб задумался. С одной стороны, наличие неврологических симптомов вызывало серьёзные опасения. С другой – отказ от операции в последний момент мог вызвать подозрения и навлечь гнев Бронской не только на него, но и на Колесникову. И, что самое важное, если симптомы телеведущей действительно связаны с препаратом, отказ от операции никак не поможет ей.

– Да, я проведу операцию, как планировалось, – наконец решил он. – Но я должен предупредить Колесникову о возможных рисках и настоять на полном медицинском обследовании после реабилитации.

– А как быть с Бронской? – Марина нахмурилась. – Она ждёт твоего ответа по поводу участия в проекте.

– Я скажу ей, что мне нужно больше информации о препарате и его действии, прежде чем я приму окончательное решение, – Глеб потёр виски, чувствуя начинающуюся головную боль. – Это даст мне время выяснить больше о RFM-7 и его побочных эффектах.

– Она может не согласиться на отсрочку, – предупредила Марина.

– Тогда мне придётся принять решение раньше, – Глеб пожал плечами. – Но сейчас мне нужно сосредоточиться на Колесниковой и её здоровье. Это приоритет.

Марина кивнула, соглашаясь. Они оба были врачами, и благополучие пациента всегда стояло на первом месте, несмотря на все политические интриги и личные интересы.

Глеб решил позвонить Королёву и поделиться новой информацией. Возможно, продюсер сможет узнать что-то о неврологических побочных эффектах препарата или найти других пациентов, которые могли испытывать похожие симптомы.

Но сначала ему нужно было подготовиться к операции Колесниковой – изучить последние анализы, просмотреть 3D-модели, составить детальный план. Несмотря на все странности и тревоги, связанные с этим случаем, он был прежде всего хирургом, и его профессиональный долг требовал безупречной подготовки к каждой операции.

Вечером Глеб встретился с Королёвым в «Рафинаде» и рассказал о своём разговоре с Колесниковой. Продюсер выслушал внимательно, делая заметки в своём телефоне.

– Мигрени, фотопсия, напуганный Немчинов перед смертью… – задумчиво повторил он. – Это действительно выглядит подозрительно. Я попытаюсь узнать, были ли подобные симптомы у других участников эксперимента.

– У вас есть такие контакты? – удивился Глеб.

– Есть некоторые возможности, – уклончиво ответил Королёв. – Моя работа связана с медийными личностями, многие из которых могли быть потенциальными кандидатами для проекта Бронской.

– А что насчёт самого препарата? – спросил Глеб. – Вам удалось узнать что-нибудь новое о RFM-7?

– Немного, – Королёв понизил голос. – По моим данным, это действительно экспериментальный препарат, разработанный в одном из закрытых НИИ. Основа – модифицированные стволовые клетки и какие-то наночастицы. Точный состав и принцип действия засекречены, но суть в том, что препарат действительно может вызывать реструктуризацию костной и хрящевой ткани без хирургического вмешательства.

– Звучит почти как научная фантастика, – покачал головой Глеб.

– Но это реальность, – Королёв был серьёзен. – И, судя по симптомам Колесниковой, эта реальность имеет тёмную сторону. Неврологические проблемы могут быть только верхушкой айсберга.

– Вы думаете, есть и другие побочные эффекты? – Глеб напрягся.

– Возможно, – кивнул Королёв. – Я пытаюсь это выяснить. Но всё очень засекречено. Люди боятся говорить.

– А что насчёт целей проекта? – Глеб вспомнил свой разговор с Бронской. – Это действительно просто PR-кампания для улучшения имиджа России?

Королёв задумался, словно решая, сколько можно рассказать.

– Я думаю, это лишь часть истины, – наконец сказал он. – Улучшение имиджа – это публичная сторона проекта, то, что показывают всем. Но есть и другой аспект, о котором говорят только в узком кругу.

– Какой? – Глеб подался вперёд.

– Создание… определённого типа людей, – Королёв говорил тихо, почти шёпотом. – Людей с определёнными физическими характеристиками, которые делают их более… эффективными в определённых ситуациях.

– Что за ситуации? – Глеб нахмурился.

– Дипломатические переговоры, международные медиа, политические встречи, – перечислил Королёв. – Ситуации, где первое впечатление и невербальное воздействие могут быть решающими.

– Вы говорите об использовании внешности как оружия влияния? – Глеб не скрывал скептицизма.

– Именно, – кивнул Королёв. – Представьте: переговоры ведёт человек, чья внешность неосознанно вызывает доверие и симпатию у представителей другой стороны. Человек, чьи черты лица соответствуют культурным паттернам красоты и надёжности в восприятии этих людей. Это даёт неявное, но значительное преимущество.

Глеб задумался. В словах Королёва был смысл. Исследования действительно показывали, что внешность влияет на первое впечатление и последующее отношение, часто на подсознательном уровне. И если существовала возможность целенаправленно модифицировать внешность для усиления этого эффекта…

– Это звучит как манипуляция, – сказал он.

– Политика всегда включает элементы манипуляции, – пожал плечами Королёв. – Вопрос в масштабе и методах. И в данном случае методы вызывают серьёзные опасения – экспериментальный препарат с неизвестными долгосрочными последствиями, смерть врача, неврологические симптомы у Колесниковой…

– Я должен предупредить её, – решительно сказал Глеб. – Рассказать о возможных рисках, связанных с препаратом.

– Будьте осторожны, – предупредил Королёв. – Если Бронская узнает…

– Я врач, – твёрдо сказал Глеб. – Мой долг – защищать здоровье пациента, даже если это противоречит чьим-то политическим или личным интересам.

Королёв внимательно посмотрел на него, затем медленно кивнул.

– Уважаю вашу принципиальность, Савельев, – сказал он. – Но всё же будьте осторожны. Бронская не та женщина, с которой стоит шутить. И люди, стоящие за ней, тем более.

Они обсудили ещё несколько деталей, затем разошлись, договорившись созвониться на следующий день. Королёв обещал продолжить поиски информации о препарате и его побочных эффектах.

По дороге домой Глеб размышлял о сложившейся ситуации. С каждым днём она становилась всё более запутанной и тревожной. Экспериментальный препарат с неизвестными побочными эффектами, политический проект с сомнительными целями, смерть врача при загадочных обстоятельствах… И в центре всего этого – Алина Колесникова, его пациентка, которая, возможно, уже страдала от последствий первой экспериментальной процедуры.

Как врач, он не мог игнорировать потенциальную угрозу её здоровью. Он должен был предупредить её, даже если это означало конфликт с Бронской и провал операции.

Решено: завтра, за день до операции, он встретится с Колесниковой и расскажет ей всё, что знает о препарате и его возможных побочных эффектах. Она имела право знать, с чем имеет дело, и принимать решение, обладая всей доступной информацией.

Это был его долг как врача и как человека.

На следующий день Глеб позвонил Колесниковой и попросил о встрече вне клиники. Она согласилась, хотя и звучала настороженно, и они договорились встретиться в небольшом кафе недалеко от её дома.

Кафе было тихим и уютным, с отдельными кабинками, обеспечивающими приватность. Глеб пришёл заранее, выбрал столик в дальнем углу и заказал кофе. Колесникова появилась точно в назначенное время, одетая просто, но элегантно, в джинсы и свободный свитер, с минимумом макияжа и солнцезащитными очками, несмотря на пасмурный день.

– Глеб Аркадьевич, – она пожала ему руку и села напротив. – Ваш звонок меня удивил. Что-то случилось с завтрашней операцией?

– Не совсем, – Глеб выглядел серьёзным. – Алина Сергеевна, то, что я собираюсь вам рассказать, может показаться странным или даже пугающим. Но как ваш врач, я считаю своим долгом поделиться с вами всей информацией, которая может повлиять на ваше здоровье.

Колесникова сняла очки, и Глеб заметил, что её глаза выглядели усталыми, с лёгким покраснением, будто от недосыпания или постоянного напряжения.

– Я слушаю, – тихо сказала она.

Глеб глубоко вдохнул и начал рассказывать – о своей встрече с Бронской, о проекте «Новое лицо России», о препарате RFM-7 и его возможных побочных эффектах. Он старался быть объективным, не драматизировать, но и не скрывать потенциальных рисков.

Колесникова слушала внимательно, не перебивая, хотя её лицо постепенно бледнело, а руки, держащие чашку с кофе, начали заметно дрожать.

– Я считаю, что ваши симптомы – мигрени и фотопсия – могут быть связаны с предыдущей процедурой, с введением препарата RFM-7, – закончил Глеб. – И как врач, я не могу игнорировать эту возможность. Вам необходимо пройти полное неврологическое обследование, прежде чем принимать решение о новой операции.

Колесникова долго молчала, глядя в свою чашку. Когда она наконец подняла взгляд, в её глазах стояли слёзы.

– Я знала, что что-то не так, – тихо сказала она. – Эти головные боли, вспышки света… Они становятся всё сильнее. Но врач, которого рекомендовала Вероника, настаивал, что это просто стресс и переутомление.

– Возможно, он не знал о вашем участии в эксперименте с RFM-7, – предположил Глеб. – Или… знал, но получил указания не связывать ваши симптомы с препаратом.

– Думаете, Вероника причастна к этому? – Колесникова выглядела потрясённой.

– Я не знаю, – честно ответил Глеб. – Но факт в том, что она активно продвигает проект, связанный с этим препаратом, несмотря на возможные риски. И она не упомянула о неврологических побочных эффектах, когда рассказывала мне о RFM-7.

Колесникова закрыла лицо руками, пытаясь справиться с эмоциями. Когда она снова посмотрела на Глеба, её взгляд был полон страха и решимости одновременно.

– Что мне делать? – спросила она. – Если я откажусь от операции, Вероника будет в ярости. Я могу потерять контракт, карьеру…

– Здоровье важнее карьеры, – мягко сказал Глеб. – И мы не знаем наверняка, что ваши симптомы связаны с препаратом. Но мы должны это проверить. Я могу порекомендовать хорошего невролога, который проведёт обследование конфиденциально.

– А операция? – Колесникова выглядела неуверенной. – Вы всё ещё можете её провести?

Глеб задумался. С медицинской точки зрения, стандартная пластическая операция не должна была усугубить неврологические симптомы, если они не были связаны с повышенным внутричерепным давлением. Но без полного обследования он не мог быть в этом уверен.

– Я бы предпочёл отложить операцию до получения результатов неврологического обследования, – наконец сказал он. – Но я понимаю вашу ситуацию с проектом и контрактом. Если вы настаиваете, я могу провести операцию, как планировалось, но с минимальным вмешательством. Меньше, чем предлагал изначально. И при первых признаках каких-либо осложнений я немедленно прерву процедуру.

Колесникова молчала, обдумывая его слова. Затем медленно кивнула.

– Хорошо, – сказала она. – Проведите операцию, но с минимальным вмешательством. И после реабилитации я пройду полное обследование у того невролога, которого вы порекомендуете.

– Вы уверены? – Глеб внимательно смотрел на неё. – Это ваше здоровье, Алина Сергеевна. И оно бесценно.

– Я знаю, – она слабо улыбнулась. – Но у меня есть обязательства, контракты… Я не могу всё бросить в одночасье. Но я обещаю, что после операции займусь своим здоровьем всерьёз.

Глеб кивнул, хотя внутри него оставались сомнения. Он понимал её ситуацию, но как врач не мог полностью одобрить решение отложить обследование.

– Ещё кое-что, – сказал он. – Бронская будет наблюдать за операцией через видеотрансляцию. Она ожидает, что я выполню операцию по её плану, с более радикальными изменениями. Но я буду следовать своему профессиональному суждению и сделаю минимальное необходимое вмешательство.

– А что вы скажете ей потом? – обеспокоенно спросила Колесникова.

– Что были медицинские ограничения, не позволившие сделать более радикальные изменения, – Глеб пожал плечами. – Это правда – ваше здоровье для меня важнее её ожиданий.

– Она будет в ярости, – Колесникова покачала головой. – Вы не знаете Веронику так, как я. Она не терпит, когда её планы нарушаются.

– Я готов к последствиям, – твёрдо сказал Глеб. – А вам я рекомендую быть осторожной в общении с ней. И подумать о том, стоит ли продолжать участие в проекте, который может представлять угрозу для вашего здоровья.

Колесникова кивнула, но в её глазах всё ещё был страх. Они обсудили ещё несколько деталей предстоящей операции, затем попрощались. Колесникова надела солнцезащитные очки и быстро вышла из кафе, оглядываясь, словно боялась, что за ней следят.

Глеб остался сидеть, размышляя о ситуации. Он сделал то, что считал правильным – предупредил пациентку о возможных рисках и предложил медицинскую помощь. Но он понимал, что этим навлёк на себя гнев Бронской и стоящих за ней сил.

И завтра, во время операции, этот конфликт достигнет кульминации. Бронская ожидала, что он выполнит операцию по её плану и затем присоединится к проекту. Но теперь, зная о возможных рисках препарата RFM-7 и видя симптомы у Колесниковой, он не мог этого сделать.

Он должен был поступить в соответствии со своей профессиональной этикой, даже если это означало конфронтацию с влиятельной женщиной и крах карьеры, которую он строил годами.

Глеб расплатился за кофе и вышел из кафе. Ему нужно было подготовиться к завтрашней операции – не только профессионально, но и морально. И предупредить Марину и Королёва о возможных последствиях своего решения.

Это будет непростой день. Возможно, один из самых сложных в его карьере.

Глава 4: Побочные эффекты

Утро дня операции Глеб встретил с тяжёлым чувством. Он плохо спал, просыпаясь каждый час, мысли о предстоящей конфронтации с Бронской не давали покоя. В шесть утра он окончательно оставил попытки уснуть и встал, чтобы начать свои обычные утренние ритуалы.