Ампутация совести

– Как она? – спросил Глеб, входя в палату.

– Стабильна, – ответила Марина. – Жизненные показатели нормализовались, сознание ясное, хотя она ещё слаба после анестезии и шока. Я взяла образцы крови для анализа, возможно, это поможет понять причину реакции.

– Хорошо, – Глеб подошёл к кровати и внимательно осмотрел Колесникову. Она спала, её лицо было бледным, но дыхание ровным. Изменения внешности были минимальными – лишь незначительные коррекции формы носа, без каких-либо серьёзных вмешательств в структуру лица.

Бронская будет разочарована результатом, но это было наименьшей из его проблем сейчас.

– Как прошёл разговор с Бронской? – тихо спросила Марина, когда они отошли в угол палаты, чтобы не беспокоить пациентку.

– Напряжённо, – Глеб вздохнул. – Она угрожала моей карьере, если я не присоединюсь к проекту. И намекала, что знает о моих контактах с Королёвым.

– Это опасно, – Марина нахмурилась. – Если она следит за тобой…

– Значит, нам нужно быть ещё осторожнее, – твёрдо сказал Глеб. – Но я не могу согласиться на её условия, особенно теперь, после того, что случилось с Колесниковой. Препарат явно опаснее, чем они признают.

– Что мы будем делать? – Марина выглядела встревоженной.

– Сначала убедимся, что с Колесниковой всё в порядке, – решил Глеб. – Затем соберём все доказательства, которые у нас есть – результаты анализов, медицинские записи, свидетельства о неврологических симптомах. И передадим эту информацию надёжным людям, которые смогут предать её огласке, если с нами что-то случится.

– Думаешь, до этого может дойти? – в глазах Марины был страх.

– Я не знаю, – честно ответил Глеб. – Но после намёков Бронской о судьбе Немчинова… Лучше перестраховаться.

Марина кивнула, принимая его решение. В этот момент Колесникова пошевелилась и медленно открыла глаза. Глеб и Марина немедленно подошли к кровати.

– Алина Сергеевна, – мягко сказал Глеб. – Как вы себя чувствуете?

– Слабость… – её голос был хриплым, еле слышным. – Что случилось? Операция прошла успешно?

– Был неожиданный осложнение, – осторожно сказал Глеб. – У вас развилась сильная аллергическая реакция во время операции. Мы были вынуждены прервать процедуру и оказать экстренную помощь. Сейчас вы в безопасности, но нам пришлось ограничиться минимальными изменениями.

– Вероника будет в ярости, – Колесникова слабо улыбнулась. – Я не соответствую её видению «нового лица России».

– Ваше здоровье важнее любых проектов, – твёрдо сказал Глеб. – И я почти уверен, что реакция была связана с препаратом RFM-7, который вам вводили два года назад. Он может вступать в опасное взаимодействие с анестетиками.

– Я так и знала, что что-то не так с этим препаратом, – тихо сказала Колесникова. – Когда начались мигрени и проблемы со зрением… Но врач, которого рекомендовала Вероника, настаивал, что это просто стресс.

– Мы проведём полное обследование, – заверил её Глеб. – И выясним точную причину вашей реакции. А пока вам нужен покой. Мы будем наблюдать за вами в интенсивной терапии ещё как минимум сутки, а затем переведём в обычную палату.

Колесникова кивнула, явно истощённая даже этим коротким разговором. Её глаза начали закрываться, и вскоре она снова уснула.

Глеб сделал несколько записей в её медицинской карте, затем повернулся к Марине.

– Я должен поговорить с Королёвым, – сказал он. – Он может знать больше о проекте и о препарате, чем рассказал. И он должен знать, что Бронская следит за ним.

– Будь осторожен, – Марина сжала его руку. – Если она действительно так опасна, как мы думаем…

– Я буду, – Глеб мягко коснулся её щеки. – Не беспокойся. Мы справимся с этим вместе.

Он вышел из палаты и направился в свой кабинет, чтобы позвонить Королёву. По пути он заметил, что в клинике царит необычное оживление – медсёстры переговаривались шёпотом, административный персонал выглядел встревоженным. Очевидно, новость о прерванной операции Колесниковой и присутствии Бронской уже распространилась.

В кабинете Глеб набрал номер Королёва, но телефон продюсера был недоступен. Это было странно и немного тревожно. Глеб оставил голосовое сообщение, прося перезвонить как можно скорее, затем сел за стол, обдумывая следующие шаги.

Ему нужно было документировать всё, что он знал о препарате RFM-7 и о проекте «Новое лицо России». Создать своего рода страховку на случай, если Бронская решит принять радикальные меры. Но где хранить эту информацию? Не в клинике, это точно – здесь у Бронской могли быть свои люди. И не дома – если за ним следят, его квартира может быть под наблюдением.

Возможно, у Марины? Или передать информацию надёжному адвокату? Или журналисту, специализирующемуся на медицинских расследованиях?

Пока он обдумывал варианты, в дверь постучали. Это была одна из администраторов клиники.

– Глеб Аркадьевич, вас хочет видеть Игорь Сергеевич, – сказала она, имея в виду главврача. – Он у себя в кабинете.

Глеб кивнул и поднялся. Вероятно, Верещагин хотел обсудить инцидент с Колесниковой и присутствие Бронской в клинике. Это был не самый приятный разговор, но его нельзя было избежать.

По пути в кабинет главврача он заметил, что за ним внимательно наблюдают несколько сотрудников клиники. Это могло быть простым любопытством после необычной операции, но могло быть и чем-то более зловещим. Если Бронская имела влияние в клинике, она могла попросить некоторых сотрудников следить за ним.

Глеб старался выглядеть спокойным и уверенным, но внутри него нарастало беспокойство. Ситуация становилась всё более опасной, и он должен был действовать быстро, чтобы защитить себя, Марину и, самое главное, своих пациентов от потенциального вреда, связанного с проектом Бронской.

Но сначала ему предстоял разговор с главврачом, который, судя по всему, будет не из приятных.

Кабинет Верещагина был образцом медицинского минимализма – строгая мебель, стеклянный стол, дипломы и сертификаты на стенах. Сам главврач сидел за столом, нервно постукивая пальцами по стеклянной поверхности.

– Глеб Аркадьевич, – он указал на кресло напротив. – Присаживайтесь. Нам нужно серьёзно поговорить.

Глеб сел, сохраняя внешнее спокойствие, хотя внутри был напряжён.

– Что случилось с Колесниковой? – прямо спросил Верещагин. – Мне доложили о прерванной операции, анафилактическом шоке, экстренных мерах. Это не то, что обычно происходит во время плановой пластической операции.

– У пациентки развилась необычная реакция на анестезию, – спокойно ответил Глеб. – Возможно, связанная с её предыдущим хирургическим вмешательством два года назад. Мы стабилизировали её состояние и приняли решение прервать операцию, чтобы не рисковать её здоровьем.

– И Бронская в ярости, – Верещагин снял очки и устало потёр переносицу. – Она уже звонила руководству клиники, требуя объяснений и вашего отстранения от работы.

– На каком основании? – Глеб напрягся.

– Она утверждает, что вы проявили профессиональную некомпетентность, – главврач развёл руками. – Что вы изменили согласованный план операции без медицинских показаний и не смогли адекватно среагировать на осложнения.

– Это абсурд, – возмутился Глеб. – Я действовал строго в соответствии с медицинской этикой и в интересах пациентки. Если я изменил план операции, то только потому, что полный объём вмешательства был потенциально опасен для здоровья Колесниковой, учитывая её медицинскую историю.

– Я знаю, Глеб Аркадьевич, – Верещагин устало кивнул. – Я видел записи мониторов, отчёты медсестёр. Вы действовали профессионально и спасли жизнь пациентки. Но Бронская… у неё серьёзное влияние. И она явно имеет какие-то личные счёты с вами.

– Не личные, – покачал головой Глеб. – Профессиональные и этические. Она хочет, чтобы я участвовал в её проекте, который я считаю потенциально опасным для здоровья пациентов.

– Проект «Новое лицо России»? – Верещагин поднял брови. – Я слышал о нём. Говорят, это какая-то государственная инициатива по улучшению имиджа страны.

– Это лишь верхушка айсберга, – Глеб решил рискнуть и поделиться частью информации с главврачом. – Проект связан с экспериментальным препаратом под названием RFM-7, который может иметь серьёзные побочные эффекты. Колесникова была одной из первых пациенток, кому его вводили два года назад, и я уверен, что её сегодняшняя реакция связана именно с этим.

Верещагин выпрямился в кресле, его лицо выражало смесь недоверия и тревоги.

– Экспериментальный препарат? – он понизил голос. – О чём именно идёт речь?

– О веществе, которое, по словам Бронской, способно модифицировать костно-хрящевые структуры без хирургического вмешательства, – Глеб наклонился ближе. – Звучит как научная фантастика, но я видел документацию и фотографии результатов. Это работает, Игорь Сергеевич. Но, похоже, не без серьёзных последствий для здоровья.

– И Колесникова испытывает эти последствия? – Верещагин нахмурился.

– Мигрени, фотопсия, сегодняшняя анафилактическая реакция… – перечислил Глеб. – Всё это может быть связано с препаратом. И что самое тревожное – хирург, который вводил ей этот препарат, Немчинов, умер при странных обстоятельствах вскоре после процедуры.

– Это серьёзные обвинения, Глеб Аркадьевич, – главврач заметно нервничал. – Если то, что вы говорите, правда, это медицинский скандал национального масштаба. Но у вас есть доказательства?

– Медицинские записи Колесниковой, её собственные показания, результаты сегодняшних анализов… – Глеб задумался. – Не так много, как хотелось бы, но достаточно, чтобы начать расследование.

– Которое никто не позволит провести, если в этом замешаны серьёзные люди, – мрачно заметил Верещагин.

– Именно поэтому я рассказываю вам, – Глеб внимательно посмотрел на главврача. – Я хочу, чтобы вы знали правду, если… если со мной что-то случится.

Верещагин побледнел.

– Вы думаете, до этого может дойти?

– Не знаю, – честно ответил Глеб. – Но Бронская уже угрожала мне, пусть и завуалированно. А учитывая судьбу Немчинова…

– Я понимаю, – главврач снял очки и устало потёр глаза. – Что вы хотите, чтобы я сделал?

– Ничего, – Глеб пожал плечами. – Просто знайте правду. И если со мной что-то случится, помогите Колесниковой. Она тоже жертва в этой ситуации.

Верещагин некоторое время молчал, обдумывая услышанное. Затем медленно кивнул.

– Хорошо, я буду иметь это в виду. Но что касается вашей работы в клинике… Бронская требует вашего отстранения, и руководство склоняется к тому, чтобы удовлетворить её требование, хотя бы временно.

– Я понимаю, – Глеб не выглядел удивлённым. – Клиника должна защищать свою репутацию. Я могу взять отпуск на несколько недель, пока ситуация не прояснится.

– Это было бы разумно, – с облегчением кивнул Верещагин. – И, Глеб Аркадьевич… будьте осторожны. Если то, что вы рассказали – правда, вы играете с огнём.

– Я знаю, – Глеб встал. – Но иногда у нас нет выбора, кроме как противостоять тому, что мы считаем неправильным. Даже если это опасно.

Он вышел из кабинета главврача с ощущением, что сделал правильный выбор, поделившись информацией с Верещагиным. Человек не производил впечатление героя, готового бросить вызов системе, но он казался честным и порядочным. И если дела пойдут совсем плохо, возможно, он сможет помочь Колесниковой и Марине.

Теперь Глебу нужно было связаться с Королёвым и предупредить его о том, что Бронская знает об их контактах. И подготовиться к возможной конфронтации, которая, судя по всему, становилась неизбежной.

Остаток дня Глеб провёл, занимаясь делами пациентов и готовясь к временному отстранению от работы. Он проинструктировал своих ассистентов, переговорил с коллегами, которые должны были взять на себя его пациентов, и проверил состояние Колесниковой, которая продолжала восстанавливаться после неожиданных осложнений.

Связаться с Королёвым так и не удалось – телефон продюсера по-прежнему был недоступен, что начинало вызывать серьёзные опасения. Это могло быть простым совпадением – возможно, он был занят или находился в месте без связи. Но учитывая все обстоятельства, Глеб не мог не думать о худшем.

Вечером, когда большинство сотрудников уже разошлись, он зашёл в палату Колесниковой. Телеведущая уже была переведена из интенсивной терапии в обычную палату и выглядела значительно лучше – цвет лица нормализовался, дыхание было ровным. Марина сидела рядом с ней, проверяя показатели.

– Как самочувствие? – спросил Глеб, подходя к кровати.

– Лучше, – слабо улыбнулась Колесникова. – Хотя голова всё ещё кружится, когда пытаюсь встать.

– Это нормально после перенесённого шока, – кивнул Глеб. – Отдыхайте и набирайтесь сил. Вероятно, через пару дней вас можно будет выписать.

– А операция? – в её глазах была тревога. – Вероника уже приходила, была очень недовольна. Сказала, что результат не соответствует требованиям проекта.

– Операцию пришлось прервать из-за вашей реакции, – объяснил Глеб. – Мы успели сделать лишь минимальные коррекции. И, честно говоря, я бы не рекомендовал повторное вмешательство в ближайшее время. Сначала нужно полностью разобраться с причиной осложнений.

– То есть, с RFM-7, – тихо сказала Колесникова.

Глеб кивнул.

– Я почти уверен, что ваша реакция связана с этим препаратом. Возможно, он вступает в какое-то взаимодействие с компонентами анестезии. Или имеет отложенные эффекты, о которых Бронская предпочитает не упоминать.

– Что мне делать? – Колесникова выглядела испуганной. – Вероника не отступит. Проект слишком важен для неё.

– Сейчас вы должны думать только о своём здоровье, – твёрдо сказал Глеб. – Как только вам станет лучше, я организую консультацию с хорошим неврологом. Он проведёт полное обследование и поможет понять, есть ли связь между вашими симптомами и препаратом.

– А вы? – она внимательно посмотрела на него. – Вероника говорила, что вас отстраняют от работы.

– Временно, – Глеб постарался улыбнуться. – Бюрократические формальности после неожиданного осложнения у VIP-пациента. Ничего необычного.

Колесникова не выглядела убеждённой, но кивнула. Глеб заметил, что Марина смотрит на него с беспокойством, но она не сказала ничего при пациентке.

После ещё нескольких минут разговора Глеб попрощался с Колесниковой и вышел из палаты. Марина последовала за ним.

– Ты действительно отстранён? – тихо спросила она, когда они оказались в коридоре.

– Да, но формально я сам взял отпуск, – Глеб пожал плечами. – Так будет лучше для всех. Клиника избежит скандала, а я смогу сосредоточиться на расследовании того, что на самом деле происходит с проектом Бронской и препаратом RFM-7.

– Это опасно, – Марина выглядела встревоженной. – Особенно если Бронская действительно следит за тобой.

– Я буду осторожен, – Глеб мягко сжал её руку. – И тебе тоже нужно быть осторожной. Не показывай, что знаешь больше, чем положено знать анестезиологу. И сосредоточься на заботе о Колесниковой – ей нужна твоя помощь и защита.

– А как же мы? – тихо спросила Марина. – Ты просто исчезнешь на время?

– Конечно нет, – Глеб улыбнулся. – Мы будем видеться. Просто не в клинике и не у меня дома – оба места могут быть под наблюдением. Может быть, у тебя?

– Конечно, – Марина кивнула, явно успокоенная. – Я буду ждать тебя сегодня вечером. И… будь осторожен. Пожалуйста.

– Обещаю, – Глеб осторожно огляделся и, убедившись, что в коридоре никого нет, быстро поцеловал её. – До вечера.

Он направился к своему кабинету, чтобы забрать личные вещи. По пути размышлял о ситуации, в которой оказался. Всего несколько недель назад его жизнь была простой и понятной – успешная карьера, признание, комфорт. Теперь всё это было под угрозой из-за конфликта с влиятельной женщиной, за которой стояли ещё более влиятельные силы.

Но, странным образом, Глеб не чувствовал сожаления о своём выборе. Впервые за долгое время он действовал в соответствии с тем, что считал правильным, а не просто в соответствии с тем, что было выгодно. И это давало ему ощущение внутренней свободы, которого он не испытывал уже много лет.

С этими мыслями он вошёл в свой кабинет и начал собирать личные вещи, готовясь к временному, а возможно, и постоянному прощанию с клиникой, которая была центром его профессиональной жизни последние годы.

Вечером Глеб приехал к Марине. Её квартира была скромной по сравнению с его пентхаусом, но уютной и наполненной жизнью – книги, картины, живые растения. Здесь чувствовалась личность хозяйки, в отличие от его стерильного, безликого жилища.

– Проходи, – Марина открыла дверь и впустила его. – Я приготовила ужин.

Глеб с удивлением осознал, что действительно голоден – он не ел с самого утра, поглощённый событиями дня. Аромат домашней еды наполнял квартиру, создавая ощущение тепла и комфорта.

– Пахнет потрясающе, – искренне сказал он, следуя за ней на кухню.

– Ничего особенного, просто паста с морепродуктами, – она улыбнулась. – Как прошёл остаток дня? Удалось связаться с Королёвым?

– Нет, – Глеб нахмурился. – Его телефон по-прежнему недоступен. Это начинает меня беспокоить.

– Думаешь, с ним что-то случилось? – Марина внимательно посмотрела на него, раскладывая пасту по тарелкам.

– Не знаю, – честно ответил Глеб. – Но учитывая, что Бронская знает о наших контактах и явно следит за мной… это вызывает опасения.

Они сели за стол, и некоторое время ели молча, погружённые каждый в свои мысли. Глеб наслаждался вкусом домашней еды – он не помнил, когда в последний раз ел что-то, приготовленное не ресторанным шеф-поваром или службой доставки.

– Так что мы будем делать? – наконец спросила Марина. – У тебя есть план?

– Частичный, – Глеб отложил вилку. – Сначала мы должны собрать все доказательства, которые у нас есть о препарате RFM-7 и его побочных эффектах. Результаты анализов Колесниковой, записи о её реакции во время операции, её свидетельства о неврологических симптомах. Затем найти других пациентов, которые могли получить этот препарат. Возможно, у них тоже есть побочные эффекты, о которых они не связывают с процедурой.

– А потом? – Марина выглядела заинтересованной.

– Потом мы найдём надёжного журналиста или медицинского юриста, который поможет придать огласке эту информацию. Если препарат действительно опасен, общественность должна об этом знать.

– А как же Бронская? – Марина нахмурилась. – Она не позволит так просто разрушить свой проект.

– Именно поэтому нам нужно действовать быстро и осторожно, – Глеб сделал глоток вина. – И иметь запасной план на случай, если она попытается нам помешать.

– Какой? – Марина выглядела встревоженной.

– Я работаю над этим, – уклончиво ответил Глеб. – Пока лучше, чтобы ты не знала всех деталей. Так будет безопаснее для тебя.

Марина хотела возразить, но в этот момент зазвонил телефон Глеба. Он быстро достал его из кармана и с удивлением увидел на экране имя Королёва.

– Наконец-то, – с облегчением сказал он и ответил. – Денис Игоревич, я пытался связаться с вами весь день.

– Савельев, – голос Королёва звучал напряжённо. – Извините за радиомолчание. У меня были… проблемы со связью. Но я слышал о том, что случилось в клинике. Колесникова в порядке?

– Относительно, – осторожно ответил Глеб. – У неё была серьёзная реакция во время операции, возможно, связанная с препаратом RFM-7. Но сейчас её состояние стабильно.

– Это подтверждает мои опасения, – мрачно сказал Королёв. – У меня появилась новая информация о препарате. Очень тревожная. Нам нужно встретиться, но не в «Рафинаде» – слишком публичное место. У вас есть безопасное место для разговора?

Глеб бросил взгляд на Марину, которая внимательно слушала его часть разговора.

– Да, – сказал он после паузы. – Записывайте адрес.

Он продиктовал адрес Марины, предварительно уточнив у неё согласие взглядом. Она кивнула, хотя в её глазах было беспокойство.

– Буду через час, – сказал Королёв. – И, Савельев… никому не говорите о встрече. Даже тем, кому доверяете.

– Понимаю, – коротко ответил Глеб и завершил звонок.

– Что происходит? – тревожно спросила Марина. – Почему он хочет встретиться здесь?

– Говорит, у него новая информация о препарате, – Глеб потёр подбородок. – И, судя по его тону, она не из приятных. Ты не против, что я дал ему твой адрес?

– Нет, конечно, – она покачала головой. – Просто… ты уверен, что ему можно доверять? Что это не ловушка?

– Не уверен, – признался Глеб. – Но он единственный, кто активно помогал мне разобраться в этой истории. И если у него действительно есть новая информация о препарате, мы должны её услышать.

Марина кивнула, принимая его решение, хотя тревога в её глазах не исчезла. Они закончили ужин, убрали посуду и стали ждать прибытия Королёва, напряжённо обсуждая возможные сценарии развития событий.

Ровно через час в дверь позвонили. Марина пошла открывать, а Глеб остался в гостиной, настороженно прислушиваясь. Через минуту она вернулась в сопровождении Королёва, который выглядел измотанным и встревоженным, с лёгкой щетиной на обычно гладко выбритом лице.

– Савельев, – он кивнул Глебу. – И… Марина Олеговна, верно? Анестезиолог. Рад знакомству, хотя обстоятельства не самые приятные.

– Присаживайтесь, – Марина указала на кресло. – Могу я предложить вам что-нибудь? Чай, кофе?

– Кофе был бы кстати, – Королёв устало опустился в кресло. – Последние двадцать четыре часа выдались… напряжёнными.

Пока Марина готовила кофе, Глеб внимательно изучал Королёва. Продюсер выглядел не просто уставшим – он выглядел испуганным. Его обычная самоуверенность исчезла, уступив место нервозности и настороженности.

– Что случилось? – прямо спросил Глеб. – Почему вы были недоступны весь день?

Королёв огляделся, словно проверяя, нет ли в комнате прослушивающих устройств. Затем наклонился ближе и заговорил тихим голосом.

– За мной следили. Возможно, даже пытались похитить или что-то похуже. Я заметил слежку вчера вечером, когда выходил из «Рафинада» после нашей встречи. Двое мужчин в тёмном седане. Они следовали за моей машиной до самого дома. Я решил не рисковать и ушёл через запасной выход, оставив машину на парковке.

– И что вы делали весь день? – Глеб нахмурился.

– Переезжал с места на место, используя только наличные, выключив телефон, – Королёв говорил быстро, нервно. – Останавливался в мотелях, где не требуют документов, менял такси… Паранойя? Возможно. Но после того, что случилось с Немчиновым, я предпочитаю перестраховаться.

Марина вернулась с кофе и села рядом с Глебом, внимательно слушая.

– Вы говорили, у вас новая информация о препарате, – напомнил Глеб.

– Да, – Королёв отпил кофе. – И она объясняет, почему за мной могли охотиться. Я нашёл одного из учёных, участвовавших в разработке RFM-7. Бывший сотрудник закрытого НИИ, сейчас работает консультантом в фармацевтической компании. Он согласился встретиться со мной анонимно, в обмен на обещание не раскрывать его личность.

– И что он рассказал? – Глеб подался вперёд.

– Препарат опаснее, чем мы думали, – мрачно сказал Королёв. – Он действительно способен модифицировать костно-хрящевые структуры без хирургического вмешательства, воздействуя на генетическом уровне на клетки, ответственные за формирование и регенерацию тканей. Но есть побочные эффекты, которые Бронская и её команда предпочитают игнорировать.

– Какие именно? – спросил Глеб, чувствуя, как холодок пробегает по спине.

– Неврологические – мигрени, нарушения зрения, головокружения. Это первый уровень, который проявляется в течение нескольких месяцев после введения препарата, – Королёв загибал пальцы. – Затем иммунологические – повышенная чувствительность к определённым веществам, включая компоненты анестезии, что объясняет реакцию Колесниковой. И наконец, самые серьёзные – необратимые изменения в структуре ДНК, которые могут привести к онкологическим заболеваниям или нарушениям работы органов в долгосрочной перспективе.

– Господи, – прошептала Марина. – И они знают об этих рисках?

– Знают, – кивнул Королёв. – Но считают их «допустимыми» ради достижения целей проекта. Более того, первая группа испытуемых, включая Колесникову, по сути, подопытные кролики. Их реакции изучают, чтобы усовершенствовать препарат для второй фазы проекта.

– Второй фазы? – Глеб напрягся. – Что это значит?

Королёв сделал глоток кофе, собираясь с мыслями.

– Проект «Новое лицо России» имеет две фазы, – наконец сказал он. – Первая – то, что они публично представляют: изменение внешности публичных лиц для улучшения имиджа страны. Но есть и вторая, о которой знают только посвящённые. Они планируют использовать усовершенствованную версию препарата для более… специфических целей.

– Каких? – Глеб чувствовал, как нарастает тревога.

– Создания специальных агентов влияния, – тихо сказал Королёв. – Людей, чья внешность будет модифицирована таким образом, чтобы вызывать определённые психологические реакции у целевой аудитории. Идеальных переговорщиков, дипломатов, шпионов… Тех, кто сможет влиять на решения противоположной стороны на подсознательном уровне, благодаря своей внешности.