Ампутация совести

Несколько раз он порывался позвонить Марине, просто чтобы услышать её голос, но каждый раз останавливал себя. Их новые отношения были слишком хрупкими, слишком неопределёнными, чтобы нарушать их звонком без особой причины.

В понедельник он вернулся к работе, как обычно собранный и сосредоточенный. День был загружен – три операции, две консультации, совещание с руководством клиники. Марина работала с ним в операционной, и они обменивались короткими взглядами, которые говорили больше, чем слова.

Во вторник, когда была назначена встреча с Колесниковой для 3D-моделирования, Глеб пришёл в клинику раньше обычного. Он хотел ещё раз просмотреть медицинскую карту телеведущей, особенно запись о той загадочной операции, которую она сделала два года назад.

В карте было мало деталей – просто запись о ринопластике, выполненной Немчиновым с использованием «экспериментальной методики». Никаких фотографий «до и после», никаких подробных описаний хода операции. Это было необычно для медицинской документации, особенно в их клинике, где всё фиксировалось с педантичной точностью.

В дверь кабинета постучали, и вошла Марина.

– Колесникова приехала, – сообщила она. – Ждёт в комнате для 3D-моделирования.

– Спасибо, – кивнул Глеб, закрывая карту. – Ты будешь ассистировать?

– Да, если вы не против, – Марина слегка улыбнулась.

– Совсем не против, – Глеб тоже улыбнулся, и между ними снова возникло то неуловимое напряжение, которое появилось после их совместного ужина.

Они вместе направились в специальное помещение, оборудованное для 3D-моделирования лица. Это была одна из самых современных технологий в пластической хирургии – возможность увидеть результат операции ещё до её проведения, скорректировать план, подобрать идеальные пропорции.

Колесникова ждала их, сидя в кресле у компьютера. На ней был простой серый костюм, минимум макияжа, волосы собраны в пучок. Она выглядела напряжённой, но при виде Глеба её лицо немного расслабилось.

– Глеб Аркадьевич, – она поднялась ему навстречу. – Рада вас видеть.

– Взаимно, Алина Сергеевна, – кивнул Глеб. – Позвольте представить, Марина Олеговна Климова, мой анестезиолог. Она будет ассистировать при моделировании и, если всё пойдёт по плану, при самой операции.

Марина и Колесникова обменялись рукопожатиями.

– Итак, – сказал Глеб, садясь за компьютер, – давайте начнём с создания 3D-модели вашего лица в текущем состоянии.

Колесникова кивнула и села в специальное кресло, окружённое камерами и сканерами. Процесс создания трёхмерной модели лица был быстрым и безболезненным – серия снимков с разных ракурсов, сканирование структуры костей и мягких тканей, компьютерная обработка данных.

Через несколько минут на экране появилось точное трёхмерное изображение лица Колесниковой, которое можно было вращать, увеличивать, изучать под любым углом.

– Впечатляюще, – заметила телеведущая, глядя на своё цифровое отражение. – Технологии не стоят на месте.

– Именно, – кивнул Глеб, манипулируя изображением. – Это позволяет нам планировать операцию с максимальной точностью и показать вам, как будет выглядеть результат.

Он начал работать с моделью, показывая Колесниковой, какие изменения он предлагает сделать. Утончение кончика носа, лёгкая коррекция переносицы, минимальное вмешательство в скуловую область для подчёркивания структуры лица.

– Видите? – он показал на экран, где теперь можно было сравнить исходное лицо и результат предлагаемых изменений. – Разница есть, но она не кардинальная. Ваше лицо останется узнаваемым, сохранит индивидуальность, но при этом будет более… выразительным, если можно так сказать.

Колесникова внимательно изучала изображение, затем достала из сумочки планшет.

– А можно сравнить с тем вариантом, который предлагает Вероника? – спросила она, протягивая планшет с открытым файлом.

Глеб взял планшет и увидел обработанную фотографию Колесниковой – ту самую, которую она показывала ему при первой встрече. Сейчас, имея перед глазами 3D-модель её реального лица, различия были ещё более очевидными.

– Конечно, – он загрузил изображение в компьютер и создал на его основе третью модель.

Теперь на экране было три варианта: исходное лицо Колесниковой, вариант Глеба и вариант Бронской. Различия были разительными. Версия Бронской предполагала радикальное изменение всех черт лица – гораздо более тонкий нос, высокие скулы, заострённый подбородок, более вытянутый овал лица. Это было практически другое лицо, хоть и с узнаваемыми чертами Колесниковой.

– Вот что предлагает Вероника, – сказал Глеб, указывая на третью модель. – И вот что предлагаю я, – он указал на вторую модель. – Как видите, разница существенная.

Колесникова некоторое время молчала, переводя взгляд с одного изображения на другое.

– Ваш вариант мне нравится больше, – наконец сказала она. – Он более… естественный. Но Вероника настаивает на своей версии. Она говорит, что это требование проекта.

– Мы договорились, что я формально соглашусь на её условия, но фактически сделаю операцию по своему усмотрению, – напомнил Глеб. – Если вы всё ещё согласны с этим планом.

– Согласна, – кивнула Колесникова. – Но есть одна проблема. Вероника хочет присутствовать при операции. Или, по крайней мере, прислать своего представителя.

Глеб нахмурился. Это усложняло ситуацию. Если Бронская или её представитель будут наблюдать за операцией, он не сможет отклониться от её плана.

– Это невозможно, – твёрдо сказал он. – Операционная – стерильная зона, доступ туда имеет только медицинский персонал. Это правило безопасности, которое нельзя нарушать даже для VIP-клиентов.

– Я так и сказала Веронике, – кивнула Колесникова. – Но она настаивает. Говорит, что это вопрос контроля качества для проекта.

– Может быть, компромисс? – вмешалась Марина. – Мы можем организовать видеотрансляцию из операционной в отдельное помещение. Так госпожа Бронская сможет наблюдать за процессом, не нарушая правила стерильности.

Глеб бросил на неё быстрый взгляд. Это был умный ход – создать видимость согласия, но при этом сохранить контроль над ситуацией. В конце концов, камеру можно расположить так, чтобы не все детали операции были видны.

– Это возможно, – медленно сказал он. – Хотя нестандартно. Но если это требование проекта…

– Спасибо, – с облегчением выдохнула Колесникова. – Это должно удовлетворить Веронику. По крайней мере, на время.

Глеб вернулся к компьютеру и начал более детально прорабатывать модель, показывая Колесниковой, какие именно изменения он планирует внести и как будет выглядеть результат с разных ракурсов.

– Кстати, Алина Сергеевна, – как бы между делом сказал он, – я заметил в вашей медицинской карте запись о предыдущей ринопластике. Два года назад, у доктора Немчинова. Почему вы не упомянули об этом во время нашей первой консультации?

Колесникова заметно напряглась. Её руки, до этого спокойно лежавшие на коленях, сжались в кулаки.

– Я… не считала это важным, – наконец произнесла она. – Та операция была очень минимальной, практически незаметной.

– И всё же, это важная информация для планирования новой операции, – настаивал Глеб. – Особенно учитывая, что в карте упоминается какая-то «экспериментальная методика». Что это была за методика?

Колесникова бросила быстрый взгляд на Марину, словно оценивая, можно ли говорить при ней.

– Это была часть… проекта, – тихо сказала она. – Раннего прототипа того проекта, в котором я участвую сейчас. Немчинов тестировал новую методику минимально инвазивной коррекции, разработанную специально для нас. Для людей, которые должны представлять Россию на международной арене.

– И в чём заключалась эта методика? – Глеб старался, чтобы его голос звучал профессионально заинтересованно, а не подозрительно.

– Я не знаю деталей, – покачала головой Колесникова. – Мне сказали, что это инновационный подход, позволяющий добиться значительных изменений при минимальном вмешательстве. Что-то связанное с использованием новых материалов и техник.

– И результат вас удовлетворил? – Глеб внимательно смотрел на неё.

– Да, вполне, – кивнула она. – Изменения были заметными, но при этом естественными. Именно то, что нужно было для проекта.

– Тогда почему вы снова хотите делать операцию? – этот вопрос задала Марина, и Глеб был ей благодарен – он сам хотел это спросить, но опасался выглядеть слишком настойчивым.

Колесникова помедлила, словно подбирая слова.

– Проект эволюционировал, – наконец сказала она. – Требования изменились. Теперь нужны более… выраженные черты. Более запоминающийся образ.

– И Бронская настаивает именно на хирургическом вмешательстве, а не на повторении той экспериментальной методики? – спросил Глеб.

– Да, – Колесникова выглядела неуверенно. – Она сказала, что та методика… больше недоступна. После смерти Немчинова.

Глеб и Марина переглянулись. Это было странно. Если методика была такой успешной и важной для проекта, почему она «больше недоступна»? Разве она не была задокументирована, не использовалась другими хирургами?

– Понимаю, – медленно сказал Глеб. – Что ж, вернёмся к нашему моделированию. Я предлагаю следующий план операции…

Он продолжил объяснять технические детали предстоящей операции, но его мысли были далеко. Загадка экспериментальной методики Немчинова, смерть хирурга, настойчивость Бронской… Всё это складывалось в какую-то тревожную картину, детали которой он пока не мог разглядеть.

После завершения моделирования они обсудили дату операции – через две недели, после завершения всех необходимых обследований и подготовки. Колесникова выглядела довольной результатом встречи, хотя и немного нервничала, когда разговор касался Бронской или предыдущей операции.

Когда телеведущая ушла, Глеб и Марина остались в комнате для моделирования, обсуждая результаты.

– Что думаешь? – спросил Глеб, глядя на 3D-модель, всё ещё отображавшуюся на экране.

– Думаю, что эта история становится всё более странной, – ответила Марина. – Экспериментальная методика, которая «больше недоступна» после смерти одного хирурга? Это не имеет смысла. Любая медицинская инновация документируется, патентуется, публикуется в научных журналах. Особенно если она настолько успешна.

– Именно, – кивнул Глеб. – И ещё одна странность – я не вижу следов предыдущей операции на лице Колесниковой. Никаких шрамов, никаких признаков вмешательства. И при этом, судя по фотографиям, которые показал мне Королёв, изменения были значительными.

– Что это может значить? – Марина нахмурилась.

– Не знаю, – честно ответил Глеб. – Но я намерен выяснить. Особенно учитывая, что мне предстоит оперировать Колесникову. Я должен знать все детали её предыдущих вмешательств, чтобы избежать осложнений.

– Будь осторожен, – Марина положила руку на его плечо. – Что бы ни скрывалось за этим проектом, это явно что-то серьёзное. Бронская не та женщина, с которой стоит играть в игры.

– Знаю, – Глеб накрыл её руку своей. – Но я должен разобраться. Хотя бы ради собственной безопасности.

Они постояли так несколько секунд, глядя друг другу в глаза, затем Марина мягко отстранилась.

– Мне пора идти, – сказала она. – У меня ещё две операции сегодня. Увидимся вечером?

– Конечно, – Глеб улыбнулся. Они не договаривались о встрече, но каким-то образом оба знали, что проведут вечер вместе. Это было новое, непривычное чувство – иметь с кем-то такое взаимопонимание.

После ухода Марины Глеб ещё некоторое время сидел, изучая 3D-модель лица Колесниковой. Что-то в этой истории не складывалось, и он намеревался выяснить, что именно, прежде чем приступать к операции.

Вечер они с Мариной провели в том же уютном ресторанчике, что и в прошлый раз. Разговор неизбежно вернулся к загадке Колесниковой и её предыдущей операции.

– Я поискала информацию о Немчинове, – сказала Марина, когда они сидели за десертом. – Он действительно умер год назад от сердечного приступа. Было расследование, так как смерть наступила внезапно, но никаких признаков насильственной смерти не обнаружили.

– И что известно о его работе? – спросил Глеб.

– Немного, – Марина покачала головой. – Он работал в клинике «ЭстетМед», специализировался на ринопластике. Имел хорошую репутацию, хотя и не был звездой первой величины. Никаких публикаций об экспериментальных методиках я не нашла.

– Странно, – задумчиво произнёс Глеб. – Если методика была успешной, почему он не опубликовал результаты? Это могло бы сделать его имя в профессиональных кругах.

– Может быть, методика была засекречена? – предположила Марина. – Если это действительно часть какого-то государственного проекта, как намекала Колесникова…

– Возможно, – кивнул Глеб. – Но в таком случае, почему методика «больше недоступна» после его смерти? Разве она не должна была быть задокументирована где-то ещё?

Они обсуждали различные теории, но ни одна не казалась полностью убедительной. Наконец Глеб сменил тему, не желая, чтобы весь их вечер был посвящён этой загадке.

– Расскажи мне о себе, – попросил он. – О чём-то, что не связано с работой. О том, кем ты мечтала стать в детстве, например.

Марина улыбнулась, явно довольная сменой темы.

– Я хотела быть балериной, – призналась она. – Занималась балетом с пяти лет, была довольно успешна. Но в тринадцать получила травму колена, и с профессиональной карьерой пришлось распрощаться.

– И тогда ты решила стать врачом? – предположил Глеб.

– Не сразу, – покачала головой Марина. – Сначала я хотела быть писательницей. Сочиняла рассказы, даже начала роман. Но мой отец, он был хирургом, как и твой, убедил меня выбрать более «практичную» профессию. И я не жалею. Медицина даёт ощущение… полезности, которого мне не хватало в творчестве.

– Ты всё ещё пишешь? – с интересом спросил Глеб.

– Иногда, – она слегка смутилась. – Для себя. Короткие рассказы, наблюдения. Ничего серьёзного.

– Я бы хотел когда-нибудь почитать, – искренне сказал Глеб.

– Может быть, когда-нибудь, – Марина улыбнулась. – А ты? О чём ты мечтал в детстве?

– Я хотел быть космонавтом, – признался Глеб. – Как и многие мальчишки моего поколения. Потом – изобретателем. Придумывал различные устройства, даже пытался собирать их из подручных материалов. В основном, конечно, безуспешно.

– А потом решил пойти по стопам отца? – предположила Марина.

– Да, – кивнул Глеб. – Хотя изначально я хотел быть кардиохирургом, а не пластическим хирургом. Спасать жизни, а не исправлять носы и подтягивать обвисшую кожу.

– Что изменило твоё решение? – тихо спросила Марина.

Глеб задумался. Он редко говорил об этом, даже с собой наедине.

– Деньги, – наконец честно сказал он. – Я увидел, как живут пластические хирурги, и как – кардиохирурги. Разница была… существенной. Особенно в девяностые, когда я учился. И ещё… я хотел доказать отцу, что могу добиться большего, чем он. Что его путь – не единственно возможный.

– И ты доказал, – заметила Марина.

– В материальном смысле – да, – согласился Глеб. – Но иногда я думаю… Был ли я прав? Может быть, его путь был честнее, достойнее? Он спас тысячи жизней за свою карьеру. А я… делаю богатых красивее.

– Ты слишком строг к себе, – Марина мягко коснулась его руки. – То, что ты делаешь, тоже важно. Ты помогаешь людям обрести уверенность в себе, избавиться от комплексов, начать новую жизнь.

– Может быть, – Глеб слабо улыбнулся. – Но иногда мне кажется, что я просто обслуживаю тщеславие богатых бездельников, как сказал бы мой отец.

– А что бы ты хотел делать? – спросила Марина. – Если бы мог всё изменить, начать заново?

Глеб задумался. Этот вопрос он задавал себе не раз в последнее время, особенно после того, как начались проблемы с Бронской.

– Не знаю, – честно ответил он. – Может быть, я бы хотел использовать свои навыки для чего-то более… значимого. Помогать людям, которые действительно нуждаются в помощи, а не тем, кто может позволить себе элитную клинику. Может быть, работать с детьми, исправлять врождённые дефекты… Что-то в этом роде.

– Ещё не поздно, – тихо сказала Марина. – Ты в расцвете карьеры, у тебя репутация, опыт. Ты мог бы… диверсифицировать свою практику. Часть времени уделять благотворительным проектам, например.

Глеб посмотрел на неё с удивлением. Странно, но эта мысль никогда не приходила ему в голову. Он всегда думал в категориях «или-или»: или элитная практика, или общественная медицина. Но почему не совместить?

– Это интересная идея, – медленно произнёс он. – Стоит подумать.

Они закончили ужин и вышли на вечерние улицы. Был тёплый весенний вечер, идеальный для прогулки. Они медленно шли по бульварам, разговаривая обо всём и ни о чём, наслаждаясь обществом друг друга.

Возле дома Марины они остановились, и возникла та неловкая пауза, которая бывает перед прощанием.

– Спасибо за вечер, – сказала Марина, глядя Глебу в глаза. – Было очень приятно.

– Мне тоже, – он сделал шаг ближе. – Может быть… завтра повторим?

– С удовольствием, – она улыбнулась.

Глеб наклонился и мягко поцеловал её – не в щёку, как в прошлый раз, а в губы. Легкий, почти невесомый поцелуй, но в нём было обещание чего-то большего.

– До завтра, – прошептал он, отстраняясь.

– До завтра, – эхом отозвалась Марина и, ещё раз улыбнувшись, скрылась за дверью подъезда.

Глеб постоял ещё несколько секунд, глядя на закрывшуюся дверь, затем развернулся и пошёл к главной улице, чтобы поймать такси. Он чувствовал странную лёгкость, которой не испытывал уже много лет. Словно что-то новое и светлое входило в его жизнь, вытесняя привычную пустоту и цинизм.

И это чувство было приятным, хоть и немного пугающим.

Следующие несколько дней прошли в обычном рабочем ритме. Глеб проводил операции, консультировал пациентов, участвовал в совещаниях клиники. Вечера он проводил с Мариной – они ужинали вместе, гуляли по городу, разговаривали обо всём на свете. Их отношения развивались медленно, но уверенно, переходя от просто дружеских к чему-то более глубокому.

В пятницу, за неделю до запланированной операции Колесниковой, Глеб получил неожиданный звонок от Вероники Бронской.

– Глеб Аркадьевич, – её голос звучал обманчиво приветливо, – как давно мы не общались! Как ваши дела?

– Благодарю, всё хорошо, – сухо ответил Глеб, не поддаваясь на её тон. – Чем обязан звонку?

– Хотела пригласить вас на небольшое мероприятие в эти выходные, – сказала Бронская. – На моей даче в Подмосковье. Небольшой круг избранных гостей, приятное общение, обсуждение интересных проектов. В том числе нашего с Колесниковой.

Глеб напрягся. Приглашение было неожиданным, учитывая их последнее взаимодействие и последовавшую за ним проверку клиники.

– Спасибо за приглашение, – осторожно ответил он. – Но я не уверен, что смогу присутствовать. У меня планы на выходные.

– Отмените их, – в её голосе уже не было притворной приветливости. – Это важно, Глеб Аркадьевич. Для вас, для Колесниковой, для проекта. Для всех нас.

– Вероника Валерьевна, – Глеб решил прояснить ситуацию, – насколько я понимаю, вы не в восторге от моего подхода к операции Колесниковой. Я предлагаю более консервативное вмешательство, чем то, что вы хотите видеть. Так зачем нам встречаться? Я не изменю своё профессиональное мнение.

– О, Глеб Аркадьевич, – Бронская рассмеялась, и этот смех не предвещал ничего хорошего, – я не собираюсь переубеждать вас. Совсем наоборот. Я хочу показать вам кое-что. Кое-что, что может изменить ваше представление о проекте. И, возможно, о многом другом.

– Что именно? – Глеб почувствовал укол любопытства.

– Не по телефону, – её голос снова стал деловым. – Приезжайте в субботу, к шести вечера. Адрес я пришлю сообщением. И приезжайте один, без вашей… анестезиолога.

Глеб напрягся. Откуда Бронская знала о его отношениях с Мариной? Они были очень осторожны, не афишировали свою связь в клинике или на публике.

– Не понимаю, о чём вы, – попытался он сохранить лицо.

– Конечно, понимаете, – в голосе Бронской слышалась усмешка. – У меня свои источники информации, Глеб Аркадьевич. Я знаю всё, что происходит в определённых кругах Москвы. В том числе и в вашей личной жизни.

– Это звучит как угроза, – холодно заметил Глеб.

– Вовсе нет, – возразила Бронская. – Просто констатация факта. Ваша личная жизнь меня не интересует. Меня интересует проект и ваше в нём участие. Так что… до встречи в субботу?

Глеб колебался. С одной стороны, приглашение Бронской явно скрывало какую-то ловушку. С другой – это был шанс узнать больше о загадочном проекте и, возможно, о странной операции Колесниковой.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Я приеду.

– Прекрасно, – в голосе Бронской слышалось удовлетворение. – Жду с нетерпением. И, Глеб Аркадьевич… не разочаруйте меня.

Звонок завершился, и Глеб задумчиво посмотрел на телефон. Что задумала Бронская? Что она хотела ему показать? И как она узнала о его отношениях с Мариной?

Он решил позвонить Королёву, чтобы поделиться новостью, но телефон продюсера был недоступен. Тогда Глеб отправил сообщение: «Бронская пригласила меня на мероприятие в свою подмосковную дачу в субботу. Говорит, хочет показать что-то важное, связанное с проектом. Что думаешь?»

Ответ пришёл через час: «Будь осторожен. Её дача – территория, где она контролирует всё. Не ешь, не пей ничего. И возьми с собой какое-нибудь записывающее устройство. Что бы она ни хотела тебе показать, это может быть важно».

Глеб перечитал сообщение несколько раз. Совет Королёва был разумным, хоть и параноидальным. Но учитывая странности, связанные с проектом Бронской, небольшая паранойя не помешает.

Вечером он рассказал о приглашении Марине, когда они ужинали в её квартире – маленькой, но уютной квартирке недалеко от Арбата.

– Ты правда собираешься поехать? – обеспокоенно спросила она. – Это может быть опасно. Особенно если Бронская знает о нас.

– Я должен выяснить, что происходит, – Глеб взял её за руку. – Особенно перед операцией Колесниковой. Я хочу знать, во что ввязываюсь.

– Тогда я поеду с тобой, – решительно сказала Марина.

– Нет, – Глеб покачал головой. – Бронская специально сказала, чтобы я приехал один. Я не хочу подвергать тебя риску. К тому же, если что-то пойдёт не так, кто-то должен знать, где я и с кем.

Марина нахмурилась, но в конце концов согласилась. Они договорились, что Глеб будет держать телефон включённым и отправлять ей сообщения каждый час. Если он перестанет выходить на связь, она обратится в полицию.

– Это звучит как сценарий шпионского триллера, – нервно рассмеялась Марина. – Не могу поверить, что мы всерьёз это обсуждаем.

– Я тоже, – признался Глеб. – Но что-то подсказывает мне, что с проектом Бронской не всё так просто. И я хочу знать правду, прежде чем браться за операцию Колесниковой.

Они проговорили допоздна, обсуждая возможные сценарии и планы действий. Затем Глеб остался на ночь – впервые за всё время их отношений. Они занимались любовью медленно, нежно, как люди, которые только открывают друг друга и боятся спешить.

Засыпая в объятиях Марины, Глеб думал о том, как странно устроена жизнь. Ещё месяц назад он был успешным, но одиноким хирургом, полностью поглощённым своей карьерой. Теперь у него были отношения, которые, казалось, могли перерасти во что-то серьёзное, и он оказался втянут в какую-то таинственную историю с политическим подтекстом.

И почему-то эти перемены не пугали его, а, наоборот, заставляли чувствовать себя более живым, чем когда-либо.

В субботу Глеб выехал из Москвы в направлении Рублёвки около четырёх часов дня. Дача Бронской находилась в одном из самых элитных посёлков, где стоимость недвижимости измерялась десятками миллионов долларов. Дорога заняла больше времени, чем он рассчитывал, из-за пробок на выезде из города.

По пути он несколько раз созванивался с Мариной, которая всё ещё беспокоилась о его решении ехать одному. Также он получил сообщение от Королёва: «Будь на связи. Если что-то пойдёт не так, немедленно сообщи. У меня есть контакты, которые могут помочь».

Наконец, GPS привёл его к внушительным воротам, за которыми виднелось огромное поместье в стиле неоклассицизма – трёхэтажный особняк, окружённый ухоженным парком. Охранник на въезде проверил его имя в списке гостей и пропустил на территорию.

Глеб припарковал свой Audi на площадке перед домом, где уже стояло несколько дорогих автомобилей. Он заметил представительский Mercedes с правительственными номерами и несколько других машин класса люкс. Похоже, Бронская собрала действительно избранное общество.

У входа его встретил дворецкий – статный мужчина в безупречном костюме.

– Добрый вечер, господин Савельев, – поприветствовал он с лёгким акцентом, говорившим о не российском происхождении. – Госпожа Бронская ожидает вас в главной гостиной. Позвольте провести вас.