Ампутация совести

– И что вы предлагаете? – спросил он, отпивая виски. – Подчиниться Бронской? Стать частью её проекта?

– Нет, – Королёв покачал головой. – Я предлагаю вам союзничество. У меня тоже есть связи и ресурсы. И я не заинтересован в успехе Бронской. Мы могли бы… нейтрализовать её усилия.

– Почему вы решили помочь мне? – Глеб был скептичен. – Мы даже не друзья.

– У нас общий враг, – просто ответил Королёв. – Бронская несколько лет назад увела у меня крупный телепроект. Использовала свои связи, чтобы меня отстранили. Я давно жду возможности отплатить ей той же монетой.

Глеб задумался. Он не доверял Королёву, но то, что он говорил о Бронской, совпадало с тем, что рассказывала Колесникова. И с его собственными наблюдениями.

– Допустим, я соглашусь, – медленно произнёс он. – Что конкретно вы предлагаете?

– Для начала – информацию, – Королёв отпил виски. – У меня есть данные о финансовых махинациях Бронской. О том, как она получает государственные контракты, как отмывает деньги через свой журнал и связанные с ним структуры. Достаточно, чтобы как минимум создать ей проблемы, а как максимум – отправить под следствие.

– И вы просто так делитесь этой информацией? – Глеб с сомнением посмотрел на собеседника.

– Не просто так, – Королёв усмехнулся. – В обмен на вашу помощь.

– Какую именно?

– Информацию о её проекте. Чем больше мы знаем, тем эффективнее сможем ей противостоять. А вы, благодаря Колесниковой, имеете доступ к инсайдерской информации.

Глеб напрягся. Он не говорил Королёву о своей встрече с Колесниковой. Как тот узнал?

– Я не понимаю, о чём вы, – попытался уклониться Глеб.

– Бросьте, Савельев, – Королёв махнул рукой. – Я знаю, что вы были у Колесниковой сегодня вечером. Собственно, поэтому и перенесли нашу встречу.

– У вас что, слежка за мной? – Глеб начал злиться.

– Не за вами, а за Бронской и её окружением, – Королёв выглядел невозмутимым. – Колесникова – её протеже и ключевая фигура в проекте. Естественно, я за ней наблюдаю.

Глеб молча отпил виски, пытаясь решить, насколько можно доверять Королёву. С одной стороны, продюсер явно вёл свою игру и использовал Глеба как пешку. С другой – у них действительно мог быть общий враг в лице Бронской.

– Допустим, – наконец сказал он. – Что конкретно вы предлагаете?

– Объединить усилия, – Королёв подался вперёд. – Я предоставляю вам информацию о финансовых махинациях Бронской – как страховку, если она решит атаковать вас слишком агрессивно. Вы, в свою очередь, держите меня в курсе проекта и планов Бронской, которые узнаёте от Колесниковой.

– И что вы будете делать с этой информацией?

– Использовать в своих интересах, – честно ответил Королёв. – Возможно, создам конкурирующий проект. Или сольют компромат нужным людям. Детали зависят от того, что именно мы узнаем.

Глеб задумался. Предложение Королёва было рискованным, но имело смысл. Информация о финансовых махинациях Бронской могла стать хорошей страховкой. И если он всё равно собирался работать с Колесниковой, то какая разница, расскажет ли он кое-что Королёву или нет?

– Хорошо, – наконец сказал он. – Но у меня есть условия. Во-первых, вся информация, которую я вам предоставляю, не должна использоваться во вред Колесниковой. Она в этой ситуации скорее жертва, чем соучастница.

– Согласен, – кивнул Королёв.

– Во-вторых, я не буду активно шпионить или выведывать информацию. Я расскажу вам только то, что узнаю в ходе обычного общения с Колесниковой как с пациенткой.

– Это усложняет задачу, но… пусть будет так, – Королёв выглядел не слишком довольным, но согласился.

– И в-третьих, – Глеб посмотрел продюсеру прямо в глаза, – если я узнаю, что вы используете меня или подставляете, наше сотрудничество мгновенно прекращается. И я использую все свои связи, чтобы создать проблемы уже вам.

Королёв некоторое время изучал лицо Глеба, затем медленно кивнул.

– Справедливо. Я принимаю ваши условия, – он протянул руку для рукопожатия. – Партнёры?

Глеб помедлил секунду, затем пожал протянутую руку.

– Партнёры. Временно.

Королёв улыбнулся и откинулся в кресле, явно довольный исходом разговора.

– Отлично. Тогда давайте начнём с обмена информацией. Что именно рассказала вам Колесникова о проекте?

Глеб кратко пересказал свою сегодняшнюю встречу с телеведущей, опустив детали их договорённости об операции. Королёв слушал внимательно, время от времени делая заметки в телефоне.

– Интересно, – сказал он, когда Глеб закончил. – Значит, проект имеет поддержку в администрации президента и направлен на изменение имиджа России на Западе. И Колесникова – одна из первых «лиц» этого нового имиджа.

– Да, – подтвердил Глеб. – Но что во всём этом странного? Звучит как обычная PR-кампания, хоть и с сомнительными методами.

– Странно то, – Королёв понизил голос, – что проект запускается именно сейчас, когда отношения с Западом и так на подъёме. Зачем дополнительные усилия по улучшению имиджа? И почему такой акцент на внешности, а не на содержании?

Глеб задумался. Действительно, странно. Если верить Колесниковой, проект должен был стать «культурным мостом» между Россией и Западом. Но почему тогда такое внимание к изменению внешности участников? Разве не важнее было бы содержание программ, уровень дискуссий, темы для обсуждения?

– У вас есть теория? – спросил он Королёва.

– Есть предположение, – осторожно ответил тот. – Я думаю, что истинная цель проекта – внутренняя, а не внешняя. Это попытка изменить эстетические представления внутри страны, постепенно вытесняя традиционный образ русского человека и заменяя его более… глобализированным.

– Зачем? – Глеб не понимал.

– Долгосрочная стратегия по изменению национальной идентичности, – Королёв говорил тихо, словно боялся, что их могут подслушать. – Часть большого плана по интеграции России в западный мир. Не просто экономически или политически, а культурно. На уровне самоидентификации.

Глеб скептически покачал головой.

– Звучит как теория заговора.

– Возможно, – согласился Королёв. – Но объясните тогда, почему такой акцент на изменении внешности? Почему так важно, чтобы русские телеведущие выглядели «менее славянскими»?

Глеб не знал, что ответить. Действительно, странно.

– В любом случае, – продолжил Королёв, – нам нужно больше информации. И вы можете её получить через Колесникову. Она доверяет вам как врачу.

– Я не буду злоупотреблять этим доверием, – твёрдо сказал Глеб. – Я хирург, а не шпион.

– Конечно, – Королёв поднял руки в примирительном жесте. – Просто… держите ушки на макушке. И делитесь тем, что узнаете. А я, со своей стороны, предоставлю вам кое-что на Бронскую.

Он достал из внутреннего кармана пиджака небольшую флешку и протянул Глебу.

– Здесь финансовая документация по двум офшорным компаниям, связанным с Бронской. Доказательства того, как она получает госконтракты через подставных лиц и отмывает деньги. Достаточно, чтобы заинтересовать правоохранительные органы. Используйте это как страховку.

Глеб взял флешку и спрятал в карман.

– Надеюсь, мне не придётся её использовать, – сказал он.

– Я тоже на это надеюсь, – кивнул Королёв. – Но в нашем мире лучше иметь козырь в рукаве.

Они допили виски и обменялись ещё несколькими замечаниями о ситуации. Затем Глеб посмотрел на часы – было уже почти одиннадцать.

– Мне пора, – сказал он, поднимаясь. – Завтра рабочий день.

– Конечно, – Королёв тоже встал. – Я свяжусь с вами, когда узнаю что-то новое. И жду того же от вас.

Они пожали руки и вышли из комнаты. В основном зале клуба было уже немноголюдно – пара человек у бара, компания в дальнем углу. Глеб направился к выходу, но Королёв остановил его, положив руку на плечо.

– И ещё кое-что, – сказал он, понизив голос. – Будьте осторожны. Бронская не из тех, кто играет по правилам. Если она узнает о нашем союзе…

– Я учту, – кивнул Глеб и вышел из клуба.

Ночной воздух был прохладным и свежим после душного помещения. Глеб глубоко вдохнул, пытаясь привести мысли в порядок. Последние два дня принесли слишком много информации, слишком много странных событий и непонятных угроз.

Он сел в свою машину и некоторое время сидел неподвижно, глядя на ночную Москву. Город за окном жил своей жизнью – сияли витрины дорогих магазинов, проносились такси, спешили куда-то припозднившиеся прохожие.

Мир, в котором он жил и работал, вдруг показался ему чужим и враждебным. Миром интриг, манипуляций, скрытых мотивов. Миром, где даже красота, которую он создавал своими руками, была лишь инструментом в чьих-то политических играх.

И он сам был частью этого мира. Его создателем и его жертвой одновременно.

Дорога до дома заняла меньше получаса – ночью Москва была свободна от пробок. Глеб припарковался в подземном гараже своего дома и поднялся на лифте в пентхаус. Квартира встретила его всё той же стерильной тишиной и идеальным порядком.

Он налил себе ещё виски – третий за вечер, что было для него редкостью – и вышел на террасу. С тридцатого этажа Москва выглядела как россыпь огней, простирающихся до горизонта. Прекрасный вид, который он когда-то так ценил. Который был одной из причин, почему он купил именно эту квартиру.

Теперь же эти огни вызывали в нём странное чувство отчуждения. Словно он смотрел на чужой город из своей стеклянной башни.

Глеб сделал глоток виски, ощущая, как алкоголь согревает горло. День выдался странным и тревожным. Проверка клиники, визит к Колесниковой, разговор с Королёвым… Всё это складывалось в какую-то непонятную, тревожную картину.

И в центре этой картины была Вероника Бронская – женщина, которую он едва знал, но которая почему-то объявила ему войну из-за его нежелания участвовать в её проекте. Что она скрывала? Что было в этом проекте такого, что требовало его участия любой ценой?

Глеб допил виски и вернулся в квартиру. Усталость наваливалась на него, голова начинала болеть от напряжения и алкоголя. Он принял душ, надеясь смыть не только физическую, но и ментальную усталость, затем лёг в постель.

Но сон не шёл. Мысли кружились в голове, возвращаясь к событиям дня, к загадкам, которые он пока не мог разгадать.

Проект Бронской. Колесникова с её амбициями. Королёв с его теориями заговора и предложением союза. Всё это складывалось в какую-то сложную головоломку, часть деталей которой явно отсутствовала.

В какой-то момент его мысли переключились на воспоминания. Он вдруг увидел себя двадцатилетним – амбициозным студентом-медиком, приехавшим покорять Москву из провинциального городка. Увидел свою первую комнату в общежитии, свою первую подработку лаборантом, свои первые успехи и неудачи.

Он вспомнил момент, когда решил специализироваться на пластической хирургии, а не на кардиологии, как хотел его отец. Вспомнил их первую серьёзную ссору из-за этого решения.

– Ты выбираешь лёгкий путь, – говорил тогда Аркадий Петрович. – Хирурги твоего профиля не спасают жизни, они потакают тщеславию богатых бездельников.

– А ты выбрал сложный путь и что получил? – отвечал Глеб. – Нищенскую зарплату и никакого признания. Тридцать лет спасать жизни в районной больнице, а в итоге даже на приличную машину денег нет!

Лицо отца тогда застыло, словно маска. Он ничего не ответил, просто развернулся и ушёл. Они не разговаривали несколько месяцев после этого.

Глеб перевернулся на другой бок, пытаясь отогнать неприятные воспоминания. Но они продолжали приходить, словно прорвав какую-то плотину в его сознании.

Он вспомнил свою первую самостоятельную операцию. Нервозность, дрожащие руки, бешено колотящееся сердце. И чувство триумфа, когда всё прошло успешно. Вспомнил первого VIP-клиента, первый гонорар с пятью нулями, первое приглашение на закрытую вечеринку в мире московской элиты.

Шаг за шагом он строил свою карьеру, свою репутацию, свой образ. «Золотой скальпель Москвы». Хирург, превращающий обычных женщин в красавиц и берущий за это баснословные деньги. Человек, вхожий в высшие круги общества, желанный гость на любом светском мероприятии.

Но чего это стоило? Что он потерял на этом пути?

Глеб посмотрел на часы – три ночи. Сна не было ни в одном глазу. Он встал, накинул халат и прошёл на кухню. Выпил стакан воды, затем вернулся в гостиную и сел в кресло, глядя на ночной город за панорамными окнами.

В такие моменты одиночества и бессонницы его иногда посещала мысль: а что, если всё это было ошибкой? Что, если отец был прав, и он выбрал не ту дорогу? Что, если вместо создания искусственной красоты для богатых он мог бы делать что-то по-настоящему важное?

Но потом он смотрел вокруг – на свой пентхаус с видом на Москву, на дизайнерскую мебель, на коллекцию дорогих часов, на все символы статуса и успеха, которые он собрал за годы карьеры. И понимал, что не готов от этого отказаться. Не готов вернуться к той жизни, от которой так отчаянно бежал.

И всё же… иногда, в такие вот ночи, его охватывала странная тоска по чему-то настоящему. По работе, которая имела бы смысл помимо денег и статуса. По отношениям, которые были бы глубже, чем поверхностные связи в его нынешнем кругу общения.

Эти мысли обычно приходили и уходили, не оставляя следа. Утром он снова становился Глебом Савельевым, успешным пластическим хирургом, создателем красоты, человеком, вхожим в высшие круги московского общества. И эта роль, примеренная за годы, ощущалась уже как вторая кожа.

Но сейчас, в три часа ночи, один в огромной пустой квартире, он вдруг почувствовал, как эта кожа трескается, обнажая что-то другое под ней. Что-то более настоящее, более уязвимое. Того Глеба, которым он был когда-то давно, до того, как Москва изменила его.

Он потёр лицо руками, словно пытаясь стереть эти мысли. Нет, это просто усталость. И алкоголь. И стресс от последних событий. Утром всё встанет на свои места. Утром он снова будет тем, кем должен быть.

Но сейчас, в эти тихие ночные часы, он мог признаться себе в том, в чём никогда бы не признался днём: он боялся. Боялся, что вся его жизнь, все его достижения, весь его успех – всё это оказалось бы пустым и бессмысленным, если посмотреть на него с другой стороны. Со стороны того мальчика, который когда-то хотел стать врачом, чтобы помогать людям, а не чтобы зарабатывать миллионы на их тщеславии.

Глеб закрыл глаза, ощущая внезапную волну усталости. Может быть, всё-таки удастся поспать несколько часов перед новым рабочим днём.

Днём, который обещал принести новые вызовы и новые откровения.

Утро началось с головной боли и звонка от Марины.

– Глеб Аркадьевич, извините за ранний звонок, – её голос звучал встревоженно. – Но у нас новая проблема. Бронская дала интервью для «Коммерсанта», где упомянула вас в не самом приятном контексте.

Глеб сел в кровати, пытаясь прогнать остатки сна. Часы показывали 7:30 – на удивление рано для звонка от Марины.

– Что именно она сказала? – спросил он, потирая виски.

– Цитирую: «В нашей индустрии есть, к сожалению, специалисты, которые ставят свои амбиции выше интересов пациентов. Которые отказываются идти в ногу со временем, предпочитая устаревшие методики и взгляды. Я не буду называть имён, но один из таких – известный пластический хирург, недавно отказавшийся участвовать в важном национальном проекте из-за личных амбиций».

– Она не назвала меня по имени, – заметил Глеб.

– Но все поймут, о ком речь, – возразила Марина. – Особенно после вчерашней проверки клиники. Слухи уже поползли.

Глеб вздохнул. Бронская действительно начала кампанию против него, как и предупреждал Королёв. И это был только первый шаг.

– Есть ещё что-то, что я должен знать? – спросил он, направляясь в ванную.

– Пока нет, – ответила Марина. – Но Верещагин на взводе. Боится, что клиентки начнут отказываться от ваших услуг из-за слухов.

– Не начнут, – уверенно сказал Глеб. – Мои клиенты выбирают меня не из-за статей в газетах, а из-за результатов работы. И кстати, сегодня у нас кто по расписанию?

– Три послеоперационных осмотра и две консультации, – доложила Марина. – Никто не отменил запись после статьи, если вы об этом.

– Вот видишь, – Глеб слегка усмехнулся. – Всё в порядке. Я буду в клинике через час.

Он завершил звонок и посмотрел на своё отражение в зеркале ванной. Лицо выглядело усталым, под глазами залегли тени – результат бессонной ночи и трёх порций виски. Ничего, что нельзя было бы исправить холодным душем и чашкой крепкого кофе.

Пока вода стекала по телу, смывая остатки ночных сомнений и страхов, Глеб думал о статье Бронской. Она решила действовать через медиа, подрывая его профессиональную репутацию. Умный ход. Прямой атакой его не взять – слишком хорошая репутация, слишком много связей в определённых кругах. Но если посеять сомнения, намекнуть на устаревшие методы, на отказ от инноваций…

Впрочем, у него теперь был свой козырь – флешка от Королёва с компроматом на Бронскую. Он мог бы использовать эту информацию, если ситуация станет критической.

Но пока он предпочитал действовать более тонко. В конце концов, он договорился с Колесниковой, что официально согласится на условия Бронской, а фактически сделает операцию по своему усмотрению. Это должно было временно успокоить медиамагнатку и дать ему время разобраться, что на самом деле происходит вокруг этого загадочного проекта.

После душа Глеб быстро оделся, выпил кофе и вышел из квартиры. В машине по дороге в клинику он включил новости, надеясь услышать что-то о загадочном международном проекте, в котором должна была участвовать Колесникова. Но ничего конкретного не прозвучало – обычные политические и экономические новости, немного спорта, прогноз погоды.

Возможно, проект действительно был засекречен, как намекала телеведущая. Или Королёв преувеличивал его значимость, пытаясь втянуть Глеба в свои интриги против Бронской.

В любом случае, ему нужно было больше информации. И следующая встреча с Колесниковой, запланированная на следующую неделю, была шансом эту информацию получить.

В клинике всё шло своим чередом, несмотря на вчерашнюю проверку и утреннюю статью. Пациенты приходили, операции проводились, жизнь продолжалась. Глеб провёл три послеоперационных осмотра – все с отличными результатами – и принял двух новых пациентов на консультацию.

Во время обеденного перерыва он сидел в своём кабинете, просматривая медицинские журналы и изучая новые методики в пластической хирургии. Несмотря на слова Бронской, он всегда следил за инновациями в своей области и применял самые современные подходы. Просто не любил экспериментировать на пациентах ради сомнительных эстетических трендов.

Стук в дверь прервал его размышления.

– Войдите, – сказал он, поднимая взгляд от журнала.

В кабинет вошла Марина с планшетом в руках.

– У меня результаты первичного обследования Колесниковой, – сказала она. – Все показатели в норме, противопоказаний к операции нет.

– Хорошо, – кивнул Глеб. – А что с моделированием? Она подтвердила запись на следующую неделю?

– Да, её помощница звонила утром, подтвердила дату и время.

Глеб задумчиво постучал пальцами по столу.

– Что-нибудь ещё?

Марина помедлила, словно решая, говорить или нет.

– Есть кое-что… странное, – наконец произнесла она. – В её медицинской карте есть запись о пластической операции, сделанной два года назад. Ринопластике. Но никаких следов вмешательства я не вижу.

Глеб нахмурился.

– Возможно, операция была очень щадящей. Или запись ошибочная.

– Возможно, – согласилась Марина. – Но в карте указано имя хирурга – Владимир Немчинов. Он работал в клинике «ЭстетМед».

– Я его знаю, – кивнул Глеб. – Хороший специалист, хотя и не из первого эшелона. Но он умер год назад. Сердечный приступ.

– Именно, – Марина подала ему планшет с открытой медицинской картой Колесниковой. – И ещё одна странность. В карте указано, что операция проводилась с использованием экспериментальной методики. Но никаких деталей.

Глеб внимательно изучил запись. Действительно, формулировки были необычными. «Экспериментальная методика коррекции костно-хрящевых структур с минимальным вмешательством». Никаких подробностей, никаких фотографий «до и после».

– Это может быть важно? – спросила Марина.

– Не знаю, – задумчиво ответил Глеб. – Но странно, что Колесникова не упомянула о предыдущей операции во время консультации. Обычно пациенты сообщают о таких вещах.

– Может, она не хотела, чтобы вы знали, что уже делала пластику? – предположила Марина. – Многие скрывают это, особенно публичные личности.

– Возможно, – Глеб вернул планшет. – В любом случае, я спрошу её об этом во время моделирования. Это важно для планирования операции.

Марина кивнула, но не спешила уходить.

– Ещё кое-что, – сказала она. – Я проверила, что за проект такой, в котором участвует Колесникова. В медиа нет никакой информации о международном шоу с её участием. Ни анонсов, ни утечек, ни слухов. Ничего.

– И что ты думаешь? – Глеб с интересом посмотрел на неё.

– Думаю, что либо проект действительно засекречен, либо… – она замялась.

– Либо его не существует, – закончил за неё Глеб. – Либо он совсем не то, что нам говорят.

– Да, – кивнула Марина. – И это странно. Обычно о таких проектах заранее трубят во всех медиа, это часть PR-кампании.

Глеб задумался. Действительно, странно. Если проект был таким важным, как утверждали Колесникова и Бронская, почему о нём не было ни слова в медиа? Почему такая секретность?

– Спасибо за информацию, – сказал он Марине. – Я учту это при общении с Колесниковой.

Она кивнула и направилась к двери, но остановилась на пороге.

– Глеб Аркадьевич, – сказала она, не поворачиваясь. – Будьте осторожны. Что-то здесь не так.

И с этими словами вышла, оставив Глеба наедине с его мыслями.

Он откинулся в кресле, размышляя о ситуации. Марина была права – что-то здесь определённо было не так. Загадочный проект, о котором никто не знал. Странная запись о предыдущей операции Колесниковой. Агрессивная реакция Бронской на его отказ. Всё это складывалось в какую-то тревожную картину, детали которой он пока не мог разглядеть.

Он вспомнил слова Королёва о том, что проект имеет какие-то скрытые цели, связанные с изменением национальной идентичности. Тогда эти слова показались ему параноидальной фантазией. Но сейчас, в свете новых странностей, они начинали обретать некий смысл.

Что, если проект действительно был чем-то большим, чем просто PR-кампанией для улучшения имиджа России? Что, если за ним стояло что-то более зловещее?

Глеб покачал головой, отгоняя эти мысли. Нет, это уже слишком. Он начинал видеть заговоры там, где, вероятно, была лишь обычная борьба амбиций и интересов в мире медиа и политики.

Он вернулся к медицинскому журналу, пытаясь сосредоточиться на профессиональных вопросах. В конце концов, он был хирургом, а не шпионом или конспирологом. Его дело – оперировать людей, а не раскрывать политические интриги.

Но мысль о том, что он невольно оказался втянут в нечто большее, чем просто профессиональный конфликт с влиятельной медиамагнаткой, не давала ему покоя.

Оставшаяся часть рабочего дня прошла без происшествий. Глеб выполнил все запланированные консультации и даже успел заглянуть в операционную, где его коллега проводил плановую маммопластику. Всё шло своим чередом, как будто не было ни вчерашней проверки, ни утренней статьи Бронской.

Вечером, собираясь домой, он встретил в коридоре Марину, которая тоже заканчивала работу.

– Уже уходите? – спросила она, накидывая лёгкое пальто.

– Да, на сегодня всё, – кивнул Глеб. – Планы на вечер?

Это был необычный вопрос с его стороны. Обычно они не обсуждали личную жизнь, сохраняя профессиональную дистанцию.

– Ничего особенного, – ответила Марина, слегка удивлённая его интересом. – Дома ждёт недочитанная книга и бокал вина.

– Звучит неплохо, – улыбнулся Глеб. – А меня ждёт пустая квартира и, вероятно, тоже бокал чего-нибудь.

Он сам не понимал, зачем сказал это. Может быть, после бессонной ночи и странных мыслей о пустоте своей жизни ему просто не хотелось возвращаться в свой стерильный пентхаус. Может быть, ему нужно было человеческое общение, выходящее за рамки профессиональных контактов.

Марина внимательно посмотрела на него, словно пытаясь что-то прочесть в его лице.

– Знаете, – сказала она после паузы, – если вам не хочется быть одному, мы могли бы поужинать вместе. Есть хороший ресторан недалеко отсюда. Ничего особенного, но готовят прилично.

Глеб колебался. Ужин с сотрудницей явно выходил за рамки той профессиональной дистанции, которую он всегда старался соблюдать. С другой стороны, Марина была не просто сотрудницей – они работали вместе уже несколько лет, и она была, пожалуй, единственным человеком в клинике, кому он в какой-то степени доверял.