Ампутация совести

– Почему бы и нет, – наконец сказал он. – Давно не ел ничего, кроме доставки и ресторанов бизнес-класса.

– Тогда вам точно понравится, – улыбнулась Марина. – Там нет мишленовских звёзд, зато есть настоящая домашняя еда.

Они вышли из клиники вместе, что уже само по себе было необычно. Обычно Глеб уходил один, погружённый в свои мысли, едва кивая на прощание коллегам.

– Пройдёмся? – предложила Марина. – Ресторан буквально за углом, а вечер прекрасный.

Глеб кивнул, и они направились по улице в сторону, противоположную той, где он обычно парковал машину. Вечерняя Москва была полна жизни – люди спешили домой с работы, сидели в уличных кафе, прогуливались по бульварам. Обычная городская суета, на которую Глеб обычно не обращал внимания.

– Вы любите Москву? – неожиданно спросила Марина, когда они проходили мимо красивого старинного здания.

– Сложный вопрос, – ответил Глеб после паузы. – Я благодарен этому городу за возможности, которые он мне предоставил. Но не уверен, что можно это назвать любовью.

– А я люблю, – просто сказала Марина. – Несмотря на все её недостатки. Суету, пробки, вечную спешку. Мне нравится её энергия, её постоянное движение. То, как она сочетает в себе старое и новое.

Глеб внимательно посмотрел на свою спутницу. Он вдруг понял, что почти ничего не знает о ней, кроме профессиональных качеств. Сколько ей лет? Откуда она? Есть ли у неё семья, дети? Почему она работает именно в их клинике, хотя с её квалификацией могла бы найти место и получше?

– А откуда вы? – спросил он. – Вы родились в Москве?

– Нет, – покачала головой Марина. – Я из Нижнего Новгорода. Приехала в Москву десять лет назад, после медицинского. Здесь больше возможностей, особенно в моей специальности.

– И не жалеете?

– Иногда, – она слегка улыбнулась. – Особенно когда стою в пробках или плачу за аренду квартиры. Но в целом нет. Я нашла здесь то, что искала. Интересную работу, профессиональный рост. Возможность работать с лучшими специалистами, – она бросила на него быстрый взгляд.

Глеб почувствовал неожиданное смущение от её слов. Он никогда не думал о себе как о «лучшем специалисте», с которым кто-то хотел бы работать именно из профессиональных соображений. Деньги, статус, связи – да. Но чистый профессионализм?

– А вы? – спросила Марина. – Вы откуда приехали покорять столицу?

– Из Ярославля, – ответил Глеб. – Типичная история провинциального мальчика, мечтавшего о большом городе и больших возможностях.

– И как, сбылась мечта? – в её голосе не было иронии, только искренний интерес.

Глеб задумался. Сбылась ли его мечта? Он добился успеха, денег, признания. У него была репутация одного из лучших пластических хирургов Москвы. Его услуги стоили баснословных денег, и всё равно к нему стояла очередь из желающих.

Но была ли это та мечта, с которой он когда-то приехал в Москву?

– Не знаю, – честно ответил он. – Я добился многого. Но иногда мне кажется, что моя настоящая мечта была о чём-то другом.

– О чём же? – Марина смотрела на него с неподдельным интересом.

– О медицине, которая действительно помогает людям, – слова вырвались сами собой, прежде чем он успел их обдумать. – О работе, которая имеет смысл помимо денег и статуса.

Он тут же пожалел о своей откровенности. Это было слишком личное, слишком уязвимое. Не то, чем он привык делиться, особенно с коллегами.

Но Марина, к его удивлению, не выглядела удивлённой или смущённой его словами.

– Я понимаю, – просто сказала она. – Иногда я тоже думаю об этом. О том, что могла бы работать в обычной больнице, помогать действительно нуждающимся, а не тем, кто может позволить себе элитную клинику.

– И почему не работаете? – спросил Глеб, внезапно заинтересованный.

– По той же причине, что и вы, наверное, – она слегка пожала плечами. – Деньги, комфорт, профессиональные возможности. И ещё… мне нравится работать именно с вами. В профессиональном смысле, конечно, – быстро добавила она.

Глеб почувствовал, как тепло разливается по его груди от этих слов. Он не привык к таким прямым комплиментам, особенно от коллег.

– Спасибо, – сказал он, и это прозвучало неожиданно искренне.

Они дошли до небольшого ресторана, спрятанного в одном из арбатских переулков. Вывеска была неприметной, но внутри оказалось уютно – деревянные столы, приглушённый свет, негромкая музыка. Совсем не похоже на те пафосные заведения, где Глеб обычно ужинал с деловыми партнёрами или случайными знакомыми.

Их встретила приветливая хозяйка, которая, судя по всему, хорошо знала Марину.

– Ваш обычный столик, Марина Олеговна? – спросила она.

– Да, спасибо, Нина, – улыбнулась Марина.

Их провели к столику в углу зала, откуда открывался вид на весь ресторан, но в то же время было достаточно уединенно для спокойного разговора.

– Вы здесь частый гость, как я понимаю, – заметил Глеб, когда они сели.

– Довольно частый, – кивнула Марина. – Я живу неподалёку, и здесь действительно хорошо готовят. Плюс атмосфера – никакой показухи, никакого пафоса. Просто хорошая еда и спокойная обстановка.

Подошла официантка, и они сделали заказ – Марина выбрала салат и рыбу, Глеб, по её рекомендации, заказал борщ и стейк. К еде они взяли бутылку красного вина – выбор, который удивил Глеба, привыкшего к дорогим виски и коньякам.

– Итак, – сказала Марина, когда официантка удалилась, – расскажите мне что-нибудь о себе. Что-то, чего я не знаю из нашей совместной работы.

Глеб растерялся. Он не привык к таким просьбам, особенно от коллег.

– Например? – спросил он.

– Не знаю, – она слегка улыбнулась. – Что вы любите, кроме работы? Какие книги читаете? Какую музыку слушаете? Где предпочитаете отдыхать?

Глеб задумался. Что он действительно любил, кроме работы? В последние годы его жизнь сводилась к операциям, консультациям, светским мероприятиям, необходимым для поддержания статуса, и редким вылазкам на курорты для «перезагрузки».

– Я люблю классическую музыку, – наконец сказал он. – Особенно Баха и Моцарта. Слушаю во время операций, это помогает сосредоточиться.

– Я знаю, – кивнула Марина. – Я работаю с вами в операционной, помните?

– Ах да, – он слегка смутился. – Что ж, тогда… я люблю историческую литературу. Биографии великих врачей, историю медицины. И иногда научную фантастику – для отдыха.

– Это уже интереснее, – улыбнулась Марина. – Какая именно фантастика?

– Классика в основном. Азимов, Кларк, Саймак, – Глеб почувствовал, что начинает расслабляться. – В детстве зачитывался до дыр. Мечтал о космосе, других планетах. О мире, где наука решает все проблемы.

– А потом решили стать врачом, – заметила Марина.

– Да, – кивнул Глеб. – Отчасти под влиянием отца, но не только. Я действительно верил, что медицина – это способ изменить мир к лучшему. Избавить людей от страданий, продлить жизнь, улучшить её качество.

– А теперь? – тихо спросила Марина.

Глеб помедлил, глядя на своё отражение в бокале с вином. Честный ответ был бы слишком мрачным для ужина, который начинался так приятно.

– А теперь я делаю то, что умею лучше всего, – уклончиво ответил он. – И стараюсь не думать о том, что могло бы быть, выбери я другой путь.

Марина внимательно посмотрела на него, словно видела насквозь его попытку уйти от прямого ответа.

– Знаете, Глеб Аркадьевич, – сказала она после паузы, – я вас немного боялась, когда только пришла в клинику. Вы казались таким… недоступным. Холодным. Идеальным профессионалом без эмоций и сомнений. И только работая с вами в операционной, я поняла, что за этой маской скрывается человек, который действительно заботится о своих пациентах. Который делает всё возможное, чтобы результат был идеальным – не ради денег или статуса, а потому что не может работать иначе.

Глеб почувствовал, как что-то внутри него дрогнуло от этих слов. Неужели она действительно видела в нём что-то, чего он сам уже не замечал?

– Вы меня идеализируете, – сказал он, пытаясь скрыть смущение. – Я такой же, как и все в нашей сфере. Работаю за деньги, создаю красоту для тех, кто может за неё заплатить.

– Нет, – твёрдо сказала Марина. – Если бы вы были таким, вы бы не отказывали пациентам, когда считаете операцию ненужной или рискованной. Вы бы не тратили часы на планирование каждого вмешательства, добиваясь идеального результата. Вы бы не контролировали каждый этап послеоперационного восстановления так тщательно. И вы бы точно согласились на проект Бронской, не задумываясь.

Глеб не нашёлся с ответом. В её словах была доля правды, которую он давно не признавал даже перед собой. Возможно, где-то глубоко внутри он всё ещё был тем идеалистом, который когда-то приехал в Москву с мечтой о настоящей медицине.

Подали закуски, и разговор перешёл на более нейтральные темы. Они обсуждали книги, фильмы, путешествия. Глеб с удивлением обнаружил, что Марина была интересным собеседником – начитанным, с острым умом и неожиданным чувством юмора. Как он мог работать с ней столько лет и не замечать этого?

К десерту они перешли на обсуждение профессиональных тем – новых методик в пластической хирургии, сложных случаев из их практики, этических дилемм, с которыми сталкивается современная эстетическая медицина.

– А как вы относитесь к идее «нового русского лица», которую продвигает Бронская? – спросила Марина, когда разговор коснулся проекта. – С профессиональной точки зрения.

Глеб задумался, отпивая вино.

– Я считаю это опасной тенденцией, – наконец сказал он. – Не только с этической, но и с медицинской точки зрения. Каждое лицо уникально, его структура определяется множеством факторов – генетикой, анатомическими особенностями, индивидуальными пропорциями. Попытка подогнать разные лица под один шаблон – это путь к медицинским ошибкам и неудачным результатам.

– Но разве не существуют универсальные каноны красоты? – возразила Марина. – Золотое сечение, симметрия, определённые пропорции, которые считаются привлекательными в большинстве культур?

– Существуют, – согласился Глеб. – Но они не абсолютны. И, что важнее, они не отменяют индивидуальности. Моя задача как хирурга – не создать типовое «красивое лицо», а найти идеальный баланс между общепринятыми канонами красоты и уникальностью конкретного человека.

– И поэтому вы отказались от проекта Бронской, – кивнула Марина. – Потому что он противоречит вашим профессиональным принципам.

– Да, – подтвердил Глеб. – Хотя… есть и другая причина. Более личная.

– Какая? – Марина подалась вперёд с интересом.

Глеб сделал глоток вина, собираясь с мыслями. То, что он собирался сказать, он никогда не говорил вслух. Даже самому себе он не всегда признавался в этом.

– Я не хочу быть инструментом в чужих руках, – наконец произнёс он. – Не хочу, чтобы моё искусство, моё мастерство использовались для каких-то политических целей, о которых мне даже не говорят прямо. Я врач, а не политтехнолог. Моя работа – помогать конкретным людям, а не обслуживать чьи-то амбиции.

Марина внимательно слушала, не перебивая.

– Знаете, – продолжил Глеб, – когда я только начинал карьеру, мой отец сказал мне, что пластическая хирургия – это не настоящая медицина. Что я выбрал лёгкий путь, что буду просто потакать тщеславию богатых бездельников. Тогда я злился на него, считал старомодным и ограниченным. Но сейчас… иногда я думаю, что он был прав.

– Вы несправедливы к себе, – мягко сказала Марина. – То, что вы делаете, – это тоже помощь людям. Может быть, не такая героическая, как спасение жизней в экстренной хирургии, но не менее важная. Вы помогаете людям чувствовать себя лучше, увереннее. Исправляете дефекты, которые мешают им жить полноценной жизнью.

– Возможно, – Глеб слабо улыбнулся. – Но иногда я всё же думаю, что мог бы делать что-то более… значимое. Более соответствующее той клятве Гиппократа, которую давал когда-то.

– И что вас останавливает? – спросила Марина.

Глеб усмехнулся.

– Деньги. Статус. Комфорт. Всё то, к чему я так привык за годы работы в элитной клинике. Я не готов от этого отказаться. И это, пожалуй, самое честное, что я могу сказать.

Марина некоторое время молчала, обдумывая его слова.

– Знаете, – наконец сказала она, – я думаю, что человек может измениться в любой момент своей жизни. Может найти новый смысл, новую цель. И для этого не обязательно отказываться от всего, что у него есть. Может быть, вам просто нужно найти способ сочетать вашу нынешнюю карьеру с чем-то более… значимым для вас лично?

Глеб задумался. В её словах был смысл. Может быть, это действительно не должен быть выбор «или-или»? Может быть, он мог бы найти какой-то компромисс?

– Возможно, вы правы, – сказал он. – Но пока я не представляю, как это могло бы выглядеть.

– Время покажет, – улыбнулась Марина. – Главное – не закрывать для себя эту возможность.

Они закончили ужин в приятной, почти дружеской атмосфере. Глеб не помнил, когда в последний раз чувствовал себя так комфортно в чьём-то обществе. Без необходимости поддерживать образ успешного хирурга, без светских условностей и показной вежливости.

Когда они вышли из ресторана, уже стемнело. Весенний воздух был прохладным и свежим после тепла помещения.

– Позвольте, я вызову вам такси, – предложил Глеб.

– Спасибо, но я живу буквально в двух кварталах отсюда, – ответила Марина. – Предпочитаю пройтись.

– Тогда я провожу вас, – неожиданно для себя сказал Глеб. – Если вы не возражаете.

Марина выглядела удивлённой, но согласно кивнула. Они медленно шли по вечерним улицам, продолжая разговор, начатый в ресторане. Глеб ловил себя на мысли, что давно не чувствовал такого… умиротворения. Словно тяжесть, которую он носил на плечах, временно исчезла.

– Вот мой дом, – сказала Марина, останавливаясь у старинного здания в одном из арбатских переулков. – Спасибо за приятный вечер, Глеб Аркадьевич.

– Это вам спасибо, – искренне ответил он. – И, пожалуйста, давайте оставим официоз для клиники. Просто Глеб.

– Хорошо… Глеб, – она улыбнулась, и в этой улыбке было что-то, что заставило его сердце биться чуть быстрее. – Тогда до завтра.

Она протянула руку для прощания, но Глеб, повинуясь внезапному порыву, вместо рукопожатия слегка коснулся губами её щеки.

– До завтра, Марина, – сказал он и, развернувшись, пошёл в сторону главной улицы, чтобы поймать такси до своей машины, оставленной у клиники.

Идя по вечерней Москве, он вдруг поймал себя на мысли, что улыбается. Впервые за долгое время он чувствовал себя не «золотым скальпелем Москвы», а просто человеком. Живым, настоящим, способным на эмоции, которые он так долго подавлял.

И это было странное, но удивительно приятное чувство.

Глава 3: Красивое лицо для некрасивой игры

Следующие несколько дней прошли в обычном ритме работы. Глеб проводил консультации, выполнял плановые операции, участвовал в совещаниях врачей клиники. Всё как обычно, за исключением одной детали – его отношения с Мариной изменились.

Ничего явного, никаких публичных проявлений. Просто более тёплые взгляды, случайные прикосновения в операционной, короткие разговоры после рабочего дня. Они не обсуждали тот вечер в ресторане, но оба помнили его как некий поворотный момент.

Бронская пока не предпринимала новых шагов против Глеба. Возможно, её отвлекли другие дела, или она ждала подходящего момента для следующей атаки. В любом случае, затишье было кстати – у Глеба было время подготовиться к встрече с Колесниковой, которая должна была состояться в начале следующей недели.

В пятницу, когда он уже собирался уходить домой, его телефон зазвонил. На экране высветилось имя Королёва.

– Савельев, – произнёс продюсер без приветствия, – у меня новости. Не телефонные. Можем встретиться?

– Сегодня? – Глеб посмотрел на часы. Было уже почти семь вечера.

– Да, чем скорее, тем лучше. Это касается Колесниковой и проекта Бронской. Я нашёл кое-что интересное.

Глеб задумался. У него не было особых планов на вечер, разве что смутная надежда, что Марина снова предложит поужинать вместе. Но она сегодня работала в другую смену и уже давно ушла.

– Хорошо, – согласился он. – Где и когда?

– В «Рафинаде», через час, – ответил Королёв. – Та же приватная комната, что и в прошлый раз.

– Буду, – коротко сказал Глеб и завершил звонок.

Он закончил с документами, попрощался с коллегами и вышел из клиники. Погода была прекрасной – тёплый весенний вечер, голубое небо, лёгкий ветерок. Глеб решил не сразу ехать в клуб, а прогуляться немного по центру города.

Идя по бульварам, он думал о предстоящей встрече. Что такого Королёв мог узнать о Колесниковой и проекте Бронской? И можно ли доверять информации, которую предоставляет этот человек?

С одной стороны, Королёв явно преследовал свои интересы и использовал Глеба как пешку в своей игре против Бронской. С другой – его предыдущие предупреждения оказались верными. Бронская действительно начала кампанию против Глеба, как и предсказывал продюсер.

Размышляя об этом, Глеб не заметил, как дошёл до здания, в котором располагался клуб «Рафинад». Охранник у входа узнал его и почтительно кивнул.

– Добрый вечер, Глеб Аркадьевич. Денис Игоревич уже ждёт вас.

Глеб кивнул в ответ и вошёл в клуб. Внутри было немноголюдно – пятница, время ужина, большинство постоянных клиентов ещё не подтянулись. Он поднялся на второй этаж и прошёл к знакомой приватной комнате.

Королёв сидел в кресле с бокалом виски, задумчиво глядя в окно. Услышав, как открывается дверь, он обернулся.

– А, Савельев! Рад, что вы пришли, – он указал на кресло напротив. – Присаживайтесь, налейте себе что-нибудь. Разговор будет долгим.

Глеб подошёл к бару, выбрал свой обычный Macallan и сел в кресло, внимательно глядя на Королёва.

– Итак, что за новости? – спросил он, отпивая виски.

Королёв наклонился вперёд, понизив голос, хотя они были одни в комнате.

– Я нашёл информацию о предыдущей пластической операции Колесниковой, – сказал он. – Той, что проводил Немчинов два года назад.

Глеб напрягся. Он не говорил Королёву об этой операции, информация о которой была в медицинской карте Колесниковой. Как тот узнал?

– И что в ней такого особенного? – осторожно спросил Глеб.

– Всё, – Королёв выглядел возбуждённым. – Операция проводилась по экспериментальной методике, разработанной в рамках секретной программы, финансируемой одной из компаний, связанных с администрацией президента. И знаете, что самое интересное? Бронская была куратором этой программы.

– Что за методика? – Глеб подался вперёд, заинтересованный.

– В том-то и дело, что информации почти нет, – Королёв развёл руками. – Все документы засекречены. Но мне удалось найти упоминание в личной переписке одного из участников проекта. Что-то связанное с минимально инвазивными вмешательствами, позволяющими значительно изменить внешность без обширной операции.

– Это звучит… странно, – задумчиво произнёс Глеб. – В пластической хирургии нет методик, которые могли бы значительно изменить внешность без серьёзного вмешательства. Особенно когда речь идёт о костно-хрящевых структурах, как в случае ринопластики.

– Вот именно, – Королёв многозначительно поднял палец. – И что ещё интереснее – Немчинов умер вскоре после операции. Официально от сердечного приступа. Но есть свидетели, которые утверждают, что перед смертью он был крайне встревожен, даже напуган. Говорил, что «связался не с теми людьми».

Глеб отпил виски, пытаясь осмыслить информацию. Если верить Королёву, ситуация была гораздо серьёзнее, чем он предполагал. Речь шла не просто о политическом PR-проекте, а о чём-то более зловещем, связанном с экспериментальными медицинскими методиками.

– У вас есть доказательства? – спросил он. – Что-то конкретное, что подтверждает связь между операцией Колесниковой, программой Бронской и смертью Немчинова?

– Прямых доказательств нет, – признал Королёв. – Но есть косвенные улики. Взгляните.

Он достал планшет и открыл какой-то файл.

– Это фотография Колесниковой до операции у Немчинова. Из её актёрского портфолио, когда она только начинала карьеру на телевидении.

Глеб внимательно изучил фотографию. На ней была Алина, но… не совсем та Алина, которую он знал. Разница была тонкой, почти неуловимой, но как хирург он видел её ясно. Нос был немного шире и чуть более вздёрнутым, скулы менее выраженными, овал лица более круглым.

– А это она после операции, – Королёв показал другую фотографию, сделанную примерно год назад. – Посмотрите внимательно. Изменения значительные, но они не выглядят как результат стандартной пластической операции. Нет видимых шрамов, нет признаков вмешательства. И при этом лицо изменилось радикально.

Глеб сравнил фотографии, и ему пришлось признать, что Королёв прав. Изменения были значительными, но не выглядели как результат обычной пластической операции. Они были слишком… органичными, как будто лицо Колесниковой просто естественным образом эволюционировало в другую форму.

– Странно, – признал он. – Но это может быть результат филлеров, ботокса, нитевого лифтинга, комбинированных с профессиональным макияжем и освещением.

– А может быть результатом экспериментальной методики, о которой мы ничего не знаем, – возразил Королёв. – Методики, которая так напугала Немчинова, что он собирался о ней рассказать. И которая сейчас может быть частью проекта Бронской.

Глеб задумался. Гипотеза Королёва звучала почти как научная фантастика. Но факты были странными и не поддавались простому объяснению.

– И как это связано с нынешним проектом Бронской? – спросил он. – Вы думаете, они хотят использовать эту же методику для других участников проекта? Для Колесниковой снова?

– Именно, – кивнул Королёв. – И им нужен кто-то с вашей репутацией, чтобы придать легитимность этим экспериментам. Представьте: известный пластический хирург с безупречной репутацией проводит операции по новой методике, которая даёт потрясающие результаты. Никто не будет задавать вопросов, особенно если результаты будут впечатляющими.

Глеб покачал головой.

– Это звучит как теория заговора. Я не могу в это поверить без более весомых доказательств.

– Конечно, это лишь теория, – согласился Королёв. – Но объясните тогда, почему Бронская так настаивает на вашем участии? Почему угрожает, давит, использует свои связи? Это явно не просто вопрос престижа или личных амбиций.

– Я не знаю, – честно ответил Глеб. – Но я буду иметь это в виду при общении с Колесниковой. Возможно, она сама не знает, во что оказалась втянута.

– Возможно, – кивнул Королёв. – Или знает, но боится рассказать. В любом случае, будьте осторожны, Савельев. Если моя теория верна, мы имеем дело с чем-то гораздо более опасным, чем просто политический PR-проект.

Глеб допил виски, обдумывая слова продюсера. Вся эта история становилась всё более запутанной и тревожной. Экспериментальные методики, секретные программы, смерть хирурга… Звучало как сюжет дешёвого триллера, а не реальная жизнь.

– Спасибо за информацию, – наконец сказал он. – Я буду осторожен. Но нужны более конкретные доказательства, чтобы делать какие-то выводы.

– Я работаю над этим, – заверил его Королёв. – И как только что-то найду, сразу же сообщу. А вы держите меня в курсе вашего общения с Колесниковой. Особенно после моделирования на следующей неделе.

– Конечно, – кивнул Глеб, не уточняя, насколько подробно он планирует делиться информацией.

Они ещё некоторое время обсуждали ситуацию, затем Глеб посмотрел на часы – было уже почти десять.

– Мне пора, – сказал он, поднимаясь. – Завтра рабочий день.

– Конечно, – Королёв тоже встал. – Держите меня в курсе. И будьте осторожны, Савельев. Очень осторожны.

Выйдя из клуба, Глеб некоторое время стоял на улице, глубоко вдыхая свежий вечерний воздух. Разговор с Королёвым оставил неприятный осадок. Если хотя бы часть того, что говорил продюсер, была правдой, он оказался втянут в нечто гораздо более опасное, чем простой конфликт с влиятельной медиамагнаткой.

Он вызвал такси и поехал домой, погружённый в тревожные мысли. Информация о странной операции Колесниковой, о смерти Немчинова, о секретной программе… Всё это складывалось в картину, которая выглядела всё более зловещей.

И в центре этой картины была Вероника Бронская – женщина, которая, похоже, была готова на многое ради своих амбиций. Женщина, которая сейчас, возможно, видела в Глебе препятствие, которое нужно устранить.

Эта мысль заставила его поёжиться, несмотря на тёплый вечер.

Выходные Глеб провёл дома, стараясь отвлечься от тревожных мыслей. Он читал, слушал музыку, даже попытался приготовить что-то сложнее обычного омлета – с переменным успехом. В воскресенье он позвонил родителям, коротко рассказал им о своих делах, избегая упоминаний о проблемах с Бронской. Не хотел их беспокоить.