Ампутация совести

Стук в дверь прервал его размышления.

– Войдите, – сказал он, выпрямляясь в кресле.

В кабинет вошла Марина с планшетом в руках.

– Проверяющие уехали, – сообщила она. – Пробыли почти пять часов, изучили всю документацию, которую наш юрист счёл возможным предоставить. Составили акт с мелкими замечаниями, ничего серьёзного.

– А что насчёт Колесниковой? – Глеб напрягся.

– Они требовали её карту, но юрист не позволил её предоставить без согласия пациентки, – Марина слегка улыбнулась. – Карпова была очень недовольна, грозилась вернуться с решением суда.

– Пусть возвращается, – пожал плечами Глеб. – У нас всё в порядке с документацией.

– Да, но она явно ищет к чему придраться, – Марина присела на край стула напротив его стола. – И она найдёт, если будет очень стараться. Никто не застрахован от мелких нарушений или ошибок.

– Что ты предлагаешь? – Глеб посмотрел на неё с интересом.

– Может быть, стоит пойти на компромисс с Бронской? – Марина говорила осторожно, подбирая слова. – Не обязательно делать всё, что она хочет. Но хотя бы выслушать её предложения более внимательно?

– И стать частью её политического проекта? – Глеб покачал головой. – Нет. Я не собираюсь превращаться в инструмент чьих-то амбиций.

– Речь не об этом, – Марина наклонилась вперёд. – Речь о том, чтобы защитить клинику и свою репутацию. Если Бронская настроена серьёзно, она может создать вам серьёзные проблемы.

– Я знаю, – кивнул Глеб. – Но есть вещи важнее репутации и даже карьеры. Например, профессиональная этика. Я не могу делать операции по шаблону, игнорируя индивидуальные особенности пациентов, только потому что какая-то медиамагнатка решила создать «новое лицо России».

Марина внимательно посмотрела на него, словно видела впервые.

– Знаете, я не ожидала от вас такой… принципиальности. Обычно вы довольно прагматичны.

– Я прагматичен в том, что касается бизнеса, денег, карьеры, – согласился Глеб. – Но не в том, что касается моей работы как хирурга. Здесь у меня есть определённые принципы. И один из них – я не делаю операции, которые считаю ненужными или потенциально вредными для пациента, даже если он сам этого хочет.

– И даже если от этого зависит будущее клиники? – Марина не сдавалась.

– Клиника переживёт проверку, – уверенно сказал Глеб. – Верещагин – педант в вопросах документации. У нас всё в порядке.

– А ваша репутация?

– Моя репутация построена не на угождении власть имущим, а на качестве работы, – Глеб слегка улыбнулся. – И потом, мы ещё не знаем, что на самом деле происходит. Сегодня вечером у меня встреча с Королёвым. Он обещал рассказать что-то интересное о проекте Бронской.

– Вы ему доверяете? – Марина выглядела скептичной.

– Нет, – честно ответил Глеб. – Но информация лишней не бывает. Особенно когда тебе объявляют войну.

– Будьте осторожны, – Марина поднялась. – Королёв известен своими интригами. Не исключено, что он просто использует вас в каких-то своих целях.

– Я буду иметь это в виду, – кивнул Глеб. – А пока давай вернёмся к работе. У меня ещё два пациента сегодня.

Марина кивнула и направилась к двери, но остановилась на полпути.

– Глеб Аркадьевич, – она повернулась к нему. – Я знаю, что вы не любите личные вопросы, но… вы правда в порядке? Последние дни вы кажетесь… напряжённым.

Глеб был удивлён её заботой. Обычно они держали профессиональную дистанцию, несмотря на годы совместной работы.

– Я в порядке, – ответил он после паузы. – Просто много работы и мало сна. Ничего необычного.

Марина кивнула, явно не убеждённая его ответом, и вышла из кабинета.

Глеб откинулся в кресле, глядя на закрывшуюся дверь. Он солгал. Он не был в порядке. Уже давно. Но дело было не в работе и не в Бронской с её угрозами.

Дело было в нарастающей пустоте внутри. В ощущении, что его жизнь – это просто набор повторяющихся действий. Операции, консультации, светские мероприятия, редкие свидания с женщинами, которых он забывал через неделю. Он достиг всего, чего хотел – денег, статуса, профессионального признания. Но чем больше он получал, тем меньше это значило.

Иногда, в редкие моменты честности с самим собой, он задавался вопросом: а что если отец был прав? Что если всё это – пустая трата таланта? Что если вместо создания красивых лиц для богатых бездельников он мог бы делать что-то по-настоящему важное? Спасать жизни, как его отец, который за свою карьеру районного хирурга провёл тысячи операций, действительно нужных людям.

Но потом он вспоминал свою крохотную комнату в квартире родителей, их постоянную борьбу за выживание, бесконечную экономию на всём, унизительное положение интеллигента в 90-е… И понимал, что не хочет возвращаться к этому. Никогда.

Он создал себе другую жизнь. Жизнь, в которой он был не «сыном Аркадия Петровича из районной больницы», а «Глебом Савельевым, золотым скальпелем Москвы». И если цена этой новой жизни – работа с пустыми людьми и участие в их пустых играх… что ж, он был готов её платить.

По крайней мере, так он себя убеждал.

Остаток рабочего дня прошёл без происшествий. Глеб принял последних пациентов и уже собирался уходить, когда его телефон зазвонил. На экране высветилось неизвестное имя.

– Глеб Аркадьевич Савельев? – голос был женским, незнакомым.

– Да, это я. Кто говорит?

– Меня зовут Екатерина, я помощница Алины Колесниковой. Алина просила передать, что ей нужно срочно с вами поговорить. Это касается её предстоящей операции.

– Что-то случилось? – Глеб напрягся.

– Не по телефону, – голос понизился. – Она просит вас приехать к ней домой. Сегодня, если возможно.

Это было необычно. Пациенты редко приглашали его к себе домой, особенно для обсуждения медицинских вопросов.

– Я не уверен, что это хорошая идея, – осторожно сказал он. – Мы можем организовать встречу в клинике…

– Алина настаивает, – перебила его помощница. – Она сказала, что это очень важно и касается не только операции. Это связано с… проектом.

Глеб почувствовал укол любопытства. Возможно, Колесникова могла пролить свет на то, что происходит вокруг этого загадочного проекта и почему Бронская так настойчиво требует его участия.

– Хорошо, – согласился он после паузы. – Когда и где?

– Сегодня в семь вечера, – помощница продиктовала адрес в районе Патриарших прудов. – Алина будет вас ждать. И… она просила никому не говорить об этой встрече.

– Конечно, – Глеб нахмурился. – Конфиденциальность – основа отношений врача и пациента.

– Спасибо, – голос помощницы выдал облегчение. – До встречи вечером.

Звонок завершился, и Глеб задумчиво посмотрел на телефон. Что могло быть настолько важным и секретным, что телеведущая не могла обсудить это в клинике? И почему такая срочность?

Он посмотрел на часы. Было уже почти шесть. Если он поедет к Колесниковой в семь, то вряд ли успеет на встречу с Королёвым в девять. Придётся перенести.

Он набрал номер продюсера.

– Денис, это Савельев. Насчёт нашей сегодняшней встречи…

– Только не говорите, что хотите отменить, – в голосе Королёва слышалось разочарование. – У меня действительно важная информация.

– Не отменить, а перенести, – уточнил Глеб. – Возникли неотложные дела. Может быть, завтра?

– Завтра я улетаю в Питер на съёмки, – Королёв вздохнул. – Вернусь только через неделю. А информация не может ждать. Бронская уже привела свой план в действие.

– Какой план? – Глеб напрягся.

– Не по телефону, – Королёв понизил голос. – Слушайте, давайте так. Я подъеду к вам, где бы вы ни были, после ваших «неотложных дел». Даже если это будет поздно вечером.

Глеб задумался. Встреча с Колесниковой вряд ли затянется надолго. Он мог бы встретиться с Королёвым после неё.

– Хорошо, – согласился он. – Я напишу вам, когда освобожусь. Вероятно, около девяти или десяти.

– Договорились, – Королёв явно был доволен. – И, Савельев… будьте осторожны. Бронская – опасная женщина. Особенно когда её планы под угрозой.

– Я учту, – сухо ответил Глеб и завершил звонок.

Он собрал свои вещи и направился к выходу из клиники. По пути столкнулся с Мариной, которая тоже собиралась уходить.

– Уже домой? – спросила она.

– Не совсем, – уклончиво ответил Глеб. – Есть ещё одна встреча.

– С Королёвым? – Марина выглядела обеспокоенной.

– Нет, эту встречу я перенёс, – он не стал уточнять, с кем встречается. – Королёв будет позже.

– Вы сегодня какой-то таинственный, – заметила она.

– Просто осторожный, – слегка улыбнулся Глеб. – После сегодняшней проверки я предпочитаю не афишировать свои планы.

Марина кивнула, явно не вполне удовлетворённая ответом, но не стала расспрашивать дальше.

– Тогда до завтра, – она попрощалась и направилась к своей машине.

Глеб проводил её взглядом. Иногда ему казалось, что Марина знает о нём больше, чем он сам готов признать. И это странным образом беспокоило его.

Квартира Алины Колесниковой располагалась в одном из тех дореволюционных домов у Патриарших прудов, которые в последние годы были полностью реконструированы и превращены в элитное жильё. Высокие потолки, лепнина, паркет, огромные окна – всё это теперь стоило баснословных денег.

Глеб поднялся на лифте на пятый этаж и позвонил в дверь. Открыла не Колесникова, а, судя по всему, та самая помощница, которая звонила ему.

– Глеб Аркадьевич? – она была молодой, лет двадцати пяти, с коротко стриженными волосами и внимательным взглядом. – Проходите, Алина Сергеевна ждёт вас в гостиной.

Он прошёл в просторную прихожую, оформленную в светлых тонах. Никаких кричащих деталей, всё сдержанно и элегантно – не типичный интерьер для телезвезды. Это соответствовало его впечатлению о Колесниковой как о человеке с хорошим вкусом.

– Сюда, пожалуйста, – помощница указала на двери в конце коридора.

Гостиная оказалась под стать прихожей – просторная, светлая, с минималистичной мебелью и несколькими картинами современных художников на стенах. Колесникова сидела в кресле у окна, глядя на вечерние Патриаршие пруды. На ней было простое домашнее платье, волосы собраны в небрежный пучок.

– Глеб Аркадьевич, – она поднялась ему навстречу. – Спасибо, что приехали. Я знаю, это необычная просьба.

– Действительно необычная, – согласился он, пожимая её протянутую руку. – Что случилось?

– Присаживайтесь, – она указала на кресло напротив. – Катя, принеси нам, пожалуйста, чай. И после этого можешь быть свободна.

Помощница кивнула и исчезла, а Колесникова повернулась к Глебу.

– Я слышала, у вас сегодня была проверка в клинике, – сказала она без предисловий.

Глеб напрягся.

– Да, внеплановая. Откуда вы знаете?

– От Вероники Бронской, – Колесникова смотрела на него прямо. – Она сама мне об этом сказала. И о том, что это только начало.

– Начало чего? – Глеб сохранял внешнее спокойствие, хотя внутри всё напряглось.

– Давления на вас, – Колесникова вздохнула. – Она хочет, чтобы вы сделали мне операцию точно по тем референсам, которые были предоставлены. Без ваших творческих корректировок.

– И вы согласны с этим? – Глеб внимательно смотрел на неё.

Колесникова молчала несколько секунд, словно взвешивая, сколько можно рассказать.

– Я в сложном положении, – наконец произнесла она. – Проект, о котором я вам говорила… он действительно важен для меня. Это шанс выйти на международный уровень, получить контракты с крупнейшими медиакомпаниями. Но условия участия… жёсткие.

– Какие именно?

– Полное соответствие определённому образу. Включая внешность, – она провела рукой по лицу. – Вероника контролирует этот проект со стороны России. И она настаивает на точном соблюдении всех требований.

– Даже если эти требования идут вразрез с медицинскими показаниями? – Глеб не скрывал скептицизма.

– В том-то и дело, – Колесникова подалась вперёд. – Я видела ваши наброски, ваш вариант коррекции. И он мне нравится гораздо больше, чем то, что предлагает Вероника. Её вариант… слишком радикальный. Я не хочу терять свою индивидуальность.

В этот момент вернулась помощница с чаем. Она расставила чашки, положила на столик печенье и, кивнув Колесниковой, удалилась.

– Так зачем вы меня пригласили? – спросил Глеб, когда они остались одни. – Чтобы сказать, что предпочитаете мой вариант операции?

– Не только, – Колесникова понизила голос, хотя они были одни в квартире. – Я хочу предупредить вас. Бронская не остановится на проверке клиники. У неё есть связи в Минздраве, в медицинских ассоциациях, в надзорных органах. Она может создать вам серьёзные проблемы.

– Почему вы меня предупреждаете? – Глеб был удивлён. – Мы едва знакомы.

– Потому что я не согласна с её методами, – твёрдо сказала Колесникова. – И потому что… я тоже её боюсь.

Последняя фраза прозвучала так искренне, что Глеб невольно поверил.

– Что именно она может сделать? – спросил он.

– Многое, – Колесникова отпила чай. – Она может инициировать проверки, может распустить слухи о врачебных ошибках, может настроить против вас влиятельных клиентов. Она уже начала.

– Это серьёзные обвинения, – заметил Глеб.

– Но правдивые, – Колесникова была серьёзна. – Вероника контролирует не только свой журнал, но и несколько крупных телеграм-каналов, имеет связи во многих СМИ. Она может создать или разрушить репутацию любого человека в Москве.

– И что вы предлагаете? – Глеб отпил чай, наблюдая за своей собеседницей.

– У меня есть предложение, – Колесникова выпрямилась. – Давайте обманем её. Официально вы соглашаетесь на её условия, обещаете сделать операцию по её шаблону. Но фактически делаете так, как считаете нужным. Более… щадяще.

Глеб приподнял бровь.

– И как вы объясните Бронской, почему результат не соответствует ожиданиям?

– Скажем, что это особенности моей анатомии, что нельзя было сделать больше без риска для здоровья, – Колесникова улыбнулась. – Она не хирург, она не поймёт деталей. Главное, что внешне я изменюсь, стану более… подходящей для проекта.

Глеб задумался. Предложение было рискованным, но имело смысл. Он мог бы сделать Колесниковой щадящую операцию, которая визуально изменит её внешность, но не настолько радикально, как хотела Бронская. И при этом сохранить её природную индивидуальность.

– Это может сработать, – медленно произнёс он. – Но есть риск. Если Бронская поймёт, что мы её обманули…

– Она не поймёт, – уверенно сказала Колесникова. – Главное, чтобы я выглядела достаточно хорошо на камере, чтобы соответствовала общей концепции проекта. Детали её не интересуют.

– А что за проект такой, что требует столь радикальных мер? – Глеб решил попробовать ещё раз выяснить детали.

Колесникова на мгновение замолчала, словно решая, сколько можно рассказать.

– Это международное шоу, – наконец сказала она. – Своего рода культурный мост между Россией и Западом. Я буду ведущей русской версии и соведущей международной. Проект курирует очень высокопоставленный человек, который хочет улучшить имидж России за рубежом.

– И для этого нужно изменить ваше лицо? – Глеб не скрывал иронии.

– Не только моё, – покачала головой Колесникова. – Всей команды проекта с российской стороны. Они хотят, чтобы мы выглядели… определённым образом.

– Как европейцы, – кивнул Глеб, вспоминая слова Бронской.

– Да, – признала Колесникова. – Более… глобально, скажем так. Без ярко выраженных славянских черт.

– И вас это не смущает? – Глеб был удивлён. – Это же своего рода… расизм наоборот.

– Смущает, – она вздохнула. – Но я хочу участвовать в этом проекте. Он даст мне возможность выйти на международный уровень, получить контракты с западными компаниями. Это шанс, который выпадает раз в жизни.

Глеб внимательно смотрел на неё, пытаясь понять, что за человек перед ним. Амбициозная телеведущая, готовая изменить свою внешность ради карьеры? Или жертва системы, вынужденная подчиняться абсурдным требованиям?

– Хорошо, – наконец сказал он. – Я согласен с вашим предложением. Я сделаю операцию так, как считаю нужным, с учётом общих требований проекта. Но сохраняя вашу индивидуальность и не подвергая вас неоправданному риску.

– Спасибо, – Колесникова улыбнулась с явным облегчением. – Я знала, что могу на вас рассчитывать.

– Но у меня есть условие, – добавил Глеб. – Вы должны рассказать мне больше о проекте и о роли Бронской в нём. Я хочу понимать, с чем имею дело.

Колесникова заметно напряглась.

– Я не могу рассказать всё, – осторожно произнесла она. – Есть соглашение о конфиденциальности. Но кое-что… возможно.

– Начните с того, кто на самом деле стоит за проектом, – предложил Глеб. – Бронская лишь исполнитель, верно?

– Да, – кивнула Колесникова после паузы. – Проект курирует один из заместителей главы президентской администрации. Не буду называть имя, вы наверняка его знаете.

Глеб присвистнул. Это было серьёзнее, чем он предполагал. Если проект имел поддержку на таком уровне, неудивительно, что Бронская была так настойчива.

– А как она сама оказалась в этом проекте? – спросил он.

– У неё давние связи с некоторыми людьми во власти, – уклончиво ответила Колесникова. – Плюс её журнал – идеальная платформа для продвижения определённого образа России. Элегантного, современного, близкого к европейскому.

– И для этого образа нужны люди с определённым типом внешности, – Глеб начинал понимать.

– Именно, – кивнула Колесникова. – Люди, которые будут представлять Россию на международной арене. Телеведущие, журналисты, модели, актёры… Те, кого увидит зарубежная аудитория.

– И вы первая в этом списке?

– Одна из первых, – уточнила она. – Есть ещё несколько человек, которые уже согласились на участие. Но я – самое узнаваемое лицо.

Глеб задумался. То, что рассказывала Колесникова, звучало как масштабная PR-кампания, направленная на изменение имиджа России за рубежом. И частью этой кампании было создание определённого визуального образа – более «европейского», более привычного для западного зрителя.

– Понятно, – наконец сказал он. – Что ж, мое предложение остаётся в силе. Я сделаю операцию, которая удовлетворит общие требования проекта, но сохранит вашу индивидуальность.

– Спасибо, – Колесникова выглядела искренне благодарной. – И… что вы скажете Бронской?

– Что согласен с её условиями, – Глеб слегка улыбнулся. – Технически, это даже не будет ложью. Я действительно учту требования проекта при планировании операции. Просто интерпретирую их по-своему.

– Идеально, – Колесникова тоже улыбнулась. – Когда мы можем начать? Времени не так много.

– Моделирование на следующей неделе, как мы и планировали, – сказал Глеб. – Затем дополнительные обследования, и если всё будет в порядке, операцию можно будет провести через две-три недели.

– Отлично, – Колесникова выглядела удовлетворённой. – Я свяжусь с Вероникой и скажу, что вы согласились на её условия. Это должно остановить её атаку на вашу клинику.

– Надеюсь, – кивнул Глеб. – Хотя я бы не был так уверен. Бронская не производит впечатление человека, который легко верит на слово.

– Она поверит мне, – уверенно сказала Колесникова. – Мы давно знакомы. Она была моим ментором, когда я только начинала карьеру на телевидении.

Глеб хотел спросить ещё что-то, но в этот момент его телефон завибрировал. Он извинился и достал его. На экране высветилось имя Королёва.

– Мне нужно идти, – сказал он, вставая. – У меня ещё одна встреча сегодня.

– Конечно, – Колесникова тоже поднялась. – Спасибо, что приехали. И за понимание.

– Не за что, – Глеб направился к выходу. – Увидимся на следующей неделе в клинике.

Колесникова проводила его до двери.

– Будьте осторожны, – сказала она на прощание. – Вероника может быть очень… настойчивой.

– Я уже заметил, – сухо улыбнулся Глеб и вышел.

Уже в лифте он проверил сообщение от Королёва. «Где вы? Мне нужно срочно с вами поговорить. Дело не терпит отлагательств».

Глеб быстро набрал ответ: «Освободился. Могу встретиться через 30 минут в "Рафинаде"».

Ответ пришёл мгновенно: «Буду ждать. Есть новости».

Глеб вышел из подъезда и направился к своей машине, припаркованной неподалёку. Вечерние Патриаршие пруды были полны людей – молодые пары, собачники, хипстеры с модными бородами, девушки в дорогих пальто. Обычная московская тусовка, живущая в своём мире глянца и престижа.

Мире, частью которого был и он сам.

Клуб «Рафинад» располагался в одном из переулков Арбата, в старинном особняке, отреставрированном с показной роскошью. Заведение позиционировало себя как закрытый клуб для избранных – бизнесменов, политиков, деятелей культуры. На деле это было место, где одни богатые люди демонстрировали другим богатым людям, насколько они богаты.

Глеб не любил «Рафинад» за его показную элитарность, но признавал удобство места – здесь можно было поговорить в приватной обстановке, не опасаясь нежелательных ушей. И здесь никогда не фотографировали посетителей без их согласия – одно из правил клуба, которое строго соблюдалось.

Охранник у входа узнал его и почтительно кивнул.

– Добрый вечер, Глеб Аркадьевич. Денис Игоревич уже ждёт вас. Приватная комната номер три.

– Спасибо, – Глеб передал ключи от машины парковщику и вошёл в клуб.

Внутри было полутемно, играла ненавязчивая джазовая музыка. Несколько человек сидели у бара, в дальнем углу зала компания бизнесменов обсуждала что-то за бутылкой виски. Глеб прошёл мимо них к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагались приватные комнаты для особых гостей.

Комната номер три была одной из самых дорогих – с антикварной мебелью, баром, заполненным элитным алкоголем, и видом на старый московский дворик. Королёв уже был там, сидя в кресле с бокалом чего-то янтарного.

– Наконец-то! – воскликнул он, увидев Глеба. – Я уж думал, вы не придёте. Налейте себе что-нибудь, разговор будет серьёзным.

Глеб подошёл к бару и выбрал виски – тот же Macallan 18, что и у него дома. Налив себе немного, он сел в кресло напротив Королёва.

– Я слушаю, – сказал он, отпивая виски. – Что за срочная информация?

Королёв наклонился вперёд, понизив голос, хотя они были одни в комнате.

– Проект Бронской гораздо серьёзнее, чем мы думали. Это не просто медийная инициатива. Это часть большой политической игры.

– Я уже знаю, – кивнул Глеб. – Проект курирует один из заместителей главы администрации президента. Цель – улучшение имиджа России на Западе.

Королёв выглядел удивлённым.

– Откуда вы знаете?

– У меня свои источники, – уклончиво ответил Глеб. – Но мне интересно, что именно вы считаете важным рассказать?

Королёв отпил виски, собираясь с мыслями.

– Дело в том, что проект имеет и другую сторону. Не только PR-кампанию для Запада, но и… определённые внутренние цели.

– Какие? – Глеб напрягся.

– Создание нового образа «идеального россиянина», – Королёв сделал воздушные кавычки. – Более европейского, более… космополитичного. И это не просто для внешнего потребления. Это попытка изменить… эстетические предпочтения внутри страны.

– То есть, сделать европейскую внешность более желанной? – Глеб нахмурился. – Зачем?

– Долгосрочная стратегия, – Королёв понизил голос ещё больше. – Постепенное изменение национальной идентичности. Создание образа русского как «европейца с восточными корнями», а не наоборот.

Глеб недоверчиво покачал головой.

– Звучит как теория заговора. И слишком масштабно для инициативы одной медиамагнатки.

– Бронская лишь исполнитель, – Королёв махнул рукой. – Хотя и очень амбициозный. Она видит в этом проекте свой шанс войти в большую политику. Стать не просто владелицей глянцевого журнала, а влиятельной фигурой, определяющей культурную политику страны.

– И при чём тут я? – Глеб всё ещё не понимал. – Почему ей так важно моё участие?

– Потому что вы – символ, – Королёв наклонился ещё ближе. – «Золотой скальпель Москвы». Хирург, создающий красоту для элиты. Если вы будете участвовать в проекте, это придаст ему легитимность и престиж. Если же вы откажетесь…

– То что? – Глеб напрягся.

– То вы станете препятствием, которое нужно устранить, – Королёв был серьёзен. – Бронская уже начала кампанию против вас. Проверка клиники – лишь первый шаг. Дальше будут статьи о врачебных ошибках, слухи о использовании запрещённых препаратов, возможно, даже заявления от «недовольных пациентов».

– У неё нет доказательств, – Глеб пожал плечами. – Я не совершал ошибок и не использовал запрещённые препараты.

– Доказательства можно создать, – мрачно сказал Королёв. – Особенно когда у тебя есть деньги и связи. Вы же понимаете, как работает наша система?

Глеб понимал. В России с правильными связями и достаточным количеством денег можно было создать проблемы даже для кристально честного человека.