Дилетант

Следующим утром мы вылетели в Новосибирск. Там нас ждало самое современное предприятие холдинга – экспериментальное производство, включая знаменитый цех по изготовлению лопаток для турбин сверхкритического давления.

В отличие от заводов в Подольске и Волгодонске, здесь всё блестело новизной – светлые просторные цеха, современное оборудование, молодые сотрудники в белых халатах.

– Вот где наше будущее, – с гордостью сказал Громов, ведя меня по производству. – Два года назад запустили. Инвестировали почти миллиард рублей. И результат того стоит.

Лопатки для турбин – основа технологии – изготавливались в отдельном цехе с повышенной чистотой и строгим контролем температуры и влажности. Нам пришлось надеть специальные костюмы, чтобы войти туда.

– Вот они – наше сокровище, – Громов указал на стеллаж с готовыми лопатками. – Выглядят просто, да? А в них тридцать лет исследований, десятки патентов, сотни испытаний.

Я взял в руки одну из лопаток – изогнутая металлическая пластина, на вид ничем не примечательная.

– Что в них особенного?

– Сплав, – ответил Громов. – Уникальный. Выдерживает температуру до 700 градусов и давление до 300 атмосфер. При этом сохраняет прочность и не деформируется. Никто в мире не смог повторить. Китайцы пытались – не вышло. Американцы предлагали сумасшедшие деньги за технологию – отказали. А теперь хотят просто отдать европейцам. За красивые глаза и пустые обещания.

Вечером, когда мы уже заканчивали осмотр, к нам подошел молодой инженер – не больше тридцати, в очках, с взъерошенными волосами.

– Игорь Степанович, простите, что отвлекаю, – начал он нерешительно. – Но я слышал, у нас новый директор, и… У меня есть кое-что, что вам стоит увидеть.

Он повел нас в свой кабинет – маленькую комнату, заваленную чертежами и деталями. На компьютере показал модель какого-то устройства.

– Это наша новая разработка. Система охлаждения для лопаток, которая позволит увеличить КПД еще на 2%. Звучит немного, но в масштабах электростанции это огромная экономия. И самое главное – технология полностью наша. Никаких западных комплектующих.

Громов с гордостью посмотрел на молодого инженера:

– Видите, Максим Андреевич? Вот оно – будущее. Не в контрактах с европейцами, а вот в таких ребятах и их разработках.

По дороге в гостиницу я спросил:

– Сколько таких талантливых инженеров у нас?

– Не так много, как хотелось бы, – вздохнул Громов. – Лучшие умы уходят в IT, в финансы, уезжают за границу. Престиж инженерных профессий упал. Зарплаты не конкурентные. Но те, кто остается, – золото. Они работают не за деньги, а за идею. Как в советское время, только без идеологии – просто из любви к делу.

Он помолчал, глядя в окно на вечерний Новосибирск.

– Знаете, в чем главная проблема нашей промышленности, Максим Андреевич? Не в устаревшем оборудовании, не в бюрократии, не в санкциях. А в том, что мы перестали верить в себя. Перестали думать, что можем создать что-то своё, конкурентоспособное на мировом рынке. Вбили себе в голову, что без западных технологий, без иностранных инвестиций мы обречены на отсталость.

– А это не так? – спросил я.

– Конечно, нет, – уверенно ответил Громов. – История с лопатками – лучшее тому доказательство. Тридцать лет назад, когда мы начинали, у нас не было ни современного оборудования, ни западных технологий, ни больших денег. Были только советские наработки, энтузиазм и вера в то, что мы можем. И мы сделали. Создали то, чего нет у других. А теперь готовы всё это отдать – из-за неверия в собственные силы, из-за желания быстрых результатов, из-за чьих-то личных интересов.

В гостинице Громов пригласил меня поужинать в ресторане. Ничего изысканного – простая сибирская кухня, но сытно и вкусно. За бутылкой местного пива (неожиданно хорошего) разговор зашел об истории компании.

– «РосЭнергоМаш» создали в 1992-м, на руинах советского министерства, – рассказывал Громов. – Собрали лучшие заводы, НИИ, конструкторские бюро. Идея была правильная – сохранить отрасль, не дать растащить по частям. Но времена были тяжелые – денег нет, заказов нет, кадры разбегаются.

Он отпил пива:

– Первые годы просто выживали. Продавали что могли, сдавали помещения в аренду, избавлялись от непрофильных активов. Многие тогда думали, что конец придет. Но выстояли. А в начале двухтысячных начался подъем. Государство вспомнило о стратегических отраслях, пошли заказы, появилось финансирование.

– А проект с лопатками? Когда он стартовал?

– Официально – в 2008-м, когда деньги выделили. А неофициально – еще в 1987-м, в НИИ турбиностроения. Я тогда был младшим научным сотрудником. Мы начали исследования перспективных материалов для энергетики будущего. В девяностые всё заморозили, но базовые наработки сохранили. А потом, когда появилось финансирование, смогли быстро продвинуться.

– Мне говорили, что финансирование пробил мой отец, – сказал я, наблюдая за реакцией Громова.

– Да, Андрей Петрович помог, – кивнул он без особого энтузиазма. – Хотя тогда он был еще не таким влиятельным чиновником. Но проект поддержал, это правда.

– А почему сейчас он так настаивает на сделке с EES? Ведь это фактически означает потерю контроля над технологией, которую он же помог создать.

Громов долго молчал, изучая свой бокал.

– Не знаю, Максим Андреевич. Могу только предполагать. Возможно, он видит в этом какие-то политические выгоды. Возможно, на него давят сверху. А может… – он запнулся.

– Может – что? – настаивал я.

– Может, у него есть личные интересы в этой сделке, – тихо сказал Громов. – Хотя я не хотел бы в это верить.

Мы допили пиво в молчании. Каждый думал о своем, но, подозреваю, мысли были схожими – о коррупции, о предательстве интересов страны, о моральном выборе.

– Западные партнеры, – неожиданно сказал Громов, прервав паузу, – они ведь не сотрудничать с нами хотят. Они хотят получить наши технологии и убрать конкурента с рынка. Это бизнес, ничего личного. Но мы должны понимать их истинные мотивы.

– Почему вы так думаете?

– Посмотрите на историю наших отношений с European Energy Solutions, – Громов подозвал официанта, заказал еще пива. – Десять лет они предлагают нам разные варианты сотрудничества. И каждый раз в центре сделки – наши технологии. Не их инвестиции, не совместные разработки, а доступ к тому, что создали мы. Они готовы обещать золотые горы – модернизацию производства, доступ к европейским рынкам, финансирование. Но по факту все их предыдущие обещания остались на бумаге. А вот технологии, которые мы им передали по другим проектам, они успешно используют. У себя.

– И никто не видит в этом проблемы? – удивился я.

– Видят, конечно, – усмехнулся Громов. – Но одни закрывают глаза из карьерных соображений, другие – из-за личной выгоды, третьи – из идеологических убеждений, что сотрудничество с Западом – это всегда благо.

Мы просидели в ресторане до закрытия. Громов рассказывал о технологиях, о людях, о своем видении будущего компании. И с каждым словом я всё больше понимал, что не могу подписать контракт с EES – по крайней мере, в его нынешнем виде. Это было бы предательством – не только Громова и инженеров, которые создавали технологию, но и самого себя, моих внутренних принципов, о существовании которых я даже не подозревал неделю назад.

Утром, за завтраком в гостинице, Громов спросил:

– Ну что, Максим Андреевич, какие впечатления от производства?

– Противоречивые, – честно ответил я. – С одной стороны, я увидел потенциал, который раньше не осознавал. С другой – масштаб проблем, которые нужно решать.

– И какой вывод?

Я отпил кофе, собираясь с мыслями:

– Мне кажется, нам нужна модернизация, но не ценой потери контроля над ключевыми технологиями. Нужно искать другие пути – собственные разработки, альтернативные партнерства, может быть, государственное финансирование.

Громов улыбнулся – впервые за все дни искренне, без тени сомнения или иронии:

– Рад это слышать, Максим Андреевич. Признаюсь, когда узнал о вашем назначении, думал, что вы – просто марионетка, которая подпишет всё, что подсунут. Но, похоже, я ошибался. В вас есть стержень.

– Не переоценивайте меня, Игорь Степанович, – я покачал головой. – Я всё ещё не разбираюсь в отрасли, не имею опыта управления, не знаю, кому могу доверять. И на меня будут давить – отец, министерство, Дрозденко, западные партнеры.

– Давить будут, это точно, – согласился Громов. – Но теперь вы знаете, за что боретесь. И знаете, что не одни в этой борьбе. У вас есть союзники – я, инженеры, которых вы видели, и, возможно, другие люди, о которых пока не догадываетесь.

В самолете, на обратном пути в Москву, я просматривал фотографии заводов, делал заметки, пытаясь систематизировать полученную информацию. Громов дремал в кресле напротив, утомленный насыщенными днями.

Я думал о предстоящем совете директоров, о необходимости противостоять Дрозденко, о сложном разговоре с отцом. Путь, который я выбирал, был не из легких. Но впервые за долгое время я чувствовал, что делаю что-то правильное, что-то стоящее.

Москва встретила нас дождем и пробками. Мы попрощались с Громовым в аэропорту – он поехал сразу домой, я направился в офис, хотя был уже вечер.

– Максим Андреевич, я созову совет директоров через три дня, – сказал напоследок Громов. – Подготовьтесь хорошо. Дрозденко будет атаковать.

– Я буду готов, – пообещал я.

В офисе меня ждала Марина Станиславовна – как всегда, безупречная, несмотря на поздний час.

– Добрый вечер, Максим Андреевич. Как поездка?

– Познавательно, – я улыбнулся. – Что у нас нового?

– Звонил ваш отец, просил перезвонить как можно скорее. Джеймс Уилсон трижды пытался связаться, оставил номер для срочной связи. Виктор Павлович Дрозденко ждет вас завтра к девяти с докладом о результатах поездки.

– А Александра?

– Александра Ветрова уехала в командировку в Минэнерго, будет завтра после обеда. Просила передать, что нашла интересные документы, которые вам следует изучить.

Я кивнул:

– Спасибо, Марина Станиславовна. Можете идти домой, уже поздно.

– Вам что-нибудь нужно перед уходом? Чай, кофе?

– Нет, спасибо, я просто проверю почту и тоже поеду.

Когда она ушла, я сел за стол, включил компьютер. Электронная почта была переполнена – запросы на согласование документов, приглашения на совещания, информационные рассылки. Среди прочего – письмо от Уилсона с пометкой «Срочно»: «Максим, необходимо встретиться для обсуждения деталей контракта. Ситуация изменилась, появились новые возможности. Жду вашего звонка».

Я не стал отвечать – слишком устал с дороги, да и нужно было обдумать ситуацию. Решил сначала поговорить с Александрой, посмотреть документы, которые она нашла.

Уже собираясь уходить, я заметил на столе конверт – плотный, без маркировки, запечатанный. Странно, Марина Станиславовна ничего не сказала о нем. Я вскрыл конверт – внутри была флешка и записка: «Максим Андреевич, изучите внимательно. Это касается Дрозденко и EES. Друг».

Без подписи, без указания, от кого это послание. Я вставил флешку в компьютер – папка с документами. Финансовые отчеты, скриншоты переписки, фотографии Дрозденко с представителями западных компаний, в том числе с Уилсоном, в неформальной обстановке.

Один документ привлек особое внимание – банковская выписка на имя Дрозденко из швейцарского банка. Поступления крупных сумм в евро, совпадающие по датам с его командировками в Европу и ключевыми переговорами с EES.

Я просматривал документ за документом, и картина становилась всё яснее. Дрозденко годами работал на EES, получая вознаграждение за лоббирование их интересов внутри «РосЭнергоМаша». Но самое интересное было в переписке – скриншоты электронных писем между Дрозденко и Уилсоном, где обсуждался план: продвинуть на пост директора «управляемую фигуру» (меня!), заставить подписать контракт, а затем, когда разразится скандал из-за потери технологий, сделать меня козлом отпущения и привести к руководству «опытного кризисного менеджера» (угадайте, кого?).

Я откинулся в кресле, пытаясь осознать масштаб интриги. Всё сходилось с тем, что говорил Громов. Меня использовали как пешку в чужой игре. И мой отец, похоже, был частью этого плана – сознательно или под давлением.

Первой мыслью было позвонить Крылову. Но что-то остановило меня. Кто прислал эти документы? Откуда они у этого таинственного «друга»? Может, это провокация? Ловушка, чтобы заставить меня действовать опрометчиво?

Я решил повременить, сначала поговорить с Александрой. Она юрист, сможет оценить документы с профессиональной точки зрения, подсказать, как их можно использовать, не подставляясь самому.

Скопировав все документы на свой ноутбук, я вынул флешку и спрятал её в карман пиджака. Затем удалил все следы с рабочего компьютера – мало ли кто имел к нему доступ.

Телефон завибрировал – отец.

– Да, пап, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал нормально.

– Где тебя носит? – в голосе отца слышалось раздражение. – Третий день не можешь перезвонить.

– Был в командировке с Громовым. Осматривали производство.

– И как впечатления? – в его тоне появились нотки иронии.

– Познавательно. Увидел много интересного.

– Например?

– Например, уникальную технологию лопаток, которую мы собираемся отдать европейцам за красивые глаза, – не удержался я.

Пауза.

– Громов промыл тебе мозги, – отец вздохнул. – Он хороший инженер, но в бизнесе и политике ничего не понимает. Его время прошло.

– А моё, значит, пришло? – я почувствовал, как внутри закипает злость. – Время подписать кабальный контракт, отдать технологии и похоронить свою карьеру?

– Не драматизируй, – холодно ответил отец. – Ты не видишь полной картины.

– Так объясни! – я почти кричал. – Объясни, почему ты так настаиваешь на этой сделке. Почему давишь на меня, хотя сам несколько лет назад был против подобного контракта.

Снова пауза – долгая, тяжелая.

– Завтра поговорим, – наконец сказал отец. – Приезжай вечером домой. И, Максим… будь осторожен. Некоторые вещи лучше обсуждать лично, не по телефону.

Он повесил трубку, оставив меня с гудками в ухе и тревогой в душе. Что-то в его голосе, в его словах заставило меня насторожиться. Он боялся? Предупреждал? О чем?

Я решил ехать домой – день выдался слишком насыщенным, голова раскалывалась от информации и догадок. Завтра на свежую голову можно будет всё обдумать, поговорить с Александрой, спланировать дальнейшие действия.

В подземном паркинге было тихо и пусто – поздний вечер, большинство сотрудников давно разъехались. Мои шаги гулко отдавались от бетонных стен. Я шел к своему Mercedes, доставая ключи, когда заметил движение между машинами.

Двое мужчин в темной одежде быстро приближались с разных сторон. Крупные, уверенные, с явно недружелюбными намерениями. Я остановился, оценивая ситуацию. Бежать? Куда? Звать на помощь? Кого?

– Господин Соколов, – произнес один из них с легким акцентом. – Нам нужно поговорить.

– О чем? – я старался, чтобы голос звучал спокойно, хотя сердце колотилось как бешеное.

– О вашем сотрудничестве с органами государственной безопасности, – он приблизился ещё на шаг. – И о документах, которые вы сегодня получили.

Они знали о флешке! Но как? Кто их послал? Дрозденко? Уилсон?

– Не понимаю, о чем вы, – я сделал шаг назад.

– Не усложняйте ситуацию, Максим Андреевич, – второй мужчина, коренастый и лысый, обошел меня сбоку. – Отдайте флешку, и мы просто поговорим.

Я лихорадочно соображал, что делать. Закричать? Попытаться прорваться к машине? Драться с двумя профессионалами?

– Флешка в офисе, – соврал я. – Могу подняться и принести.

– Врете, – лысый покачал головой. – Мы видели, как вы положили её в карман. Давайте без глупостей.

Он сделал резкое движение – схватил меня за руку, выкручивая. Я дернулся, пытаясь вырваться, но хватка была железной.

– Спокойно, парень, – прошипел он. – Не заставляй нас…

Договорить он не успел. Раздался глухой удар, и лысый рухнул на бетонный пол. Второй нападавший развернулся, но тоже получил удар – в челюсть, точный и сильный. Он пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, но новый удар в солнечное сплетение сложил его пополам.

Крылов стоял между упавшими мужчинами, поправляя манжеты рубашки, как будто только что не уложил двух человек за несколько секунд.

– Садитесь в машину, Максим Андреевич, – спокойно сказал он. – Быстро.

Я не стал спорить. Прыгнул на водительское сиденье, завел мотор. Крылов сел рядом.

– Езжайте, – скомандовал он. – Не домой. И выключите телефон – он может прослушиваться.

Я вырулил из паркинга, всё ещё находясь в шоковом состоянии.

– Кто эти люди? – спросил я, когда мы выехали на Пресненскую набережную.

– Не наши, – коротко ответил Крылов. – Скорее всего, частная служба безопасности. Работают на Дрозденко или на западных партнеров.

– Откуда они узнали о флешке?

– В вашем кабинете могут быть камеры или микрофоны, – Крылов осмотрелся по сторонам. – Сверните на Кутузовский, потом на Рублевку. Нужно убедиться, что за нами нет хвоста.

Я следовал его указаниям, петляя по вечернему городу, меняя полосы, делая неожиданные повороты. Крылов все время смотрел в зеркало заднего вида, анализируя дорожную обстановку.

– Чисто, – наконец сказал он. – Теперь давайте поговорим о флешке. Что там?

– Документы на Дрозденко, – я кратко описал содержимое. – Доказательства его связей с EES, банковские выписки, переписка.

– Кто передал?

– Не знаю. Конверт без подписи, записка от «друга».

Крылов задумался:

– Это может быть как помощь, так и провокация. Кто-то хочет, чтобы вы выступили против Дрозденко. Вопрос – с какой целью.

– Я собирался показать документы Александре Ветровой, нашему юристу. Получить профессиональную оценку.

– Разумно, – кивнул Крылов. – Но будьте осторожны. Не доверяйте никому полностью. Даже мне, – он слегка усмехнулся.

Мы заехали в какой-то тихий двор в районе Фили. Крылов достал из кармана новый телефон, протянул мне:

– Возьмите. Чистый, не отслеживаемый. Мой номер записан. Пользуйтесь им для связи со мной. Свой основной не выбрасывайте, просто будьте осторожны в разговорах.

Я взял телефон, чувствуя себя как в шпионском фильме:

– Зачем вы мне помогаете, Крылов? Какой у вас интерес?

Он посмотрел на меня долгим взглядом:

– Я защищаю интересы государства, Максим Андреевич. Технология лопаток имеет стратегическое значение. Мы не можем позволить, чтобы она оказалась в руках потенциальных противников. А вы сейчас – ключевая фигура в этой игре.

– То есть, вы защищаете не меня, а технологию.

– Именно, – без обиняков ответил он. – Хотя, должен признать, вы начинаете мне нравиться. В вас есть потенциал. Не каждый сын высокопоставленного чиновника готов пойти против течения ради принципов.

Я усмехнулся:

– Не преувеличивайте мои добродетели, Крылов. Неделю назад я и слова не знал об этих лопатках.

– Но сейчас вы готовы за них бороться, – он пристально посмотрел на меня. – И это главное. А теперь поезжайте домой. Завтра поговорите с Ветровой, но будьте осторожны. И помните – в этой игре нет правил.

Он вышел из машины и растворился в темноте двора. Я сидел, сжимая руль, пытаясь осмыслить произошедшее. Нападение в паркинге, спасение Крыловым, тайные телефоны, скрытая слежка… Ещё неделю назад моя жизнь была простой и понятной – работа в консалтинге, вечеринки с друзьями, легкий флирт с девушками из высшего общества. Теперь я оказался в центре какой-то мутной игры с неясными правилами и неизвестными игроками.

И самое странное – мне это нравилось. Впервые за долгое время я чувствовал, что делаю что-то значимое, что от моих решений действительно зависит судьба людей и технологий. Это пьянило, как хороший виски – обжигало горло, но оставляло приятное послевкусие.

Я завел мотор и направился домой, готовясь к новому дню и новым сражениям в этой странной войне, в которую меня втянули против моей воли, но из которой я уже не хотел выходить.

Глава 5: Досье

Утро началось с головной боли и ощущения, что ночь прошла слишком быстро. Я проспал всего четыре часа – остальное время ушло на анализ документов с флешки и размышления о том, кто мог их передать и с какой целью.

Кофе не помогал. Я стоял под душем, позволяя горячей воде смыть усталость, и прокручивал в голове события вчерашнего дня. Производственный тур с Громовым, разговор с отцом, нападение в паркинге, спасение Крыловым… И главное – досье на Дрозденко, компрометирующие документы, доказательства сговора.

Телефон – обычный, не тот, что дал Крылов – завибрировал сообщением от Марины Станиславовны: «Виктор Павлович ждет вас к 9:00 для обсуждения результатов поездки. В 12:00 звонок с представителями EES. В 15:00 вернется Александра Ветрова, просила о встрече».

Я ответил коротким «ОК» и начал собираться. Костюм Tom Ford цвета мокрого асфальта, белая рубашка, галстук с геометрическим узором – сегодня важно было выглядеть уверенным и представительным.

В офисе я был к половине девятого. Марина Станиславовна встретила меня с чашкой американо и свежей аналитикой по рынку энергетического оборудования:

– Доброе утро, Максим Андреевич. Виктор Павлович уже дважды звонил, спрашивал, когда вы будете.

– Пусть подождет, – я отпил кофе. – У меня сейчас другие приоритеты.

Она удивленно подняла брови – такой тон в отношении Дрозденко был для меня нехарактерен. Но ничего не сказала, только кивнула:

– Как скажете. Что-нибудь еще?

– Да, – я посмотрел на нее внимательнее. – Кто имеет доступ в мой кабинет, когда меня нет?

Марина Станиславовна задумалась:

– Формально – только я, служба безопасности и уборщицы. Но, – она понизила голос, – Виктор Павлович может получить доступ, если захочет. У него связи с руководством службы безопасности.

– А камеры наблюдения в кабинете есть?

– Не должно быть, – она покачала головой. – По крайней мере, официально. Это нарушение конфиденциальности.

– А неофициально?

– Я не могу знать наверняка, – осторожно ответила она. – Но если вас это беспокоит, можно провести проверку на жучки. У меня есть надежные контакты.

Я кивнул:

– Организуйте, пожалуйста. И еще… Кто мог положить конверт на мой стол вчера вечером?

Она нахмурилась:

– Конверт? На вашем столе ничего не было, когда я уходила. Значит, кто-то приходил после меня. Хотите, я проверю записи камер в коридоре?

– Да, будьте добры. Только осторожно, без лишнего шума.

В девять пятнадцать я все-таки решил встретиться с Дрозденко – не хотелось раньше времени показывать открытую вражду. Он ждал в моем кабинете – прямая спина, недовольное выражение лица, папка с документами на коленях.

– Максим Андреевич, – он встал, когда я вошел. – Вы опаздываете.

– У меня были важные дела, Виктор Павлович, – я сел за стол, жестом предложив ему вернуться в кресло. – Чем могу помочь?

Он выпрямился еще сильнее, если это вообще было возможно:

– Хотелось бы услышать о результатах вашей поездки с Громовым. Какие выводы сделали, какие решения приняли.

– Выводы простые, – я откинулся в кресле, стараясь выглядеть расслабленным. – У нас потрясающие технологии, которые нужно защищать и развивать. И сомнительные предложения от западных партнеров, которые стоит пересмотреть.

Дрозденко сузил глаза:

– То есть, Громов вас убедил отказаться от контракта с EES? Весьма предсказуемо.

– Не Громов, – я покачал головой. – Собственные наблюдения. Посещение производства, разговоры с инженерами, анализ документов.

– Каких документов? – быстро спросил он.

Я мысленно отметил его реакцию:

– Контракта, технической документации, отчетов о предыдущем сотрудничестве с EES. Все указывает на то, что сделка в ее нынешнем виде невыгодна для нас.

Дрозденко поджал губы:

– Максим Андреевич, при всем уважении, вы в отрасли без году неделя. Я работаю здесь тридцать лет. Поверьте, я лучше понимаю, что выгодно для компании.

– Возможно, – я пожал плечами. – Но решение принимать мне. И я не буду торопиться. Хочу всесторонне изучить вопрос, рассмотреть альтернативы, проконсультироваться с независимыми экспертами.

– Времени нет, – в его голосе появились нотки раздражения. – EES ждет ответа до конца месяца. После этого они рассматривают предложения от конкурентов.

– Пусть рассматривают, – я улыбнулся. – Если наша технология действительно уникальна, как утверждает Громов, они никуда не денутся.

Дрозденко положил папку на стол:

– Здесь обновленное предложение от EES. Они готовы увеличить инвестиции в модернизацию и гарантировать сохранение рабочих мест на всех предприятиях. Это серьезная уступка с их стороны.