Дилетант

Я взял папку, но не открыл:

– Спасибо, Виктор Павлович. Я изучу. Но повторюсь – решение будет принято только после всестороннего анализа и консультаций с юристами и техническими специалистами.

Он встал, не скрывая недовольства:

– Вы играете с огнем, Максим Андреевич. Эта сделка поддержана на самом высоком уровне. Ваш отец, между прочим, один из главных сторонников.

– Я знаю, – спокойно ответил я. – Но он назначил директором меня, а не себя. Значит, доверил мне принимать решения.

Когда Дрозденко ушел, я открыл папку. Действительно, новое предложение от EES выглядело заманчиво – увеличенный объем инвестиций, гарантии по рабочим местам, совместные исследования. Но ключевой пункт остался неизменным – через пять лет все права на технологию лопаток переходили к совместному предприятию, в котором EES получала контрольный пакет.

В полдень состоялся звонок с представителями EES. Уилсон был главным спикером с их стороны, с моей – присутствовали Дрозденко и двое специалистов из финансового департамента.

– Максим, рад вас видеть! – Уилсон излучал энтузиазм с экрана конференц-связи. – Надеюсь, вам понравилось наше обновленное предложение?

– Изучаем, – сдержанно ответил я. – Есть некоторые вопросы, требующие прояснения.

– Конечно, мы открыты к диалогу. Что конкретно вас беспокоит?

– Пункт о передаче прав на технологию через пять лет, – я решил быть прямым. – Это ключевая разработка, наше конкурентное преимущество. Мы не готовы терять над ней контроль.

Уилсон улыбнулся, но его глаза остались холодными:

– Максим, вы смотрите на это под неверным углом. Речь не о потере контроля, а о синергии. Совместное предприятие позволит масштабировать технологию, вывести её на мировой рынок. Это выгодно всем.

– Но контрольный пакет в СП будет у вас, – возразил я. – А значит, решения будете принимать вы.

– Мы можем обсудить структуру управления, – Уилсон сделал примирительный жест. – Возможно, создать технический совет с равным представительством сторон, который будет контролировать использование технологии.

Я бросил взгляд на Дрозденко – он сидел напряженный, с плохо скрываемым раздражением.

– Это интересное предложение, – сказал я. – Но нам нужно время, чтобы всё детально проработать. Технология слишком ценна, чтобы принимать поспешные решения.

– Время – роскошь, которой у нас немного, – в голосе Уилсона появились стальные нотки. – Наш совет директоров ждет решения. Если мы не продвинемся в ближайшие две недели, проект могут закрыть.

– Мы сделаем всё возможное, чтобы уложиться в этот срок, – дипломатично ответил я. – Но качество сделки для нас важнее скорости.

После звонка Дрозденко демонстративно вышел, не сказав ни слова. Я вернулся в кабинет, где меня ждала Марина Станиславовна:

– Максим Андреевич, я проверила записи камер. Вчера вечером, после моего ухода, в ваш кабинет никто не заходил. По крайней мере, через дверь.

– Что значит «через дверь»? – я нахмурился.

– У нас есть технический вход – через вентиляцию. Им пользуются для обслуживания систем кондиционирования. Камеры там нет.

– И кто имеет доступ к этому входу?

– Технический персонал, служба безопасности, – она замялась. – И, возможно, Виктор Павлович. Он хорошо знает планировку здания.

Я задумался:

– А проверка на жучки?

– Организовала на завтра утро. Придут специалисты, когда в офисе никого не будет.

В три часа дня, как и было обещано, вернулась Александра. Она выглядела усталой, но собранной – строгий костюм, волосы в пучок, папка документов в руках.

– Добрый день, Максим Андреевич, – она села напротив моего стола. – Как прошла поездка?

– Познавательно, – я улыбнулся. – Но у меня к вам более срочный вопрос. Вчера вечером кто-то оставил на моем столе конверт с документами на Дрозденко. Доказательства его связей с EES, получения денег, сговора.

Александра напряглась:

– Что за документы? Можно взглянуть?

Я достал флешку, вставил в ноутбук, развернул экран так, чтобы ей было видно. Она внимательно изучала файл за файлом, лицо становилось все серьезнее.

– Это очень серьезные обвинения, – наконец сказала она. – Если документы подлинные, Дрозденко можно обвинить в промышленном шпионаже, коррупции, возможно, даже в государственной измене. Но, – она подняла взгляд, – это могут быть фальшивки. Провокация, чтобы заставить вас действовать опрометчиво.

– Именно это меня и беспокоит, – я кивнул. – Как проверить их подлинность?

– Банковские выписки можно проверить через международные каналы, но это сложно без официального расследования. Переписка… нужно экспертное заключение по метаданным. Фотографии кажутся подлинными, но и их можно подделать.

Она задумалась:

– Кто, по-вашему, мог передать эти документы?

– Не знаю, – честно ответил я. – Кто-то, кому выгодно дискредитировать Дрозденко. Или подставить меня.

– Или помочь вам, – тихо добавила она.

– Вы о Крылове? – я понизил голос, вспомнив о возможных жучках.

– Возможно, – она пожала плечами. – Он представляет определенные… государственные интересы. И у него есть доступ к такого рода информации.

– Но зачем такая секретность? Почему не передать напрямую?

– Чтобы обеспечить вам алиби, – предположила Александра. – Если всё выйдет наружу, вы сможете честно сказать, что получили документы от анонимного источника, а не от спецслужб.

Я задумался:

– Что вы посоветуете делать с этими документами?

– Пока – ничего, – она была категорична. – Нужно проверить подлинность, понять, кто стоит за передачей, оценить риски. Использовать непроверенную информацию против такого человека, как Дрозденко – опасно. Он влиятелен, у него связи и в компании, и за ее пределами.

– А если документы подлинные? – настаивал я. – Как их можно использовать?

– Через совет директоров, – она понизила голос. – Но не напрямую. Сначала нужно прощупать почву, понять, кто поддержит вас, а кто – его. Громов будет на вашей стороне, это очевидно. Но остальные…

Я вспомнил о звонке отца:

– Мне нужно сегодня встретиться с отцом. Он хочет поговорить о сделке.

Александра внимательно посмотрела на меня:

– Будьте осторожны. Ваш отец может быть частью этой игры – сознательно или под давлением.

– Я знаю, – кивнул я. – Что-нибудь удалось узнать в Минэнерго?

Она огляделась, затем достала из папки несколько листов бумаги:

– Кое-что интересное. В министерстве ходят слухи, что контракт с EES – часть большой политической игры. Якобы на самом верху хотят показать, что, несмотря на санкции, сотрудничество с Западом продолжается. И наша технология – разменная монета в этой игре.

– Кто конкретно лоббирует сделку?

– На уровне правительства – один из вице-премьеров, – она назвала фамилию, которую я уже слышал от Крылова. – Он курирует промышленность и заинтересован в международных проектах. Ваш отец входит в его команду.

Я потер виски:

– Сложно играть, когда не знаешь всех правил и игроков.

– Зато ставки высоки, – неожиданно улыбнулась Александра. – Технологии, карьеры, репутации, может быть, даже судьба отрасли. Не каждый день выпадает шанс повлиять на такие вещи.

Я внимательно посмотрел на нее:

– Вас это заводит, да? Не просто юридическая работа, а настоящая борьба.

– Возможно, – она не стала отрицать. – Я могла бы работать в частной практике, зарабатывать вдвое больше. Но выбрала промышленность, технологии, государственный сектор. Здесь работа имеет смысл. Здесь то, что ты делаешь, действительно важно.

Мы проговорили еще час – обсуждали стратегию на совет директоров, возможные аргументы против сделки, альтернативные пути развития технологии. Александра была не просто юристом – она глубоко понимала бизнес, технологии, политический контекст. С каждой минутой разговора я всё больше ценил её как союзника.

Когда она уходила, я поймал себя на мысли, что любуюсь её уверенной походкой, изящным поворотом головы, тонкими руками с аккуратным маникюром. В другой ситуации я бы, не задумываясь, пригласил её на ужин. Но сейчас это было бы неуместно – слишком много стояло на кону, слишком запутанной была ситуация.

После ухода Александры я позвонил Крылову – с нового телефона, который он дал.

– Нам нужно встретиться, – сказал я без предисловий. – Есть вопросы по документам.

– Каким документам? – его голос звучал настороженно.

– Тем, что оказались на моем столе. Досье на Дрозденко.

Пауза.

– Я не имею к ним отношения, – наконец сказал Крылов. – Но догадываюсь, о чем речь. Где вы сейчас?

– В офисе.

– Оставайтесь там. Я подъеду через час. Встретимся в кафе на первом этаже.

Ожидая встречи с Крыловым, я занялся текущими делами – подписал финансовые документы, просмотрел отчеты по производству, ответил на срочные письма. Работа директора крупной компании оказалась намного более бюрократической, чем я ожидал, – горы бумаг, согласований, отчетов.

Крылов появился точно через час – как всегда, в неброском костюме, с цепким взглядом и сдержанными движениями.

– Не здесь, – он покачал головой, когда я предложил сесть за столик в кафе. – Слишком много ушей. Пройдемся.

Мы вышли на набережную, где сентябрьский ветер гнал желтые листья по асфальту.

– Расскажите о документах, – Крылов закурил тонкую сигарету.

Я описал содержимое флешки, реакцию Александры, наши сомнения в подлинности.

– Вы не оставили их в офисе? – спросил он.

– Нет, флешка со мной, копии на личном ноутбуке.

– Хорошо, – он кивнул. – Что касается подлинности – документы настоящие.

– Откуда вы знаете, если не имеете к ним отношения? – я не скрывал скепсиса.

Крылов усмехнулся:

– Я не говорил, что не знаю об их существовании. Я сказал, что не передавал их вам. Эти документы – результат долгой работы определенных… структур. Дрозденко под наблюдением уже несколько лет.

– Почему тогда его не арестуют, если есть доказательства?

– Политика, – он пожал плечами. – Иногда выгоднее наблюдать, чем действовать. Через Дрозденко мы выходим на более крупных игроков, отслеживаем каналы утечки информации, контролируем процесс.

– А теперь решили вмешать меня, – я не скрывал раздражения. – Сделать пешкой в вашей игре.

– Не я решил, – Крылов покачал головой. – Я бы предпочел, чтобы вы оставались в неведении. Чем меньше людей знает, тем безопаснее операция. Кто-то решил, что вам нужна эта информация. Вопрос – кто и зачем.

Мы шли вдоль набережной, обсуждая возможные варианты. Кто мог передать документы? Громов? Вряд ли у него доступ к такой информации. Кто-то из руководства спецслужб, желающий ускорить развязку? Возможно. Конкурент Дрозденко внутри компании? Тоже вероятно.

– Что мне делать с этими документами? – спросил я в конце концов.

– Пока ничего, – ответил Крылов. – Они у вас как страховка, как козырь в рукаве. Используйте их только в крайнем случае, когда все другие варианты будут исчерпаны.

– А сегодня я встречаюсь с отцом, – сказал я. – Он хочет поговорить о сделке. Что посоветуете?

Крылов остановился, внимательно посмотрел на меня:

– Будьте осторожны. Не раскрывайте всех карт. Выясните, насколько он вовлечен, под каким давлением находится. И помните – даже самые близкие люди могут быть частью игры.

– Вы думаете, мой отец сознательно участвует в схеме против национальных интересов? – я не скрывал скепсиса.

– Я думаю, что ваш отец – человек системы, – спокойно ответил Крылов. – Он служит государству, как понимает это служение. Возможно, он искренне верит, что сделка с EES – благо для страны. Возможно, на него оказывают давление. Возможно, у него есть личные интересы. Выясните это. От этого будет зависеть ваша дальнейшая стратегия.

Когда мы прощались, Крылов вдруг сказал:

– И еще, Максим Андреевич. Будьте осторожны с Александрой Ветровой.

– Почему? – я напрягся. – Вы что-то знаете о ней?

– Ничего конкретного, – он покачал головой. – Просто интуиция. Она слишком активно вам помогает. Возможно, из лучших побуждений. А возможно… У каждого в этой игре свои интересы. Помните об этом.

С этими словами он ушел, оставив меня с новой порцией сомнений. Александра казалась искренней в своем желании помочь, в своей преданности компании и технологиям. Но Крылов был прав – я слишком мало знал о людях, с которыми работал, об их истинных мотивах и связях.

Вечером я поехал к родителям. Дом в Серебряном Бору встретил меня тишиной и полумраком – горели только лампы в гостиной и кабинете отца. Мать, как выяснилось, улетела в Милан на показы новой коллекции.

Отец ждал в кабинете – в домашней одежде, с бокалом виски, усталый и какой-то потухший.

– Заходи, – он кивнул на кресло напротив. – Выпьешь?

– Не откажусь, – я сел, принимая предложенный бокал.

Мы молчали, глядя друг на друга. Что-то изменилось в наших отношениях за эту неделю – появилась настороженность, недоверие, но вместе с тем и новое уважение.

– Ты был на производстве? – наконец спросил отец. – Видел технологию своими глазами?

– Да, – я кивнул. – Впечатляет. Особенно новосибирский завод.

– Громов постарался, – отец усмехнулся. – Он хороший инженер, ничего не скажешь. Старой школы человек. Принципиальный до упрямства.

– Он против сделки с EES, – заметил я. – Говорит, что это равносильно предательству национальных интересов.

Отец поморщился:

– Громов видит мир черно-белым. Для него есть только Родина и враги. Реальность сложнее.

– Объясни мне эту сложность, – я подался вперед. – Почему ты так настаиваешь на сделке? Ты же сам несколько лет назад был против аналогичного контракта.

Отец долго смотрел в бокал, словно искал там ответы:

– Ситуация изменилась, Максим. Международная обстановка, санкции, политические реалии. Сейчас нам нужны любые мосты сотрудничества с Западом.

– Даже ценой технологического суверенитета? – я не скрывал скепсиса.

– А что такое суверенитет в современном мире? – парировал отец. – Иллюзия. Мы все взаимозависимы. Никто не может быть полностью самодостаточным. Важно не то, есть ли зависимость, а то, как ты ею управляешь.

Он отпил виски:

– Сделка с EES – это не просто контракт. Это сигнал. Сигнал Западу, что мы открыты к сотрудничеству, несмотря на санкции и политические разногласия.

– А если истинная цель EES – получить нашу технологию и вытеснить нас с рынка?

– Риск есть всегда, – согласился отец. – Но он просчитан. Контракт составлен так, чтобы минимизировать потери. Да, мы делимся технологией, но взамен получаем доступ к финансированию, к европейским рынкам, к современному оборудованию.

Я смотрел на отца, пытаясь понять, верит ли он сам в то, что говорит. Его слова звучали заученно, как будто он повторял чужие аргументы.

– На тебя оказывают давление? – прямо спросил я.

Его лицо закаменело:

– Не говори глупостей.

– Это не глупости, пап, – я впервые за долгое время назвал его так. – Я видел документы. О том, как ты раньше противился подобным сделкам. О том, как резко изменил позицию. Я знаю о роли вице-премьера в лоббировании контракта.

Отец поставил бокал на стол, подошел к окну. Долго смотрел в темноту сада.

– Ты многого не знаешь, Максим, – наконец сказал он тихо. – И не должен знать. Для твоего же блага.

– Я хочу понимать, во что ввязался, – настаивал я. – Ты назначил меня директором. Поставил под удар мою репутацию, карьеру, возможно, даже свободу. Я имею право знать правду.

Отец повернулся – его лицо было усталым и каким-то обреченным:

– Правда в том, что иногда приходится выбирать из двух зол. И я выбрал меньшее.

– Что это значит?

Он вернулся к креслу, сел, наклонился ко мне:

– Послушай меня внимательно, Максим. То, что я скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты. Не записывай, не пересказывай, даже не думай об этом там, где могут услышать.

Я кивнул, почувствовав, как сердце забилось чаще.

– В правительстве есть группа влияния, – тихо начал отец. – Люди, близкие к самому верху. Они хотят получить контроль над стратегическими отраслями – энергетикой, машиностроением, IT. Не для государства – для себя. Чтобы в случае политических изменений иметь рычаги влияния, активы, каналы вывода денег.

Он сделал глоток виски:

– «РосЭнергоМаш» – лакомый кусок. Государственная компания, стратегическое значение, международные контракты, уникальные технологии. Два года назад они пытались провести своего человека на пост директора. Я блокировал. В ответ начали копать под меня – финансы, связи, старые дела. Нашли кое-что… компрометирующее.

– Что именно? – я напрягся.

– Неважно, – отец отмахнулся. – Поверь, ничего криминального. Но достаточно, чтобы уничтожить карьеру, репутацию, возможно, даже свободу.

Он посмотрел мне в глаза:

– Мне предложили выбор: либо я способствую сделке с EES и назначению «нужного» человека на пост директора, либо… сам понимаешь.

– И ты выбрал меня, – я начинал понимать. – Чтобы избежать назначения их ставленника.

– Да, – отец кивнул. – Ты был компромиссом. Молодой, неопытный, сын влиятельного чиновника – они решили, что смогут тобой манипулировать. А я надеялся, что ты окажешься не таким пластилиновым, как они думают.

Он слабо улыбнулся:

– И пока ты оправдываешь мои надежды. Твое сопротивление сделке, твое стремление разобраться, твое общение с Громовым – всё это показывает, что я не ошибся.

– Но ты по-прежнему настаиваешь на подписании контракта, – я был сбит с толку.

– Потому что у меня нет выбора, – горько ответил отец. – Они держат меня на крючке. И если сделка сорвется, последствия будут… серьезными. Не только для меня.

Я молчал, переваривая услышанное. Ситуация оказалась еще сложнее, чем я предполагал. Не просто коммерческая сделка, не просто технологическое сотрудничество, а мутная политическая игра с высокими ставками.

– Что ты посоветуешь мне делать? – спросил я.

– Тянуть время, – отец допил виски. – Искать компромиссы. Может быть, удастся изменить условия контракта так, чтобы минимизировать технологические потери. Может быть, найдутся другие козыри, которые можно использовать против этих людей.

– У меня есть кое-что, – я решил рискнуть. – Документы на Дрозденко. Доказательства его сотрудничества с западными спецслужбами, получения денег, промышленного шпионажа.

Отец замер:

– Откуда у тебя эти документы?

– Кто-то подбросил. Анонимно.

– Будь с ними осторожен, – его голос стал жестким. – Это может быть ловушка. Провокация, чтобы заставить тебя действовать опрометчиво.

– А если документы подлинные?

– Тогда они бесценны, – отец наклонился ко мне. – Но использовать их нужно с умом. В нужный момент, против нужных людей. Не раскрывай карты раньше времени.

Мы проговорили еще час – о компании, о сделке, о возможных стратегиях. Отец давал советы – как говорить с советом директоров, как вести переговоры с EES, как противостоять Дрозденко, не провоцируя открытый конфликт.

Когда я уже собирался уходить, отец сказал:

– Будь осторожен, Максим. Ты затрагиваешь интересы очень влиятельных людей. Они не остановятся ни перед чем, чтобы получить желаемое.

– Я понимаю, – кивнул я. – Ты тоже береги себя.

– И еще, – он положил руку мне на плечо, – что бы ни случилось, помни: я горжусь тобой. Впервые за долгое время я вижу, что ты действительно борешься за что-то важное, а не просто плывешь по течению.

Эти слова значили для меня больше, чем отец мог представить. Всю жизнь я искал его одобрения, его признания. И получил его в самый неожиданный момент – когда фактически противостоял его официальной позиции.

По дороге домой я думал о нашем разговоре, о полученной информации, о скрытых мотивах всех участников этой странной игры. Картина становилась яснее, но одновременно и сложнее. Каждый преследовал свои интересы, у каждого была своя правда.

Отец защищал себя и семью. Громов – технологию и производство. Крылов – государственные интересы, как он их понимал. Дрозденко – свою выгоду. Уилсон – интересы своей страны и компании. А я… Что защищал я? Свою репутацию? Карьеру? Или что-то большее?

Я вспомнил молодого инженера в Новосибирске, его горящие глаза, когда он рассказывал о новой системе охлаждения для лопаток. Вспомнил Громова, отдавшего жизнь созданию технологии, которая может принести пользу стране. Вспомнил рабочих в Подольске, с надеждой смотревших на нового директора, который, возможно, улучшит их положение.

И понял, что защищаю всех их. Их работу, их будущее, их веру в то, что можно создать что-то стоящее, не продаваясь и не предавая.

Телефон – обычный, не от Крылова – завибрировал. Сообщение от Александры: «Есть новая информация по EES. Срочно. Можем встретиться завтра в 8 утра?»

«Конечно», – ответил я.

Подъезжая к дому, я вдруг почувствовал тревогу. Что-то было не так – интуиция, выработанная за дни постоянного напряжения, кричала об опасности. Я проехал мимо подъезда, сделав круг по кварталу. На парковке у дома стоял неприметный черный Volkswagen с тонированными стеклами. Двое мужчин в машине – один за рулем, второй на пассажирском сиденье. Ждут кого-то. Меня?

Я припарковался в соседнем дворе, выключил фары, наблюдая. Через десять минут из подъезда вышел мужчина в костюме – я не мог разглядеть его лицо, но по комплекции похож на Дрозденко. Он сел в Volkswagen, и машина уехала.

Дрозденко у моего дома? Зачем? Установил слежку? Искал что-то в квартире? Или это совпадение – может, просто похожий человек?

Я достал телефон от Крылова, набрал его номер.

– У моего дома была слежка, – сказал я без предисловий. – Возможно, Дрозденко. Что делать?

– Не возвращайтесь домой, – быстро ответил Крылов. – Поезжайте в гостиницу. Любую, без предварительного бронирования. Платите наличными. Завтра свяжитесь со мной.

– А моя квартира?

– Я организую проверку. Но будьте готовы к тому, что там уже побывали непрошеные гости.

Я последовал его совету – поехал в небольшой отель на Тверской, заплатил наличными за номер, назвавшись вымышленным именем. Администратор, сонная девушка за стойкой, даже не взглянула на мой паспорт.

В номере я сел на кровать, ощущая странную смесь усталости, азарта и тревоги. Неделю назад я был простым консультантом, чья жизнь состояла из презентаций и деловых ужинов. Теперь я ночевал в анонимной гостинице, скрываясь от возможной слежки, с флешкой компрометирующих документов в кармане и тайным телефоном от сотрудника спецслужб.

Жизнь сделала крутой поворот. И, несмотря на все опасности и неопределенности, я впервые за долгое время чувствовал себя по-настоящему живым.

ЧАСТЬ II: ПОГРУЖЕНИЕ

Глава 6: Союзники

Утро встретило меня головной болью и незнакомым потолком. Секунду я пытался сообразить, где нахожусь, пока не вспомнил события вчерашнего вечера. Гостиница. Слежка у дома. Дрозденко.

Часы показывали 6:30. В восемь встреча с Александрой. Я принял душ, пытаясь смыть ощущение тревоги, но оно не уходило. Позвонил на ресепшн, заказал кофе и круассан, затем достал телефон от Крылова.

«Можно возвращаться домой?» – написал я.

Ответ пришел почти мгновенно: «Да. Квартиру проверили. Следов проникновения нет, но установлена прослушка в гостиной. Мы ее не трогали. Будьте осторожны в разговорах».

Прослушка в моей квартире. Я не знал, злиться или смеяться. Еще неделю назад новость о том, что за мной следят спецслужбы, повергла бы меня в шок. Сейчас это казалось почти нормальным. Мир, в который я попал, жил по своим законам, и я быстро адаптировался.

После завтрака я расплатился за номер и поехал в офис. По дороге заехал домой – переодеться и забрать ноутбук. В квартире всё выглядело как обычно, но теперь я смотрел на привычное пространство другими глазами. Где могли установить прослушку? В светильнике? В розетке? В телевизоре? И кто именно прослушивал – Дрозденко, Крылов, еще кто-то?

В офис я приехал без десяти восемь. На входе меня встретила Марина Станиславовна – идеальная прическа, строгий костюм, внимательный взгляд.

– Доброе утро, Максим Андреевич. Александра Ветрова ждет вас в конференц-зале.

– Спасибо. Что у нас в расписании на сегодня?

– В 10:00 совещание с финансовым департаментом по бюджету на следующий год. В 12:30 обед с представителями индийской делегации – они интересуются нашим оборудованием для АЭС. В 15:00 видеоконференция с заводом в Волгодонске – у них проблемы с поставками комплектующих.

Я кивнул:

– Организуйте проверку на прослушку в моем кабинете. Сегодня же. И еще – мне нужен список всех сотрудников, имевших доступ в мой кабинет за последнюю неделю. Все входы и выходы, официальные и нет.