Дилетант

Я вгляделся в подпись на полях: «Андрей Соколов».

– Мой отец?

– Да. Тогда он был заместителем руководителя департамента в министерстве. Именно он пробил финансирование проекта в самый разгар кризиса.

Я задумался:

– То есть, мой отец фактически спас разработку? И теперь поддерживает сделку, которая эту разработку отдаст европейцам? Странно…

– Именно, – кивнула Александра. – Но дальше еще интереснее. В 2015-м, когда технология была почти готова, EES предложила первую версию контракта. Практически идентичную нынешней. И знаете, кто её отверг? Ваш отец, уже будучи замминистра.

Она протянула мне еще один документ – письмо за подписью отца, где он категорически не рекомендовал заключать сделку, ссылаясь на стратегические интересы России.

– Не понимаю, – я покачал головой. – Что изменилось за эти годы?

– Это вопрос, который меня тоже интересует, – Александра внимательно смотрела на меня. – Что могло заставить вашего отца так резко изменить позицию?

Я вспомнил наш разговор за обедом – неестественные формулировки, ссылки на политическую необходимость.

– Давление, – предположил я. – Но кто может давить на замминистра такого уровня?

– Кто-то очень влиятельный, – Александра сложила документы обратно в папку. – Кстати, я нашла еще кое-что. По Уилсону, – она достала другую папку. – Не сходится его биография. Официально он работает в энергетическом секторе с 2005 года. До этого – Оксфорд, международные отношения. Но есть пробел – почти три года, с 2001 по 2004. Никаких данных о его деятельности в этот период.

– Думаете, спецслужбы?

– Не исключено, – она кивнула. – МИ-6 часто рекрутирует в Оксфорде. И присутствие Уилсона на всех ключевых переговорах по энергетике между Россией и Европой за последние десять лет слишком… последовательно.

Я потер виски:

– То есть, это уже не просто коммерческая сделка. Это что-то большее.

– Похоже на то, – Александра внимательно посмотрела на меня. – Что вы намерены делать?

– Не знаю, – честно ответил я. – Нужно разобраться, что происходит. Почему мой отец изменил позицию, кто давит на него, чего на самом деле хочет Уилсон.

– Будьте осторожны, – она понизила голос. – Вы затрагиваете интересы очень влиятельных людей. И у вас мало союзников.

Я улыбнулся:

– Вы же на моей стороне, верно?

– Да, – просто ответила она. – Я на стороне компании и её технологий. Которые нужно защищать.

Мы закончили разговор около девяти. Я предложил вызвать Александре такси, но она отказалась – у неё была своя машина. Я проводил её до лифта, и только там заметил, как красиво она выглядит даже в строгом деловом костюме.

– Спасибо за помощь, Александра, – сказал я, пожимая ей руку. – Без вас я бы не разобрался в этой ситуации.

– Не за что, – она улыбнулась. – До завтра, Максим Андреевич.

Оставшись один, я вернулся в кабинет, сел в кресло, глядя на ночной город. Итак, что мы имеем? Стратегически важная технология. Сомнительный контракт. Подозрительный представитель западной компании. Странное изменение позиции отца. И совет директоров, который завтра будет требовать от меня ответов.

Телефон завибрировал – сообщение от Крылова: «Нужно срочно встретиться. Есть информация по Уилсону. В вашей машине может быть прослушка. Выйдите из офиса, пешком дойдите до Макдоналдса на Пресненской набережной. Буду ждать внутри».

Я нахмурился. Прослушка в машине? Звучало параноидально. Но с другой стороны, после всего, что я узнал сегодня… Я решил не рисковать и последовать инструкциям Крылова.

На улице было прохладно, ветер гнал по набережной опавшие листья. Я шел, поглядывая по сторонам – не следит ли кто. Глупо, конечно, но тревога не отпускала.

Макдоналдс был почти пуст – воскресный вечер, посетителей мало. Крылов сидел за дальним столиком с стаканом кофе. Он кивнул мне, но не встал.

– Что за срочность? – я сел напротив.

– Уилсон, – коротко ответил он. – МИ-6, как мы и предполагали. Но не просто агент – офицер действующего резерва. Специализация – экономическая разведка, промышленный шпионаж.

– Откуда информация?

– Не важно, – отрезал Крылов. – Важно, что EES – не просто компания. Это инструмент влияния британской разведки в энергетическом секторе. Их цель – не просто получить технологию, а ослабить российскую энергетику в долгосрочной перспективе.

Я задумался:

– Если это так, почему наше руководство поддерживает сделку? Мой отец не дурак, он должен понимать риски.

Крылов наклонился ближе:

– На вашего отца оказывают давление. Серьезное. У него нет выбора.

– Какое давление? – я напрягся.

– Компромат, – тихо сказал Крылов. – Финансовые операции, офшоры, недвижимость за границей. Ничего криминального, но достаточно, чтобы уничтожить репутацию и карьеру.

Я почувствовал, как внутри всё холодеет:

– Кто шантажирует?

– Не британцы, – покачал головой Крылов. – Своих. Люди из окружения Вице. Им нужна эта сделка для демонстрации «нормализации отношений» с Западом.

«Вице» – так в определенных кругах называли одного из вице-премьеров, отвечающего за промышленность. Фигура, близкая к самой вершине власти.

– И что мне делать? – я чувствовал себя потерянным.

– Маневрировать, – Крылов допил кофе. – Тянуть время. Искать компромисс, который позволит сохранить технологию и при этом не подставить отца.

– Это возможно?

– Теоретически – да. Но потребуется поддержка. Совет директоров, ключевые инженеры, может быть даже… – он не договорил, заметив что-то за моей спиной. – Не оборачивайтесь. К нам идут. Двое мужчин, похожи на профессионалов. Встаньте и идите к туалету. Там есть служебный выход. Я их задержу.

Я хотел что-то спросить, но выражение лица Крылова заставило меня подчиниться. Стараясь выглядеть непринужденно, я встал и направился в сторону туалетов. Краем глаза заметил двух крупных мужчин в темных куртках, целенаправленно двигавшихся к нашему столику.

Служебный выход действительно был – неприметная дверь с надписью «Только для персонала». Я толкнул её и оказался в узком коридоре, ведущем к погрузочной платформе. Выскользнув на улицу, я быстрым шагом пошел в сторону, противоположную офису. Сердце колотилось, в голове крутились обрывки мыслей.

Шпионы. Шантаж. Угрозы. Неделю назад моя жизнь состояла из презентаций, деловых обедов и вечеринок в модных барах. Теперь я оказался в центре какой-то мутной политической игры, где ставки измеряются не деньгами, а судьбами людей и будущим страны.

Телефон завибрировал – сообщение от неизвестного номера: «Возвращайтесь в офис. За вами следят. Не садитесь в свою машину. Вызовите такси. Удалите это сообщение».

Я стер текст, оглянулся – улица казалась пустой, но кто знает… Вызвал такси через приложение, указав адрес в паре кварталов от Москва-Сити. Там поймал другую машину до дома.

В квартире я первым делом проверил, всё ли на месте, нет ли следов проникновения. Вроде всё как обычно. Но чувство тревоги не отпускало. Я налил себе виски, пытаясь успокоиться. Мысли путались. Что делать? Кому верить? Как защитить отца и компанию?

Телефон снова ожил – на этот раз звонок. Марина Станиславовна.

– Максим Андреевич, извините за беспокойство в воскресенье, но мне сейчас звонил Дрозденко. Очень настойчиво спрашивал, где вы. Я сказала, что не знаю. Это правильно?

– Да, спасибо, Марина Станиславовна, – я был благодарен за её лояльность. – Скажите, а откуда у Дрозденко ваш личный номер?

Пауза.

– У него есть контакты всех ключевых сотрудников, – осторожно ответила она. – Он… человек влиятельный. И хорошо информированный.

– Понимаю. Спасибо, что предупредили. До завтра.

Я повесил трубку, ощущая, как нарастает беспокойство. Круг замыкался. Дрозденко, Уилсон, отец, Крылов, Александра – все они были фигурами в игре, правил которой я не знал.

Виски обжигал горло. За окном ночная Москва сверкала огнями, равнодушная к моим проблемам. Завтра предстоял совет директоров. Решение, которое я приму, повлияет на судьбу компании, на мою карьеру, на положение отца. И я понятия не имел, что это будет за решение.

Глава 4: Производственный тур

Понедельник начался с сюрприза – совет директоров был отложен на неопределенный срок. Об этом мне сообщила Марина Станиславовна, когда я, не выспавшийся и взвинченный, появился в офисе.

– Игорь Степанович Громов – председатель совета – распорядился перенести заседание, – объяснила она. – Сказал, что хочет лично ввести вас в курс дела, прежде чем выносить вопрос о контракте на обсуждение. Он прилетает сегодня из Новосибирска и просил организовать встречу.

Я выдохнул – отсрочка. Небольшая, но всё же.

– Марина Станиславовна, что вы знаете о Громове?

Она задумалась:

– Игорь Степанович – старожил компании. Начинал простым инженером еще в советское время, прошел все ступени. Был техническим директором, потом заместителем генерального. После реорганизации холдинга возглавил совет директоров. Его уважают все – от рабочих до топ-менеджеров.

– А его отношения с Дрозденко?

– Сложные, – она понизила голос. – Формально они в хороших отношениях, но у них разные взгляды на развитие компании. Громов – за технологическую независимость, за сохранение научной школы. Дрозденко больше ориентирован на международное сотрудничество, на привлечение инвестиций.

– А моего отца он знает?

– Конечно, они давние знакомые. Ходят слухи, что именно Громов рекомендовал вашу кандидатуру на пост директора.

Это было неожиданно. Если информация верна, Громов мог оказаться важным союзником. Но зачем тогда ему понадобилось откладывать совет директоров?

Около одиннадцати позвонил Крылов:

– Как вы? – в его голосе слышалось беспокойство.

– Нормально. Что это было вчера?

– Наружное наблюдение. Скорее всего, люди Дрозденко. Он взволнован вашими контактами со мной.

– А вы как ушли?

– У меня свои методы, – уклончиво ответил он. – Слышал, совет директоров отложен. Это хорошая новость. Громов – фигура влиятельная и, что важнее, принципиальная. Если он хочет с вами встретиться, значит, видит в вас потенциального союзника.

– Или хочет прощупать почву, понять, насколько я управляем, – возразил я.

– Тоже возможно, – согласился Крылов. – В любом случае, будьте с ним откровенны. Громову можно доверять. В отличие от многих.

После обеда мне позвонил отец:

– Ты встречаешься сегодня с Громовым?

– Да, он прилетает из Новосибирска.

– Хороший человек. Немного старой закалки, но честный и компании предан. Послушай его внимательно.

Я промолчал, не зная, что ответить. После вчерашнего разговора с Крыловым я не был уверен, могу ли доверять отцу.

– И еще, Максим, – голос отца звучал напряженно. – Будь осторожен в общении с… некоторыми людьми. Не все, кто называет себя твоими друзьями, действительно желают тебе добра.

– Ты о ком? – насторожился я.

– Просто будь осторожен, – он помолчал. – Мне пора, у меня встреча.

Повесив трубку, я задумался. Что это было? Предупреждение? Намек? О ком он говорил – о Дрозденко? Или о Крылове? Или об Александре?

Громов появился в офисе около пяти вечера – высокий, крепкий мужчина за шестьдесят, с густой седой шевелюрой и внимательным взглядом. В отличие от большинства топ-менеджеров, одет он был просто – джинсы, рубашка, твидовый пиджак. Никаких дорогих часов или запонок.

– Максим Андреевич, – он крепко пожал мне руку. – Рад наконец познакомиться лично.

– Взаимно, Игорь Степанович, – я предложил ему сесть. – Спасибо, что нашли время.

– Время – единственное, чего у меня пока достаточно, – он усмехнулся. – В моем возрасте уже не гонишься за деньгами или властью. Важнее оставить после себя что-то стоящее.

Он говорил прямо, без дипломатических экивоков, свойственных большинству руководителей его уровня.

– Я слышал, вы отложили совет директоров, – начал я.

– Да, – Громов кивнул. – Дрозденко пытается форсировать события, а я считаю, что вы должны сначала увидеть производство своими глазами, понять, чем руководите. Прежде чем принимать решения, которые повлияют на судьбу тысяч людей.

Он достал из портфеля папку:

– У меня для вас предложение. Завтра вылетаем на три дня. Тур по основным производственным площадкам – Подольск, Волгодонск, Новосибирск. Без официоза, без помпы. Просто посмотреть, поговорить с людьми, понять масштаб.

Я задумался. С одной стороны, это была возможность лучше разобраться в бизнесе. С другой – три дня вне офиса, вдали от источников информации, в компании человека, которого я совсем не знал.

– А как же текущие дела? Совещания?

– Марина Станиславовна перенесет всё на следующую неделю, – спокойно ответил Громов. – Ничего не сгорит за три дня. А вот увидеть производство своими глазами – бесценно. Особенно для человека, который раньше работал только с бумагами и презентациями.

Я услышал легкий укол, но решил не реагировать:

– Хорошо, Игорь Степанович. Я согласен. Когда вылет?

– Завтра в семь утра из Внуково. Самолет компании. Возьмите с собой что-нибудь неформальное – на заводах костюмы не в почете. И удобную обувь – придется много ходить.

Когда Громов ушел, я вызвал Александру. Она появилась через несколько минут – как всегда, подтянутая и собранная.

– Вы видели Громова? – спросила она.

– Да, он предложил тур по производственным площадкам. Завтра улетаем на три дня.

– Это хорошая идея, – она кивнула. – Громов знает производство как никто другой. С ним вы увидите реальную картину, без прикрас.

– Что вы о нем думаете? Можно ему доверять?

Александра задумалась:

– Если и есть в нашей компании человек принципов, то это Громов. Он мог бы давно уйти на пенсию или в частный бизнес, но остался – из-за преданности делу. Технологии лопаток – это его детище. Он вряд ли поддержит сделку, которая поставит её под угрозу.

– Странно тогда, что отец так настаивает на контракте, если Громов против…

– Может быть, у вашего отца есть информация, которой нет у нас, – осторожно предположила Александра. – Или на него оказывают давление, как мы обсуждали.

Я кивнул:

– Возможно. В любом случае, я еду с Громовым. Будете на связи?

– Конечно. Только имейте в виду, что на некоторых объектах связь может быть ограничена. Режимные предприятия, секретность, вы понимаете.

– Ясно, – я помолчал. – Что-нибудь новое по Уилсону или Дрозденко?

– Пока нет, но я работаю над этим, – она встала. – Удачной поездки, Максим Андреевич. И… будьте осторожны.

Эту фразу я слышал сегодня уже второй раз. Сначала отец, теперь Александра. Как будто я оказался в зоне боевых действий, а не на должности руководителя компании.

Остаток дня я потратил на подготовку к поездке. Зашел на сайты предприятий, изучил структуру производства, просмотрел финансовые показатели. Отправил сообщение Крылову, сообщив о планах.

Вечером, собирая вещи в квартире, я заметил странное – один из ящиков письменного стола был чуть выдвинут, хотя я точно помнил, что закрыл его. Внутри всё выглядело нетронутым, но ощущение, что кто-то копался в моих вещах, не отпускало.

Телефон завибрировал – Денис.

– Живой? – его голос звучал бодро. – Выпьем завтра? Надо отметить твоё назначение. Всё никак не соберемся.

– Не могу, – ответил я. – Улетаю в командировку на три дня. Давай на следующей неделе.

– Куда летишь-то?

– По заводам. Знакомиться с производством.

– Ого, – в голосе Дениса слышалось удивление. – Ты серьезно к этому подходишь. А я думал, тебя поставили для галочки.

Меня кольнуло это замечание:

– С чего ты взял?

– Ну, все так говорят. Что это временная должность, что решения всё равно принимает Дрозденко, а ты – просто представительское лицо для западных партнеров.

– Все – это кто?

– Люди в курсе, – уклончиво ответил он. – Слушай, ты не обижайся. Я-то знаю, что ты способен на большее. Просто… такие назначения обычно делаются с определенной целью.

Я молчал, переваривая услышанное. Значит, в городе уже ходят слухи о том, что я – пустышка, ширма для Дрозденко. Отлично.

– Забудь, – Денис, почувствовав мое настроение, сменил тон. – Когда вернешься, обязательно соберемся. Я познакомлю тебя с парой полезных людей из энергетического сектора. У меня есть выходы на Минэнерго.

После разговора я долго сидел, глядя в окно. Чем дальше, тем сложнее становилась ситуация. Я по-прежнему не понимал, кому могу доверять, какие интересы стоят за сделкой с EES и почему меня назначили на эту должность.

Утром – в шесть часов, сонный и не выспавшийся – я приехал во Внуково. Громов уже ждал у терминала деловой авиации – бодрый, с небольшой спортивной сумкой.

– Доброе утро, Максим Андреевич! – он пожал мне руку. – Кофе в самолете. Полетели?

Бизнес-джет компании был небольшим, но комфортабельным. Кроме нас с Громовым, на борту был только экипаж – пилот и стюардесса. Никаких помощников, секретарей или охраны.

– Первая остановка – Подольск, – Громов расстелил на столике карту. – Там у нас производство малых и средних турбин. Затем – Волгодонск, реакторное оборудование для АЭС. И финал – Новосибирск, наша гордость, экспериментальное производство, включая цех по изготовлению лопаток для турбин сверхкритического давления.

Я отпил кофе:

– Игорь Степанович, давайте начистоту. Что вы думаете о сделке с European Energy Solutions?

Громов улыбнулся:

– Прямой вопрос. Хорошо. Я считаю, что эта сделка в её нынешнем виде – предательство национальных интересов. Мы отдаем уникальную технологию, над которой работали тридцать лет, взамен на морально устаревшее оборудование и сомнительные обещания доступа к европейскому рынку.

– Но Дрозденко и… некоторые другие утверждают, что это единственный способ модернизировать производство, – возразил я.

– Чушь, – отрезал Громов. – У нас есть варианты. Китай, Индия, собственные разработки. Да, это дольше и, возможно, дороже. Но в долгосрочной перспективе – надежнее и выгоднее.

– Тогда почему такое давление в пользу сделки?

Громов помолчал, глядя в иллюминатор:

– У каждого свои интересы, Максим Андреевич. Для кого-то это комиссионные, для кого-то – политические дивиденды, для кого-то – выполнение чужих указаний. Но не заблуждайтесь – никого из них не интересует судьба компании или страны. Только личная выгода.

– А вас? – я посмотрел ему в глаза.

– Меня? – он усмехнулся. – Мне шестьдесят три. Я не нажил состояния, не построил политической карьеры. Но я создал технологию, которая может принести пользу моей стране. Это мое наследие. И я не хочу, чтобы оно досталось чужим.

Его слова звучали искренне. Я решил пойва-банк:

– Говорят, вы рекомендовали мою кандидатуру на пост директора. Почему?

Громов удивленно поднял брови:

– Кто так говорит?

– Источники в компании.

– Интересно, – он задумался. – Нет, Максим Андреевич, я не рекомендовал вас. Честно говоря, я был против. Не из-за личных качеств – я о вас ничего не знал. Но компании нужен был опытный руководитель, знающий отрасль, а не… простите за прямоту, молодой человек с хорошей родословной.

– Тогда кто?

– Точно не знаю, – он пожал плечами. – Решение принималось на самом верху. Но Дрозденко активно лоббировал вашу кандидатуру.

Это было как удар под дых. Дрозденко? Человек, который с первого дня относился ко мне с едва скрываемой враждебностью? Который, казалось, больше всех претендовал на директорское кресло?

– Не понимаю, – я покачал головой. – Зачем Дрозденко продвигать меня, а не себя?

Громов внимательно посмотрел на меня:

– А вы подумайте. Кто лучший директор для того, кто хочет контролировать компанию из-за кулис? Опытный управленец со своим мнением? Или молодой, неопытный человек, сын высокопоставленного чиновника, заинтересованного в сделке с EES?

Я молчал, ошеломленный. Теория Громова звучала логично. Слишком логично.

– Не принимайте мои слова за истину в последней инстанции, – Громов похлопал меня по плечу. – Я старый циник, склонный видеть заговоры. Может быть, всё проще. Может быть, ваш отец действительно хотел дать вам шанс проявить себя.

– А вы в это верите? – прямо спросил я.

– Нет, – так же прямо ответил он. – Но я хотел бы ошибаться.

Остаток полета мы провели, обсуждая технические аспекты производства. Громов рассказывал простыми словами, без занудства, но с глубоким знанием предмета. Я начал понимать, почему его так уважали в компании.

Подольский завод встретил нас промозглым дождем и запахом металла. Серые корпуса советской постройки, обшарпанные стены, изношенные станки. Директор завода – грузный мужчина в мятом костюме – водил нас по цехам, рассказывая о проблемах: устаревшее оборудование, нехватка квалифицированных кадров, задержки с поставками комплектующих.

– Это и есть то, что предлагает модернизировать EES? – тихо спросил я у Громова, когда директор отошел поговорить с кем-то из рабочих.

– Да, – кивнул Громов. – Но их оборудование тоже не новейшее. То, что они предлагают нам, в Европе уже считается устаревшим. Они обновляют свои заводы, а нам сбывают б/у.

К вечеру, осмотрев весь завод и пообщавшись с инженерами, мы вылетели в Волгодонск. Там ситуация была немного лучше – новый корпус, построенный пять лет назад, современные станки, молодые специалисты. Но и проблем хватало – задержки с финансированием, бюрократические препоны, сложности с сертификацией для международных рынков.

– Видите ли, Максим Андреевич, – объяснял директор волгодонского завода, интеллигентный мужчина в очках, – мы могли бы поставлять оборудование в Индию, во Вьетнам, в Бангладеш. Но для этого нужны международные сертификаты. А их получение тормозится годами.

– Из-за чего? – спросил я.

– Официально – из-за бюрократии. Неофициально… – он замялся, глянув на Громова.

– Говорите прямо, Сергей Иванович, – кивнул Громов. – Максиму Андреевичу нужна реальная картина.

– Неофициально, нас тормозят намеренно. Кому-то выгодно, чтобы мы не выходили на международные рынки самостоятельно. Чтобы были вынуждены идти через посредников – таких, как EES.

Вечером, в гостинице Волгодонска, я сидел в номере, просматривая фотографии, сделанные на заводах. Постепенно складывалась картина – огромный потенциал, зажатый в тиски устаревшего оборудования, бюрократических препон и чьих-то корыстных интересов.

В дверь постучали – Громов, с бутылкой коньяка и двумя стаканами.

– Не помешаю? – он вошел, не дожидаясь ответа. – День был долгий, стоит расслабиться.

Он разлил коньяк, протянул мне стакан:

– За знакомство, Максим Андреевич. И за то, чтобы вы не разочаровались в своей новой должности.

Мы выпили. Коньяк был хорош – согревающий, с нотками ванили и дуба.

– Игорь Степанович, могу я задать личный вопрос? – я решил воспользоваться моментом.

– Конечно, – он устроился в кресле у окна.

– Почему вы всё еще здесь? С вашими знаниями, опытом, связями вы могли бы давно уйти в частный бизнес, заработать состояние.

Громов усмехнулся:

– Думаете, не предлагали? И свои, и иностранцы. Особенно после того, как мы запатентовали технологию лопаток. Но знаете… – он посмотрел в окно, за которым моросил дождь, – у каждого человека должно быть дело жизни. Что-то, что он не делает ради денег, славы или карьеры. Просто потому, что считает правильным.

Он отпил коньяк:

– Мой дед строил эту страну. Отец защищал её на войне. А я создаю технологии, которые делают её сильнее. Пафосно звучит, да? – он улыбнулся. – Но это правда. Я хочу, чтобы после меня осталось что-то стоящее. Не счет в банке, не недвижимость за границей – а реальная вещь, которая приносит пользу.

– Я вас понимаю, – кивнул я.

– Вряд ли, – беззлобно возразил Громов. – Но это нормально. В вашем возрасте, с вашим окружением и воспитанием сложно понять такую позицию. Но знаете, что удивительно? – он наклонился вперед. – Несмотря на все различия, у нас с вами сейчас общая цель – спасти технологию от разбазаривания.

– Почему вы думаете, что я разделяю эту цель?

– Потому что иначе вы бы уже подписали контракт с EES, – просто ответил Громов. – Тот факт, что вы сопротивляетесь, что ищете информацию, что поехали смотреть производство своими глазами – это говорит о многом. Возможно, больше, чем вы сами о себе думаете.

Мы проговорили до глубокой ночи. Громов рассказывал о становлении компании, о трудных девяностых, когда приходилось бороться за выживание, о постепенном восстановлении в двухтысячных, о прорывных технологиях последних лет. В его словах не было идеализации – он честно говорил о проблемах, о коррупции, о технологическом отставании в некоторых областях. Но сквозь всё это прорывалась неподдельная гордость за дело, которому он посвятил жизнь.