Честная сторона лжи

– Какую игру? – не понял Шато-Рено.

– Если они не будут знать, что канал утечки раскрыт, то через гонца можно будет передавать ложные сведения…

– Черт возьми! – чертыхнулся третий раз за день Филипп и даже не заметил этого. – Вы правы! Пусть потом Рошфор сам решает, они ведь здесь не в последний раз.

– Совершенно верно, – согласился подручный Ла Бертье, – к тому же задержать их будет непросто, ведь их трое, да еще и хозяин…

– Если напасть неожиданно, – деловито вмешался в разговор Жак, – то это сделать несложно. Они ведь не нужны нам все: пригрозить пистолетами, если будут сопротивляться, одного или двух можно пристрелить, а оставшегося взять живым!

Торо бросил растерянный взгляд на Шато-Рено, а тот удивленно посмотрел на Жака – парень и вправду начинал его тревожить.

– Тебе не кажется, Жак, что ты становишься излишне агрессивным и кровожадным?

– Вы, сударь, думаете, они не пристрелили бы нас при случае?

– Ну…

– Тогда уж лучше стрелять первым…

– Не все нужно решать с помощью оружия, есть и другие способы… Кажется, я придумал, как завязать знакомство с этими господами и не вызвать у них подозрение! Я затею с ними ссору и вызову на дуэль!

– Конечно… без оружия… – проворчал Жак.

– Дуэль? – удивился Торо. – Зачем?

– Хотя бы затем, чтобы представиться друг другу… Значит так, Торо, вы сейчас же скачете в Сен-Кантен к Рошфору и сообщаете ему обо всем, что знаете. Шесть лье – если эти трое останутся ночевать, он успеет до утра приехать и решить дело так, как считает нужным. А если они соберутся уехать немедленно, я… ну, в общем, я уже сказал. Все понятно?

– Да… Но…

– Отправляйтесь немедленно! А мы – к себе.

Вновь заняв наблюдательный пост в комнате Жака они стали ждать. Прошло минут десять или пятнадцать и картина, судя по всему, повторилась: трактирщик прошел по коридору, отпер дверь, где спал Лефевр, зашел и вышел. Значит, он вернул сумку. Осталось только дождаться не соберутся ли те трое в дорогу.

Ждать пришлось недолго – в конце коридора скрипнула дверь, раздался приближающийся звук шагов нескольких человек. Когда они прошли мимо в сторону лестницы, Филипп и Жак, выждав минуту, тоже покинули свой пост и спустились на первый этаж. В полутемной зале уже никого не было, но дверь, ведущая напрямую в конюшню, была открытой и из нее доносились голоса:

– Ждите нас опять дней через пять, хозяин…

– Как угодно вашей милости, но ведь он может и не остановиться в следующий раз у меня!

– Куда он денется, если вы его привечаете почти бесплатно. Продолжайте в том же духе.

В этот момент Шато-Рено, пройдя через небольшую крытую галерею, вошел в конюшню и быстро окинул взглядом обстановку: немолодой конюх с помятым лицом седлал трех лошадей, их хозяева стояли в стороне с трактирщиком и не помогали ему.

– Я уезжаю, хозяин, – обратился к трактирщику Филипп и бросил ему пистоль.

– Что же вы ночью, ваша милость?

– Дела. Там вас ждет еще один клиент, он, кажется, тоже собрался уезжать…

Трактирщик ушел, Шато-Рено принялся седлать коня, а трое незнакомцев стали о чем-то говорить вполголоса и, как показалось Филиппу, не на французском. Конь Шато-Рено уже стоял оседланным, а конюх только заканчивал седлать вторую лошадь, принадлежащую подозрительной троице. Один из троих, тот что был моложе всех (Филиппу показалось в полумраке конюшни, что ему не больше лет двадцати пяти), но явно был у троицы главным, и чья лошадь была уже оседлана, стал осматривать упряжь, при этом встав спиной к Филиппу и немного мешая тому вывести коня. Что ж, лучше повода и не найти! Шато-Рено взял коня под уздцы, повел на выход и животное своим крупом толкнуло незнакомца в спину так, что он не потерял равновесие и не упал только потому, что зацепился за сбрую своей лошади.

– У вас глаз нет?! – возмущенно воскликнул незнакомец с явным акцентом.

– Это у вас нет… – равнодушно ответил Шато-Рено. – Не стойте, как столб.

– Сударь! Вы наглец и невежа! – схватился за шпагу незнакомец, а его товарищи встали у него за спиной.

– Вы затеваете со мной ссору? – спокойно, слегка удивленно спросил Филипп. – Не советую…

– Еще раз повторяю! Вы наглец! Вам этого мало?

– Вы так смелы, потому что я один, а вас трое? Ну попробуйте…

– Я буду драться с вами один на один!

– Вот, спасибо! – язвительно произнес Шато-Рено. – Одолжили!

– Ваши условия, сударь! – продолжал негодовать незнакомец. – Или вы трус?

– Вы вообще-то дворянин? – с некоторым сомнением спросил Филипп.

– Вы что, издеваетесь?! – совсем рассвирепел незнакомец и вытащил шпагу, при этом акцент его стал еще более выраженным. – Я проткну вас прямо сейчас!

– Успокойтесь, сударь! – твердо и серьезно произнес Шато-Рено. – Я принимаю ваш вызов. Если вы очень хотите, то можем драться прямо сейчас, но я бы предпочел сражаться не в полутемной конюшне – это будет выглядеть как деревенская поножовщина…

Тут же один из товарищей незнакомца что-то шепнул тому на ухо, и последний, кивнув головой, убрал шпагу в ножны.

– Согласен, – произнес он. – Когда и где?

– Это разумно еще и потому, что у меня нет секунданта… А насчет когда и где… Где вы будете, к примеру, через два дня?

– Я буду в Париже!

– Отлично, – сказал Филипп, – и я буду в Париже. Мы можем совершить приятную прогулку. Там есть замечательное место на улице Вожирар, за монастырем…

– Не трудитесь, – прервал незнакомец, почти успокоившись, – я знаю, где совершают такие прогулки в Париже.

– Приходите со своими друзьями в девять утра, вам будет удобно?

– Вполне!

– Тогда нам осталось соблюсти последнюю формальность… – произнес Филипп готовясь сесть на коня.

– Какую?

– Представиться друг другу, конечно же. Я шевалье де Шато-Рено, с кем мне предстоит честь биться?

– Генри Сидней, к вашим услугам.

– До встречи, сударь. А теперь, прощайте!

Филипп вскочил в седло, под молчаливые и хмурые взгляды троицы выехал из конюшни и пришпорил коня. Проскакал он недолго и свернул с дороги за какие-то заборы сразу за деревней – нужно было дождаться Жака. Но вполне ожидаемо первыми мимо промчались трое незнакомцев во главе с его будущим противником по дуэли, а Жак появился еще минут через пятнадцать.

– Все в порядке сударь? – спросил Жак, увидев выбравшегося на дорогу Шато-Рено.

– Более чем – у меня дуэль через два дня.

– И они ничего не заподозрили?

– Не знаю… Судя по ярости, которую я вызвал у господина Сиднея – нет. Ладно, поедем в Сен-Кантен, доложим обо всем по начальству…

Но до Сен-Кантена они не доехали – начальство само встретило их уже через лье после Онкур. Рошфор был вместе с Торо, Ла Бертье и еще парой человек.

– Нужно в следующий раз придумать пароли, – заявил Шато-Рено, – в темноте я уже потянулся за пистолетом…

– Согласен, – сказал Рошфор.

– Да и с Торо вышло недоразумение – мы чуть не проткнули его шпагами.

– Вышло бы глупо. Он мне в общих чертах все рассказал, что было дальше?

– Я познакомился с одним из тех троих, правда способ, которым я это сделал привел к тому, что он вызвал меня на дуэль…

– Да, я знаю, вы любите дуэли. Ну, не томите уже, кто ваш противник?

– Он назвался Генри Сиднеем.

– Черт возьми! Это же англичанин!

– Вполне естественно, судя по имени, – улыбнулся Филипп.

– Мы же ожидали голландцев… Хотя… Они ведь союзники сейчас, вполне возможно, что они снабжают их сведениями… если это в их интересах. Но все же это неожиданно, значит сэр Эдмондс ведет свою игру в этом деле…

– Кто такой сэр Эдмондс?

– Посол его величества короля Англии и Шотландии Якова Первого. До этого он был английским послом в Брюсселе. Примечательный и ловкий человек, ученик Уолсингема…

– Кого?

– Был в Англии такой гений шпионажа, я вам как-нибудь расскажу… А господин Генри Сидней мне тоже знаком. По роду службы, конечно… Он второй сын графа Лестера и служит у Эдмондса помощником, так сказать, набирается опыта в дипломатии с перспективой сделать карьеру.

– В шпионаже он набирается опыта…

– Друг мой, разве вы еще не поняли, что это почти одно и то же?

***

Проведя остаток ночи в Сен-Кантене, в Париж они вернулись поздно вечером в этот же день. По поводу дуэли договорились, что Шато-Рено возьмет в секунданты, во-первых, самого Рошфора, а во-вторых, де Шале.

– Почему именно Шале? – спросил Филипп.

– С англичанами вы вели себя, как обычный задира. Нужно подтвердить это. Боюсь, что, проанализировав произошедшее в гостинице, они могут заподозрить игру с вашей стороны: вы сорвались на ночь глядя, вышли вслед за ними… Чтобы не вызвать у них подозрения в том, что дуэль оказалась спланированной вами, необходимо убедить англичан, будто для вас и ваших друзей это обычное дело. Шале, как ваш друг, отлично подходит – имя молодого дуэлянта, убившего знаменитого бретера, известно всему Парижу.

– Главное, чтобы этот англичанин не убил меня… Я, конечно, не особо боюсь, просто глупо получится.

– Не волнуйтесь, где вы видели хоть одного англичанина, хорошо владеющего шпагой? Потренируйтесь завтра с Шале, вспомните, что забыли…

…Тренировка с Шале вполне получилась. Филипп еще раз убедился, что его друг отлично фехтует – из одиннадцати поединков Шато-Рено сумел выиграть только четыре.

– А теперь я хочу показать тебе один хитрый прием, – сказал Шале, когда друзья отдышались. – Меня научил ему один из итальянцев, которые обучали меня фехтованию. Он называл его liscio di spade e… гладкий меч и что-то там еще… не помню. Зато отлично помню сам прием. Готовься!

Филипп приготовился к разным неожиданностям, но даже предупрежденный, он не сумел удержать в руке шпагу после обманного движения и точного удара Шале.

– Видал?! Получилось! Главное, чтобы шпага была не слишком легкой, но и не слишком тяжелой. Давай теперь медленнее.

Анри несколько раз показал Филиппу свой прием, а затем уже Шато-Рено применял полученные знания. В целом за два часа тренировки он вполне прилично освоил этот трюк, чтобы суметь-таки несколько раз выбить оружие из рук Анри.

– У тебя выходит вполне прилично, попробуй сегодня проделать это еще с кем-нибудь, чтобы убедиться; получится хорошо – тогда завтра смело применяй!

Шато-Рено был доволен проведенной тренировкой, а вот сам Шале неподдельно огорчился, что ему отведена только роль секунданта:

– Везет же тебе, ты будешь драться с англичанином! Что может быть лучше? Скажи, Филипп, а его друзья тоже англичане?

– Скорее всего… Я надеюсь, ты не вызовешь секунданта, Анри, только за то, что он англичанин?

– Разве это не веская причина? Их же трое! Мы могли бы сделать, как в прошлый раз!

– Анри, я обещал твоей матери, что, наоборот, буду оберегать тебя от дуэлей.

– Все боятся мою мать, и ты тоже?

– А ты не боишься? Я-то чем хуже?..

– Я иногда удивляюсь, как мой отец прожил полжизни в страхе…

– Наверное, он ее любит…

– Попробовал бы не любить… Иногда мне кажется, что все его хвори и болезни – лишь способ побыть вдали от жены…

– Ну, не преувеличивай, твоя мать – обаятельная женщина.

– Когда ее все устраивает – конечно… Ладно, Филипп, значит завтра встречаемся на месте. В девять?

– В девять.

***

Ночью выпал снег, но к утру уже почти растаял. Даже выглянуло холодное, бледное зимнее солнце: словно пораженное бессилием из-за болезни или усталости, оно с трудом выползало из-за крыш и голых деревьев. И все-таки и с таким солнцем было лучше, чем без него.

Накануне вечером Шато-Рено провел несколько поединков с Рошфором – это была последняя тренировка перед боем с Сиднеем. Прием, показанный Шале, сработал два первых раза безукоризненно, но потом Рошфор научился противостоять ему:

– Отличный прием, друг мой! Но нужно быть готовым применить его лишь однажды, но неотразимо…

…Поездка через весь Париж – мокрый, серый, как всегда шумный и крикливый заняла почти полчаса. Привычные улицы, привычные дома, привычные люди… Давно ли они стали привычными? Еще полгода назад Париж казался чудовищем, а горожане – бездушной, безликой массой… Как быстро его захватил и растворил в себе этот город, а может быть, сожрал? Вот ведь, он спокойно едет холодным зимним утром на дуэль, как будто делает это через день или чаще, и не то что не боится – даже не волнуется! Едет в компании профессионального шпиона… Тьфу ты, черт! Он же и сам теперь шпион! Профессиональный… Хуже другое – это перестало вызывать раскаяние, сожаление, или хотя бы легкую печаль, и теперь кажется, что так было всегда…

Шале уже был на месте, весь в нетерпении, будто драться предстояло ему. Шато-Рено познакомил друг с другом своих друзей, немного размял руки и ноги и стал ждать. С первым ударом колокола, возвещавшего наступление девяти часов, из-за угла монастыря кармелитов показались две фигуры в строгих черных камзолах и плащах.

– Английская пунктуальность во всей красе, – произнес вполголоса Рошфор, – правда, нет третьего…

– Здравствуйте, господа, – приветствовал французов Сидней, – сразу хочу предупредить, что по независящим от нас обстоятельствам у меня будет только один секундант – второй мой друг болен, он не может прийти, а других знакомых я не успел предупредить заранее.

– Вы хотите перенести поединок? – спросил Шато-Рено.

– Нет, что вы! Я вовсе не имел это ввиду. Так как мы не обговаривали удвоение или утроение поединка, а секунданты будут лишь свидетелями, то мне вполне хватит и одного.

– Если вас это устроит, то и я возражать не стану, – произнес Филипп. – Хочу представить вам своих друзей: граф де Шале и шевалье де Рошфор.

– Сэр Роберт Баррингтон, – представил второго англичанина Сидней. – Какое оружие вы предлагаете использовать, господин де Шато-Рено?

– По английской традиции – одна лишь шпага.

– Если вы желаете…

– Нет, господин Сидней, не желаю. Условия окончания поединка?

– Господа, – вмешался в разговор Баррингтон, – я предлагаю бой до первой крови. Я присутствовал при вызове – право, пустяковая ссора не заслуживает того, чтобы убивать друг друга.

– Я поддерживаю господина Баррингтона, – быстро произнес Рошфор, – повод, действительно, не затрагивает ничью честь. Противники доказали свою отвагу и смелость явившись на поединок, я не вижу повода, чтобы не согласиться на бой до первого ранения.

Момент был щекотливый. Обычная дворянская гордость всегда противилась подобным разумным условиям. Многие, чтобы их, не дай Бог, всего лишь не заподозрили в трусости, отвергали их, даже если знали, что будут драться с заведомо более сильным противником, поэтому и Сидней, и Шато-Рено молчали, не желая первыми соглашаться на бой до первой крови. Видя, что англичанин вовсе не против такого соглашения, но из-за гордости обоих ситуация может качнуться и к более жестким условиям Рошфор нашел выход:

– Господа, если вы сомневаетесь, предлагаю вообще не оговаривать условия, то есть поединок прекратится после того, как один из участников не сможет продолжить бой, либо по взаимному согласию.

Это предложение не вызвало возражений, оба противника сняли камзолы и встали в стойку. Первые осторожные выпады и уходы в защиту были, что естественно, с обоих сторон лишь попыткой прощупать противника, понять его уровень, его стиль и тактику. Довольно быстро Шато-Рено получил представление о манере боя Сиднея: в полном сочетании с образом англичан, как людей холодных и сдержанных, его противник фехтовал, словно по учебнику, рассудительно, не допуская никаких эмоций, выверяя каждое движение и каждый шаг. Возможно, он всего лишь усыплял бдительность соперника и был готов изменить свою технику, но что-то подсказывало Филиппу, что это и есть настоящий стиль его противника. Этот закрытый, внимательный стиль создавал трудности для Шато-Рено, ибо англичанин был при этом и довольно быстр, но этот же стиль давал и возможности.

Филипп для начала в следующей-же сходке резко ускорил темп, но Сидней словно ожидал этого: он просто стал быстрее защищаться, почти не переходя в атаку, и Шато-Рено это не принесло никакой пользы, зато, в следующей сходке он чуть не пропустил быстрый выпад англичанина. Что ж, не вышло так – попробуем по-другому; Филипп уже чувствовал, что тон в поединке задает именно он и решил применить хитрость Рошфора, которая помогла ему когда-то на этом самом месте. Резкая, взрывная атака на оружие противника совершенно очевидно оказалась для последнего неожиданной, и все же благодаря нечеловеческой реакции он сумел отбить все удары, не потерять равновесие и вернуться к плотной защите.

Шато-Рено это уже не нравилось. Он явно вел в этом поединке, но хладнокровная манера боя англичанина не позволяла к нему подобраться и пробить его оборонительные построения. К тому же Филипп на подсознательном уровне понимал, что, постоянно атакуя, устал значительно больше противника. Может, на этом тот и строил свой расчет? Значит, нужно было заканчивать быстрее. В запасе еще оставался прием с выбиванием шпаги, Шато-Рено решил сделать ставку на него.

Для порядка, едва заметно ослабив натиск в очередной сходке, он даже отступил на несколько шагов, дал противнику выполнить пару вполне опасных выпадов и резко провел прием, показанный вчера его другом. Решающий удар был такой силы, что шпага Сиднея отлетела почти на пять шагов, а сам он неловко споткнулся и застыл перед клинком Филиппа, острием упершимся в его грудь. Через пять секунд Шато-Рено убрал шпагу и произнес:

– Предлагаю, сударь, считать поединок оконченным.

– Я признаю поражение… – хрипло ответил англичанин.

Филипп поднял оружие противника и отдал его ему, а потом протянул Сиднею руку:

– Теперь, когда наша честь удовлетворена, я хочу просить извинения у вас, сударь, за свою неловкость, что привела нас к ссоре.

– Я тоже хочу просить прощения за свои грубые слова… – немного угрюмо проговорил англичанин, но без раздумий и, похоже, искренне пожал протянутую Филиппом руку.

Прощание двух противоборствующих сторон было вполне вежливым и даже, в какой-то степени, теплым, насколько теплым может быть прощание людей, которые, с одной стороны, только что дрались на дуэли, а с другой – были французами и англичанами.

– Вы ловко провели эту операцию, – сказал Рошфор Филиппу, когда они, проводив Шале, подъехали к монастырю.

– Какую операцию? – не понял Шато-Рено.

– Знакомство с английским агентом, – пояснил Рошфор, заводя коня в конюшню. – Это всегда полезно – знать иностранного шпиона, так сказать в частном порядке. Думаю, у сэра Сиднея осталось о вас вполне благоприятное впечатление.

– Все получилось само… – немного смутился Филипп. – Не хочется, чтобы тебя принимали за спесивого грубияна.

– Ну что ж, как бы то ни было, но весь наш рейд прошел крайне удачно. Отец Жозеф уже вернулся от Ришелье, пойду получу новые инструкции…

– Мы заслужили поощрение? – улыбнулся Филипп.

– Почему нет? – улыбнулся в ответ Рошфор. – Отбросив ложную скромность, нужно признать, что мы оказались мудрее наших руководителей: утечка информации, наши посредники, дипломаты… Все оказалось куда как проще – обычный курьер. В деталях, конечно, я не угадал, но это не главное.

– А что главное?

– Главное это то, что нам не придется ехать в Брюссель!

Глава 6 Шпионы и дипломаты в городе архангела Михаила

– Собирайтесь, Шато-Рено, – прямо от дверей сказал мрачный Рошфор, – мы едем в Брюссель…

Филипп только молча вопросительно уставился на своего друга, а тот, сев на стул, почесав затылок и вздохнув, грустно продолжил:

– Придет гордость – придет и посрамление… Вот так, друг мой, я возгордился своей мудростью и был низвергнут в пропасть…

– Надеюсь, вас не разжаловали и не лишили места в монастыре?

– Пока нет, дали возможность искупить вину.

– Судя по заявленной поездке в Брюссель, наша операция не показалась руководству такой уж блестящей?..

– Крошечный червячок сомнений грыз меня с самого начала, но я не полагал, что вообще вся наша затея с гонцом окажется такой беспрокой.

– Ну… ведь не совсем же.

– Если кратко, то через испанского посла получены сведения, что письма от штатгальтера, из которых явствует, что он владеет полной информацией о ходе переговоров, приходят иногда к господину Олденбарневельту уже через три дня, после совещания переговорщиков. Если бы ваши англичане из трактира, где они так ловко обрабатывают курьера, сразу отправились бы на север, то это еще как-то могло быть их рук делом. Но из Парижа так быстро не получится, а значит…

– Англичане работают сами на себя.

– В этот раз их не пригласили в качестве посредников, а им хочется быть в курсе этого важного дела. Их можно понять… Конечно то, что мы вычислили канал, по которому они перехватывают сообщения нашего посольства – это хорошо. Но вот как голландцы получают свою информацию по-прежнему неизвестно.

– Когда мы выезжаем?

– Завтра утром.

– И как мы будем действовать?

– План действий составим на месте. Как я вам говорил, кроме посольства там действует наш резидент – шевалье де Сонвиль. Сначала мы узнаем, что он насобирал по этим переговорам, а потом решим.

– Что это за человек?

– Сонвиль – какой-то дальний родственник отца Жозефа, он работал на него еще до меня. Года полтора назад его направили в Брюссель, так сказать, держать руку на пульсе, а до этого он некоторое время работал в Италии. Я мало с ним общался, вроде бы неглупый человек…

– Мы поедем одни?

– Возьмите Жака, конечно, а я возьму Пико. И позаимствуем у Ла Бертье того парня, что был с вами в гостинице…

– Торо?

– Да. Судя по вашему рассказу, он действовал вполне рассудительно там.

– Может, даже рассудительнее меня…

– Ну вот и проверим его в еще одном деле… Как у вас с фламандским?

– Абсолютно никак. Неплохо знаю итальянский, немного испанский, а больше не могу похвастать ни одним языком, кроме латыни и греческого.

– Нужно наверстывать. Для той профессии, что вы избрали, знания языков вещь необходимая.

– Хорошо, начну наверстывать.

– Друг мой, я должен вам сказать… Не знаю, как спросить…

– Рошфор, когда вы смущаетесь – это выглядит так мило, – грустно улыбнулся Филипп, – смущайтесь чаще, вам идет.

– Мы почти не говорили на эту тему после вашего возвращения… Я не хотел бередить вашу рану… В общем, по моим данным Анри Турвиль… Торвилья, он находится сейчас в Брюсселе.

Улыбка исчезла с лица Шато-Рено, он опустил взгляд.

– Похоже, он тоже ищет утечки информации, – смущенно продолжил Рошфор, – так сказать, со своей стороны. То, что вы встретитесь, конечно, маловероятно, но…

– Вы боитесь, что я могу испортить все дело? – угрюмо спросил Филипп. – Могу. Если он попадется на моем пути, то я его убью.

– А он, очевидно, захочет убить вас… Нет, друг мой, я не собираюсь вас отговаривать, я просто предупреждаю… Я понимаю, что это означает для вас… В конце концов, есть ведь вещи важные и те, что важнее…

– И это говорите мне вы?

– Неужели, Шато-Рено, вы по-прежнему считаете меня холодным профессионалом, в котором не осталось ничего человеческого?

Филипп ничего не ответил, только опустил голову под вопросительным взглядом Рошфора. Он вдруг понял, что его друг сказал это не просто так, что именно сейчас ему нужен был ответ на свой вопрос, но Филипп молчал.

Имя Турвиля всколыхнуло в нем утихающие понемногу воспоминания, как порыв ветра раздувает угли угасающего костра. Тупая боль снова сдавила сердце, образ девушки, улыбающейся, счастливой возник и тут же сменился растекающимся по белой ткани платья красным пятном. И Турвиль был рядом, черная его тень скользила вокруг то накрывая, то вновь отступая.

В последнее время Филипп почти не вспоминал о нем, и это было хорошо. Без него Адель была живой, светлой, теплой, какой-то солнечной; в самый хмурый зимний день она приходила словно дуновение лета, ее взгляд согревал, растапливал сердце… Память уже почти не причиняла боль, но напоминание о Турвиле было как неприятный визит кредитора – долг был не оплачен… Может быть, Филипп и ненавидел своего врага, может, действительно хотел отомстить, но все-равно все затмевало именно чувство долга, обязательство… Перед кем? Перед Адель? Перед ее дедом? Перед собой? Шато-Рено не мог ответить точно, только чувствовал, что так нужно, что так будет правильно… так будет справедливо.

***

С холмов Брюссель казался довольно большим и по-настоящему столичным городом. Старые стены и башни его выглядели когда-то внушительно, но современных земляных укреплений почти не было. Над центром города возвышалась высокая ажурная башня, непохожая на шпиль церкви.

– Что это, Рошфор? – спросил Филипп.

– Это ратуша. Симпатичное здание, как и вся их главная площадь.

– Вы хорошо знаете Брюссель?

– Не то чтобы очень, бывал пару раз…