Честная сторона лжи

Утренний Брюссель встретил путников снегом, который мягко ложился на улицы и площади города, покрывал крыши и редкие деревья. Несмотря на кружащие белые хлопья, холода не ощущалось – плотно пристроенные друг к другу дома надежно закрывали от ветра. Гостиница с черной вывеской, на которой была нарисована вставшая на дыбы большая желтая кошка с красными когтями и языком, называлась «Лев Брабанта». Громкое название, к сожалению, не в полной мере соответствовало содержанию – гостиница была хоть и чиста, но простовата. Впрочем, надолго задерживаться в ней и не планировали. Торо поселился в крошечной комнатушке на первом этаже, а Филипп и Рошфор со своими слугами расположились в более просторных комнатах с каминами на втором.

Первый визит был запланирован к де Сонвилю. Рошфор уверенно провел Филиппа по узким и кривым улочкам к нужному месту. Резидент отца Жозефа жил в основательном каменном доме недалеко от главного городского собора.

– Знакомьтесь, Шато-Рено, – с видом коренного брюссельца, просвещающего родственника их глухой провинции, произнес Рошфор, – это собор Святого Михаила и Святой Гудулы. Архангел Михаил является покровителем этого города, а Святая Гудула особо почитается именно здесь, но я, убей – не помню, чем именно она знаменита.

В доме с видом на собор Сонвиль снимал третий этаж. Убеленный сединой, но еще не старый высокий слуга доложил хозяину и впустил гостей во вполне прилично обставленную комнату, выполнявшую, по всей видимости, роль гостиной.

– Рошфор! – удивленно, но без особой радости воскликнул хозяин – человек лет тридцати, среднего роста, с ухоженными темными волосами и лицом вроде бы и привлекательным, но каким-то постным или кислым. Единственное, что оживляло его скучную физиономию и делало ее хоть чуточку выразительнее – это аккуратные тоненькие усики. Если бы Филиппа спросили, как должен выглядеть шпион, то он описал бы Сонвиля, хотя и понимал прекрасно, что впечатление об этом человеке во многом продиктовано изначальным знанием о роде его деятельности.

– Вот уж не ожидал вас тут увидеть, – продолжал хозяин, – какими судьбами вас занесло в этот Богом забытый город?

– Я рад вас видеть, де Сонвиль, – очень сдержано, но все же не официально ответил Рошфор. – О делах мы сейчас поговорим, а пока позвольте представить вам господина де Шато-Рено. Это наш новый друг и доверенное лицо отца Жозефа.

– Мы все тут доверенные лица… – уныло улыбнулся Сонвиль, приветствуя Филиппа. – Ну что ж, господа, я полагаю, что прежде чем мы закажем обед в честь вашего приезда, вы хотели бы обсудить то, ради чего, собственно, и приехали в такую даль. Вас интересуют переговоры?

– Конечно, – сказал Рошфор, – ведь вы получили указания?

– Садитесь же, господа, прошу вас. Я только распоряжусь насчет обеда… Фабьен!

Пока хозяин давал распоряжения слуге, Филипп пытался составить представление о нем, но кроме уже указанных особенностей внешности не смог для себя отметить ничего нового, кроме разве что бросающегося в глаза отсутствия радости в его словах и во всем его виде. Впрочем, это мог быть ложный вывод, не имеющий к двум нежданным гостям никакого отношения, – хозяин производил впечатление человека вообще мало радующегося и редко веселящегося.

– Итак, с чего начнем? – спросил Сонвиль, вслед за своими гостями расположившись на одном из стульев.

– С того, что вы сумели узнать по переговорам, – произнес Рошфор.

– Вы приехали меня инспектировать… – грустно покачал головой Сонвиль так, что было непонятно, то ли он спрашивает, то ли утверждает.

– Ну что вы, как можно? – дружелюбно сказал Рошфор, – Друг мой, проверять вашу работу совершенно не входит в мои задачи. Мы здесь потому, что дело крайне важное… Мы, скорее, помощники, а не контролеры.

– Что ж, я расскажу, что удалось узнать на данный момент, а вы уж сами решите, чем сможете мне помочь. Итак?

– Для начала: где проходят переговоры, в каком формате, как часто, кто их участники и кто на них присутствует?

– Переговоры ведутся в Куденберге, во дворце эрцгерцога. Это недалеко отсюда. Происходят по утрам в течение двух, трех часов. Нерегулярно. Последний раз собирались неделю назад…

– Кстати, а на каком языке идут переговоры?

– На латыни, разумеется, – удивился вопросу Сонвиль. – Что касается участников… С испанской стороны всегда присутствуют сам эрцгерцог Альбрехт, его помощник, вернее, секретарь, отец Гарсиа…

– Отец Гарсиа?

– Доминиканец, приехал с эрцгерцогом еще из Испании. На протяжение почти двадцати лет служит ему…

– Понятно… Дальше?

– Также присутствует генерал Спинола, но не всегда. После того, как у него умерла жена… Он очень трудно пережил это горе, до сих пор какой-то… Хотя и женился второй раз…

– Понятно. Голландцы?

– От голландцев, во-первых, сам Олденбарневелт, во-вторых, советник магистрата Амстердама Ян Строммер и, наконец, Корнелис ван дер Мийле – известный дипломат и зять Олденбарневелта. Строммер присутствует на переговорах всегда. Олденбарневелт взял его, вероятно, как будущего свидетеля перед Генеральными штатами, штатгальтером и прочими…

– Свидетелем чего?

– Того, что он не предавал интересы Голландии, чего же еще?

– А зять?

– Ван дер Мийле иногда отлучался в Гаагу, я так понимаю – с отчетами перед правительством…

– С официальными отчетами? – вскинул голову Рошфор.

– Конечно, а то зачем бы вся эта канитель. Но в том-то и беда, что штатгальтер знает истинный ход переговоров…

– Так, а что же наши?

– Господин Жаннен. Присутствует на переговорах с самого начала.

– Про него не нужно…

– Согласен, он вне подозрений. Тогда… Бенжамен Обери дю Морье, наш посол, человек надежный и ни в чем предосудительном не замеченный. Но с ним еще двое: помощник и секретарь…

– Помощник…

– Анри де Фуа, двадцать шесть лет, гугенот из Лангедока. Три года служит у дю Морье. Какой-то родственник посла или родственник его друзей, точно не помню.

– А секретарь?

– Жан-Франсуа Брийон, около сорока пяти лет, из них лет пятнадцать служит у дю Морье.

– И все?

– И все.

– Ну, часть из этих людей можно исключить… – задумчиво произнес Рошфор.

– Безусловно, – согласился Сонвиль. – Эрцгерцог, Спинола, Олденбарневелт, ван дер Мийле, Жаннен и дю Морье.

– Мийле? Потому что он зять Олденбарневелта?

– Потому что он не всегда был за закрытыми дверями. Да и слишком это очевидно…

– А есть ли еще какие-нибудь контакты перечисленных лиц, например, эрцгерцога или Спинолы? Я имею ввиду их сообщения с Мадридом.

– Нет, насколько я знаю. Видите ли… У меня есть… друзья в окружении эрцгерцога.

– Ваши агенты?

– Ну, что вы! Какие агенты? Такие люди не могут быть агентами… В общем, взгляды эрцгерцога и мадридского двора на продолжение войны в Нидерландах несколько расходятся в последнее время. Мадрид, конечно, в целом желает заключения мира, но вот мнения об уступках, на которые можно пойти, разняться даже в самой столице. Короче, эрцгерцог принял решение не информировать Мадрид о ходе переговоров до согласования окончательного варианта.

– Значит, остаются доминиканец, советник из Амстердама и двое помощников дю Морье…

– Я пришел к таким же выводам.

– Тогда, де Сонвиль, рассказывайте подробнее, что вы собрали о каждом.

– У меня почти не было времени, чтобы выяснить все досконально, но кое-что я знал и ранее, и за последние дни мои парни изрядно поработали, так что извольте. Отец Гарсиа, как кажется, предан эрцгерцогу абсолютно, и если Альбрехту Австрийскому необходимо оставить переговоры в тайне, то отец Гарсиа сделает для этого все возможное.

– И эрцгерцог ему полностью доверяет…

– Да, – подтвердил Сонвиль, – полностью. Я бы все-таки исключил его из списка подозреваемых, без всяких доказательств, чисто интуитивно. Впрочем, он редко покидает Куденберг, так что проследить его контакты я в любом случае не могу.

– Интуиция – это, конечно, замечательно… Хорошо, теперь Строммер.

– Ну, советник кажется простым человеком, вполне общительный, доброжелательный, без религиозного фанатизма. Проживает в той же гостинице, что и Олденбарневелт. Его контакты немногочисленны: какой-то родственник, двое знакомых, еще кто-то, уже не помню, словом, вроде бы ничего подозрительного. Последние пять дней он и его контакты были под плотным наблюдением – ничего.

– Так, а наши?

– Анри де Фуа – человек, безусловно, более загадочный и сложный. Он молчалив, осторожен, пунктуален. В Брюсселе у него есть несколько десятков знакомых и одна любовница.

– Вот как?

– Да, вдова двадцати двух лет, они поддерживают связь уже почти год.

– Серьезные отношения?

– Кажется, да…

– Почему не женится?

– Не знаю. Вообще-то она католичка, из известной в городе купеческой семьи. Может, из-за этого?

– Что еще по нему есть?

– За его контактами тоже наблюдали, но их гораздо больше: друзья, торговцы, слуги… Возможности передавать информацию у него, прямо скажем, существуют.

– Список контактов, надеюсь, есть?

– Конечно, но не поручусь, что полный.

– Ну ладно, это после. А что последний из подозреваемых?

– Секретарь посла – человек солидный, себе на уме. Католик, учился, кажется, в Сорбонне, но вроде бы не доучился. Женат, есть трое детей, но семья осталась во Франции. Наблюдение не установило наличие любовницы, что же до остальных контактов, то их тоже изрядно, как и у любого, кто достаточно длительное время живет на одном месте… Но ничего подозрительного не обнаружено.

– Итак, у нас есть четверо подозреваемых, по которым можно работать… – задумчиво потер рукой лоб Рошфор. – Никто из них за последнее время не покидал город?

– Не замечено, но мы же не следим за ними круглосуточно – это было бы невозможно.

– Да, кстати, Сонвиль, расскажите про вашу команду.

– Мой помощник живет в этом же доме, но его сейчас нет. Это Девре, вы его знаете.

– Знаю.

– Он заведует агентурой и вообще – моя правая рука.

– Ее много?

– Кого? – не понял Сонвиль.

– Агентуры.

– Ну… как сказать… У меня есть люди, которые делятся со мной весьма ценной иногда информацией. Это люди из разных слоев общества и разных стран… С кем-то знаком я лично, кто-то сотрудничает с Девре… К сожалению, ни финансирование, ни количество людей не позволяют развернуть более крупную сеть…

– А сколько всего у вас людей?

– Есть еще Бретон и его пятеро парней.

– О, неплохо!

– Больше бы – лучше.

– Как и всегда… А что о вас знает дю Морье?

– Раньше мы работали вне связи с посольством, но в сентябре дю Морье получил насчет меня определенные инструкции… Надо думать, через господина Ришелье… Так что теперь он знает, что я человек отца Жозефа. Правда, мне это ни разу не пригодилось до последнего случая с переговорами. Как вы понимаете, все, что происходит за их дверями, я узнаю от него.

– И подробности самих переговоров?

– Послушайте, Рошфор… – снова кисло и с обидой сказал Сонвиль. – Дю Морье и так обо всем доложит в Париж, а мне это не интересно, понимаете?

– Не обижайтесь, Сонвиль! – дружелюбно улыбнулся Рошфор. – Лучше скажите, что вы предлагаете делать?

– Что я предлагаю?.. – без всякого энтузиазма, со вздохом переспросил Сонвиль. – Взять под плотное наблюдение троих подозреваемых сразу после очередного раунда переговоров. Тянуть с передачей информации они ведь не станут…

– Согласен. А когда следующая встреча?

– Завтра.

– Тогда готовьте своих людей. Голландца и французов нужно продержать под наблюдением не более суток. Главное – зафиксировать все их контакты за это время.

– Попробуем…

– Сделайте, Сонвиль, а послезавтра мы зайдем за отчетом.

– Хорошо, Рошфор, сделаю все, как вы приказываете, – сказал Сонвиль и поднялся: – А теперь, господа, прошу к столу, чтобы отведать настоящую брюссельскую кухню, будь она не ладна…

***

– Ну, и что вы о нем думаете? – спросил Рошфор у Филиппа, когда они не спеша шли по заснеженным улицам города.

– Как вы сказали – кажется неглупым, но он, похоже, очень скрытный человек.

– Да, но шпион таким и должен быть, – весело сказал Рошфор. – К тому же у нас здесь нет другого.

– Куда мы теперь?

– Идем представляться послу, господину дю Морье. Заодно узнаем последние новости.

Посол жил в небольшом трехэтажном особняке на Высокой улице недалеко от пересечения ее с улицей Святого Духа рядом с большим белым собором.

– Это Нотр-Дам-де-ля-Шапель, – пояснил Рошфор. – Район этот называется Мароль. Раньше он был районом мясников, воров и проституток, но из-за дешевизны земли – относительной, конечно же – стал привлекательным местом для масштабной застройки. Сколько здесь теперь новых больших богатых домов вместо недавних трущоб! Мясников, как видите, уже нет, воров тоже не заметно, а вот проститутки, похоже, никуда не делись…

– Откуда вы все это знаете?

– Так в прошлый мой визит я жил как раз здесь, неподалеку!

Господину дю Морье было лет пятьдесят, вид его был вполне благообразен и солиден, взгляд – острым, а речь – деловой. Прежде чем прочитать письмо секретаря по иностранным делам он предложил гостям сесть, а прочитав его, вежливо улыбнулся:

– Господин Ришелье пишет, что вы, господин де Рошфор, и вы, господин де Шато-Рено, направлены в Брюссель с важной миссией, о которой должны рассказать на словах…

– И с отдельным поручением вам, которое его преосвященство тоже не стал доверять бумаге.

– Да, и это означает, что вам он доверяет больше, чем просто курьеру… Что ж, ваши полномочия обязывают меня всецело помогать вам в вашей миссии. Я готов слушать, господа.

– Сразу скажу, господин дю Морье, зачем мы здесь. Нам нужно найти и перекрыть источник утечки информации с переговоров, чтобы не дать им сорваться.

– Я знаю об этой проблеме, но думаю, что теперь это не так уж и важно… уже.

– То есть? – удивился Рошфор. – Поясните, господин дю Морье.

– Вы пришли вовремя. С минуты на минуту ко мне зайдет мой друг… А, вот, кажется, и он, легок на помине… Это президент Жаннен, господа… Входите, входите, друг мой!

Через открытые слугой двери в гостиную вошел высокий пожилой человек лет явно за семьдесят в простой черной одежде и меховой накидке. Он опирался на мощную трость, скорее посох, и едва заметно прихрамывал. Внешность его была весьма примечательна: он не был по-старчески сух, но и не был полон, в его фигуре еще можно было узнать когда-то крепкое, атлетическое телосложение, лицо его обрамляла густая, в прошлом черная, а теперь по большей части седая борода и такие же почти седые волосы на голове. Над самым лбом их уже не осталось, от того лоб казался очень широким, а морщины на нем придавали всей его внешности вид античного мыслителя. Впрочем, не обманчивая часто наружность, а добрая слава, что следовала за этим человеком впечатлила Филиппа. Бывший активный член Лиги, приближенный герцога де Гиза, президент парламента Бургундии, советник королей Генриха III и Генриха IV, он был одинаково уважаем как католиками, так и протестантами. Уважаем прежде всего за свою неоспоримую честность, мудрость и только начавшее входить в политический язык понятие – патриотизм.

Дю Морье представил своих гостей друг другу и в нескольких словах, впрочем вполне полно, объяснил Жаннену причину их приезда.

– Боюсь, вы опоздали, господа, – глубоким, приятным, совсем не старческим голосом произнес Жаннен, – переговоры доживают последние дни, может – недели…

– Я как раз хотел объяснить, – продолжил дю Морье, – эта утечка информации, как вы ее называете, уже сыграла свою роль… Понимаете? Господину Олденбарневелту становится невероятно трудно балансировать на этом тонком канате, словно акробату на ярмарке. Чтобы вы поняли тонкости дипломатии… В общем, политическая ситуация очень сложная и запутанная. Главное, что обе стороны, и голландская, и испанская желают мира на условиях более лучших, чем существующие. С другой стороны, в каждой из сторон есть политические течения, которые вообще против продолжения перемирия…

– Поначалу мне удавалось предлагать схемы, которые устраивали обе стороны, – снова заговорил Жаннен. – Небольшие уступки с каждой, и все видят улучшение своих позиций… Нужно сказать, что эрцгерцог Альбрехт – это мудрый и рациональный правитель, он стремиться к миру и готов на еще более серьезные уступки, но ему приходится постоянно держать в уме противоречивое мнение Мадрида…

– Насколько я понимаю статус эрцгерцога, – произнес Рошфор, – то он ведь суверенный правитель и может вести переговоры от своего имени?

– Так и есть. Формально он и его супруга инфанта Изабелла управляют суверенным государством. По решению Филиппа Второго3 Нидерланды вернутся королю Испании, если у Альбрехта и Изабеллы не будет наследников, что и произойдет, так как все их дети умерли. Но все понимают, что реальный суверенитет Нидерландов очень условный и положение Альбрехта Австрийского полностью зависит от поддержки Мадрида.

– Понятно – последнее решение за мадридским двором. А что голландцы?

– С голландцами все проще и сложнее одновременно. Штатгальтер загнал Олденбарневелта в узкие рамки, которые просто не могут привести к взаимоудовлетворяющему решению… Я бессилен и больше не верю в успех…

– Понятно, – снова сказал Рошфор, – но его преосвященство велел мне передать вам и господину послу одно поручение…

– Это о нем шла речь в письме? – спросил дю Морье.

– Да. Господин Ришелье разрешает вам дать понять голландцам, что в случае срыва переговоров Франция будет вынуждена допустить проход испанских войск через свою территорию.

– Но это ведь не так, надеюсь? – то ли спросил, то ли возразил дю Морье.

– Не знаю, – ответил Рошфор, – мне поручили передать – я передаю.

– Это, конечно, оживит переговоры… – задумался Жаннен. – Попробуем завтра.

– Обязательно сделайте это завтра, – сказал Рошфор. – У меня есть вопрос. Ведутся ли какие-нибудь записи за закрытыми дверями? И если ведутся, то кем?

– Я ничего не пишу, – сразу же ответил Жаннен.

– Как сказал когда-то Генрих Четвертый, – улыбаясь, произнес посол, – у господина Жаннена целый Королевский совет в голове… А вот у меня – нет. Поэтому де Фуа, мой помощник конспектирует основные тезисы.

– И что с ними происходит потом?

– Потом он отдает их мне, они все хранятся у меня…

– Понятно, а остальные? Кто-нибудь еще ведет записи?

– Отец Гарсиа всегда записывает… Остальные – вроде бы нет… Послушайте, господин де Рошфор, в прошлый раз я получил указание сообщить точное время выезда моего курьера. Я так понимаю, что подозрение пало на него?

– Я имею полномочия рассказать вам об этом деле. Ваш гонец – не изменник, но через него действительно утекает информация…

– Вот как?!

– Если коротко, то в одной гостинице его усыпляют и делают копию с послания. Потом аккуратно запечатывают его и послание прибывает в Париж по назначению.

– Так значит, мы теперь знаем, как голландцы узнают все подробности переговоров?!

– Нет. В гостинице этим занимаются англичане.

– Англичане? – переспросил Жаннен, удивленно подняв брови. – Что ж, у них есть свой интерес…

– Да, – подтвердил дю Морье, – англичанам очень хочется знать, что у нас тут происходит… Но теперь мы лишим их такого удовольствия!

– Нет, пока не будем, – спокойно ответил Рошфор.

– Но почему?

– Его преосвященство распорядился до особых указаний продолжать отправлять письма в Париж через Лефевра, но только те, где сообщается о ходе переговоров. Когда необходимость в этом отпадет, вам пришлют другого гонца.

– Ход понятен… – задумчиво произнес Жаннен. – Его преосвященство считает, что на данном этапе нужно позволить англичанам больше знать о переговорах.

– Господа, – заявил Рошфор, – сразу скажу вам, что не знаю зачем это, я не настолько посвящен в политические расклады.

– Да здесь ничего особо сложного и нет, – пояснил дю Морье, – Англия пытается соблюсти баланс сил на континенте. Франция и Испания – ее традиционные соперники, Голландия – конкурент в торговле. Англии желательно ослабить всех, но сделать это довольно сложно – в сложившейся конфигурации кто-то непременно получит преимущество… Ну, вот смотрите: если возобновится война между Испанией и Голландией, то их ослабление будет на руку Франции. Если войны не будет, то Голландия неизбежно потеснит англичан в торговле. Кроме того, англичане опасаются, что договор между Францией и Испанией может привести эти страны к действительному союзу… направленному, конечно, против Англии и Голландии.

– Я понял, – улыбнулся Рошфор, – когда вы объяснили, это и правда оказалось не сложным, но если я буду заниматься еще и политикой, мне некогда будет ловить шпионов.

– Кстати о шпионах… – вдруг сделался задумчивым дю Морье. – Если это не Лефевр, то кто? Я знаю, испанцы подозревают моих помощников… Вы тоже?

– Не только их.

– Может быть, больше не брать их с собой… Это решит проблемы… Снимет подозрения…

– Но если это один из них, вы разве не хотите узнать кто?

– Хочу, конечно!

– Тогда никаких подозрений, никакого недоверия. Продолжайте заниматься своим делом, а мы будем заниматься своим.

– А почему вы не рассматриваете другие варианты? – вдруг неожиданно спросил Жаннен.

– Какие?

– Отец Гарсиа или Спинола.

– Ведь испанцы сами заинтересованы…

– Ходят слухи, что позиции герцога Лермы4 уже не так прочны, как раньше… Новые силы при мадридском дворе, те, что возлагают надежды на наследника, жаждут реванша. Главным сторонником мира является эрцгерцог Альбрехт, можно сказать, что он и есть движущая сила этих переговоров. Про остальных я такого сказать не могу.

– Ну что ж, возьмем и это в расчет… – Рошфор поднялся, а за ним встал и Филипп. – Мы навестим вас завтра, господин посол, чтобы узнать последние новости. Если случится что-то неожиданное, то мы остановились в гостинице «Лев Брабанта».

***

Шато-Рено и Рошфор шли в свою гостиницу. Снег, покрывший белоснежным ковром улицы Брюсселя, уже подтаял и теперь превратился в жидкую кашу. Город разом преобразился из сказочного и светлого в мрачный и серый. Гулять по утерявшим всякую красоту мокрым улицам не было никакого желания; люди вокруг спешили поскорее закончить свои дела и укрыться в теплых и сухих комнатах, даже животным такая погода, казалось, была не по душе: из подворотни прямо перед Филиппом вышел грустный тощий черно-белый кот и, осторожно переступая по местам, где посуше, постоянно брезгливо отряхивал от воды свои лапы.

– Ну, с чего начнем? – спросил Рошфор, протягивая руки к огню камина в своей комнате. – У вас есть какие-нибудь мысли?

– Я понял, что вы хотите проверить все контакты подозреваемых, которые они совершат завтра после переговоров, – неуверенно ответил Филипп.

– Это послезавтра, а чем нам заняться теперь? Что бы вы предприняли?

– Право, затрудняюсь…

– Смотрите, Шато-Рено, завтра переговоры, так?

– Так.

– Внезапно к послу приезжают двое людей из Парижа.

– Хотите сказать, что человек, которого мы ищем заинтересуется этим?

– Мы не скрывались, нас видели все в доме дю Морье, Жаннен пришел крайне кстати. Если этот, условно говоря, осведомитель один из помощников посла, то…

– Он захочет встретиться со своим…

– Ну, назовем его опекуном или – вы же знаете латынь – куратором. Во-первых, чтобы сообщить о приезде нежданных гостей прямо перед переговорами, а во-вторых, он может опасаться за свою безопасность.

– Тогда нужно проследить за ними сегодня вечером!

– А где, вы думаете Торо и Пико?

– Когда вы все успели?

– Я показал им дом посла еще до того, как мы отправились на обед к Сонвилю.

– Нужно было туда же отправить и Жака…

– Извините, что я без спроса распорядился вашим парнем, но он тоже при деле.

– Тоже за кем-то следит?

– Нет. Просто изучает улицы. Это то, чем мы с вами займемся завтра – я хотел бы кое-что вспомнить, а вы вообще здесь впервые. Плохо то, что в наших парнях сразу видны неместные… Впрочем, здесь многие говорят на французском, в Брюсселе полно приезжих из Эно и Намюра, а парни наши – тертые…

Тертые парни вернулись поздно вечером, замерзшие и голодные. Вернее, сначала вернулся Жак, потом Торо, а последним Пико. Жак отчитался об изучении города, сказал, что обошел все улицы между дворцом эрцгерцога, собором Святого Михаила и Святой Гудулы и Большой площадью. Торо рассказал, что следил за молодым дворянином, который вышел из дома посла почти сразу, как его покинули Рошфор и Шато-Рено. Пришедший последним, Пико весь дрожал, как осенний листок, зуб на зуб у него не попадал, и далеко не сразу он сумел объяснить, что никто, кроме старого слуги больше из дома посла не вышел. Еще один господин подъехал вскоре за Рошфором и Шато-Рено, а когда те ушли, сел в свою карету. За ним Пико по здравому размышлению решил не следить.