Хищник из Иного Мира

Лоу-кик. Но удар в голову был лишь приманкой. Не успев выйти из приседа, Алекс получил жёсткий, подсекающий удар по голени. Мускулы загорелись огнём, и он рухнул на одно колено. «Второй фазой комбо был низкий кик. Запомнить».

Йомо не останавливался. Его ноги работали как метроном:

Сайд-кик в бедро, выбивая опору.

Фронт-кик в грудь, отбрасывая Алекса на несколько метров назад.

Экс-кик – пятка с разворота пришлась в плечо, едва не выбивая сустав.

Кувыркался по камням, пытаясь гасить инерцию, чувствуя, как острые края царапают кожу. Не умея драться по-настоящему, он полагался на игровой опыт: нужно пережить первую фазу, изучить «билд» противника. Тело запоминало каждое движение Йомо, мозг анализировал тактику, строил прогнозы.

Поднялся, хрипло дыша. Кровь текла из носа и разбитой губы, солёный вкус заполнил рот. Но в глазах горел не страх, а дикий, звериный азарт. Азарт от сложного вызова.

– Ну что ж… – хрипло выдохнул он, сплёвывая кровь. – Поехали.

Ринулся в ответ. Его атака была грубой, неотёсанной, лишённой изящества Йомо. Просто ураган из кулаков и ног, движимых чудовищной силой полугуля. Йомо парировал, уворачивался, принимал удары на блоки. Каждый удар Алекса отзывался глухим гулом, будто он бил по дубовому пню. Плотность мышц Йомо была феноменальной.

Но Алекс учился. На лету. Он начал предугадывать атаки. Увидев микродвижение плеча, он готовился к джебу. Заметил лёгкий перенос веса – ожидал лоу-кик. Он уже не уворачивался от всех ударов – это было невозможно. Он подставлял под самые сильные удары рёбра, предплечья, самые крепкие части тела, как опытный игрок подставляет под неизбежный удар босса щит с максимальной стабильностью.

Йомо видел это. Уголки его губ подрагили в подобии улыбки.

– Неплохо. Дерево гнётся, но не ломается, – прозвучал его низкий, размеренный голос. – Посмотрим, выдержит ли ковку.

И тогда он сменил паттерн. Его руки заработали с убийственной точностью, будто отточенное оружие кендоиста (Цуки-вадза):

Сейкен-тёку-цуки. Прямой удар кулаком от бедра. Движение начиналось от посыла бёдер, другая рука с силой отдёргивалась назад. Удар впивался в грудную клетку Алекса, заставляя его задыхаться, вырывая из лёгких весь воздух.

Ещё один. И ещё. Йомо не просто бил, он вбивал правильную механику движений в непокорное тело полугуля. Локоть строго вниз, запястье прямое, плечи опущены. Каждый удар был уроком, оплаченным болью.

Затем в ход пошли ноги (Гэри-вадза):

Мае-гери-кекоми. Пробивающий удар ногой вперёд по прямой траектории, в живот. Алекс успел частично смягчить его, но всё равно ощутил, будто его прошили насквозь.

Усиро-гери. Резкий удар назад, пяткой в солнечное сплетение. Коварный и неожиданный. Алекс не предугадал его и рухнул, рыча от боли и ярости, свернувшись калачом на холодном камне.

Их бой растянулся. Часы превратились в сутки. Пещера оглашалась звуками ударов по плоти, глухим хрустом, тяжёлым, свистящим дыханием. Алекс постоянно подзывал Василисков, те вливались в него, залечивая переломы и останавливая внутренние кровотечения, их энергия была похожа на глоток ледяной воды, обжигающий и живительный. Йомо терпеливо ждал, давая ему восстановиться. Его цель – не смерть, а преодоление.

К исходу вторых суток произошло невероятное. Избитый, покрытый запёкшейся кровью и пылью Алекс не просто предугадывал атаки – он начал читать Йомо. Его игровой опыт, слияние с памятью тела и безумная воля создали нечто новое. Он видел микросокращения мышц, мельчайшие изменения в стойке. Он уже не уворачивался – он парировал.

Он поймал запястье Йомо, готовящееся для очередного сейкен-тёку-цуки, и отвел удар в сторону, одновременно контратакуя грубым, но мощным хуком в ребро. Йомо впервые за весь бой сделал шаг назад, и в его каменных глазах мелькнула тень неподдельного удивления. Алекс парировал лоу-кик, подставляя колено, и тут же ответил своим, корявым, но быстрым мае-гери.

Он всё ещё пропускал больше половины ударов. Он был покрыт синяками, его рёбра были перебиты, дыхание свистело. Но он стоял. И он бился. Он прошёл первую фазу босса и добрался до второй, более сложной и непредсказуемой.

В конце второго дня они рухнули на спины почти одновременно, не в силах пошевелить ни единым мускулом. Просто лежали, уставившись в тёмный свод пещеры, и пытались загнать в лёгкие хоть немного воздуха, который пах пылью, потом и кровью.

И тут из входа донёсся голос, резкий и раздражённый:

– Ну и в каком вы, блять, состоянии?

На пороге сидели Кая и Тоука. Кая смотрела с беспокойством и досадой, Тоука – с неприязненным любопытством и виноватой яростью, которую она пыталась скрыть.

Не поднимая головы, Алекс хрипло пробасил, голос скрипел, как ржавые петли:

– Я… неделю… до этого… был занят неделей любви и страсти. Так что… я немного уставший был…

Кая аж подпрыгнула от смущения и ярости. Подошла и со всей силы врезала подошвой в его бок.

– Ах ты молодец какой, а?!

Тоука, не сдерживаясь, набросилась с другой стороны, нанося удары ногами по рёбрам, по бокам, выпуская накопившееся напряжение.

– Ублюдок! Тварь! – выкрикивала она с каждым ударом.

Потом прицелилась и нанесла несколько точных, болезненных пинков между ног.

– Ай! – взвыл Алекс, скорчившись. – Извращенка! Будь нежнее!

Тоука покраснела до корней волос от этой фразы. Её удары посыпались с новой, яростной силой.

– Прекрати! – крикнула Кая, хватая её за руку. – Они мне ещё пригодятся! Бей по лицу!

– Да-да, – простонал Алекс, прикрывая голову руками. – Слушай её… Бей… Я прочный…

Тоука, рыча, продолжила избиение. И тут Алекс решил подшутить. Сконцентрировался, замедлил сердцебиение до почти незаметного, расслабил все мышцы. Тело обмякло, взгляд застыл, став стеклянным и пустым. Его тело внезапно обмякло с тихим выдохом, последним тёплым облачком на холодном воздухе пещеры. Взгляд, ещё секунду назад полный озорства, остекленел и ушёл в никуда. Рука безжизненно соскользнула и глухо шлёпнулась на камень. Тишина стала оглушительной.

Тоука замерла, и её собственное сердце вдруг заколотилось так, словно пыталось биться за двоих. Она услышала, как у самой себя перехватило дыхание.

– А… что? – её шёпот был таким громким в этой тишине. – Почему он не шевелится?

Упала на колени рядом, с ужасом переворачивая его на спину. Приложила ухо к груди… Ничего. Ни единого удара. Ни намёка на дыхание.

– Он… он не дышит! – вскрикнула она, и в её голосе послышалась настоящая, детская паника.

Кая, которая сначала думала, что он притворяется, тоже подбежала, её лицо побелело.

– Ладно, хватит шутить! – трясла его за плечи, голос дрожал. – Эй! Эй, Алекс! Довольно!

В этот момент с глухим скрипом поднялся Йомо. Всё его тело хрустело. Молча подошёл к группе. И тут из тёмных углов пещеры, привлечённые суетой, выползли «Василиски». Их чешуйчатые тела зашуршали по камню, слепые головы повернулись в сторону Тоуки. Та вздрогнула и отпрянула, увидев их впервые так близко, сердце ёкнуло от страха.

Кая, вся в слезах и ярости, изо всех сил дала пощёчину.

– Какого хрена ты вытворяешь?!

Мгновенно «ожил», вскрикнув от боли.

– АУ! Животину-то пожалеть нельзя?! Больно же!

– Вот сука! – взревела Кая и изо всех сил потянула его за щёку.

Чтобы прекратить этот хаос, свистнул. Одна из гидр, размером с анаконду, подползла и, по мысленной команде, обратилась в поток красноватых частиц и влилась в спину. Глубокие раны на теле начали затягиваться с лёгким шипением, синяки посветлели. Восстановился наполовину, но уже мог стоять.

– Ну, вы довольны? – проворчал, поднимаясь и отряхиваясь. – Валите уже. Вы мне развиваться мешаете.

Развернулся и, прихрамывая, пошёл вглубь пещеры, в только ему известные туннели. Остальные, после минутного замешательства, молча пошли за ним.

То, что они увидели, заставило их замереть на пороге.

Они стояли в огромном подземном зале. Сводчатый потолок уходил ввысь на добрые двадцать метров. Стены и пол были отполированы до зеркального блеска всё теми же «Василисками» и сливались в единую, монолитную структуру. Повсюду стояли массивные колонны, выточенные из того же материала – тёмного, с металлическим отливом, испещрённого прожилками мерцающих Rc-кристаллов. Они подпирали потолок, словно рёбра какого-то исполинского подземного зверя. В стенах были проделаны аккуратные ниши, а в центре зала зияла глубокая яма, уходящая в непроглядную тьму. Воздух был прохладен и напоён запахом камня, озона и чего-то ещё, необъяснимо живого. Это был не просто схрон. Это была крепость. Подземный дворец, выпестованный волей и безумием одного-единственного существа.

Кая обвела взглядом это величественное зрелище, и её губы сами собой разомкнулись от изумления.

– Ты… ты всё это построил? Один?

Прислонившись к одной из колонн, с гордым и усталым видом наблюдал за их реакцией. Следы недавней битвы на лице уже почти сошли.

– А кто же ещё? – хрипло усмехнулся. – Мне же надо было где-то хранить свои сокровища. И ждать, пока какая-нибудь нервная фиалка не придёт меня добивать.

Тишину пещеры нарушало лишь мерное, глубокое мурлыканье. Алекс, лениво развалясь на спине своего живого «ложа», проводил рукой по чешуе Василиска. Та замирала на мгновение, затем отвечала низкой вибрацией, похожей на урчание гигантской кошки – звуком, который отзывался в костях и успокаивал душу.

– Знаете, – раздался его голос, гулко отражаясь от сводов, – у одноглазых, видимо, бывают особенности. Моя, похоже, – создавать этих ребят. – Похлопал чешую под собой. – Жрут минералы, а потом могут многое. Дробить, строить… Видите эти колонны? – Кивнул на исполинские опоры. – Они их делают сами. Скручиваются в спираль, а потом выплёвывают эту смесь – камень, минералы, немного моих RC-клеток – прямо между колец. Получается монолит. А полируют… – усмехнулся, – часами ползают по ним брюхом. Усердные работяги получились.

Кая, устроившаяся рядом и уткнувшаяся щекой в тёплую, почти живую чешую, повернула к нему лицо.

– Но зачем тебе всё это? – её голос прозвучал приглушённо, тоня в умиротворяющем мурлыканье. – Эта крепость… залы…

Перекатился на бок, чтобы посмотреть на неё. Красный глаз прищурен, обычный – усталый, но светился азартом.

– Во-первых, а что мне ещё делать? Сидеть на попе ровно? – фыркнул. – Во-вторых, это же чертовски круто! – голос звонко отразился от стен, и Василиск под ним издал одобрительный горловой гул. – А в-третьих… я развиваюсь. Экспериментирую. Вот с Тоукой, например.

Тоука, нерешительно устроившаяся поодаль, вздрогнула и нахмурилась, услышав своё имя.

– Она по натуре добрая, – продолжил Алекс, взгляд стал задумчивым. – Вся её грубость, колючесть – это щиты. Броня, чтобы выжить в мире, который хочет её сожрать. Она подсознательно делает себя «слабее», проще… чтобы хоть как-то приблизиться к людям, к нормальной жизни. Я просто… выдернул её из этой зоны комфорта. Дал пинка. И плоть одноглазого стала катализатором. Сработало. Теперь она может парить. – Мечтательно уставился в потолок. – Каждый ведь мечтает летать, да?.. А в гневе она была… прекрасна. Словно взорвавшаяся галактика. Я ни капельки не жалею.

– Эй! – Кая легонько шлёпнула его по груди. – Не говори так. Я всё равно догадалась, когда Тоука рассказала… Зачем ты ей так… красочно всё описал? Про то, будто бы мы…

Тоука сжалась в комок, уши налились румянцем. В памяти всплыла та буря из ужаса, ярости, стыда и того ошеломляющего, всепоглощающего облегчения, когда она увидела Каю живой, невредимой и… довольной. Противоречие разрывало изнутри.

Рассмеялся – тихим, сдавленным смешком.

– А чтобы она не успела ничего обдумать. Чистая эмоция. Для взрывного эффекта. И… – голос стал тише, интимнее, перевёл взгляд на Каю, – мы с тобой, дорогуша, не просто перепихон устроили. Мы занимались любовью. Это, знаешь ли, разные вещи. – Подмигнул обычным глазом. – Ты сама просила «гулят». Забыла? А «гулят» делают любовники. Или нет?

Кая попыталась надеть привычную ледяную маску, отвести взгляд, сделать вид, что это её не трогает. Но щёки предательски запылали, а в уголках губ заплясали ямочки. Судорожно сглотнула, пытаясь скрыть комок в горле, и проиграла эту битву, опустив глаза.

Внезапно свой низкий, размеренный голос подал Йомо. Лежал на другом Василиске, раскинув руки, и казалось, вот-вот захрапит. Но глаза были прищурены и внимательны.

– А какие у тебя планы на всё это? – спросил, глубокий бас вибрировал в такт мурлыканью твари под ним.

Повернул голову к нему.

– На что? На Каю? Я же говорил – она сама пришла. Получила, что хотела. И, надеюсь, осталась довольна. – Игриво щипнул Каю за бок, та взвизгнула. – А если про всё это… – широко взмахнул рукой, очерчивая весь зал, – то я уже ответил. Развитие. Прокачка. От скуки. Пока что.

Свистнул – коротко и мелодично. В ответ из тени выползли ещё два Василиска. Огромные, шириной с полмашины, их чешуя отливала тёплым, матовым блеском. Подползли и мягко, почти нежно, улеглись вокруг, создавая уютный, тёплый «диван» из живых тел. От них исходило глубокое, умиротворяющее тепло, которое проникало глубоко в мышцы, снимая остаточное напряжение и боль после боя.

– Присоединяйтесь, – протянул Алекс, уже вовсю утыкаясь лицом в упругую, тёплую чешую. – Это нереально приятно. Лучше массажа и снотворного вместе взятых.

Кая, не раздумывая, прижалась к нему боком, устроившись поудобнее. Рука легла ему на грудь, и она издала непроизвольный, блаженный вздох, её тело полностью расслабилось: – Кхииияя… Как же хорошо-то…

Йомо, не говоря ни слова, просто перекатился на бок, подложив руку под голову, и почти мгновенно дыхание стало глубоким и ровным. Двухсуточный марафон боем не прошёл даром даже для него.

Тоука несколько минут сидела, поджав ноги, и с недоверчивым видом наблюдала за ними. Но мурлыкающие вибрации, наполнявшие пещеру, были непреодолимы. С неохотным вздохом, наконец, опустилась на чешуйчатый бок ближайшего Василиска. И… расслабилась. Напряжение стало уходить из плеч, спины, скул. Тёплые вибрации, исходившие от живого «ложа», заставляли веки тяжелеть. Даже не заметила, как на лице появилось почти что умиротворённое выражение, а из груди вырвался маленький, почти довольный вздох. Она провела ладонью по чешуе – шершавой, но не колючей, тёплой и живой.

Алекс что-то пробормотал себе под нос, рука бессознательно обняла Каю за талию, и он провалился в сон. Василиск под ним, почуяв, что хозяин уснул, осторожно, с невероятной для его размеров аккуратностью, свернулся кольцом, создавая импровизированный бортик, чтобы Алекс и Кая не скатились на пол во сне.

Тишину пещеры теперь нарушало только мерное, громкое мурлыканье гигантских существ, смешанное с глубоким дыханием спящего Йомо и лёгким, спокойным посапыванием Каи. Тоука лежала на спине, глядя в тёмный свод, и чувствовала, как тёплые вибрации проникают в каждую клеточку тела, залечивая не только физическую усталость, но и те ссадины, что были на душе. Впервые за долгое время чувствовала себя… в безопасности. В странном, необъяснимом, но абсолютном покое.

Глава 10

Ночь. Дверь в «Антейк» открылась с лёгким, почти музыкальным звонком колокольчика, нарушив уютную тишину заведения. Воздух внутри был густым и сложным: горьковатый аромат свежесмолотого кофе смешивался со сладковатым духом старого дерева полок и нежной, обманчиво-аппетитной нотой свежей выпечки – той, что пекли для видимости, для людей, и которую никто из постоянных посетителей никогда не ел.

Атмосфера в кофейне изменилась мгновенно. За стойкой Эйджи, вырисовывавший узор из молока на поверхности латте, замер с кувшинчиком в руке. Его глаза, обычно добрые и немного грустные, расширились, увидев забинтованную с ног до головы фигуру, входящую вслед за Каей. За ними, как мрачные, молчаливые тени, проследовали Йомо и ссутулившаяся, старающаяся стать невидимой Тоука.

Алекс остановился на пороге, его единственный видимый глаз медленно, с преувеличенной театральностью, обвёл помещение – от запылённых книжных полок до стойки с сияющим эспрессо-аппаратом.

– Типичная кофейня, – просипел он сквозь бинты, его голос нарочито громкий и хриплый, будто сквозь гравий. – Знаете, если у Гулей и есть создатель, то у него определённо есть чувство юмора. Пахнет старыми книгами, застарелым раскаянием и благородной тоской. И ещё этим… приторным спокойствием. Это и есть логово местных падших грешников? Исповедальня?

Кая, покраснев от стыда и ярости, ткнула его локтем в ребра. Но ядовитые слова уже повисли в воздухе, густыми и тяжёлыми клубами. Из-за тёмной занавески в глубине зала появилась худощавая, но плотно сбитая фигура Уты. Его обычно насмешливый и спокойный взгляд стал острым, изучающим, словно скальпелем. Он молча сделал шаг вперёд, мягко, но недвусмысленно блокируя проход вглубь помещения.

– Слушай, – голос Уты был обманчиво лёгким, но в нём чувствовалась стальная пружина, готовая распрямиться. – А какие тебе девушки нравятся?

Вопрос повис в воздухе, нелепый и провокационный. Алекс повернул к нему голову, его забинтованные плечи приподнялись в подобии пожимания.

– О! – воскликнул он, как будто только и ждал этого. – Мне нравятся добрые девушки! Вот как Тоука, например! – он махнул рукой в сторону смущённо ёжащейся фигуры с фиолетовыми волосами. – Выглядит колко, но внутри – золото! Эти фиолетовые глаза… волосы… эта короткая стрижка, прямо сердце замирает! – Он говорил быстро, тараторя, его жесты были широкими и резкими, он переминался с ноги на ногу, как боксёр на ринге. – А ещё мне нравятся безбашенные психопатки, которые, несмотря на весь сраный мир, не ломаются, а идут и меняют его! Девушки с зелёными волосами, огненными, тёмными… и с сочным персиком, да! – Он сделал выразительный жест рукой, очерчивая в воздухе форму. – А вот яндере – это не моё. Слишком уж напряжно.

Он остановился, чтобы перевести дух, и в наступившей тишине его голос прозвучал вдруг тише, но с холодной, металлической ноткой:

– Знаешь, если скопируешь мою внешность и начнёшь творить пакости под моим именем… обижусь. Каннибал.

– Алекс, о чём ты, в своём уме?! – прошипела Кая, хватая его за забинтованную руку. Её пальцы впились в грубую ткань.

Он повернулся к ней, потом к Уте, его движения стали резкими, почти марионеточными.

– Так вы не знали? Ой, извини, – он приложил ладони к своим забинтованным щекам с притворным ужасом. – Ута, чувак, спросил о моих предпочтениях. Хотел понять мой характер, скопировать внешность, так? Ну, не парься, я не хотел обидеть. Просто если начнутся пакости, и будет вариант, что это ты… ну, ты понял. Клоун. Хи-хи.

Но прежде чем Ута успел парировать, из-за стойки раздался спокойный, бархатный голос, в котором звучала бездна возрастной мудрости и непоколебимого авторитета. Каждый слог был отточен, как лезвие, и обволакивал, как дорогой коньяк.

– Ута. Стой. Эйджи, приготовь наш лучший бленд для гостя. И, пожалуйста, принеси кусочек клубничного торта. Кажется, наш визитёр оценит его… текстуру.

Все взгляды, как по команде, устремились к концу стойки. Там, в старомодном, но удобном кресле-качалке, сидел пожилой мужчина. Йошимура. Он был облачён в безупречно чистый, отглаженный фартук поверх простой хлопковой рубашки. В его руках лежала раскрытая книга, а пальцы с аккуратными, ухоженными ногтями лежали на страницах. Его глаза, скрытые за очками в тонкой металлической оправе, медленно поднялись и устремились на Алекса. Взгляд был не оценивающим, не враждебным. Скорее… глубоко познающим, будто он видел не забинтованную фигуру, а самую её суть, считывая каждую вибрацию её души.

Алекс фыркнул, но под этим всевидящим взглядом его поза потеряла часть нарочитой развязности.

– Старый мудрый Филин, – буркнул он, но уже без прежней агрессии. – От тебя так и веет вековой пылью и тайнами. Прямо позови скорую, а то щас усну.

Йошимура мягко, почти невесомо улыбнулся, отложив книгу на маленький столик рядом. Золотистый свет лампы отразился в его стёклах, скрывая выражение глаз.

– Меня зовут Йошимура. Я основатель этого скромного заведения. А ты, должно быть, тот самый одноглазый шторм, что пронёсся над тихим лесом и перевернул в нём всё с ног на голову. – Он сделал лёгкий, изящный жест рукой, приглашая подойти ближе. Его движения были экономными и точными. – Присаживайся. И расскажи, что привело тебя в нашу… «исповедальню», как ты так колко выразился. Хо-хо-хо.

Последний звук, его мягкий, старческий смешок, был полон незлобивой иронии. Алекс, слегка опешивший от такого приёма, после короткой паузы плюхнулся на указанный стул. Его бинты зашуршали о ткань сиденья. Он сгорбился, положив локти на колени, и его голубой глаз устремился на Йошимуру с новым, более серьёзным интересом.

– Легенды, – выпалил он, снимая напряжение. – Я, старик Йоши, слышал байки. Что в 24-м районе, сто лет назад, один одноглазый король баловался. Хочу его городок откопать. Отстроить заново. Мне скучно, и будет интересно отремонтировать его, – он развёл руками, и бинты на его плечах натянулись. – Мне от этого ни жарко ни холодно, но мне чертовски скучно! А Кая, – он кивнул в её сторону, не глядя, – сказала, хочет познакомить меня со своим… стариком. Зять, значит, явился с повинной. Ну, или как там это у вас называется.

Он замолчал, и в тишине было слышно лишь тихое шипение эспрессо-машины и сдавленное дыхание Тоуки. Все ждали, что скажет Йошимура. Старый гуль медленно снял очки, протёр их краем фартука и водрузил обратно на переносицу. Его взгляд стал ещё пронзительнее.

– Одноглазый король… – произнёс он задумчиво, и в его голосе зазвучали отголоски давно забытых историй. – Это имя не произносили давным-давно. Ты роешься не в той земле, дитя. Ты ищешь не просто город. Ты ищешь могилу. И на могилах, как известно, строят не королевства, а склепы. Ты уверен, что готов разбудить то, что спит под этими камнями?

Кая, алая до кончиков ушей от его предыдущего заявления, подскочила к нему и стукнула кулаком по макушке с таким звонким тук-ом, что даже Эйджи за стойкой вздрогнул.

– А-ай! – фальшиво вскрикнул Алекс, потирая голову.

– Он не мой «старик»! – прошипела она ему прямо в ухо, её шёпот был обжигающе горячим и яростным. Её зелёные глаза метали молнии.

Алекс перехватил её взгляд, его единственный видимый глаз сузился с насмешливым блеском.

– Ааа, так он твой… дедушка? – он нарочито громко сделал ударение на последнем слове, заставляя Каю аж подпрыгнуть. – Ладно, но это вроде ничего не меняет, разве нет? Всё равно знакомлюсь с семьёй!

Кая издала звук, средний между рычанием и стоном. Её рука молниеносно метнулась вперёд и обхватила его горло в стальной захват – не смертельный, но унизительно плотный. Бинты на его шее сжались.

– Чё, он твоя бабушка, что ли?! – хрипло выдавил Алекс, не пытаясь даже высвободиться, а лишь с преувеличенным страданием закатывая глаз. – Кая, я же говорю, сейчас не время для твоих садо-мазо любовных игр! Иди уже попей кофе, успокой нервишки!

По залу прокатилась волна сдавленного смешка. Даже угрюмый Ута фыркнул, быстро прикрыв рот рукой. Кая, пылая от стыда и ярости, с силой оттолкнула его от себя и, громко фыркнув, маршем направилась за стойку, с грохотом хватая кофейные чашки. Её уши были пунцовыми.

– Миленько краснеешь, Каячка, – бросил ей вдогонку Алекс, провожая её взглядом.

Йошимура наблюдал за этой буффонадой с мягкой, неизменной улыбкой, но его глаза за стёклами очков были серьёзны. Он дождался, пока страсти чуть улягутся.

– Я не хочу быть тем, кто проводит тебя туда, – сказал он тихо, но так, что каждый звук был отчётливо слышен. – Там опасно. Даже для тебя.

Алекс махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи.

– Ну ладно, сам отыщу. Не велика хитрость. – Он потянулся к тарелке с клубничным тортом, который поставил перед ним Эйджи, схватил целый кусок и, не используя вилку, затолкал его себе в рот под повязку. – М-можно не церемониться, – пробормотал он с набитым ртом, крошки летели на стол. – Я не буду особо буянить в этом городе слепых овощей. Чёрт!

Он сглотнул и обвёл всех взглядом, его голос снова стал громким и насмешливым.

– Чё вы все такие серьёзные и грустные, а? Может, вы фанаты эмо? – Он вскочил со стула и принялся декламировать с пафосом, размахивая руками: – «Сентябрь горит!! Убийца плачет!!» Не, но вы прям близко к этому! Я просто хочу попасть в этот чёртов могильник и перестроить его! Сделать не местом для наращивания силы, как прошлый «Гуляш», а… местом, где можно будет повеселиться! Понимаете? Веселья! Ха-ха-ха! Надеюсь, реализую это в ближайшее время!