Хищник из Иного Мира

Тоука, вспомнив, фыркнула уже с оттенком брезгливости. – Да, он сказал, что если на него нападёт гулиха, то ей будет «приятнее», чем тому гую, которого он сожрёт. Полный бред.

Йомо медленно покачал головой, его проницательный взгляд был устремлен в пространство. – Было ощущение… что он нарочно вёл себя так. Гротескно. Как будто старался нас отпугнуть. Сказать «отстаньте».

Кая издала короткий, сдержанный смешок. – Ха-ха-ха… Как необычно. – Она замолчала, и её глаза сузились в задумчивости. – Стоп. Ты сказала, он одноглазый гуль? Разве это не байка? Почти нереально, чтобы такой родился…

С верхнего этажа, опираясь на перила, спустился Йошимура. Его мудрое, спокойное лицо было освещено мягким светом лампы. – Возможно, они просто очень редки, дитя мое, – сказал он мягко. – Мир гулей полон загадок, которые мы ещё не разгадали.

– Хм… – Кая что-то обдумывала. – Вы предложили ему зайти в гости?

– Да, – кивнул Йомо. – Но он отказался. Ссылался на проблемы с психикой. Очень… красочно.

Йошимура мягко вздохнул. – Что ж… Тогда не будем трогать его. У каждого свой путь. И свои демоны.

Настоящее время. Мысли Каи.

Прошёл месяц. Но слова «ей будет приятно» и «одноглазый гуль» не выходили из головы. Они крутились там, как навячивая мелодия. Через неделю после того разговора она не выдержала и отправилась в лес.

Первые две недели она лишь следила. Её навыки гуля S+ класса позволяли оставаться невидимой тенью. И она видела его.

Видела, как он тренировался с чудовищными валунами. Видела его нечеловеческую скорость. А однажды… увидела, как он находит свежий труп. Из его спины вырвались те самые черные гидры. А после… после он с легкостью поднял машину жертвы и понес её к обрыву.

Что за физическая сила… – думала она. – Даже для гуля… это невероятно. Похоже, он прислушался к Йомо.

Прошло еще две недель наблюдений. И чем больше она смотрела, тем сильнее становилось это странное, щекочущее нервы влечение. Он был диким, непредсказуемым, опасным. Но в моменты покоя, на его лице появлялась такая блаженная, почти детская улыпка, что перехватывало дыхание.

Те слова так и не выходят из головы… Интересно…

Она сжала ладони в кулаки, чувствуя, как предательское тепло разливается по щекам. – Черт! – прошептала она сама себе. – Что я как какая-то школьница думаю?

Но искру уже нельзя было потушить. Любопытство и давно забытое чувство азарта брали верх.

Если нападу на него… получу то, что захочу? – логика была, конечно, весьма специфической. – Наверное… лучше не нападать в полную силу.

Именно эта мысль, смесь страха и пьянящего ожидания, и заставила её в тот день подойти к его дереву и нанести тот самый первый удар.

Точка зрения: Кая Ирими

Удар был точен. Быстр. Рассчитан. Она ждала его реакцию. Будет ли он бесить? Убегать? Атаковать всерьёз?

Его реакция превзошла ожидания. Он вскипел. Его крик был грубым, полным искреннего, почти животного возмущения. Это было… необычно. Не так, как реагировали все остальные.

Она легко уворачивалась от его первых, неистовых рывков. Сильный, но неопытный. Яростный, но недисциплинированный, – холодно анализировала она. Но его скорость… нарастала. Любопытно. Он учится. Прямо в бою.

И тогда его рука, словно стальная ловушка, впилась в её лодыжку. Больно. Унизительно. И… неожиданно.

Так вот она какая, его сила, – промелькнуло у неё в голове, пока он швырял её о деревья. Это было потрясающе грубо. По-звериному. По её спине пробежали мурашки.

А потом он начал крутить её. Мир превратился в смазанное месиво зелени и неба. Тошнота подкатила к горлу. И тут её сдержанность дала трещину. Слова сорвались сами. – Прекрати, пожалуйста! Мне плохо!

Он послушался. Немедленно. Его вопрос прозвучал грубо, но в нём не было убийственной злобы. Было раздражение. И… что-то ещё. Натужное, будто он играл роль.

И тогда она сказала это. Слова, которые крутились в её голове все эти недели. – Слышала… если на тебя напасть… В общем, услышав, что ты одноглазый, я захотела ребенка от тебя!!!

Эффект был мгновенным. Его лицо стало абсолютно пустым. Выражение полного, искреннего недоумения. Он выглядел не опасным хищником, а большим, растерянным ребёнком, которого только что окатили холодной водой.

Его последующий взрыв лишь подтвердил её догадки. Он не был извращенцем. Он был… актёром. Плохим актёром. Его слова были грубыми, но в них сквозила та же растерянность. «Ты мой вид посмотри!» – это было сказано с такой искренностью, что ей чуть не стало смешно. И стыдно.

Но когда из его спины вырвались щупальца и обвили её, холодный ужас на секунду затмил всё. Это была мощь вблизи. Густая, подавляющая, осязаемая. Её собственный кагуне отскочил от его чешуи с жалким, унизительным звяком. Бесполезно. Она была в ловушке.

И тут её хладнокровие дало очередную трещину. Сердце забилось часто и громко, отдаваясь в ушах. Он тащил её в свою пещеру, и она впервые за долгие годы почувствовала себя абсолютно беспомощной.

Его слова «оригинальна» и её собственная краска стыда на лице были последними каплями. Она вела себя как глупая, наивная девочка.

А потом… потом из темноты выползли они. Твари. Не просто щупальца, а самостоятельные, слепые, змеевидные существа. Кая замерла. Это было за гранью её понимания. Создание жизни? Контроль над плотью на таком уровне? Это было пугающе и… гипнотически притягательно.

Когда он приказал им «обнюхать» её, по спине пробежали мурашки. Холодное, чешуйчатое прикосновение к её коже было отвратительным и в то же время завораживающим. Они слушались его. Беспрекословно.

Его объяснение о «рабочих василисках» прозвучало так же буднично, как если бы он говорил о покупке новой мебели. Он дробил породу. Рыл пещеры. Этот дикарь занимался… строительством.

А потом его гидра обвила её, и он ушёл. Оставив её одну в полумраке, связанной, но уже не напуганной до смерти. Смущённой? Да. Ошеломлённой? Ещё бы. Но главное – невероятно заинтригованной.

Он был не тем, кем казался. За маской грубого извращенца скрывалось что-то гораздо более сложное. Сильное, но неуверенное. Грубое, но не жестокое.

И теперь он пошёл мыться. Из-за её нелепой, детской провокации.

Лёжа в кольцах прохладной, живой плоти, Кая впервые за долгое время позволила себе тихий, смущённый вздох. Её железное хладнокровие потерпело поражение. Но на его месте родилось нечто новое – жгучее, неудобное и бесконечно интересное любопытство.

Точка зрения: Алекс

Ледяная вода маленького подземного водопада обрушилась на него, смывая пену и месяцы лесной грязи. Стоял под струями, отряхиваясь, и дико, беззвучно смеялся. Эээ, шутка и блеф вышли из-под контроля… Хи-хи-хи… Похоже, не только я тут псих. Мысли путались: от чистого абсурда ситуации до навязчивого осознания, что эта самая «псих» сейчас связана в пещере.

Вышел из воды, кожу покрывали мурашки от прохлады. Ну и что теперь? Делать «это» в пещере, пахнущей камнем, сыростью и смертью… как-то нецивилизованно.

Вернулся туда, где оставил Каю. Она висела в кольцах гидры, и в её глазах читалась целая буря эмоций – от страха и стыда до жгучего любопытства. – Приподними её, – мысленно приказал твари.

Гидра ослабила хватку. Шагнул вперёд, схватил Каю за одежду – не грубо, но твёрдо – и перекинул её через плечо. – Работай дальше, – бросил гидрам, разворачиваясь и вынося гостью на свежий воздух, к солнечным лучам.

Отнёс её к тому самому упавшему дереву, аккуратно положил на мягкий мох и отпустил. Она стояла, пошатываясь, её чёрные волосы растрепались, а на щеках пылал яркий, предательский румянец. Лес вокруг затих, прислушиваясь. Тик-тик-тик – капля воды с его плеча упала на широкий лист папоротника.

– Слушай, Гулиха, – начал он, смотря куда-то мимо её уха, чувствуя нелепость всего происходящего. – Тогда кирпичу и фиалке я сказал, что псих, чтобы они отстали. Понял? Блеф. – Вздохнул, проводя рукой по мокрым, спутанным волосам. – И даже если ты… ну, понимаешь… хочешь со мной переспать, это не самое лучшее место, знаешь ли. Папоротники колются. Мох влажный. – Сделал паузу, глядя на её растерянное, раскрасневшееся лицо. – Так что… можешь и сама справиться. Без лишнего риска. И твоё желание будет утолено. Всё цивильно.

Развернулся к ней спиной и сделал шаг в сторону пещеры, демонстративно махнув рукой. Внутри всё клокотало от смеха и дикой неловкости. Ну всё, сейчас она поймёт, что я полный идиот, и сбежит. И слава богу.

Точка зрения: Кая Ирими

Он… он меня отшил? Сказал… это… и повернулся спиной? Как какому-то назойливому, надоедливому ребёнку? Два с половиной месяца! Два с половиной месяца я думала о нём, следила, строила эти дурацкие, пылкие фантазии в голове! И это всё? «Сама справишься»?!

Буря из унижения, ярости и горького, обжигающего разочарования накрыла с головой. Разум помутнел. Хладнокровие, выстраданное годами, испарилось без следа. В ушах стоял гул, а сердце колотилось так громко, что, казалось, его стук бум-бум-бум-бум слышно на весь лес.

Не думала. Действовала на чистом, животном порыве. Рванула. Не нападая. Нет. Просто бросилась к нему, впечаталась в него. Он обернулся – его единственный глаз широко распахнулся от неожиданности – и она врезалась в него, обвивая его мокрое, прохладное тело руками, чувствуя под пальцами напряженные, живые мускулы.

Не стала целовать его. Нет. Впилась зубами в его мокрое плечо. Не сильно. Не чтобы сделать больно. Чтобы оставить след. Чтобы он запомнил. Потом провела языком по его шее, чувствуя солёный вкус его кожи, воды и чего-то дикого, что было его essence. Его мускулы напряглись под её губами ещё сильнее.

– Я хочу от тебя Гулят, – прошептала ему прямо в ухо, и её дыхание было горячим и прерывистым, губы почти касались его кожи. – Если не хочешь здесь… тогда пошли ко мне. Я отстану… только когда получу, зачем пришла.

Не отпускала его, прижимаясь всем телом, чувствуя, как по его коже под её пальцами побежали мурашки. Как его собственное сердцебиение ускорилось, сливаясь с её в один бешеный, неистовый ритм. Боялась, что он снова оттолкнёт. Снова засмеётся.

Но он не засмеялся. Он издал низкий, глубокий звук, больше похожий на рычание удовлетворённого, польщенного хищника. – Ладно, – его голос был на удивление спокоен и гулок, вибрировал у неё в костях. – Сама напросилась. Веди. Но потом не жалуйся, что не можешь продолжать. Я… очень выносливый.

И прежде чем она успела что-то ответить, он наклонился и слегка, почти игриво укусил её за шею. Чувственно. По-хозяйски. По её коже разлился огненный румянец, а внизу живота ёкнуло от острого, сладкого предвкушения. Она отпрянула, а затем, не сказав больше ни слова, развернулась и побежала. Не прочь, а зовя за собой, оглядываясь через плечо.

Он моментально был рядом. Две тени, чёрная и бело-чёрная, помчались по лесной тропе, оставляя позади шепот листьев (шурш-шурш-шурш) и частый, тяжёлый, сливающийся воедино звук их дыхания (ха-ха-ха… ххх-ххх…). Неслись через спящий город, по крышам, по тёмным переулкам, пока наконец не остановились у ничем не примечательного дома на тихой, пустынной улице.

Она, тяжело дыша, обернулась к нему. Его единственный глаз горел в темноте, как у настоящего хищника, а на губах играла та самая, дикая и безмятежная улыбка, что сводила её с ума все эти недели. Теперь она была направлена на неё.

Глава 7 18+

Дверь захлопнулась с глухим, окончательным щелчком, отсекая шум ночного города и оставляя их в густой, звенящей тишине. В прихожей витал прохладный, цветочный аромат – неуловимый, но явно дорогой и женственный, пахло жасмином и чем-то неуловимо свежим. Алекс, всё ещё мокрый от городской ночи, замер на секунду, вбирая в себя атмосферу её пространства. Одним быстрым, сканирующим взглядом окинул прихожую – аккуратно, стильно, пахнет ею.

Его голос, когда он заговорил, прозвучал на полтона ниже, обволакивающе и властно, вибрируя в тишине:

– Сначала душ.

Его пальцы, шершавые и твёрдые от бесконечных тренировок, пахнущие дымом и влажной землей, сомкнулись вокруг её тонкого запястья с неожиданной, почти контрастной нежностью. Не таща, а ведя. Повёл за собой в сторону ванной. Его взгляд, горячий и тяжёлый, будто физически ощущался на её коже, заставляя её покрываться мурашками сладкого предвкушения. По спине пробежал холодок, несмотря на жажду, разливавшуюся по телу.

В сияющей стерильной чистоте ванной его движения вдруг обрели медленный, почти ритуальный характер, словно он разоблачал священную статую. Пальцы скользнули по застёжке плаща, сбросили его на кафель с едва слышным шуршанием. Затем – майка. Ткань зашелестела, скользя по коже, обнажая грудь, высокую и упругую, с набухшими от возбуждения светло-розовыми сосочками. Его дыхание на мгновение перехватило – низкий, сдавленный выдох вырвался из груди. Взгляд, темный и intent, скользнул ниже, по гибкому стану, задержавшись на застёжке джинсов.

Медленно, не отрывая от неё глаз, присел на корточки перед ней. Ловко, одним движением расстегнул пуговицу, молния разошлась с тихим, влажным шелепом. Стянул джинсы вместе с кружевными трусиками по длинным, стройным ногам. Открывшийся вид заставил снова тихо, почти благоговейно выдохнуть. Идеальной формы бёдра, сочные, упругие ягодицы, напоминавшие спелый, готовый лопнуть персик.

– Не зря ты такая быстрая, – одобрительно, хрипло прошептал он, и его горячее дыхание обожгло нежную кожу на внутренней поверхности её бедра, заставив её вздрогнуть.

Выпрямился, взял мягкую, пушистую мочалку. Выдавил каплю шампуня с томным ароматом жасмина, и начал мыть. Движения его рук были неспешными, изучающими, гипнотическими. Сначала спина – широкие круговые движения по лопаткам, плечам, вдоль позвоночника, заставляя мышцы расслабляться и плавиться под его натиском. Спустился ниже, к тонкой талии, задержался на округлых, совершенных ягодицах, массируя их с такой силой и уверенностью, что по её телу пробежала сладкая, сковывающая дрожь. Прошелся по бёдрам, икрам, затем к лодыжкам и пяткам, слегка пощекотав их. Она непроизвольно вздрогнула, издав сдавленный, счастливый смешок.

Встал позади, прижавшись к её спине всем телом. Она почувствовала его горячую, мокрую кожу и твёрдый, набухший, почти пульсирующий член у себя на пояснице. Снова повёл мочалкой по её животу, плавно, почти ласково массируя каждый сантиметр, каждый изгиб. Задержался особенно долго чуть ниже пупка, в той самой чувствительной впадинке, от чего ноги у неё чуть не подкосились, а из груди вырвался низкий, томный стон.

Повернул её к себе лицом. Её зелёные глаза потемнели до цвета лесной хвои, губы приоткрылись в немом приглашении, щёки пылали алым румянцем.

– Закрой глаза, – приказал он тихо, но так твёрдо, что ослушаться было невозможно.

Она послушно опустила веки, погружаясь в темноту, где обострялось каждое ощущение. Пальцы, грубоватые и уверенные, вплелись в длинные, чёрные, ещё сухие волосы. Нанёс шампунь, начал массировать кожу головы, движения умелые и нежные, разминая напряженные мышцы у основания черепа, снимая всё напряжение прошедшего дня. Потом смыл пену тёплой водой из лейки, и она зажмурилась ещё сильнее, полностью отдаваясь его воле, её тело всё пылало от его прикосновений. Потянулась к нему для поцелуя, слепая и жаждущая, но он мягко остановил, положив шершавый палец на её запёкшиеся губы.

– Не торопись, – его голос охрип от сдерживаемого желания. – Я не хочу, чтобы это было просто… перепихон. Теперь твоя очередь.

Протянул ей мочалку. Её пальцы заметно дрожали, когда она взяла её и налила душистый шампунь. Начала с его груди, ощущая под абразивной тканью мочалки каждый рельефный, железный мускул, каждый твёрдый квадратик пресса. Кожа под её пальцами была обжигающе горячей и упругой, как натянутый шёлк над сталью. Протерла бока, чувствуя под ребрами мощный каркас, затем спину, где играли широчайшие мышцы, затем перешла к плечам, бицепсам, предплечьям. Его кисти были покрыты твёрдыми, как камень, мозолями, а костяшки пальцев – грубой, потрескавшейся кожей, что красноречиво говорило о постоянных, жестоких тренировках.

Опустилась на колени перед ним на влажный кафель, терла сильные, жилистые ноги, от мощных бёдер до самых пяток, ощущая под тканью каждую напряжённую, выпуклую икру. Отложив мочалку, намылила его волосы и лицо, затем взяла расчёску и осторожно, почти с нежностью, расчесала его бело-чёрные пряди, которые теперь блестели и пахли её шампунем, её запахом.

Снова взяв мочалку, двинулась выше. Терла его ягодицы с нарастающим, почти одержимым давлением, чувствуя, как собственная страсть закипает до предела, дыхание стало прерывистым, свистящим. Наконец, перешла к паху, где его член, твёрдый, как гранит, и готовый, стоял колом, как монумент её желанию. Взяла его в руку и тщательно, почти с благоговением, прошлась мочалкой вокруг, массируя мошонку, движения медленные, чувственные и влажные.

Закончив, отстранилась, чтобы перевести дух. Дышала так тяжело, словно только что пробежала марафон, грудь высоко вздымалась под мокрой кожей, лицо пылало. Взяла лейку и смыла с него всю пену, взгляд, полный немого вопроса, не отрывался от его тела.

– Можно уже… – выдохнула она, и её голос был сиплым от желания, больше похожим на стон, чем на слова.

В ответ не последовало ни слова. Просто шагнул к ней, обнял за талию и легко, словно перышко, поднял на руки. Она инстинктивно обвила его ногами вокруг торса, чувствуя всей кожей его мокрое, горячее тело и твёрдый, пульсирующий член, упиравшийся в её живот. Вынес из ванной и уверенно направился в спальню.

Опустил на прохладные, шелковистые простыни и накрыл своим телом, заслоняя свет. Первый поцелуй был лёгким, почти нежным, пробным, вопросом. Но она ответила со всей страстью, на которую была способна – жадно, глубоко, словно умирающая от жажды, её язык встретился с его в горячем, влажном, безумном танце. Одной рукой он гладил её спину, заставляя выгибаться от каждого прикосновения, а другой сжимал её ягодицу, раздвигая и слегка потирая, находя самые чувствительные точки. Прошла минута страстных, исследующих поцелуев, и она внезапно выгнулась, как тетива лука, тело затряслось в немом, оглушительном крике, а ногти впились ему в плечи – она достигла первой, стремительной и неожиданной разрядки.

Кая, вся обмякшая и дышащая горячими, влажными вздохами ему в шею, ощутила под своим животом всё ещё твёрдый и обжигающе горячий ствол Алекса. Пальцы, дрожа от остаточных разрядов наслаждения, скользнули вниз, обхватив его. Лёгкий, изумлённый стон вырвался из её губ. Приподняла таз, её взгляд, затуманенный страстью и удивлением, встретился с его горящим, почти золотым взором, и она, не отводя глаз, дрожащей рукой направила его головку к своим размякшим, влажным от их соков и готовым принять его снова губам.

Алекс издал низкий, одобрительный гул, идущий из самой глубины груди. Его ладони легли на её округлые, упругие ягодицы, не сжимая, а лаская шершавыми подушечками пальцев, ощущая каждую клеточку. Кончик скользнул, нашёл вход и, под её нежным, направляющим движением, начал входить. Медленно, неумолимо, заполняя её, растягивая, заставляя глаза закатываться от нарастающего, сладкого, почти невыносимого давления. Голова её запрокинулась на подушку, обнажив шею, по которой бежали румянец и мурашки.

Приняла позу наездницы, опершись руками о его мощную, испещренную шрамами грудь. Бёдра начали движение – сначала медленное, томное, будто прислушивалась к каждому миллиметру, которым он проникал в её нутро. Из полуоткрытых, запёкшихся губ вырывалось прерывистое, томное дыхание, смешанное с легким стоном на каждом подъеме.

Алекс не выдержал, притянул к себе, заставив лечь грудью на его грудь, и захватил её рот в страстный, глубокий поцелуй. Их языки встретились в горячем, влажном, безжалостном танце. Сердце Алекса билось где-то у неё в ухе, громко, ритмично и мощно, сливаясь с её собственным бешеным, птичьим стуком.

Она снова приподнялась, возобновив движения, набирая темп, находя свой ритм. Бёдра работали в такт древнему как мир танцу, грудь колыхалась в такт, качая тяжёлыми, упругими волнами. Алекс встретил её движение, его бёдра пошли навстречу, и он почувствовал, как её внутренние мышцы сжимают его с новой, почти болезненной силой. Предплечье легло на её поясницу, нежно, но властно направляя её, помогая найти тот самый угол, который заставлял её вздрагивать всем телом и издавать всё более высокие, сдавленные, потерянные стоны.

– Алекс… – выдохнула она, и это было похоже и на мольбу, и на команду, и на признание одновременно.

Притянул её к себе в последний раз, их губы слились в поцелуе, глухом, влажном и бездыханном. Тела напряглись в едином, финальном порыве. Влажные, быстрые, окончательные звуки их соединения слились в один мощный, долгий толчок-взрыв. Кая взвыла, вгрызаясь зубами ему в плечо, ногти впились в спину, оставляя красные полосы, а её внутренности затряслись в мощнейшей, сокрушительной волне оргазма, которая, казалось, вышибает дух.

И в этот миг абсолютного самоозабвения, когда её сознание помутнело и поплыло от наслаждения, её глаза сами собой распахнулись. Белки затянулись угольной, бархатной чернотой, а в центре, как расплавленная лава, зажёгся кроваво-красный, светящийся зрачок-щель. Какуган. Зеркало её наивысшего, животного экстаза.

Алекс, видевший это, на мгновение замер, завороженный. Затем, не сдерживаясь больше, медленно, почти демонстративно открыл свой левый глаз. Тот самый, что всё это время инстинктивно прищуривал. Из-под влажных ресниц явился миру такой же, дьявольский, горящий адским пламенем красный глаз. Его двойная природа, его проклятие и его сила – всё было явлено ей в этот самый интимный, доверчивый момент.

…Сделав небольшую передышку, их тела всё ещё вздрагивали от пережитого. Алекс сел на кровати, подтянув ступни под себя. Взгляд его, томный и ласковый, был прикован к ней.

– Иди ко мне, – голос низкий, хриплый от напряжения и нежности.

Кая, всё ещё вся розовая, влажная и размякшая, послушно встала на колени перед ним, а затем опустилась на кровать, разместив ноги по сторонам от его бёдер. Он обнял её сзади, прижимая спиной к своей груди, и принялся покрывать её шею, плечи, ключицы медленными, жадными поцелуями, шепча на ухо что-то – грубые, непонятные ей слова, что звучали в его устах как самая нежная, сокровенная ласка. Руки ласкали её грудь, скользили по плоскому животу, вновь разжигая уже не утихший до конца огонь. Она откинула голову ему на плечо, полностью отдаваясь его воле, его руководству. Их соединение на этот раз было глубоким, пронзительным и неспешным. Каждый нежный, но уверенный, до самого упора толчок отзывался эхом в самой её глубине, заставляя тихо постанывать. Они кончили почти одновременно, тихо и глубоко, с долгим, пронзительным стоном Каи, которая вжалась в него, как в последнее прибежище.

…После ещё одной недолгой передышки, игра продолжилась. Он уложил её на край кровати, её упругие, залитые лунным светом ягодицы наполовину свисали с матраса. Сам опустился на колени перед ней на пол, и она обвила его ногами, скрестив лодыжки у него на пояснице. Он взял её за бёдра, и началось неспешное, но мощное, размеренное движение. С каждым толчком она всё громче стонала, закусывая губу, а он, заворожённо, не отрывал взгляда от того, как её тело принимает его. Кульминация накатила медленной, всесокрушающей волной, заставив её выгнуться и закричать, вцепившись пальцами в простыни.

…Не теряя связи, помог ей подняться и подвел к прохладному полированному столу. Она наклонилась, опершись локтями о гладкую, холодную столешницу. Он вошёл сзади, подняв её ноги. Ритм задал он – быстрый, почти яростный, животный. Звук их кож, хлопающих друг о друга, громким эхом разносился по тихой комнате. Е её стоны стали отрывистыми, хриплыми, молящими о пощаде, которую он не собирался давать. Её кагуган вспыхнул снова, и на этот раз в ответ ему сиял и его красный глаз, словно два адских пламени в ночи. Они рухнули на стол, оба дрожа и изливаясь друг в друга в немом, сокрушительном пике.

…Потом была другая поза. Она лежала ничком, уткнувшись лицом в подушку, а он, став на колени над ней/между её ног, вошёл в неё сзади. Одной рукой ласкал её грудь, другой сжимал её ягодицу, направляя свои глубокие, точные движения. Она металась под ним, рыча и кусая ткань, спина была влажной от пота и напряжения. Взрыв был оглушительным, коротким и ярким, как вспышка магния.