Хищник из Иного Мира

«Играешь, да? – пронеслось в голове X. – Хорошо, сыграем.»

Спуск в тоннели был похож на погружение в чрево древнего зверя. Влажный, тяжёлый воздух, гулко эхом их шаги. И он ждал их в просторном зале, освещённом лишь тусклым светом, пробивавшимся сквозь трещины в своде.

И тогда атаковала. Её кулак, усиленный Rc-клетками, со свистом рассекал воздух и со всей силы обрушился ему в челюсть. Глухой, костяной щелчок оглушительно громко прозвучал в подземелье. Алекс даже не попытался уклониться. Голова дёрнулась назад, из уголка рта брызнула кровь.

Не остановилась. Второй удар в солнечное сплетение заставил выдохнуть воздух с хрипом. Третий, четвертый… Била с яростью. Кагуне ещё не был высвобожден – это была чистая рукопашная схватка, сокрушительная и беспощадная. Его броня – те самые, чешуйки – треснули под её ударами, крошась и осыпаясь чёрными осколками. Отлетал к стенам, падал, снова поднимался, но не контратаковал. Ни разу. Единственный глаз смотрел с… с недоумением. И обидой. Да, именно так. Глупая, детская обида, которую заметила не только она, но и зоркий Татара, чья тень молча наблюдала за происходящим.

Аято стоял, сжав кулаки. Его собственное запястье, которое Алекс когда-то чуть не сломал, ныло в память о той странной встрече. Этот человек… он был сильным. Мог убить половину из нас, чувствовал Аято это спиной. Почему не сопротивляется?

– Почему не защищаешься? – её собственный голос прозвучал хрипло и чуждо из-под маски бинтов. – Давай же! ДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ!

Вложила в следующий удар всю свою ярость, всё смятение, всю боль. Его тело с глухим стуком врезалось в стену, и кирпичная кладка посыпалась вокруг. Медленно сполз по стене на пол, выплюнув сгусток крови.

– То, что ты сказал… что это было? – почти кричала, дыхание стало прерывистым. – Что ты хочешь? Ты мной манипулируешь? ОТВЕЧАЙ!

Медленно поднял голову. Потёр окровавленный рот тыльной стороной ладони и… почесал затылок с той самой дурацкой, нелепой искренностью, которая сводила с ума.

– Эм… Ты про те комплименты? – хрипло прокашлялся. – Манипуляции? Чего? Стоп? Стоп… Идём отсюда.

Сделал движение, чтобы схватить её за руку – не для атаки, а чтобы увести, утащить куда-то подальше от посторонних глаз. Инстинкт X сработал мгновенно. Ловко провела бросок, швырнув его через себя. С грохотом приземлился на груду обломков, выдохнув от боли. Сен чувствовала лёгкую душевную боль в моменты ударов.

– Зачем ты их привела? – поднялся, игнорируя новую кровь на губах. – Думала, я нападу на тебя? Или что не справишься со мной одна? Хотя… не важно. Просто… Не хотел, чтобы они слышали наш разговор… ха… Сделал паузу, переводя дыхание. – И так, вот. Никаких манипуляций не было. Просто хотел, чтобы ты почувствовала себя лучше. Что твоё существование даёт радость, что тебя не боюсь не потому, что ты слабая. Что ты красивая и желанная девушка. Говорил банальные вещи, которые понравятся любой девушке. Это были тёплые слова и комплименты, без подвоха и насмешек. Моя выходка у сходки фанатов – интересная тема для новостей. «Писательница и загадочный кавалер» – это же бомба для интернета, думал, завтра твоя популярность вырастет.

В его голосе не было ни капли лукавства. Только усталая, сипая искренность. И это было самым ужасным для неё.

Джейсон не выдержал. Его надтреснутый, истеричный смех разорвал напряжённую паузу. – Что за чушь несёт этот придурок? – сделал шаг вперёд, плоскогубцы зловеще блеснули в полумраке. – Давайте его уже завалим и сожрём. Надоели эти сопли!

В этот момент с Алексом что-то произошло. Не двинулся с места. Даже не взглянул на Джейсона. Просто… изменился. Воздух в подземелье стал густым и тяжёлым, как свинец. Давление, чудовищное, физически ощутимое, обрушилось на всех. Это была не просто сила. Это была воля. Древняя, хищная, абсолютная. Такая же, как у их лидера, X, но более… дикая, первобытная.

Медленно повернул голову в сторону Джейсона. Единственный глаз, обычно такой выразительный, стал острым, отстранённым.

– Завали ебало, уёбок, – голос прозвучал низко, без единой ноты эмоций, лишь ледяная, смертоносная повелительность. – Пока не стал дерьмом моих Василисков. Ты жив только потому, что ты состоишь в «Аогири», а у меня… дружеские отношения с ней.

Никто не слышал от него такого тона. Ни Аято, которого дразнил, ни Татара, с которым вёл переговоры. Даже Сен, чьё собственное давление могло парализовать волю, почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Норо, всегда невозмутимый, непроизвольно сжал часы в руке. Джейсон замер, его садистский задор мгновенно испарился, сменившись животным, примитивным страхом.

И в этой гнетущей тишине, под взглядом этого внезапно преображённого человека, слова, которые он сказал ей, наконец-то долетели до самого дна её сознания. Без злобы. Без насмешки. Без скрытого умысла. Просто… тёплые слова. Комплименты. Попытка взбодрить.

Снова ударила его. Но на этот раз кулак был слабым, почти беспомощным. Коснулся его груди, уже не желая причинять боль, а пытаясь… проверить? Отринуть? Убедиться, что он настоящий?

Алекс не отстранился. Просто смотрел на неё, и во взгляде снова появилась та самая, невыносимая обида и усталость с нежностью.

– Всем… отставить, – тихо, но чётко произнёс Татара. Красные глаза метнулись от Алекса к X, и в них читалось понимание. Это был не их бой. – На выход.

Аято, бледный, кивнул и потянул за рукав ошалевшего Джейсона. Норо молча развернулся и последовал за ними, растворяясь в тени тоннеля. Они ушли, оставив их одних в полуразрушенном зале.

И тогда Алекс сделал шаг вперёд. Не был больше ни шутом, ни грозным хищником. Был просто… Алексом. Обнял её.

Его объятие было неожиданным, но не грубым. Крепким, но не сковывающим. Сквозь порванную ткань его бинтов и остатки чешуек почувствовала тепло его тела и ровный, чуть учащённый стук его сердца. Тук-тук. Тук-тук. Звук был таким человеческим, таким уязвимым.

– Извини, – голос прозвучал прямо у её уха, тихий и сокрушённый. – Ты так хорошо держала лицо холодной и сильной, что я… пытался тебя взбодрить. Сделать счастливой. Хотя бы словами. Больше не буду.

Её собственное сердце забилось в ответ, громко, бешено, нарушая все правила и запреты. Бум-бум-БУМ. Лёд, которым сковала себя на долгие годы, дал трещину. По щекам, скрытым под маской, потекли горячие, предательские слёзы. Ненавидела его за это. Ненавидела за то, что заставил чувствовать. За то, что видел. Настоящую.

И в ужасе от этой слабости, в ярости на себя и на него, всё же не оттолкнула. Руки, сжатые в кулаки, разжались и медленно, неуверенно легли ему на спину, чувствуя под пальцами шершавую ткань и твёрдые мышцы. Стояла, застыв в его объятиях, в самом сердце своего самого страшного кошмара и самой желанной мечты, совершенно не зная, что делать дальше.

Почувствовал, как её тело напряглось в объятиях, застыв между желанием оттолкнуть и невозможностью это сделать. Похоже, переборщил, надо как-то отвлечь её, чтобы не винила себя. Её тихое, прерывистое дыхание кричало о внутренней буре громче любого крика. Нужно было перенаправить, сломать этот хрупкий момент, пока она не сбежала, захлопнувшись навсегда.

Наклонился ещё ближе, губы почти коснулись её уха, скрытого под капюшоном и бинтами. Голос прозвучал низким, интимным шёпотом, предназначенным только для неё:

– Ну вот ты и попала в мои сети. Всего-то и надо было – сказать правду. – Позволил себе лёгкую, почти невесомую ухмылку, которую она должна была почувствовать кожей шеи. – И ты почувствовала себя виноватой. Глупышка, – его шёпот стал тише, в нём появился знакомый ей безумный оттенок. – Теперь ты точно никогда не поверишь, что это не был мой коварный план.

И прежде чем она успела отреагировать, совершил дерзкий, немыслимый поступок. Наклонился, и его зубы, острые и твёрдые, с лёгким нажимом впились в её щёку. Боль была точечной, резкой, почти электрической, пробиваясь даже сквозь слой бинтов. Затем, всё так же удерживая кожу между зубами, провёл шершавым, обжигающе тёплым языком по тому же месту. Влажная теплота проступила сквозь ткань, и этот контраст – давление зубов и влажная ласка языка – был до неприличия интимным. Жест одновременно животный, ласковый и способный взорвать сознание.

Ш-ш-ш… – едва слышный звук трения о ткань смешался с её сдавленным всхлипом.

В туннеле, в двадцати метрах, царила мёртвая тишина. Трое фигур не дышали, слившись с темнотой.

Аято прижался спиной к холодной стене, сердце колотилось так, будто вот-вот вырвется из груди. Бум-БУМ-бум. Слышал каждый шёпот, каждый сдавленный вздох. Щёки пылали под маской. «Они… это…» – мысли путались, не находя выхода.

Норо стоял неподвижно, как изваяние. Длинные чёрные пальцы замерли на крышке карманных часов. Не дышал, вся сущность сконцентрирована на слухе. Ни один звук не должен был ускользнуть. Маска с огромным ртом скрывала любое выражение, но в глазах читалась лишь ледяная, аналитическая концентрация. Не романтика, конечно. Данные. Информация о цели. Только так.

Татара скрестил руки на груди. Красные глаза, прищуренные, устремлены в темноту, видел больше, чем казалось. Слышал игру в голосе Алекса. Фальшь, прикрывающую искренность. Интересный тактический ход. Не слабый. Опасный. Очень.

– Я тебе соврал, Сен-тян, – продолжил Алекс, шёпот густым, как смола. – Я не на стороне добра. Я злодей. Настоящий. Делаю что хочу и помогаю кому захочу. Плевать на гулей и людей с их дурацкими войнами. – Отстранился, чтобы посмотреть в прорезь маски, единственный глаз горел серьёзным, не шутливым огнём. – Но ты… ты – герой. Добрая. Та, что жертвует всем своим временем, здоровьем, даже людьми, манипулирует всем, что под руку попадётся, лишь бы пойти против всего этого сраного мира.

Снова приблизил губы к её уху, последняя фраза прозвучала как сокровенная исповедь: «Мне нравится, что ты делаешь это не просто так, ради своей прихоти, не только ее».

И снова укусил. На этот раз – за мочку уха.

Это стало последней каплей. Через призму шока, смущения, ярости и щемящей жалости, его слова и этот дурацкий, животный жест стали соломинкой, за которую ухватилась, чтобы не утонуть.

Вздрогнула всем телом, словно от удара током. «Герой? Добрая? Он… АХ!»

Рука, сжатая в кулак, молнией вырвалась из объятий и со всей силы врезалась ему в грудь.

БА-БАХ!

Удар сильный, отчаянный. Алекс отлетел, как тряпичная кукла, пролетел несколько метров, сделав кульбиты, и с оглушительным грохотом врезался в противоположную стену. Кирпичная кладка треснула и осыпалась, похоронив под облаком пыли.

Не стала ждать. Развернулась на каблуках и, не оглядываясь, рванула прочь. Не побежала к выходу – побежала сквозь стены. Кагуне вырвался наружу – багрово-чёрные трёхпалые лапы, похожие на ноги совы, – принялась крушить всё на своём пути, пробивая кратчайший путь на поверхность. Грохот разрушения оглушительно эхом раскатился по тоннелям.

В облаке пыли пошевелился. С трудом выбрался из-под обломков, отряхивая кирпичную крошку и остатки порванной робы. Выплюнул очередную порцию крови, потёр ушибленную грудь и… тихо рассмеялся. Глупо, счастливо, с обречённой нежностью.

– Ну вот, – пробормотал себе под нос. – Полагаю, на сегодня эмоций хватит. Мадмуазель в смятении от признаний моих чувств.

Поднялся на ноги, отряхнулся ещё раз и, насвистывая беспечный мотив, побрёл вглубь своих владений, оставляя за собой тишину и четырёх абсолютно ошеломлённых свидетелей.

В туннеле повисла тяжёлая, многозначительная пауза. Первым нарушил её Джейсон, до этого молча наблюдавший с открытым от изумления ртом.

– Что… Что это вообще было? – голос прозвучал хрипло, без привычного надрывного смеха, но с нотками болезненного интереса. – Он её… кусал? А она его…? Ха… А ведь ядрёно! Это что, флирт такой у психов?

Аято молчал, прикрыв глаза под маской. Уши всё ещё горели. Слышал слишком много. Слишком.

Норо медленно повернул голову к Татаре. Безмолвный вопрос витал в воздухе.

Татара несколько секунд смотрел в ту сторону, где исчезла X, а затем в сторону, куда ушёл Алекс. Наконец развернулся и сделал шаг к выходу.

– Ничего не было, – низкий, безэмоциональный голос окончательно похоронил все обсуждения. – Мы ничего не видели. И не слышали. Это не наша война.

Но даже его железная воля не могла стереть тот факт, что в подземельях 24-го района стал свидетелем чего-то гораздо более странного и опасного, чем простая битва за территорию. Видел начало бури, которую ничто не могло остановить.