Кинжал для дона

– Ведьма, – поздоровалась я в своей манере.

Старуха даже не оторвала взгляда от печатных листов, лишь лениво перелистнула страничку. Шелест бумаги прозвучал оглушительно громко в этой гробовой тишине.

– Ты как всегда пунктуальна, Беатрис.

Она никогда не сокращала мое имя и не использовала прозвище. Для Лучии я всегда Беатрис. Это… немного нервировало, если честно. Потому что так последние годы ко мне обращался только Данте и лишь в те моменты, когда хотел подчеркнуть мою неправоту.

Поэтому я звала Лучию Орсини Ведьмой. И это тоже что-то вроде традиции.

Присесть мне не предложили, поэтому я обошла длинный обеденный стол на восемь персон. Красное лакированное дерево, мягкие стулья в бежевой обивке. Дорого, помпезно, в каком-то древнем стиле – увы, я в этих вещах совсем не разбиралась. Кончики пальцев скользнули по столешнице – холодной, идеально гладкой, отполированной до зеркального блеска, в котором угадывались смутные отражения.

– Чай, кофе, что-нибудь покрепче? – с тихим шуршанием сложив газету, поинтересовалась Ведьма. Перед ней самой стояли кофейник и миниатюрная чашка на белоснежном блюдце.

– Воздержусь.

Я не самоубийца – пить или есть в этом доме. Ходили слухи, что после таких «чаепитий» из норы Стриги гостей выносили вперед ногами, а некоторых и вовсе больше никто не видел. Не думаю, что это правда – все-таки, Лучия весьма осторожна, – но рисковать не хотелось.

Поэтому и за стол я опускалась на то место, откуда прекрасно было видно обе ведущие в гостиную двери. Не сказать, что я параноик, но факт, что со спины ко мне никто не подойдет, внушал уверенность.

Ведьма мой выбор места не комментировала, лишь обернулась к замершей в проходе девчонке и взмахом головы отослала ту прочь. Прислужница со скоростью звука испарилась, тихо прикрыв за собой двустворчатые двери.

Ла Стрига часто приводила в свой дом таких детей – исполнительных и молчаливых. Она называла это «дать шанс», но на деле просто проверяла, будет из сироток толк или нет. Позже многие из них становились «знаковыми» людьми: политиками, бизнесменами, управленцами. И все, как один, верно служили ей, Ведьме.

У нее была своя маленькая армия беспризорников, и это меня напрягало. При большом желании Лучия вполне могла устроить переворот или поддержать того, кто сделает это за нее, убрав с дороги Данте. Но, к счастью, единственная из ныне живущих женщин рода Орсини не питала никакой слабости к гонкам за престол.

Ах, да. Она же теперь не единственная из женщин Орсини. Была еще одна с той же фамилией. Но думать о ней я тоже не стану.

– Смотрю, твой отпуск проходит весело, – Ведьма изогнула губы в подобии улыбки. Я почти физически ощутила, как ее взгляд, острый и холодный, как скальпель, скользнул по моей брови, синякам на шее и сбитым костяшкам.

Такое внимание выводило из себя. Но не больше, чем слово «отпуск».

– Отпуск? – я не смогла сдержать хрипловатый смешок, снова перебирая пальцами холодный край стола, ища хоть какую-то шероховатость, за которую можно зацепиться. – У тебя устаревшие данные.

Лучия медленно выдохнула дым, наблюдая, как он клубился в воздухе, сливаясь воедино с запахом кофе и старой бумаги, создавая новый, горький и сложный букет.

– А что это, если не отпуск? – она наклонила голову, будто искренне интересовалась моим ответом. – Ты не в строю. Не на заданиях. Не рядом с Данте. Значит, отдыхаешь.

Я хищно улыбнулась. Вот этим мне и не нравилась Лучия – она знала то, что ей не следовало знать, и на все это имела собственное мнение, которым не гнушалась делиться. Даже если оно никому не сдалось.

– Тебе ли судить о моей форме? Ты не вылезаешь из своей лачуги.

Она улыбнулась. Так, как улыбаются маленьким детям, споровшим глупость. Как бы говоря: «милая моя, кого ты пытаешься обмануть?»

Но я не пыталась обмануть Ведьму и не пыталась обманываться на ее счет. Увы, даже сидя на этом же стуле, Лучия умудрялась узнавать все и обо всех, чтобы плести свои интриги. Она напоминала мне толстого мохнатого паука, устроившегося в центре своей паутины, которой не было конца и края. Малейшее трепыхание нити – и Ла Стрига уже знала все свежие сплетни.

За это ее очень уважал Данте – после смерти своего мужа Лучия умудрилась не только сохранить место в семье, которой кровно не принадлежала, но и смогла стать той, кто приносит пользу. Стальной Дон не раз упоминал, что вклад Ведьмы неоценим, и я не могла ему не верить. Но…

Лучия Орсини была опасна. И при этом неприкосновенна. Что меня до чесотки раздражало.

[1] La Strega – в переводе с итальянского «Ведьма». Прозвище Лучии Орсини, трансформировавшееся на американской земле в «Ла Стрига».

Глава 9.2

– Я не знаю, зачем Данте отправил тебя ко мне, – выдохнув в воздух очередную струю горького дыма, заявила Ведьма.

– Раз отправил – значит, так нужно, – легко отбила я, закидывая ногу на ногу и мысленно проклиная Марко. Могла бы и сама догадаться, что мое присутствие здесь сегодня – не его инициатива. Так подставить меня мог только Стальной Дон.

Но Лучии знать об этом не обязательно. Давать ей повод мусолить мои отношения с Данте я не собиралась – пусть считает, что приказы он отдавал мне лично. А то этот ее «отпуск» все еще отскакивал от стен в голове и разносил в щепки выдержку.

Ведьма промолчала. Смерила меня нечитаемым взглядом, снова выпустила дым изо рта – серый, ядовитый клубень, застилавший ее лицо на мгновение, – и, отложив непотушенную сигарету на край изящной пепельницы, потянулась к своему кофе.

– У меня есть проблема с одним политиком, – начала старуха, сделав глоток. При этом чашку она продолжала держать около рта и смотрела куда-то в сторону окна. – Он последнее время слишком активно начал отрубать все мои инициативы по поддержке детских домов.

Я вопросительно приподняла бровь. Еще свежий шрам над глазом натянулся, напоминая о себе тупой, ноющей болью. О том, что Лучия Орсини – негласная хозяйка всех городских приютов, я прекрасно знала. Как знала и о том, что именно из ее детского дома меня однажды выкрали (при молчаливом согласии самой Ведьмы, разумеется). За это я ее даже ненавидела когда-то, но это чувство давно прошло.

Удивление вызывало то, что кто-то начал втыкать палки в колеса Ла Стриги. Больше тридцати лет она успешно «руководила» своими полигонами для взращивания полезных людей, поддерживая не только финансами, но и лоббируя интересы приютов среди органов власти и продажных меценатов. И что бы сейчас какой-то из этих рычагов дал сбой?

Хотелось подойти и пожать руку тому смельчаку, который вздумал пойти против Ведьмы Орсини.

– Мне нужно его убрать?

Обычно для этого меня и звали – устранять неугодных. Правда, раньше я убивала во имя Данте, но теперь, видимо, звания «личного» палача меня тоже лишили.

Не сказать, что меня это слишком расстроило – по сравнению с тем, что меня, по сути, изгнали, требование убрать кого-то для Лучии Орсини – как надоедливый комар: кусает больно, но какая разница, если у тебя и так уже вся грудная клетка разворочена?

Ведьма поморщилась так, будто я предложила ей собственноручно воткнуть кинжал в сердце оступившегося мужика, и поспешила запить мое предложение своим кофе.

– Нет, в этом и проблема, – вернув чашку на блюдце с тихим, но отчетливым лязгом фарфора о фарфор, Лучия наконец-то посмотрела мне в глаза. Холодно и отстраненно, но кроме этого у нее имелось еще только одно состояние: насмешливо и снисходительно. – Мне нужно его припугнуть. Без насилия. Даже не припугнуть, а донести, что за все потраченные на него усилия я жду хотя бы равнодушия, а не откровенного препятствования.

Наверное, я осмысливала сказанное дольше положенного, иначе с чего бы Ведьме нетерпеливо постукивать пальцами по столешнице, ожидая моего ответа. Но было очень сложно принять тот факт, что меня сюда пригнали для того, чтобы надавать по заднице одному из детишек Лучии.

Настолько сложно, что я все-таки уточнила:

– Подожди-подожди. – Я даже села ровнее, подавшись чуть вперед. – Ты хочешь сказать, что кто-то из твоих протеже решил пойти против твоей долбанутой системы благодарности за счастливое детство, и мне теперь нужно пойти и его поругать?

Лучия медленно затянулась, выпустив дым тонкой струйкой. В ее глазах вспыхнуло что-то вроде раздражения, но тут же погасло, спрятавшись за привычной маской холодной вежливости.

– Он не «пошел против». Он просто… забыл, кому всем обязан.

Я рассмеялась. Громко, резко, почти грубо.

– Ох уж эти неблагодарные сиротки! – развела я руками, изображая драматический ужас. – Ты их кормишь, одеваешь, растишь, а они – раз! – и вырастают с собственным мнением. Ужас-то какой!

Ведьма не моргнула. Просто придавила сигарету в пепельнице, словно это была шея нерадивого подопечного.

– Не смейся, Беатрис. Ты ведь тоже когда-то была одной из них.

Заяви Ла Стрига это лет десять назад, и меня ее слова точно покоробили бы. Сейчас же от них лишь легкое сожаление с привкусом тлена.

Я давно уже не рассуждала о том, как бы сложилась моя жизнь, не попади я в лапы Ковача. Но, если честно, не уверена, что смена надзирателя сильно облегчила бы мою жизнь. Оставила меньше шрамов? Да, наверное. Но не более.

– Я никогда не была твоей, – ровным голосом напомнила Ведьме.

– Но была его, – тут же ответила она, словно готова была к этому повороту беседы давно. И добавила, хищно улыбнувшись: – И до сих пор остаешься его.

Его.

Данте.

Будто я без старухи этого не знала. Но напоминать мне об этом сейчас – не лучший вариант. Я и так злилась – на обстоятельства, на эту встречу, на то, что Марко не предупредил меня о том, что задание мне давал Тот-кого-нельзя-называть.

А тут еще Стрига со своими недо-намеками!

– Это не одно и то же.

Лучия усмехнулась.

– Разве? Влияние Данте на тебя гораздо большее, чем у меня на любого из моих протеже, как ты выразилась.

Я встала. Резко. Стул противно чиркнул ножками по гладкому паркету.

– Хватит.

– Ты сама начала, – Лучия пожала острыми плечами с таким лицом, будто мы обсуждали биржевые ставки, до которых нам обеим не было никакого дела.

– Я пришла за заданием, а не за психоанализом.

– Ах да, «задание». – Ведьма потянулась к кофейнику, снова наполняя чашку. Аромат кофе, горький и обжигающий, на мгновение перебил запах табака. – Вот оно: найди этого неблагодарного ублюдка и напомни ему, кто здесь решает, кому жить, а кому – нет.

– Без насилия? – предположила я.

– Без видимого насилия.

Я замерла. Меня использовали по-разному, но так – в качестве Страшилы – еще никогда.

– Ты хочешь, чтобы я его… запугала?

– Я хочу, чтобы он вспомнил. – Лучия отпила кофе, прищурившись. – Все остальное – детали.

Я медленно обошла стол, приближаясь к ней. Ведьма не дрогнула, но ее пальцы слегка сжали ручку чашки.

– А если он не захочет «вспоминать»?

– Тогда, дорогая Беатрис, – она улыбнулась, – ты можешь сделать то, что у тебя лучше всего получается.

Я наклонилась, упираясь руками в стол, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Лак под пальцами был холодным и скользким.

– Убить?

Лучия Орсини не любила грязь. А в ее представлении то, что делала я для Дона и Семьи – это самое настоящее грязевое месиво. Поэтому мы друг друга презирали. Она меня – за кровь на моих руках, а я ее – за чистоплюйство.

– Напомнить, – спустя небольшую паузу все-таки сообщает она с нажимом, оправдывая мои ожидания.

Я засмеялась и отстранилась.

– Знаешь, Ведьма, иногда я думаю, что Данте зря тебя терпит.

Она поставила чашку. Та опустилась с негромким звоном.

– А я думаю, что он зря тебя отпустил.

Я не должна была обсуждать с ней эту тему, но все-таки не удержалась.

– Удивительно, что хоть в чем-то мы с тобой сошлись во мнении.

Тишина снова повисла между нами, густая, как проклятый ведьмин табачный дым. Сама Лучия смотрела на меня с приподнятыми уголками губ – назвать это улыбкой язык не поворачивался, но на оскал тоже не походило. Поэтому я отнесла такое выражение лица к молчаливому одобрению.

– Так где мне найти твоего отщепенца?

Старуха шумно выдохнула и медленно поднялась на ноги, придерживаясь одной рукой за столешницу. Суставы ее пальцев побелели от напряжения. Я же попыталась вспомнить ее возраст, но так и не преуспела в этом. Когда я появилась на вилле, у Лучии еще были красивые каштановые волосы, идеально ровная осанка и острый подбородок. Но за последние пятнадцать лет возраст забрал свое: волосы потускнели и окрасились в серебристый; овал лица заплыл; спина не сгорбилась, но стала более округлой.

А еще Ведьма почти не передвигалась самостоятельно, она все время опиралась на чью-то руку – как правило, кого-то из своих охранников. Вот и сейчас, стоило только Лучии подняться с места, как дальняя дверь открылась, и вперед шагнул один из телохранителей.

Приблизиться ему Стрига не дала – остановила поднятой вверх ладонью. Амбал покорно замер на месте.

– Я не хочу, чтобы ты бросилась к нему сию же секунду, – переключилась на меня старуха. Несмотря на все перечисленные атрибуты возраста, голос Лучии не растерял своей силы. – Я хочу, чтобы Томас точно понял, что ты – от меня.

– Передай ему открытку, – пожала я плечами, но Ла Стрига даже не отреагировала.

– На будущих выходных я устраиваю благотворительный прием для сбора средств, – продолжила она как ни в чем не бывало. – Я хочу, чтобы ты сопровождала меня. Там я и представлю тебя всем, кому нужно.

– Спасибо, но я – пас.

Все эти званные вечера, светские приемы и прочие выходы в свет меня нервировали. Каждый раз, когда Данте просил сопровождать его, я придумывала тысячу причин этого не делать. В ответ он придумывал миллион «за», самым веским из которых было «я могу и приказать».

Но одно дело – идти вместе с Доном. Другое – тащиться вместе со старой ведьмой. У которой, я даже не сомневалась, были на меня и другие планы, кроме озвученных.

Лучия медленно провела пальцами по краю стола, оставляя едва заметные следы на лакированной поверхности. Ее глаза сузились, будто она пыталась разглядеть во мне что-то, что я сама давно перестала замечать.

– Ты думаешь, у тебя есть выбор? – Ее голос звучал почти ласково, но в этой ласковости сквозила сталь.

Я скрестила руки на груди, чувствуя, как под кожей с новой силой закипало раздражение.

– Всегда есть выбор.

– Ошибаешься. – Она сделала шаг вперед, и теперь между нами оставалось не больше одного шага. Запах ее духов – что-то тяжелое, пряное, с нотками ладана – смешался с табачным дымом. – Ты либо выполняешь то, о чем тебя просят, либо…

– Либо что? – Я наклонила голову. Скрыть насмешку я даже не пыталась. – Ты расскажешь Данте, какая я непослушная девочка?

Лучия рассмеялась. Это был сухой, безрадостный звук, похожий на скрип старого дерева.

– О, Беатрис… – она покачала головой. – Моя наивная девочка. Скажешь ему это сама, ведь он тоже там будет.

Я хотела возразить, что мне нет никакого дела до планов дона на выходные.

Но вдруг Лучия улыбнулась. И теперь, без полумер, это был хищный оскал.

– И он там будет не один.

Глава 9.3

Вероятно, Ведьма ждала от меня уточняющего вопроса, но его не последовало. Я не настолько идиотка, чтобы не сопоставить факты.

На такие приемы Данте всегда ходил либо один, либо со мной. А теперь у него есть официальная сопровождающая на все подобные мероприятия.

– Ты ведь уже видела Анастасию? – Если мое молчание и разочаровало Лучию, вида она не подала, снова нацепляя на лицо холодную улыбку старой стервы. – Миленькая маленькая девочка. Рядом с нашим доном смотрится даже миниатюрнее, чем есть на самом деле.

Вот уж чего мне точно не хотелось делать, так это обсуждать светловолосую Барби, но сознание уже рисовало образ ее хрупкой фигурки рядом с мощным силуэтом Данте. Мысленно расстреляла обоих и даже открыла рот, чтобы вернуть разговор в прежнее русло – Лучия, ее сиротки и неизвестный мне Томас, – как вдруг Ведьма в раз растеряла всю свою расслабленность, становясь настоящей Ла Стригой.

– Но мы с тобой обе понимаем, что эта русская сучка в состоянии изнутри разрушить все, что мы с тобой строили долгие годы! – Лучия пусть и с трудом, но шагнула вперед, замирая в считанных сантиметрах от меня. Ее дыхание, пахнущее кофе и дорогим табаком, обожгло мою кожу. – Она не бедная овечка, отданная страшному волку, Беатрис. Она сама волк в овечьей шкуре, просто твердолобые капо во главе с Кардиналом и самим Стальным Доном не в состоянии это осознать!

Я прекрасно помнила то собрание совета, на котором поднимался вопрос о союзе с братвой. Данте и Кардинал были согласны сразу. Лука выражал согласие куда более сдержанно. Эцио и Нико заняли сторону Данте – они всегда поддерживали его решения беспрекословно. Сандро неожиданно предпочел воздержаться.

И осталось всего двое, выступивших против.

Я и Лучия Орсини.

Это был первый раз, когда мы с ней сошлись во мнениях. Причем, Ла Стрига приводила ровно те же аргументы «против», что и я, только в выражениях не сдерживалась. Но ни тогда, ни после никто к нам не прислушался.

Мы оказались в оппозиции, чтобы сейчас вновь становиться по одну сторону баррикад. Ведь каждое слово, произнесенное Ведьмой, находило во мне отклик. Согласный отклик.

Но это были только слова.

– Это ничего не меняет, – вот и все, что я могла ответить. Голос прозвучал хрипло, будто пересохло горло от всей этой пыльной лжи. И сама же отступила назад, спасаясь от удушливого, приторного аромата старой карги. – Данте не разведется только от того, что мы с тобой сошлись во мнениях.

Лучия усмехнулась – горько, как мне показалось. Но почти сразу выражение ее лица изменилось, возвращаясь к привычной маске самовлюбленной стервы.

– Не спорю, наш Дон крайне упертый мальчик. – Ведьма осторожно шагнула к столу, оперевшись о него рукой – видимо, стоять долго без помощи ей действительно было сложно. Невольно я бросила взгляд на замершего в отдалении охранника, но он продолжал изображать из себя статую. – Данте изменит свое решение только тогда, когда сам этого захочет.

Лучия замолчала ненадолго, и это была та самая пауза, которая призвана поддеть чужое любопытство. Мое любопытство. И оно повелось, к сожалению.

Я вскинула бровь, в очередной раз забывая о шраме: зато он с радостью напомнил о себе колющей болью. Ведьма широко улыбнулась – и снова никакой теплоты в ее оскале.

– Но его можно подтолкнуть к нужному выводу.

Мне потребовалось три секунды, чтобы понять, к чему именно склоняла меня эта старая интриганка.

И раздражение сменилось яростью, горячей и мгновенной, заставившей кровь ударить в виски.

– Я не позволю тебе манипулировать Данте! И уж точно не стану принимать в этом участия!

Я скорее прострелю ей голову или придушу голыми руками, наплевав на последствия. Придумала тоже – подталкивать к нужному выводу! И кого? Дона!

На этом разговор можно было считать законченным, поэтому я развернулась и, не дожидаясь прощания, двинулась на выход. Шаги отдавались в тишине гулким эхом, будто я бежала по пустому залу. К черту Ведьму со своими махинациями! Пусть сама со своими проблемами разбирается, чем придумывает мне новые!

Я успела дойти до двери в полной тишине. Успела положить ладонь на ручку, оказавшуюся неожиданно обжигающе холодной.

Но уйти помешали брошенные в спину слова:

– Я собираюсь спасти нашему дону жизнь, Беатрис. Не хочешь мне помочь?

Конечно же, это была дешевая манипуляция. Провокация на уровне детского сада, ведь все члены клана Орсини знали о моей помешанности на безопасности Данте. Но главное, что о ней знала я сама – и этого было вполне достаточно, чтобы уйти.

Но та раненая девочка, что пряталась глубоко внутри под слоями стали и цинизма, выла в унисон словам ведьмы, признавая их горькую правду. Что от Анастасии Воронцовой нужно избавляться, пусть и чужими руками. И что мы не можем оставить Данте в опасности, даже если ради его защиты придется заключить сделку с дьяволом.

Или Ведьмой, что одно и то же.

– И чего ты от меня хочешь? – В очередной раз за этот разговор спрашивала я, поворачиваясь обратно, выдавливая слова сквозь стиснутые зубы.

Лучия все так же стояла, прислонившись к столу. И улыбалась – покровительственно, заставляя меня едва ли не скрипеть зубами от бессильной ярости.

– Сопроводи меня на прием, верная Тень, – обратилась она ко мне, наплевав на имя. Кажется, я проиграла в этой войне, даже не успев в нее вступить. – И мы убьем сразу двух зайцев: ты – разберешься с моим оторвавшимся от стада бараном, а я докажу Данте, что он совершил ошибку, поставив не на ту женщину.

Я сощурилась, не совсем понимая последние слова Ла Стриги. О какой женщине она говорила? О себе или обо мне? Если первое – то причем здесь я? Если второе… что-то холодное и тяжелое сжалось у меня в груди. Я не хочу думать о том, чем именно намеки Стриги могут мне обернуться.

Лучия предлагала мне сыграть, но сыграть вслепую. Не зная правил и не понимая собственной роли. Нравилось ли мне это? Разумеется, нет.

Но я не находила в себе категоричного отказа. Наоборот, что-то внутри меня – что-то темное и очень обиженное, женское, подталкивало меня вперед. Не к мести Данте, но к доказательству, что и он мог ошибаться.

Холодный расчет и жгучая обида схлестнулись во мне в смертельной схватке, разрывая на части. Голова гудела от противоречий, в висках стучало. А если учесть, что все это происходило не просто на чужих глазах, а еще и на глазах самой Стриги, желание вышибить себе мозги возрастало в геометрической прогрессии с каждой секундой.

Но какие у меня были варианты? Вернуться в свой подвал выколачивать пыль из груши? Отправиться в доки и искать очередных придурков, готовых подставиться под мои кулаки? Мои кости точно не скажут мне за это спасибо.

– Кстати, – ворвалась в мои мысли Ведьма со своим наигранно-скучающим тоном. – Ты знала, что вчера ночью Данте и Марко наведались в порт? Говорят, дон лично выпотрошил парочку ирландцев, а после сжег их склады, оставив в качестве предостережения рисунок на асфальте. Угадаешь, какой именно?

Да, я вполне могла угадать. Это было не так сложно, учитывая, что именно произошло вчера. Я, Данте, подвал. И его кулак, считающий обороты моих волос. Я не хотела, чтобы он знал, что я глупо подставилась под ирландский нож, именно поэтому: потому что Дон отправится мстить. Но когда все бывало так, как хотела я?

И почему бы именно сейчас не поступить всем назло?

– Хорошо, – я разжала зубы, чувствуя одновременно мрачное удовлетворение и горечь от собственной капитуляции. – Я приду на твой дурацкий прием. Но только потому, что мне лень ломать голову над тем, как найти этого Томаса.

Улыбка Лучии стала самодовольной – словно ведьма и не сомневалась, что я соглашусь.

– Умная девочка.

– Не называй меня так.

– Как скажешь… Беатрис.

Она повернулась к своему телохранителю и жестом подозвала его. Тот немедленно подошел, готовый поддержать ее под руку.

– Отправь мне время и место, – попросила я, вновь намереваясь покинуть этот крайне негостеприимный дом.

Но мне вновь не позволили уйти.

– И, кстати…

Я обернулась.

Лучия стояла, опираясь на охранника, но ее глаза горели холодным огнем.

– Не вздумай приходить в своем обычном… стиле. – Она презрительно окинула меня взглядом с ног до головы. В обычно «мирской» жизни я предпочитала темные джинсы и рубашки, дополняя их кожаной курткой. Удобно и очень практично – я же не старая ведьма, ходить все время в платьях из прошлого века. – Это светское мероприятие. Я ожидаю, что ты будешь выглядеть соответственно.

Я застыла на месте, чувствуя, как кровь отливает от лица.

– Ты серьезно?

– Абсолютно. – Она улыбнулась. – Платье. Туфли. Прическа. Никаких кожаных курток, никаких ботинок на шнуровке, и, боже упаси, никакого оружия на виду.

Я засмеялась. Платье, туфли, прическа – не моя история. Даже Данте не смог ни разу уговорить меня на каблуки и бабский наряд – максимум, что я позволяла себе, это строгий брючный костюм или комбинезон, не сковывающий движений.

И, конечно же, я никогда не приходила на подобные вечера невооруженной. Лучия не могла этого не знать.

Поэтому я задала вполне закономерный вопрос:

– Ты с ума сошла?

– Нет. А вот ты уже на грани. – Ведьма не спрашивала: ведьма констатировала, в очередной раз используя тон «я знаю лучше тебя». – И, если ты хочешь, чтобы Данте когда-нибудь снова взглянул на тебя как на что-то большее, чем сломанный инструмент… тебе стоит начать играть по моим правилам.

Я постаралась не показать, как сильно меня задели ее слова. Но они впились в самое сердце, точнее и больнее любого ножа.