Кинжал для дона

…шестьдесят… шестьдесят один…

Его силуэт показался в периферии моего зрения. Он стоял ко мне почти спиной, осматривая коридор. Он был так близко, что я могла разглядеть напряжение в его плечах, идеальную линию его спины.

…девяносто…

Он медленно повернулся. Его взгляд скользнул по стенам, по полу… и задержался на оконном проеме. Секунда, и Данте шагнул вперед.

…сто один, сто два…

Я не поняла, чем именно себя выдала. Вдохнула громче положенного? Вроде бы, я вообще задержала дыхание. Шевельнулась? Но мое тело будто одеревенело, отказываясь даже дрожать от перенапряжения. Или он просто… почувствовал?

Наши глаза встретились в оконном проеме. Во взгляде принца не было удивления. Была решимость – твердая, несгибаемая. Непоколебимая.

Я ждала, что он скажет. Посмеется? Съязвит? Столкнет меня в пропасть?

…сто десять, сто одиннадцать…

Вместо этого он сделал шаг назад. И прижал палец к губам.

– Двигайся, – произнес принц одними губами. – Я тебя не выдам.

Я не сразу поняла его жест. Мозг отказывался верить. Это должна была быть ловушка, но в серых глазах не было насмешки, только холодная, отточенная уверенность. И странная… солидарность?

…сто девятнадцать…

Писк браслета должен был раздаться с секунды на секунду. Я скользнула вдоль стены, делая шаг по узкому парапету. Ветер рванул меня за одежду, пытаясь сорвать вниз, к темной воде. Сердце бешено колотилось где-то в горле.

Мои движения были выверены и точны. Но я слишком долго простояла без движения – а еще не учла, что старый бетон давно уже обточили дождь и солнце.

Нога споткнулась о выступ. Пальцы скользнули по ровной стене в попытке зацепиться хоть за что-то.

Но не было ничего. И я лишь обламывала ногти, когда очередной порыв швырял меня в пропасть.

Ледяной ужас удавкой сковал горло, поэтому я не кричала. Воздух вырвался из легких одним коротким, беззвучным выдохом. Вихрь из обрывков мыслей, страха и странного смирения. Внизу темнела вода, обещая ледяной удар. Я знала, что будет больно, но это не продлится долго.

Резкий рывок выдернул из апатии. Плечо прострелило огнем, прокатившимся по каждой мышце. Тело дернулось, качнулось и замерло, болтаясь в пустоте.

Я не упала.

Мое запястье было сжато стальным обручем. Я висела над пропастью, вцепившись в чью-то руку. Было не так много вариантов, в чью именно, но я все равно удивилась, подняв взгляд и увидев в окне Данте.

Он перегнулся через подоконник, почти полностью оказавшись снаружи. Его правая рука, вцепившаяся в мое запястье, вытянулась до предела. Мускулы на его предплечье напряглись, как тросы. Его лицо было бледным от усилия, губы сжаты в тонкую белую полосу. Ни тени прежней холодной уверенности – только чистая, обжигающая концентрация.

– Держись, – его голос был хриплым, сдавленным. Он не кричал.

Ветер раскачивал меня, бьющуюся о стену, как маятник. Каждый удар отзывался новой волной боли в плече и ребрах. Я пыталась ухватиться хоть за что-то, но пальцы то и дело соскальзывали или цепляли пустоту.

Взметнулась мысль, что долго мы так не продержимся. Я, конечно, легкая, но и Данте – не Ковач. Он ребенок – да, старше меня почти в два раза, да, сильнее меня. Но и его силы не вечны. Рано или поздно он будет вынужден меня отпустить – или выпадет следом за мной.

Страх судорогой прошелся по телу. Я почувствовала, как мои ладошки начали потеть несмотря на то, что ледяной ветер продолжал реветь вокруг. Нет, я не могла так погибнуть. Только не сейчас.

– Замри! – скомандовал Данте сквозь зубы. Его пальцы впились в мое запястье так, что кости заныли. Он начал медленно, с нечеловеческим усилием, подтягивать меня вверх. Его собственная позиция была отчаянной – он балансировал на краю, рискуя рухнуть сам. – Упрись ногами в стену!

Его командный тон, так похожий на манеру Старика отдавать приказы, вызывал яростное желание огрызнуться, но я засунула этот позыв куда подальше. Если принц сейчас спасет мне жизнь – я, наверное, перестану называть его принцем.

Не сразу, но мне удалось поставить ноги так, чтобы они не соскальзывали. Данте потянул меня вверх – с огромным усилием: на его лбу проступила венка. Но у него получалось! Пусть медленно, пусть всего сантиметр за сантиметр, но он упрямо тянул меня выше, и вот уже вторая его рука схватила меня за футболку.

Это вышло инстинктивно. Я не контролировала себя. Но мои пальцы не захваченной в тиски руки тут же вцепились в чужое запястье.

Мы оба вздрогнули от этого прикосновения. Или от нового порыва ветра.

Движение остановилось – всего на миг. Но этого хватило, чтобы я успела заметить метнувшуюся в сторону тень.

А следом к виску парня прижалось дуло пистолета.

– Не так быстро, юный дон. Тебе стоит ее отпустить.

Глава 10.4

Я думала, падать – это страшно. Думала, висеть в десятках метров над бурной рекой – это страшно. Страшно знать, что твоя жизнь зависит от чужой руки – буквально.

Но ничто не сравнится с тем ужасом, что накрыл меня, когда я услышала ровный, лишенных всяких эмоций голос Ковача.

Он целился в Данте. Сына дона. Сына, черт возьми, своего босса! И приказывал ему отпустить меня, когда до заветной свободы оставались считанные сантиметры.

Я задержала дыхание. Принц, кажется, тоже. И даже ветер смолк, давая нам обоим насладиться всеми гранями этой паршивой ситуации, где заложниками неожиданно оказались мы оба.

– Ты спятил, Ковач? – прорычал Данте. Его захват на моем теле не стал слабее.

– Совсем нет, – лениво отозвался Старик. – Я предлагаю тебе выбор: твоя жизнь в обмен на ее. У тебя есть примерно тридцать секунд, прежде чем я выстрелю.

Щелчок предохранителя вышел оглушительным. Я судорожно сглотнула, переводя беспомощный взгляд с Ковача на Данте. Я ничего не могла сделать. Ничего! Мне досталась роль зрителя с повышением до жертвы, но никаких действий в данном спектакле мне не выдали.

– Я не отпущу, – выдавил из себя принц. Он не раздумывал перед ответом.

– Двадцать пять, – холодно отмерил Ковач.

– Я сказал, что не отпущу! – почти кричал Данте. Словно это хоть как-то могло пробить броню хладнокровного убийцы.

– Двадцать.

Принц зарычал – зарычал так, как это делают дикие звери, загнанные в ловушку. Я видела, как его глаза бегали из стороны в сторону, выискивая варианты, пока руки сильнее сжимали мою майку и запястье.

– Ты не выстрелишь в меня, – в итоге выдавал Данте с такой уверенностью, будто это – прописная истина. – Я сын Карло Орсини!

– Мы проверим это через пятнадцать секунд.

Данте не верил. Но он и не знал Райнера Ковача так, как знал любой из нас. Мы прожили целый год под его надзором, мы знали, какое мерзкое чувство юмора у данного человека. Знали, что он не бросал слов на ветер.

И пусть я не понимала его мотивов, но не сомневалась ни секунду: Старик выстрелит. В упор. В ребенка, которого по всем законам и правилам должен защищать.

Возможно, это была его очередная проверка, но чего именно Ковач хотел добиться? Ждал, что я, спасая чужую жизнь, отдам свою? Прямо сейчас оторву от себя чужие руки и отправлюсь прямиком в бездну?

Или он проверял не меня, а юного дона? Его преданность или эгоизм?

Ответов не было, и я поверила, что уже никогда их не получу. Потому что выход был один: отпустить меня. Но сама я этого делать не собиралась. Я оставляла выбор за Данте, и, когда поднимала на него свои глаза, была готова увидеть в его сожаление, извинение, муку.

Но видела всю ту же решимость, с которой принц смотрел прямо на меня.

– Я. Тебя. Не. Отпущу.

Он говорил это мне. Не Старику. Глядя куда-то внутрь моей души, доставая своими словами до самого дна. Но я не успела сообразить, осмыслить, понять, что за чувство они будили. Не успела ничего, настолько быстро все произошло.

Данте чуть повернул корпус – гораздо позже я догадалась, что так он уперся ногой в стену. Сжал зубы. И резко, без предупреждения дернул меня вверх.

Он не издал ни звука, хотя я, кажется, слышала хруст костей. Он просто вытянул меня. Без слов.

Мой локоть ударился о бетон проема. Я пролетела через него, как запущенный снаряд, и упала на холодный пол, раздирая себе все, что только можно: руки, колени, щеку, плечо. Данте рухнул на спину рядом, хватая ртом воздух. Его правая рука безвольно лежала на груди.

Он меня не отпустил. Он меня спас.

– Какая глупость, юный дон, – не дал мне насладиться собственным выживанием Ковач. Он все еще стоял у окна и целился в Данте. Пистолет не дрожал. – У тебя было тридцать секунд, чтобы выбрать жизнь. Но ты выбрал смерть.

Парнишка присел рядом, упираясь здоровой рукой в пол. Он сидел боком ко мне, поэтому я не могла видеть целиком его лицо, но я слышала стальную уверенность в его голосе, когда он говорил.

– Ты не посмеешь в меня выстрелить.

Он был слишком наивным, этот юный принц.

Но я не была.

Я поняла, что сделает Старик, за секунду до того, как он спустил курок. И мне хватило этого времени, чтобы столкнуть Данте с линии огня.

Правый бок пробило горячей волной такой силы, что я не удержала стона, заваливаясь на жилистое тело. Рука непроизвольно скользнула к ране и в миг стала горячей и мокрой.

– Тень?!

Одним движением Данте перевернул меня, укладывая на спину, и склонился, задирая пропитавшуюся кровью майку.

Я не стала смотреть – струсила. Хотя, казалось бы, за один вечер я должна была привыкнуть к стойкому дыханию смерти у затылка. Но я боялась получить прямое подтверждение тому, что сейчас это действительно конец.

Я не отрывала взгляда от Данте, от нахмуренного, но сосредоточенного лица. Поэтому и заметила, как его накрыло облегчением.

– По касательной, – выдохнул юный дон с нескрываемой радостью.

Если бы не красные круги перед глазами, я бы порадовалась вместе с ним.

– Два идиота, – совсем рядом произнес Ковач, и мой взгляд мигом нашел его широкую фигуру, перекрывавшую окно. Рука с пистолетом была опущена. – Вас еще учить и учить вас!

– Учить?! – сорвался на крик прин… Данте, и тут же подскочил на ноги, загораживая меня. – Ты чуть не убил ее!

– Поправочка: я чуть не убил тебя, – с легкой насмешкой ответил Старик, вернув предохранитель на место и убрав ствол себе за спину. – А ее я просто пытался проучить. Но, вижу, урок она не усвоила. – Его взгляд скользнул по мне, холодный и оценивающий. – Вы оба не усвоили.

Данте замер. Его спина, напряженная как тетива, все еще закрывала меня от Ковача. Его дыхание было тяжелым, свистящим.

– Ты стрелял. Ты стрелял в меня, – его голос дрогнул от ярости и неверия. Видимо, только сейчас он начал понимать, что от смерти его разделял даже не один шаг, а гораздо меньше. – Ты не мог знать, что она толкнет меня!

– Расчет рисков, мальчик. Всегда имей запасной план. Твой был – умереть героем. Ее – спасти тебя. Мой – проверить оба. – Ковач сделал шаг вперед, и его тень накрыла нас обоих. – Ты жив. Она ранена, но жива. Я получил свои данные. Все довольны. А что касается Тени… уверен, ей совсем не больно. Ведь так?

Его вопрос заставил меня вздрогнуть. Я знала, зачем он его задавал: не ради того, чтобы услышать мой ответ. Старику было бы плевать, даже если бы я билась в агонии от боли и умоляла меня застрелить.

Нет, он спрашивал не для этого. Ведь если бы я сказал «да», этот старый урод выстрелил бы снова, но на этот раз прицельно. Чтобы доказать, как я ошибалась, и что бывает еще больнее.

Поэтому я кивнула. Через силу. И возненавидела довольную улыбку, осветившую лицо Старика.

– А ты, юный дон, запомни. – Он наклонился, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами Данте. – В следующий раз, когда ослушаешься моего приказа, я не буду стрелять по касательной. И цель выберу другую. – Его взгляд, тяжелый как свинец, скользнул в мою сторону. – Понятно?

Данте не ответил. Он лишь сжал кулаки, а его плечи напряглись еще сильнее.

Ковач выпрямился, повернулся и пошел к выходу.

– Вниз, живо. Оба. И поторопитесь, если собираетесь попасть в лазарет до того, как врач уйдет.

Он шагнул в сторону коридора, как ни в чем не бывало. Не сомневаясь, что мы пойдем следом. И, наверное, так бы я и поступила, как только нашла в себе силы, чтобы подняться.

Но Данте был быстрее.

Одно движение – столь стремительное, что я даже не успела его отследить, и будущий дон выдернул пистолет из-за пояса Ковача, снимая с предохранителя и направляя на Старика практически одновременно.

– А теперь ты будешь выполнять мои приказы, – таким ледяным тоном произнес Данте, что я вздрогнула.

Так не говорили двенадцатилетние мальчишки. Так говорили те, кто привык отдавать приказы. Те, кто стоял выше всех остальных.

Ковач тихо рассмеялся.

– Ну надо же, видимо, я ошибся в твоей оценке. Если у нее, – кивок в мою сторону, – синдром защитника, который не искоренить, то у тебя, похоже, синдром бога.

– Синдром будущего дона, – легко отбил Данте, и я увидела в нем это: готовность становиться тем, о ком он говорил. – Твоего дона, Ковач. Поэтому с этих пор ты не смеешь причинять боль моим людям.

– Твоим людям? – брови Райнера взлетели вверх, а он сам сложил руки на груди. Опасности от стоящего напротив ребенка он точно не ощущал.

– Да. Этих детей отец собрал для меня. Поэтому и Тень, и все остальные принадлежат мне.

Это были ужасные слова, ведь нас, живых людей, оценивали точно товар на рынке. Но почему-то, когда их произносил Данте, я не испытывала отторжения. Скорее… принятие?

– Ты больше не тронешь их, Ковач, – повторил юный дон. – Или в следующий раз я выстрелю.

Даже с такого расстояния и в сгущающихся сумерках я видела, как опасно ухмыльнулся Райнер.

– У тебя кишка тон…

Он не успел договорить. Грохот выстрела оглушил на мгновение, а уже в следующее я смотрела, как Старик зажимал двумя руками бедро, прислоняясь к стене.

– А если ты еще раз посмеешь во мне сомневаться, я выстрелю тебе в колено. Вряд ли в твоем возрасте его смогут починить. Все ясно?

Ковач матерился. Громко. Словами, которые я слышала впервые. Но куда больше меня поражали метаморфозы, произошедшие с недавним принцем.

В нем больше не было презрения, сочившегося из каждой щели при нашей первой встречи.

Не было скуки, с которой он входил в тренировочный зал.

Не было смирения, заметного в те, дебютные разы, когда он видел, что ему поддаются, и пользовался этим.

Не было даже парнишки, которому просто повезло родиться в богатой семье.

Был молодой человек, готовый взорвать весь мир, если он того захочет. Способный взорвать весь мир. И то, что он сейчас вставал на нашу защиту – меня и остальных мальчишек – это было чем-то невероятным.

Он пошел против Ковача – как мы с Марко когда-то. И… он преуспел. В отличие от нас.

– Ясно, – прошипел Старик сквозь стиснутые зубы. – Как день.

Кровь сочилась сквозь его пальцы, темная и густая, пропитывая потертую ткань армейских штанов. Лицо Старика исказила гримаса боли, но в глазах не было ни страха, ни покорности. Лишь холодная, бездонная ярость. Он смотрел на Данте не как на ребенка, а как на равного. Как на угрозу.

Юный дон не опускал пистолет. Его рука не дрожала. Он был статуей – холодной, безжалостной и абсолютно уверенной в своей власти.

– Мы поедем в больницу. Скажешь, что Тень оступилась во время тренировки. А я… потянул связки, пытаясь ее поймать. – Его голос был ровным, диктующим условия. И только сейчас я заметила, что все это время пистолет Данте держал левой рукой, хотя его основная – правая. – Или ты предпочтешь объяснять моему отцу, почему его сын стрелял в своего лучшего инструктора? Думаю, у меня найдутся убедительные аргументы.

Парень сделал шаг вперед, и пистолет теперь смотрел прямо в лицо Ковача.

– Выбор за тобой. Герой или калека. Решай быстро, у меня терпения не много.

Я замерла, не в силах пошевелиться. Воздух звенел от напряжения. Это был не мальчишка. Это был правитель, рожденный в крови и стали, принимающий свою власть.

Старик молчал несколько секунд, его взгляд буравил Данте. Искал слабость. И не находил.

– Ладно, – хрипло выдохнул он. – Герой. Но это не конец, мальчик.

– Время покажет, – холодно парировал Данте. – Теперь встань и иди вперед. И помни про колено.

Он отступил, давая Ковачу пространство, но ствол все так же был наведен на мужчину. Райнер, кряхтя, выпрямился, прижимая руку к ране. Его лицо было пепельно-серым.

– Ты первый, – скомандовал Данте. – И не оборачивайся.

Старик, хромая, заковылял по коридору в сторону лестницы. Данте бросил на меня быстрый взгляд.

– Можешь идти?

Я кивнула, с трудом поднимаясь. Пальцами левой руки я пыталась зажимать рану в противоположном боку. Боль была подобно огню, но адреналин и шок от происходящего приглушали ее, давая мне возможность встать на ноги.

Но устоять это не помогло. Я покачнулась и едва не упала, но вовремя оказалась подхвачена стальной рукой.

– Осторожно, – чертов Данте придерживал меня за плечи и прижимал к себе так близко, что я почувствовала его запах. Ярче всего выделялся запах пота, но я могла различить и другой – более тонкий, нежный. Но я не знала, что это. Стиральный порошок? Туалетная вода? Или его природный аромат? – Давай я тебе помогу.

И он помогал. На каждом шаге. На каждой ступеньке. Держал пострадавшей рукой, крепко, но осторожно, чтобы не причинить еще больше боли мне или себе. Так, словно пытался… заботиться обо мне?

От этой мысли я запнулась на ровном месте – к счастью, лестница осталась позади, и мы уже покинули пустой дом. Фургона не было – оставались только машины, на которых приехал Данте и его охрана, а также большой темный джип Старика. Я была уверена, что мы пойдем к нему, но юный дон упрямо вел меня к черному вытянутому автомобилю, даже не спрашивая чужого мнения.

Ему никто не мешал – вероятно, все еще зажатый в руке пистолет напрочь отбивал желание охраны задавать вопросы.

– Садись.

Он распахнул передо мной дверцу. Сам. Дождался, пока я, шипя сквозь зубы, усядусь на сидение. А после обошел машину и сел с другой стороны, бросив оставшееся без уточнений:

– В больницу.

Его слушались. Суровые мужчины ростом под два метра и шириной в дверной проем беспрекословно выполняли приказы ребенка, не задавая никаких вопросов. Это удивляло.

Машина плавно тронулась, мягкие сиденья поглощали неровности дороги. Я сидела, вжавшись в кожаную обивку, стараясь дышать неглубоко, чтобы не тревожить рану и не ляпать все вокруг кровью слишком сильно. Рядом Данте молча смотрел в окно, его профиль был резким и отстраненным. Он все еще сжимал пистолет в левой руке.

Тишина давила, густая и неловкая. Я перебирала в голове все, что произошло. Его ярость. Его холодную решимость. Выстрел. И сейчас… эта забота? Она не вязалась с образом того надменного мальчишки, который смотрел на нас свысока.

Но я не решалась спросить. Вообще боялась подать голос, словно этим могла спровоцировать Данте на какое-то действие, которое запутает меня еще больше. Я и так не понимала, что мне делать, как реагировать и что говорить, поэтому просто смотрела в окно, на проплывающий мимо город, который видела, кажется, впервые в своей жизни. И даже боль на некоторое время отошла на задний план, давая мне насладиться широкими улицами, высокими домами и сверкающими фонарями.

В больнице было удивительно тихо. Врач, к которому Данте привел меня под надзором своей охраны, оказался улыбчивым и очень осторожным. Он тихонько причитал о том, как мне не повезло так сильно упасть, и при этом проворно обрабатывал раны, накладывал повязки и клеил пластыри. После чего мне в руки всучили бумажку (которую я выкинула сразу же, оказавшись за дверью), дали наставления (которые я не слушала) и лишь потом отпустили.

В коридоре, прижавшись лопатками к стене, ждал бывший принц. Его правая кисть была туго перевязана.

– Вывих, – поймав мой взгляд, пояснил Данте и, оттолкнувшись, подошел ближе. – Я могу отвезти тебя на винодельню. Или… или куда-нибудь еще, если ты захочешь.

Только после его слов я поняла, что предоставлена сама себе. Ковача здесь не было. Других надзирателей – тоже. Лишь парень, который мог подарить мне свободу одним своим приказом.

На какой-то миг мне захотелось поддастся этому – желанию оказаться как можно дальше от Старика и его мести, которая, я даже не сомневалась, ждала меня по возвращении. Но потом я подумала о Марко – единственном человеке, важным для меня, и тихо, но уверенно произнесла:

– На винодельню.

Все равно меня больше нигде не ждали. А там у меня был друг – самый настоящий.

Данте не стал настаивать – тем же маршрутом привел меня к машине, усадил обратно на то же сидение, сел рядом. Пистолет успел испариться, но давящая атмосфера осталась.

Мы доехали быстро, в гнетущей тишине, нарушаемой только шорохом шин и тиканьем включаемого время от времени поворотника. Я впервые увидела «парадный» заезд винодельни и немного растерялась, не сразу сообразив, куда именно мне идти.

Юный дон подсказал. Он и два его охранника, идущих с отставанием на три шага, сопроводили меня до спуска в подвал, и только тут Данте осторожно тронул меня за локоть, привлекая внимание.

– Спасибо, – произнес он тоном, в котором не чувствовалось принуждения. Словно все слова, что произносил парнишка, были искренними. – Что спасла меня. Я этого не забуду.

Я кивнула, не зная, что ответить. Сама не понимала, почему бросилась прикрывать его – как тогда, с Марко. Это просто порыв, который шел изнутри. Он сильнее меня, нечто необъяснимое, неконтролируемое, но такая же неотъемлемая часть меня, как рука, нога или сердце.

Наверное, мне стоило поблагодарить его в ответ – за то, что не дал упасть. Но пока я собиралась с мыслями и силами, Данте еще раз добавил:

– Спасибо.

А затем шагнул вперед и прерывисто меня обнял.

На один миг. Возможно, даже меньше. Но я снова ощутила его аромат и кое-что еще. Будто в абсолютной темноте чиркнули спичку – ослепительно, мимолетно и так ярко, что этот свет потом стоял в глазах еще долго.

Данте и его телохранители ушли сразу, а я еще много минут стояла у спуска в подвал и смотрела им в след, задавая себе только один вопрос.

Какого черта только что произошло?

Глава 11.1

Беатрис Кастелли. Настоящее. 5 дней и 44 минуты

– Какого черта я на все это согласилась?! – рычала сквозь зубы, в очередной раз наступая острой шпилькой на подол длинного платья.

– Перестань ворчать, как старая карга, Беатрис, – тут же раздалось тихое слева. – Вроде бы, из нас двоих по возрасту на эту роль больше подхожу я.

Гребанная лестница, по которой мы с Ла Стригой степенно поднимались (правда, «степенно» относилось только к Лучии. Я на каблуках и с дурацким подолом представляла собой крайне жалкое зрелище), казалась бесконечной. Каждый шаг отдавался ноющей болью в подъеме стопы, а незнакомая тяжесть платья тянула вниз, сковывая движения.

И да, за время, прошедшее с момента выхода из автомобиля, я действительно только и делала, что ворчала, поэтому в словах Ведьмы правда была.

За прошедшие несколько суток старуха Орсини всерьез взяла меня в оборот: не было ни одного дня, чтобы она мне не позвонила. Переписки Стрига презирала, поэтому мне приходилось каждый раз поднимать трубку и вслушиваться в ее скрипящий голос.

– Мне нужно знать твои размеры, чтобы заказать платье, – повелительным тоном сообщила она спустя два часа после моего отъезда в тот день, когда я согласилась ее сопровождать.

– Я сама разберусь с платьем, – попыталась было выторговать свою свободу, но…

– Исключено, – обрубила Ведьма. – Пока ты представляешь меня, Беатрис, я должна быть уверена, что ты не вырядишься как пугало.

У меня не было желания спорить, как и выбирать себе наряд, поэтому я подхватила первую же рубашку, отогнула пришитый к воротнику ярлык и продиктовала Лучии размер.

– Нет, Беатрис, ты не поняла, – шумно выдохнув наверняка дым, произнесла Ведьма. Я как наяву видела ее, качающую головой. – Я не собираюсь покупать тебе готовое платье. Это моветон. У меня есть прекрасная швея, она сошьет его по твоим размерам. Обхват груди, талии, бедер. Длина рукава. И твой рост. Пришли мне все, я жду.

Она сбросила вызов, не дождавшись моего ответа. А ведь я планировала долго и смачно материться! Как Ла Стрига вообще себе это представляла? Я понятия не имела, как измерять подобное!

К тому же, мой пустынный склад не мог похвастаться наличием ни одного измерительного прибора. Вообще. Совсем. Абсолютно ничего.

Поэтому я мысленно послала Ведьму в пешее эротическое, но та не сдавалась: продолжала названивать до самой ночи с перерывами в пару часов, а на следующее утро на дороге к моему пристанищу показался автомобиль.