Яблоко для дьявола

– Моя подруга называет его безлунным морем, потому что вода в нем непрозрачная, а мне больше нравится называть его внутренним морем. Здесь множество обитателей, и, кстати, Мари, ты можешь найти в нем кое-кого знакомого.

Девушка вздрогнула, уставившись на темную фигуру, выходящую из воды.

– А ты что же, думала, Бог принимает в свои объятия священников, нарушивших обет?

– Я не понимаю, – вмешался Эдвард и с беспокойством стал следить за Мари, бегущей вдоль берега к человеку, который протягивал к ней руки и звал по имени. – Он что же, умер вместе с ней?

– Нет, – отвечал Сатана, – на десять лет позже, но в таких местах, как это, время не имеет значения.

– Ты обманул ее, – прошептала я обессиленно, наблюдая, с какой страстью и жадностью человек обнимает девушку, как шепчет ей на ухо какие-то слова, рвет на ней одежду, и она отвечает на его ласки, забыв обо всем на свете. – Это не человек. Это демон.

– Разве ей не все равно? – пожал он плечами.

– Какой ужас, – прошептал Эдвард, глядя, как два обнаженных тела— одно темное, другое белое – сплетаясь, катались у воды, – и отвернулся.

– Пойдемте отсюда, – сказал Сатана и, подняв меня, осторожно повел вдоль берега.

– Давай остановимся, – попросила я, когда берег сделал поворот.

Сатана кивнул. Было темно и тихо, чуть слышно плескалась вода.

Он усадил меня на сухой песок, а сам отошел к воде и остановился у кромки, сложив руки на груди и глядя в темноту. Я молчала. Крики и зарницы все еще мелькали перед глазами, чередуясь с картинами страсти и боли, которые эти люди пронесли через свою жизнь.

– С людьми всегда так, – заговорил Сатана, отзываясь на мои мысли. – Нельзя верить ни глазам, ни чувствам, ни ощущениям, когда думаешь о человеке. Он кажется тем, кем хочет казаться, и другому человеку никогда не понять, кто перед ним на самом деле.

– Но почему все так замешано на сексе? – спросил Эдвард, усаживаясь рядом со мной. – Можно подумать, что на свете нет других страстей.

– Это самая глубокая страсть, которая раньше и быстрее будит в человеке животное, – отвечал Сатана, не оборачиваясь, – и ее труднее всего контролировать. Разве ты не насиловал женщин, не убивал людей на той войне?

– Не было дня, чтобы я не думал об этом, – отозвался Эдвард тихо, – и не казнил себя. Я опустился, бросил все, наплевал на все, потому что не мог забыть и простить себе этого. – Он помолчал, глядя на воду, потом спросил: – Это что, мое испытание, темный человек?

Сатана рассмеялся.

– Нет, парень, – ответил он, – ты выстрадал свое и покаялся. Меня интересуют только не замоленные грехи. И к тебе у меня совсем другое дело. А сейчас отвернись, тебе нельзя на это смотреть.

Эдвард отвернулся.

Сатана снял сапоги и швырнул их в воду, с глубоким отвращением бросил туда же брюки и куртку. Темный силуэт мелькнул и исчез у берега.

Я видела, как он облачился в длинные черные, расшитые серебром, одежды, накинул черный плащ, распустил волосы.

Я тронула Эдварда за рукав. Когда он обернулся, стало заметно, что этот сильный мужчина, солдат, прошедший войну, стал совершенно седым.

Я посмотрела в его добрые карие глаза и заплакала.

Эдвард покачал головой.

– Слушай, парень, – обратился он к властелину этого мира, и в его голосе не было ни страха, ни злобы, только усталость и печаль. – Прошу, не обижай ее.

– Ну, ты сказал, солдат, – ответил Сатана, усаживаясь рядом со мной на песок. – С чего ты взял, что я могу обидеть ее? Я не причиню ей никакого зла.

Эдвард снова покачал головой.

– Она несчастлива здесь.

Сатана помолчал. Потом заговорил тихо:

– Счастье – философия, а не чувство. Его вообще не существует в этом мире. Хотя я чувствую себя счастливым, когда она рядом со мной. Я научился любить, и она единственное существо, к которому я испытываю любовь. Наверное, чувство, которое наполняет меня в те мгновения, когда она просто сидит вот так, или ходит, или говорит, или я касаюсь ее руки и волос, и есть счастье. Но она не принадлежит мне. Я не могу владеть ею, как хочу этого. И это состояние может кого угодно свести с ума.

– Тебе не следует брать ее в такие прогулки, как эта.

– Я знаю. Вероятно, это было слишком. Но я хотел успокоить ее относительно одного дела, о котором она волнуется.

– Какого дела? – спросил Эдвард.

Я встрепенулась.

– О чем это ты?

– О тебе, солдат. Я хочу поручить тебе кое-что.

– Что именно?

– Стать сопровождающим для таких как ты, которым закрыта дорога в рай, тех, кто ищет Белый Город. Мы пойдем сейчас к Северным воротам. – Сатана посмотрел на меня. – Я подарил ей Северные ворота и земли, лежащие около них. – Он повернулся к Эдварду. – От ворот недалеко до Белого Города. Ты, солдат, будешь встречать там прибывающих вместе с моими черными всадниками. Всадники будут перевозить их, а ты – объяснять, в чем дело. – Сатана снова посмотрел на меня. – Я не хочу, чтобы праведники бегали по всему аду. Времена изменились, и теперь им не дадут делать это безнаказанно.

– И что я буду говорить им?

– Правду. Что ворота в рай закрыты. Что идет большая война. Что исполнилось предначертанное, и вселенная принадлежит темному человеку. Что в Белом городе они будут в безопасности и найдут все необходимое. Никому не разрешается покидать пределы Белого Города. Только тебе.

– Как часто прибывают сюда люди?

– Праведников осталось не так много. Где-то один раз в три-четыре дня. Тебя будут предупреждать. Со временем я найду тебе помощника, подберу его так же, как выбрал тебя.

– Я прошел войну, – Эдвард покачал головой, – но пройти еще раз эту дорогу я бы не смог.

Сатана встал и подал мне руку.

– Ну что, парень, принимайся за работу, лет так на тысячу.

Солдат кивнул головой.

– Я думал, что моя война закончена, но, оказывается, она только начинается.

Перемена произошла мгновенно. Я увидела Северные ворота, снег, лежащий в пустоте, и красные горящие глаза. Волки. Забытое племя, ищущее любовь. Я совсем забыла о волках. Они ищут тепло, а глаза Эдварда лучились теплом и жалостью. Он совсем не испугался, посмотрел на обступившие нас прозрачные тени с состраданием, и обернулся ко мне.

– Мне всегда удавалось ладить с собаками. – Я подумала, что они не животные, но ничего не сказала. – У тебя нет кусочка чего-нибудь съестного?

Я пожала плечами и разжала правую ладонь. С начала дороги, когда я упала в пыль, в ней лежало что-то маленькое, похожее на кусочек печенья. Я протянула его Эдварду. Он удовлетворенно кивнул, словно ожидал этого. Потом стал ломать печенье на крошки и без всякого страха протягивать его волкам.

– Бедняги, – шептал он участливо, – никому-то вы не нужны, некому о вас позаботиться.

Сатана хмыкнул, а я с радостью наблюдала метаморфозу. Красные глаза стали добрыми и карими, белая шерсть потемнела, вой сменился тявканьем и радостным лаем. Эдвард рассмеялся, лаская собак. Их осталось больше десятка, остальные волки отступили.

– Ну вот, солдат, ты и прошел свое испытание, – заметил Сатана.

Я подумала, что собачье племя, наконец, тоже найдет покой, поселившись в Белом городе. Послышался топот, и несколько всадников на черных конях окружили нас. Одного коня они вели под уздцы.

– Садись, не бойся, солдат, – сказал Сатана, – пора.

Эдвард повернулся ко мне, его лицо мгновенно постарело и сморщилось, и тяжелые слезы полились из глаз.

– Пусть Бог благословит тебя.

– И тебя, – ответила я, заливаясь слезами, страшась этого расставания и принимая его.

– Вы еще увидитесь, – успокоил меня Сатана и потянул прочь.

Мы отошли довольно далеко от ворот и сели на снегу. Я плакала, не переставая. Он гладил меня по голове, а я рыдала, словно ребенок.

– Я знаю, как тяжело ты это переносишь, – говорил он, – но мы решили немаловажную проблему. Я избавился от многих забот.

А ты нашла друга там, где не могла и предположить.

Со стороны ворот раздался дробный топот. Впереди бежали, радостно лая, собаки. За ними неслись черные всадники. Из переметных сумок их седел свешивалось что-то белое. Среди черных силуэтов выделялся один белый. Высокий человек сидел прямо, глядя вперед, в сторону высоких стен Белого города, и его лицо было белым как снег, таким же, как волосы, развивающиеся в такт движения коня.

Кажется, Эдвард нашел дело, которому стоило посвятить жизнь.

Часть 6. Южные ворота

Тени и пятна превращаются в образы определенным усилием воли, словно наводишь резкость в телескопе, тогда можно увидеть то, что недоступно глазам. Голубые и зеленые пятна сложились в узор из зеленых треугольников на бледно-голубой стене.

Я посмотрела направо – коридор уходил в никуда. В мерцающем свете стен треугольники казались почти черными. Голубой пол из упругого полупрозрачного материала совсем не скользил под ногами. Между зелеными узорами тянулась вереница дверей. Высотой с человеческий рост, более узкие, чем на Земле, они так плотно утопали в стенах, что отличались от них только более светлым оттенком.

В коридоре царила торжественная гулкая тишина больших залов или старых библиотек. Время сдвигалось, плыло сквозь меня, словно вода. Я видела неясные смутные фигуры, заполнявшие коридор за мгновение до того, как вошла в него, призраки, которых спугнуло мое появление. Они двигались, разговаривали, проходили сквозь двери, из-за которых бил свет или сочилась тьма. Жизнь, которая кипела и бурлила в этих стенах, затаилась, дожидаясь, пока я уйду.

Впереди забрезжил свет, и я из сумрака голубого вошла в сумрак золотой. Множество высоких дверей из матового стекла с позолоченными ручками и тонким узором вдоль створок, опоясывали утопающий в цветах холл, который казался то круглым, то овальным, теряя форму в тысячах свечей, горящих по всей ширине потолка. Черный с красными разводами пол сиял чистотой и хорошо сочетался со строгой изысканностью обстановки.

В холле не было никакой мебели, кроме конторки из красного дерева, уставленной цветами, похожей на гостиничную. За конторкой стоял человек. Его вид только подтверждал мысль о гостинице – безукоризненный, в белых перчатках и белой куртке, черных брюках и черной круглой шапочке, он походил на портье. По залу сновали юноши и девушки, схожие с ним одеждой и манерами, только девушки вместо брюк носили короткие блестящие черные платья, обтягивающие их как вторая кожа. Спокойно, размеренно здесь текла своя жизнь, наполненная терпким запахом ожидания. Но ждали они явно не меня. Я чувствовала на себе их взгляды, любопытные, смешанные с тайным страхом быть застигнутыми за разглядыванием, но никто не заговорил со мной и не остановил меня.

Человек за стойкой продолжал заниматься своими делами, и я прошла мимо него, вдохнув мимоходом незнакомый горьковатый запах сиреневых цветов. У высоких стеклянных дверей, первых, попавшихся мне на глаза, я остановилась, прильнув к полупрозрачному стеклу.

За стеклом цвел сад. Белое, ярко-синее и сиреневое смешивалось со всеми оттенками золотого, а фоном служила темная, почти черная листва. Я взялась за круглую золотистую ручку и толкнула створки. За маленьким холлом, уставленном цветами в высоких вазах, находилась еще одна дверь.

Сад обнял меня, едва я переступила порог. Слабый дрожащий золотой свет плавал среди низких деревьев, высоких кустарников и растворялся в цветах, которые я никогда не встречала. Нежные, словно пух, бледно-фиолетовые шапки высоких изящных цветов горели как маленькие фонарики. Темно-фиолетовые с удлиненными лепестками изысканные цветы напоминали чем-то лилии. Бледно-желтые острия огромных оранжевых цветов с тонкими узкими лепестками заканчивались маленькими золотыми шариками. Мне понравился этот сад, его белые, почти незаметные, дорожки, широкие темно-зеленые листья деревьев, нависающих над головой, мягкие полутона и отсутствие резких красок. Но это был зимний сад, в стеклянной вселенной, а я хотела знать, что за ее стенами.

Я стала искать окно или дверь, сначала бездумно, потом осознанно, пока не нашла ее, такую же полупрозрачную, только из более толстого стекла. Сквозь бело-голубой материал сочилась темнота. Я взялась за ручку, когда услышала тихий голос за спиной.

– Прошу вас, – сказал кто-то мягко и вежливо, – не открыватьэту дверь.

Не отпуская ручки, я обернулась, ища владельца голоса, но никого не увидела.

– Уверяю вас, вы не найдете там ничего интересного. Это может только нанести вред. А мы не хотим причинять вам ни малейшего неудобства.

Я отпустила ручку и осмотрелась. Среди темных листьев невысокого дерева с белыми, сладко пахнущими цветами плавал голубой туман, расцвеченный миллионами серебряных искр, но я не смогла уловить ни формы, ни образа.

– Кто вы такой? – спросила я туман.

– В некотором смысле, управляющий Города Чудес, – отвечал туман. – Но не ищите моей формы. Я могу выглядеть, как угодно, соразмерно желаниям прибывающих сюда. Я могу стать человеком, если эта форма приятна вашим глазам.

– Я хочу увидеть вашу истинную форму. Это возможно?

– Конечно, если вы того желаете, – отвечал управляющий.

Из тумана проступили очертания странного существа. Его совершенно безволосая гладкая бледно-фиолетовая кожа не вызвала во мне отвращения. Руки и ноги не имели суставов. Длинная вытянутая голова с продольными темно-фиолетовыми полосами имела по бокам два нароста. Две складки переходили в подобие носа, и далее в вытянутый подбородок. Его глаза, глубокого фиолетового цвета, стали ярко-золотыми, когда его взгляд встретился с моим.

Он хотел что-то добавить, но не успел – открылась дверь в сад, и кто-то быстро прошел в нашу сторону. Мелькнул черный силуэт, и знакомый голос резко бросил существу, называя его по имени:

– Тебе не следует здесь находиться.

– Я только отговаривал госпожу входить в эту дверь.

Сатана кивнул.

– Теперь убирайся, – и странный призрак растворился.

Сатана повернулся ко мне.

– Ты выбрала не очень удобное время для появления, – сказал он, овладевая моей рукой. Потом добавил, указывая на дверь: – Там небезопасно.

– Я не всегда выбираю, где мне оказаться. Что это за место? Оно похоже на холл гостиницы, где ожидают приезжих.

Он рассмеялся.

– В какой-то мере так оно и есть. Это один из входов в ад. Двери, которые ты видела, выходят в разные миры.

– Не слишком ли хорош этот вход, или это только иллюзия? – Сатана отпустил мою руку и сбросил темный плащ на траву. Меня поразил его вид. На черной ткани струились радугой миллионы микроскопических песчинок драгоценных камней. Этот великолепный костюм чем-то покоробил меня. – И что это за вульгарный наряд?

– И цветы, и холл настоящие, – ответил он, игнорируя мое грубое замечание. – Иллюзия скрыта в цвете и форме. Цветы принимают тот оттенок, который нравится входящему. Разве тебя не удивило обилие сиреневого и золотого – твоих любимых цветов? Посмотри. Я захочу, и цветы станут красными.

Он дотронулся до сиреневых шапок, и они загорелись ярко-алым, потом снова стали сиреневыми, когда он убрал руку.

– И для чего все это?

– Сама знаешь, здесь не очень приветливо, поэтому мы устраиваем пышный прием нашим гостям, даем им то, чего желает их душа. По крайней мере, в течение некоторого времени. Это очень занимательное зрелище.

Не желаешь взглянуть?

Я молча кивнула.

– Ступай в холл. Я задержусь здесь ненадолго.

– Почему?

Он улыбнулся.

– Мой наряд не подходит для такой прогулки. Как я заметил, тебе он тоже не понравился.

– Я не хотела обидеть тебя.

– Не в этом дело. Он предназначен совсем для других целей.

Сатана махнул рукой, и несколько фигур, появившихся из пустоты, стали раздевать его, подавая и забирая части туалета.

Я толкнула стеклянные двери сада и вышла в холл, вероятно, неожиданно для тех, кто там собрался. Обрывок фразы: «…и вырвать его черное сердце…» – повис в наступившей тишине. Постояв недолго у входа в сад, я стала переходить от одной стеклянной двери к другой. Высокая тонкая девушка в маленьком черном платье и длинных шелковых перчатках того же цвета подошла ко мне, когда я рассматривала сквозь прозрачное стекло стеллажи с чем-то съестным.

– Это угощение для наших гостей, – объяснила она, появившись за моей спиной, – но не для вас.

У нее были рыжие пушистые волосы и пухлые детские губы. В больших карих глазах застыло странное выражение, которое я не могла понять. Эти глаза, мертвые и мерцающие одновременно, заставили меня содрогнуться.

– Для меня большая честь служить здесь, – продолжала девушка, отвечая на мой невысказанный вопрос, – это прекрасное место, лучшее из всего, что есть там, за пределами Города Чудес. И я буду стараться изо всех сил, чтобы удержаться… – Открылась дверь сада, и девушка отвела глаза, продолжая говорить, но о другом: – А здесь напитки.

Она показала на стеллажи с точащими разноцветными горлышками. Я не приглядывалась, только подумала, что производитель вряд ли обрадуется, если узнает, что его напитки подают у входа в ад.

– И спиртное?

Я наблюдала краем глаза, как подходит Сатана. Он переоделся в белоснежный костюм и широкий белый плащ из пушистой мягкой ткани.

– У нас очень строгие правила, – ответил он и тронул девушку за плечо: – Иди, займись своими обязанностями. – Потом добавил, обращаясь ко мне: – Никакого спиртного.

– Ты прекрасно выглядишь.

– Я рад, что тебе нравится.

– Только не говори, что ты так оделся для меня.

Он улыбнулся.

– И для тебя, конечно. Кроме того, этот костюм более подходит для нашей прогулки.

– И куда мы пойдем? В этом зале есть, что посмотреть?

– Это всего лишь зал. Разве ты не слышала, где мы? Это Город Чудес. Здесь все мыслимые и немыслимые удовольствия, которые только может получить человек перед долгой жизнью в аду.

– И сколько длится для него это удовольствие?

– Всего одну ночь, по земным меркам двенадцать часов.

– А потом?

– Это очень занимательное зрелище – переход от праздника к реальности. – Он рассмеялся. – Хочешь увидеть?

– Может быть, что-нибудь.

– Тогда открой эту дверь.

Он указал на одну из стеклянных дверей. Я толкнула ее и вошла в темноту. Некоторое время ничего не происходило. Затем в ночи загорелась звезда глубокого алого цвета. Она понеслась в нашу сторону, все увеличиваясь в размерах. Краски, фиолетовые, зеленые и алые, вспыхнули, распались шарами, свернулись в галактики и звездный ветер. У меня закружилась голова.

– Ограниченный просмотр, – сказал Сатана, и краски немедленно увяли.

Звуки и формы, далекие, едва слышные, приближались со скоростью экспресса, пока не оглушили и не поглотили меня.

Мы стояли в центре казино. Гул множества голосов висел эхом над огромным залом, заполненным яркими колесами рулеток, зелеными столами, автоматами, снующими людьми, обслугой с напитками. Над всем этим висел жаркий, тяжелый запах возбуждения, схожего с опьянением, но более всего близкий к безумию. Мы бродили в ликующей толпе, и моему спутнику приходилось очень крепко держать меня за руку.

Я буквально заболевала от громкой музыки, шума, смеха, криков, замешанных на пьяном азарте. Карнавал. Вечный праздник.

Раздался громкий звон, и разухабистый дерзкий голос весело закричал:

– Большая карусель – главный выигрыш казино! Поздравьте счастливого обладателя!

Все вокруг завопили, закричали, засвистели. Они выглядели такими дружелюбными друг с другом, такими приветливыми. В пестрой толпе перемешались женщины в изысканных нарядах и простых летних платьях, мужчины во фраках, майках и тапочках на босу ногу. Никаких ограничений! Пускают всех! Входите! Веселитесь!

Я посмотрела на своего спутника. Он был совершенно спокоен, только глаза горели странным огнем. Ему почти не приходилось расталкивать толпу, но, если приходилось, он делал это совершенно равнодушно, без гнева. Впрочем, те, кто попадался ему под руку, не обращали на нас никакого внимания, потому что здесь все толкались и вопили. Когда я поняла, что сейчас закричу от глубокого ужаса и жалости к этим несчастным людям, не понимающим, что происходит, он вывел меня из зала – просто в следующее мгновение мы оказались у других дверей.

Сатана вопросительно посмотрел на меня. Я пожала плечами. Вероятность того, что я выдержу следующее зрелище, была невероятно мала.

Он ввел меня в темный зал со множеством столиков и сценой, затянутой черной тканью. Варьете. Не так уж плохо. Мой спутник усадил меня на стул их тонкого белого металла и сел рядом. Столики пустели и снова заполнялись. По тому, кто за ними сидел, я поняла, как велик Город Чудес. Люди и не люди, существа из других миров, сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Рядом с нами похожее на дракона существо с человеческими глазами и продолговатым суставчатым телом выпускало из ноздрей дым. Я заметила, что все присутствующие курят – сигары, сигареты, трубки.

Заиграла музыка, ненавязчивая, очень своеобразная, и на сцену вышли две женщины, блондинка и брюнетка. Сначала я увидела только их красные сверкающие туфельки на тонких каблуках. Две пары туфелек, отбивающие ритм, легко, точно играючи, скользили по черному зеркалу сцены.

Я даже подумала, что это какой-то фокус, но постепенно из темноты стали проступать стройные ноги в черных прозрачных чулках. Потом свет поднялся выше, к черным платьям с глубоким декольте и высоким черным шелковым перчаткам. Тонкая, чувственная красота, основанная на контрасте белой кожи груди и плеч с черным шелком и сияющими алыми туфельками, завораживала. Я подумала, что танец закончен, но ошиблась. С жутковатым осознанием того, что эти женщины будут танцевать, а фигуры за столиками появляться и исчезать до конца мира, я поднялась со стула.

Сатана взял меня за руку, и мы оказались в прохладном парке с высокими деревьями, сквозь черно-зеленую листву которых сочился лунный свет.

– Ты устала, – сказал он, – а ведь я не показал тебе и сотой доли. Ты совсем не любишь веселиться.

– Да, наверное, – пробормотала я, падая на лавочку, – я не создана для такого веселья, – и уснула.

Я услышала, как ветер шелестит кронами деревьев, потом тихие шаги, и проснулась. У лавочки остановился совсем юный мальчик в облегающих светлых одеждах.

– Господин, – прошептал он.

Я осторожно повернула голову. Сатана сидел, откинувшись на высокую спинку, подставляя лицо ветру.

– Говори, – отозвался он, не открывая глаз.

– Человек, которого ты ждешь, уже прибыл.

Сатана молчал.

– Господин?

– Я слышу тебя. Задержите его, я скоро приду.

– Но, Господин, мы не можем держать его в коридорах Города.

– Отведите его в зеленый зал.

Мальчик поклонился и исчез. Я смотрела на Сатану, думая о многом, но на самом деле испытывая странное желание заглянуть ему в глаза.

– Почему ты думаешь, что, посмотрев мне в глаза, поймёшь меня? —заговорил он. – Странная человеческая привычка – считать глаза зеркалом души. – Он резко повернулся, и, взяв мое лицо в свои огромные ладони, приблизил к своему. – Почему ты ищешь моих глаз, в то время как никто не может выдержать моего взгляда, которого все избегают? Что ты хочешь найти в них?

– Тебя, – ответила я, – которого никто не знает.

– Тогда я покажу тебе, – прохрипел он, – покажу первородного, созданного Богом, первородного, которого во всем мире видели только его братья, такие же, как он, и Бог, их Отец.

Золотой свет, полившийся из его глаз, заполнил все вокруг. Я стояла в этом свете, такая маленькая, и надо мной нависала громадная фигура из золота и меди. Он был красив. И могуч. Его глаза, невероятные, огромные, со странным глубоким разрезом, горели, словно солнца. Величие и сила, недоступные пониманию, древняя мощь, созданная Богом и идущая от него, которой он наделил своих первых детей и которой не дал больше никому, потрясали.

Первородные. Дети, рожденные с любовью и надеждой. Ангелы, созданные нести во вселенные надежность и уверенность, оберегать и защищать жизнь, искать ростки идеального. Такие могучие и такие беззащитные в своей уверенности в братство, верность, честность, служение и долг. Дети, рожденные для счастья и срубленные под корень предательством лучшего из них.

– Смотри, – грохотал его голос, – смотри на первородного, плоть от плоти Отца! Лучшего из лучших! Первого среди равных! Смотри, какая мощь, какая сила! – Он схватил меня за плечи и уставился глазами-солнцами в лицо. – Я хочу получить тебя! Ты мне нужна! И я получу тебя, даже если ты этого не желаешь!

– Ты можешь это сделать. Но что будет потом?

– Мне все равно! – ревел он.

– Ты порвешь хрупкую нить, которая существует, между нами. Ты ничего не добьешься насилием.

– Тогда обещай мне!

– Что же мне обещать?

– Что не оставишь меня!

– Я обещаю, что не оставлю тебя, пока не придет время идти по моей дороге.