Яблоко для дьявола

– Если снова начнешь плакать, – заговорил он тоном взрослого, поучающего ребенка, – ничего не увидишь. Чувства повредят твоему восприятию, а слезы – зрению.

Я попыталась успокоится. Он спокойно наблюдал за моими попытками привести ощущения и зрение в порядок. Я чувствовала его тихий ненавязчивый интерес, в котором не было ни насмешки, ни вражды.

Без всякого перехода туманные образы стали четкими. Равнина оказалась не такой уж пустынной. Пританцовывая и вытягивая сильные шеи, нас окружили бледно-голубые существа, похожие на огромных волков, раза в три-четыре больше обычных. Полупрозрачные, с горящими, как угольки, глазами, они производили странное впечатление холода и жизни одновременно.

– Это гончие ада, – сказал Сатана и добавил: – Покажи им, кто ты.

Показать? Я не знала, что мне нужно им показать. Несмотря на злобный вид, они взывали симпатию, и я потянулась к ним с интересом, без всякого страха. Человеческое тепло произвело над существами разительную перемену. Тихий, робкий свет осветил оскаленные морды, и волки стали трансформироваться. Я видела собак, баранов, оленей, коз. Здесь были даже овцы, радостно машущие куцыми хвостиками. Свет потух, и волки снова стали волками, только глаза сменили цвет на темно-красный.

– Что это значит?

Он засмеялся.

– Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Мы двинулись вперед в окружении молчаливой толпы. Я не могла видеть, где заканчивается это войско – равнину до горизонта покрывало голубое мерцание.

– То, что я скажу, я говорил тебе уже много раз. – Спокойный, прямой, Сатана шел рядом, кутаясь в тяжелый плащ. – Ад – не наказание, а всего лишь остановка перед ним. Мысли, слова, поступки не имеют никакого значения в этом мире. Только душа, только ее свет. Или его отсутствие. Этот мир не знает понятий «вина», «виновность» – это удел верхнего мира. Здесь существуют только понятия греха и греховности. Бог не посылает человека в ад только за то, что он убил другого человека. Христос принес в мир знание о греховности и виновности, и люди, познав их, уже не могли оставаться прежними.

Но греховность и виновность – разные вещи.

Праведность осознает вину, но грешник – никогда. Человек, убивший однажды, проходит через раскаяние и никогда не убьет снова. Даже убивший многих может открыть в себе понимание неправильности того, что он делает, и искренне осознать свою вину.

Грешник может понимать греховность того, что он делает, но не признает свою вину. Это происходит по разным причинам. Иногда от безразличия ко всему, кроме себя. Иногда от желания уклониться от ответственности, страха перед наказанием. Иногда же от твердого убеждения в своей правоте. Все мы здесь грешники.

– Но ты же иногда просишь у меня прощения.

– У тебя. Но в основном, мои слова и поступки диктуются законами моего мира, который отражается во мне, как в зеркале. – Он помолчал, потом добавил: – Посмотри, – и указал рукой куда-то вниз.

Задумавшись, я не заметила, что ледяная пустыня закончилась. Мы стояли на краю пустоты. Черная, бархатная, прозрачная, она заполнила собой все. Только далеко внизу мелькали огни.

– Люди считают, что каждые несколько минут умирает человек.Пока мы с тобой говорили, умерло не меньше сотни. Они приходят сюда, сопровождаемые моими слугами. Это Северные ворота. Через них они входят в ад – никто не водит к Богу грешников. Посмотри. – Он указал рукой. – Вот Сан-Франциско. Мечта всех американцев держит в руке факел. А вот Гудзон. Они ходят по своим сияющим, чистым улицам, не ощущая, что гниют заживо. – Заметив мое отвращение, он указал на другой место. – Вот Украина, жадный и подлый народ, не умеющий ничего делать, кроме танков и ракет, которые скоро повернутся против него. – Не обращая внимания на мое сопротивления, он потащил меня, указывая куда-то вниз. – А вот Россия. Очень скоро она будет участвовать в дележе планеты, закончит то, что начал Сталин. Но ненадолго. Она будет одной из первых, куда придет война. Скажи, – он повернулся ко мне, сверкнув глазами, – знаешь ли тына планете такое место, где можно жить с твоими представлениями, сохранив иллюзии о праведности человеческого рода? Знаешь ли ты, что только один их десяти тысяч может сказать, что живет, соблюдая законы Божьи,и только один из тысячи может утверждать, что пытается следовать им?

Пока он говорил, какой-то шум, похожий на шорох крыльев, послышался снизу, и несколько теней поднялось из бездны. В мощных лапах огромных чудовищ в кожаной броне, с горящими глазами и размахом крыльев не меньше пяти метров каждое, колыхалось нечто серое, распадающееся на очертания человеческих фигур.

Я отвернулась, не желая смотреть, что будет дальше. И потеряла сознание.

Когда я открыла глаза, то увидела, что лежу на плаще в том же месте. Вокруг меня спали волки, положив на лапы большие мохнатые головы с широкими лбами. Чуть поодаль спал Сатана. Ангелы, которые тоже спят. Кто-то говорил мне об этом. Но это другой сон. Силы.

Умиротворение. Сила.

Тихий шорох раздался от пропасти, оторвав меня от моих мыслей. Приподнявшись на локте, я повернула голову. Мимо нас, осторожно ступая босыми ногами, скользило несколько смутных теней. Искаженные гримасами лица говорили: «Не буди».

Я колебалась всего мгновение. Это был не мой мир, и тени подчинялись его законам. Я повернулась к Сатане, все еще не зная, хватит ли у меня смелости разбудить его. Но он открыл глаза, в которых не было ни капли сна. Видимо, ему стало интересно, как я поступлю. Он поднялся, махнув теням рукой, и они, слабо шелестя, исчезли.

Пять или шесть волков продолжали спать. Остальные куда-то пропали.

– Хочешь послушать их историю? – Сатана помолчал, задумчиво глядя на спящих. – И почему их называют гончими ада? Тех, кто входит в ад через Северные ворота, ждет незавидная судьба. У них нет конкретного места в аду, и смысл их жизни состоит в том, чтобы убегать. Одна из гончих постоянно преследует такого человека, пока не настигнет его. Дальше – только забвение. Такие люди бегут через весь ад. Иногда им удается немного отдохнуть на болотах или за стенами замков, которые разбросаны повсюду. Но потом они снова пускаются в путь, и гончие неумолимо следуют за ними, пока не настигнут.

– Ужасно.

– Но это не вся история. Посмотри на гончих, которые остались.

Волки просыпались. Я с трудом узнавала их. Их шерсть приобрела черно-коричневый цвет, а глаза стали теплыми, темно-карими.

– Что с ними случилось?

Он пожал плечами.

– История этого рода очень древняя. Собственно говоря, они не являются в полном смысле жителями ада. Они живут у Северных ворот с тех пор, как еще не существовало рая, и ад оставался единственным миром. Северные ворота сейчас почти не используются, потому что эта часть вселенной практически вымерла. Гончие гонятся за душами попавших сюда совсем не из-за желания их смерти. Они ищут любви.

– Что ты сказал?

– Любви. Света. Они пытаются найти в людях свет, который бы согрел их собственные души. И не находя его, впадают в ярость. У тех, кто вошел сюда через Северные ворота, есть надежда покинуть ад, но они не понимают этого. Им нужно пойти навстречу своему преследователю, и, открыв свою душу, поделиться с ним хотя бы искрой света. Такая пара, человек и гончая, пройдя через ад, смогут покинуть его. Но пока этого не случалось.

– А что произошло с ними? – спросила я, указывая на волков.

– Они приняли твой свет, и изменились. Как видишь, это произошло только с шестерыми.

– Что же мне теперь с ними делать?

– Оставь их здесь. Они должны испытать себя, вдруг их изменения временны.

– Но, с ними может что-нибудь случиться. Плохое.

– Иисус тоже ушел, оставив своих учеников, – ответил он насмешливо. – Может быть, он хотел проверить, так ли они привержены его учению. Испытание всегда лежит в основе праведности…

Я вернулась.

Я все же вернулась, чтобы забрать их. Наверное, я поступила глупо, но мне казалось, они погибнут. И почти оказалась права. Я нашлаих измученными и искалеченными, но такими же, какими оставила. Один из волков был сильно ранен. Мне пришлось соорудить волокушу из обугленных черных веток, скрепив их серыми жесткими листьями травы, торчащими кое-где из-под ледяной корки. Сатана не противился, но и не помогал мне. Он шел рядом, наблюдая, как я и остальные волки тянули волокушу, я руками, мои помощники – зубами.

– Вы можете выйти через Западные ворота, – только и сказал он.

Когда над нами уже разгорался свет, он спросил тихо:

– Ты вообще понимаешь, что делаешь?

– О чем ты?

– Еще никто и никогда не покидал ада. Все, что здесь находится, принадлежит мне.

– Гончие никогда не были твоими, – ответила я, тяжело дыша. – И, если уж на то пошло, все, что существует, принадлежит Богу. Даже ты.

Он ничего не ответил. Едва гончие прошли сквозь ворота, погас свет, земля начала дрожать.

– Отойди. Иди сюда.

Сатана увел меня от ворот и замер, молчаливый и сосредоточенный.

– Что происходит? – спросила я, но он не ответил.

Я заглянула ему с лицо, и застыла, пораженная. Грозная радость, торжество, молчаливая гордость волнами меняли подвижные черты. Земля содрогнулась, и черная конница на сумасшедшей скорости влетела под своды сияющих дуг, стоящих среди черной пустыни. Черные кони с горящими глазами несли всадников в серебристо-серых плащах, с холодными властными лицами. Некоторые всадники бежали рядом с лошадьми, ничуть не уступая им в скорости. Мрачная сила, витавшая над бесконечной вереницей черных фигур, заставила меня содрогнуться.

Румянец вспыхнул и угас на бледных щеках их господина. Далекие зарницы пожара, несчастья страшной войны – они были его радостью. Скорее всего, он получил еще один мир, присоединив его к двум третям своих владений во вселенной.

Он проводил меня, когда все стихло.

– Ступай, – сказал он просто, – у меня скопилась много дел.

Сквозь молчаливый рассвет я отправилась обратно.

– Мне нечем тебя утешить, – говорил Отец. – Я могу только сказать тебе правду, но люди вряд ли примут ее. Идет большая война. Идет смерть всему человеческому роду. И я не изменю своего решения. Твой мир – это помойка. Вся твоя вселенная – помойка. Хорошо, что она одна такая, иначе бы мне пришлось уничтожить все вселенные, что я создал. Люди сделали со своим миром то же, что с пустырем за городом. Они свалили туда все отходы своей жизни, все, что считали забытыми ненужным. Старые кресла, в которых когда-то всей семьей сидели

у телевизора. Диваны и кровати, на которых в любви были зачаты дети. Детские колыбели, в которых с любовью баюкали своих первенцев. Теперь все это вместе с отходами гниет и воняет, и только тараканы, крысы и опустившиеся бездомные с длинными загнутыми крюками для разгребания мусора, живут здесь.

Когда придет война, а за войною смерть, каждый получит свое.

Невинных я заберу, а грешников оставлю в живых.

Они будут есть белену и полынь.

Они будут присутствовать при кончине мира.

И никто не спасется.

Часть 5. Решение проблемы

Лицо висело чуть ниже уровня моих глаз, такое бледное, что разрез закрытых век с чуть дрожащими, совершенно белыми, ресницами, сливалсяс мраморной кожей. Складки у тонких губ и крыльев носа совсем не давали тени. Я слегка опустилась в пространстве.

И шлепнулась на дорогу, вымазав правую руку.

Сатана сидел на невысоком холме, а его ноги в высоких сапогах из бледной кожи, с широкими отворотами, перегораживали половину дороги. Утопая в светло-коричневой пыли, я молча смотрела, как дорога уходит в ночь. Справа тянулись бескрайние выжженые поля, слева – нагромождения высоких камней. У горизонта горел багряный свет.

– Ты долго сегодня. – Сатана, не поднимая глаз, что-то чертил в пыли тонким прутиком.

Я переключила свое внимание на него. Тонкие облегающие светлые брюки, заправленные в сапоги. Короткая белая куртка спортивного крояьдо середины бедра. Белые волосы, стянутые на затылке в хвост. Что-то задело меня в его одежде, но я не сразу поняла, что именно. Один предмет, к которому невольно возвращался взгляд.

– Из чего сделаны твои сапоги? – спросила я подозрительно, и он поднял глаза.

Их нестерпимая глубина и прозрачность утянули меня на какое-то мгновение, отбирая сознание, словно глубокое зондирование. Но блеск угас, он опустил глаза, а когда поднял их снова, они стали знакомыми и больше не пугали.

– Ты хочешь спросить, не из человеческой ли кожи мои сапоги? – Сатана вытянул ноги, с удовольствием оглядывая спорный предмет. – А если и так, что с того? Они хороши, из чего бы их не сделали. —Он помолчал. Потом добавил: – Это подарок от одного из моих новых миров. – Он посмотрел на меня с интересом. – Это что же, беспокоит тебя?Мне снять сапоги и идти босиком по этой пыли из-за твоих мировоззрений? А ведь люди сами убивают ради кожи, из которой делают обувь, одежду и другие вещи. В чем же разница, скажи мне? Что это не люди, а животные?У животных та же душа, они так же страдают, им тоже больно. Невероятна человеческая самонадеянность! Почему не могут прийти в ваш мир другие существа, для которых люди будут просто животными, которых станут убивать ради мяса и кожи?

Я пожала плечами.

– Я не собираюсь перевоспитывать тебя или читать мораль. – Поднявшись с дороги, я села рядом с ним. – В моем мире были времена, когда из человеческой кожи делали абажуры и прочие вещи. Немцы. Давно, на войне.

– Ты хочешь сказать, арийцы.

– Какая разница, как их называть.

– Хорошее время. Время большой жатвы. – Я тряхнула головой.

Он посмотрел на меня искоса и добавил: – Как бы то ни было, мои сапоги больше подходят для этой дороги, чем твои туфельки. Мне придется нести тебя на руках, иначе ты будешь в пыли по самую макушку.

Он достал откуда-то белый платок и стал стирать грязь с моих ладоней, которая за пределами дороги оказалась липкой и черной. Покончив с грязью, Сатана встал на ноги и поднял меня, продолжая очищать от пыли, отряхивая, точно маленького ребенка. Потом осмотрел с головы до ног и удовлетворенно кивнул.

– У твоего плаща где-то должен быть капюшон, – пробормотал он себе под нос, и стал искать капюшон за моей спиной, – я уверен, что есть.

Найдя капюшон, Сатана натянул мне его на голову, почти закрыв лицо. Осмотрев дело своих рук, он снова довольно кивнул.

– Мы куда-то собираемся идти? – спросила я, стоя, словно чучело.

– В небольшой поход.

– То-то я смотрю, ты странно одет.

– У нас будут спутники, и среди них женщина. Должен же я произвести хорошее впечатление, – хмыкнул он.

– Я не знала, что для тебя это важно.

– Не начинай вредничать, – отмахнулся он, глядя на дорогу.

Яркий свет разгорался у обочины, и я подумала с надеждой, может, это ангел. И тут же со страхом – понравится ли ангелу, что повелитель этих мест держит меня за руку.

– Ожидаешь какого-нибудь ревизора, инспектора, проверяющего состояние дел в одном из божественных миров? – прошептал мне на ухо Сатана. – Нет, ошибаешься. Встречай наших гостей.

Свет медленно угасал, остывая на блеклых фигурах, лица которых медленно проступали в темноте. Несомненно, это были люди.

– Кое-кто из семейства праведников, – прошептал Сатана и добавил громко: – Добро пожаловать домой!

Люди молчали.

– Сэр Томас, – отрекомендовал Сатана, и я увидела высокого худого старика лет семидесяти, в светлом костюме, изысканного и холеного.

Его светлые глаза смотрели холодно и тревожно за очками в тонкой оправе. – Он у нас высокий моралист, сторонник праведного образа жизни, с незапятнанной репутацией.

Сэр Томас молчал, не двигаясь

– А это Мари, – продолжал Сатана. – Она пришла к нам в наряде невесты, в котором хоронят девственниц. – Я попыталась увидеть невесту в белом платье и фате, но не смогла. Сатана сжал мне руку. – Но она забыла предупредить отца-священника, что давно уже не девственница. – Вздрогнув, фигура подняла голову, и я поняла, что это монашка в черной рясе. Большие синие глаза смотрели испуганно и жалобно. – Что же ты молчишь, Мари?

Фигура третьего человека проявилась сама.

– А вот и Эдвард, – пробормотал Сатана.

Это был высокий и сильный мужчина лет пятидесяти, типичный бродяга. Когда он поднял лохматую нечесаную голову, в прядях темно-каштановых волос блеснула седина. Его лицо поразило меня – смуглое, сильное, точно выточенное из темного мрамора. Карие умные глаза смотрели без тени страха. Он попытался привести в порядок свою грязную помятую одежду и спросил хриплым голосом:

– Где это мы?

– Не похоже на рай, не правда ли? – в голосе Сатаны звучала издевка. – Это конец пути, куда вы так стремились. И, между прочим, когда обращаешься ко мне, говори «повелитель» или «господин».

Эдвард, кашлянул.

– Да, сэр, – наконец, выдавил он.

Сатана взглянул на него, но не поправил.

– Как видишь, – он обратился ко мне, – эти люди из партии новоприбывших праведников, которые ищут дорогу в Белый Город.

Но они несколько отличаются от ранее прибывших. Прежде всего тем, как умерли. А умерли они не в срок. Сэр Томас случайно застрелен на охоте. Мари изнасилована и убита. А с Эдвардом случился сердечный приступ.

Не так ли, Эдвард? – бросил он мужчине. – В том смысле, что сердце перестало биться, когда его друг-бродяга воткнул в него нож по самую рукоятку. Их доставили сюда не ангелы, как ты сама понимаешь. Они долго бродили в темноте, пока я не подобрал их.

– Почему бы тебе просто не отправить их в Белый город?

– Я и собираюсь это сделать. Только мы пойдем с ними, – ответил он, и, обращаясь к людям, сказал: – Вы все готовились попасть в рай, и, если бы ворота были открыты, попали бы в него. Мой брат очень добр и терпелив, и простил бы вам те небольшие грешки, которые вы не успели замолить из-за своей преждевременной смерти. Конечно, вы могли получить не лучшие места в первых рядах, а какой-нибудь нижний ярус, но, все же, это был бы рай. Но ворота в рай закрыты, а я не так добросердечен, как мой брат. Кое-что в вас интересует меня, и, пока мы будем идти, я думаю, мы выясним ваши тайны, потому что здесь, как вам известно, нет никаких тайн. Не так ли, Мари?

Девушка вздрогнула, но не подняла глаз. Она бормотала что-то чуть внятно, как мне показалось, слова молитвы. Но не я одна их услышала.

– Молишься? – поинтересовался Сатана насмешливо. – Зовешь своего Бога? Может быть, тебе помочь? Я знаю твои молитвы не хуже тебя.

Он начал декламировать, сначала тихо, потом все громче и громче. Краем сознания я уловила, что это латынь. Девушка замолчала, уставившись на него круглыми от ужаса глазами. Я видела, как Сатана медленно закипает, понимала, что ничем хорошим это не закончится, поэтому тихо потянула его за рукав.

– За кого ты просишь, – отозвался он с досадой, но кричать перестал. Обращаясь к девушке, он заговорил со злостью: – Расскажи нам, ну, что же ты, Мари, расскажи, здесь все свои, почти друзья. Расскажи, как ты изменила Богу, которому обещала себя в невесты. Расскажи о своем любовнике священнике, о том, как вы были осторожны, как предохранялись, как делали это вместо исповеди в святом храме. Расскажи еще о том, как твой любовник изнасиловал и убил тебя.

Сэр Томас отступил на шаг, а я с ужасом уставилась на девушку, не веря сказанному. Только Эдвард посмотрел на нее с жалостью и прошептал: «Бедная девочка».

– Я любила его! – закричала Мари.

Мне показалось, что она француженка. Сатана услышал мои мысли и кивнул. Он совершенно успокоился, когда Мари заплакала.

– Француженка, – подтвердил он, и Эдвард посмотрел на него с удивлением, – сэр Томас англичанин, а Эдвард американец. Никого из столь любимой тобой России.

– Что ты хочешь делать с нами, темный человек? – спросил Эдвард и посмотрел в глаза Сатане. Это было страшное зрелище – он побледнел, отчетливо проступили скулы, мгновенно осунулось лицо. Но, несмотря на внутренне напряжение, он держался спокойно. – И кто эта женщина рядом с тобой?

Сатана не стал усиливать этого противостояния. Мельком взглянув на Эдварда, он перевел взгляд на меня.

– Я же сказал тебе, парень, – он отвечал Эдварду, а смотрел на меня, – как меня следует называть. Но ты не слуга и не раб, поэтому я разрешу тебе называть меня «темный человек». Совсем не плохо. Что же касается этой женщины, то она моя невеста. Хотя сама она так не считает.

– Похоже, она такая же пленница, как и мы.

– Ошибаешься, парень. Это я ее пленник. Я люблю ее.

– Твоя любовь лишает ее свободы.

– Ты умен, парень. Я пользуюсь своей силой, чтоб удержать ее рядом с собой, чтобы видеть и чувствовать ее. Но это не единственная причина, по которой она здесь. Чтобы помогать таким, как ты. И чтобы выполнять условия Договора, который мы заключили с ее Отцом. Это слишком сложно для тебя.

Повернувшись к людям, Сатана некоторое время молчал, думая о своем. Потом заговорил:

– Мы не пойдем по дороге – слишком много пыли. Мы пойдем здесь – Он указал на просвет между огромными валунами. – Начнем нашу экскурсию. Дамы и господа! Справа вы видите выжженую пустыню, где в далекие времена пылал огонь, о котором вы читали в книгах. Но эти времена прошли. Теперь в аду значительно похолодало. Мы сможем увидеть огонь внизу, куда мы спустимся, хотя он не так жарок, он скорее тлеет, чем горит.

– О, нет, – пробормотала я, и все посмотрели в мою сторону.

– Ей там не нравится, – сказал Сатана извиняющимся тоном. —

Но это не помешает нам посмотреть, не так ли?

Можно подумать, что у них есть выбор. Мы молча пошли по каменной узкой дороге. Глядя на разгорающийся багровый свет, я подумала, что Сатана не крикнул, чтобы все живущие здесь замолчали, как сделал это в прошлый раз, когда мы приходили сюда.

Яркий багрянец заполнил все вокруг вместе с ужасными, сводящими с ума, стонами и воплями. Миллионы голосов кричали и плакали, потеряв все человеческое. Прозрачный ярко-красный свет разбередил воспоминания, и я уже знала, что увижу – алые тела, сидящие, уткнувшись подбородкомв колени и обхватив их руками, так близко друг к другу, что не видно земли. Поверх тел, по секторам, давя с хрустом черепа и кости, шевелились и ползали огромные черные панцири надсмотрщиков. В этот раз надсмотрщик держал в лапах какое-то тело. Человек вопил тонким дрожащим голосом, как животное, которого режут.

У меня подкосились колени. Все дальнейшее показалось страшным сном. Сатана подхватил меня на руки, перекинув, словно куклу, через плечо, и повернулся к сэру Томасу. Я не видела его лица, хотя прекрасно все слышала и понимала. Он почти кричал, потому что вопли красных существ заглушали все остальные звуки.

– Посмотри, старик, – что-то зловещее, почти безумное, звучало в его голосе, – посмотри, какого они цвета. Нет ни белых, ни краснокожих, ни желтолицых. Как же ты отличишь их теперь? И куда подевались твои моральные ценности, разглагольствования о чистоте человеческой расы?

Или, может быть, ты думаешь, что все белые люди в раю? А что тогда здесь делаешь ты?

– Нет, нет! – кричал старик. – Пусть они замолчат!

Сатана подступил еще ближе, и его голос стал хриплым и низким.

– Посмотри туда, – говорил он, – видишь, что надсмотрщик делает с тем человеком? Видишь! Он насилует его. Это больно, потому что демоны очень сладострастны, а их органы огромны и ядовиты. Понимаешь, старик? Это очень больно!

– Нет! – кричал сэр Томас.

– А тебе не кажется, сэр Томас, что у этого человека раскосые глаза и желтая кожа, а, сэр Томас? Как у того мальчика, которого ты подобрал на дороге и изнасиловал?

Старик заплакал. Сквозь какофонию боли я слышала, как он рыдает.

– Оставьте его! – кричала девушка, потом, обращаясь к старику, просила его о чем-то.

– Это случилось так давно, – рыдал старик. – Я был молод. Потом я вел чистую праведную жизнь, стараясь стать примером для других.

– Но это твой грех. И тебе следовало находиться на месте того человека. Тебе следовало испытать все это на себе.

– Нет! – кричала девушка. – Не надо! Не делайте этого!

– Он прав, – отвечал старик, – прав. Я останусь здесь.

Сатана отступил. Я чувствовала, как он перестал дрожать, как взял меня на руки, что перестала висеть у него на плече. С трудом подняв голову, я посмотрела ему в лицо. Бледные щеки горели таким ярким румянцем, что я задохнулась от ужаса. Он смотрел на старика почти с нежностью.

Старик снимал с себя одежду. Прежде чем войти в человеческое красное море, он оглянулся, высокий, худой, жалкий. Я заплакала, отвернувшись, уткнувшись лицом в воротник белой куртки, обессиленная от воя, криков и отчаянной, безнадежной попытки понять и принять.

– Мы возвращаемся, – сказал Сатана, и сквозь сомкнутые веки я почувствовала, как тускнеет кровавый свет, опускаются тени и тишина.

Подул свежий ветер, и я открыла глаза. Море занимало все пространство до горизонта. Мы спустились по склону. Сатана усадил меня на песок и остался стоять рядом, глядя на черную воду.