Хроники Истекающего Мира. Вера в пепел

Айн уже была на ногах – тихая, собранная, как будто спала с открытыми глазами. Она проверяла свой лук, натягивала тетиву, потом шла вдоль ручья, трогала пальцами землю, слушала. Её движения были экономными, как у человека, который каждое утро заново убеждается, что мир всё ещё жив и не враждебен – пока.

Маррик проснулся последним, но первым заговорил:

– Ночью было тихо. Слишком тихо. Лес слушал нас.

– Лес слушает всегда, – сказала Айн, но голос её не был упрёком, просто факт. – Сегодня он спокоен. Значит, идём.

Каэлен сложил тетрадь в сумку. Вчерашние записи не выходили из головы, но утро будто очищало их, как дождь смывает пыль с дороги. Они двинулись северо-западной тропой, и шаги зазвучали иначе – уверенно, но осторожно.

Первые километры были привычными: корни, мох, редкие поляны. Но чем дальше, тем заметнее было, что лес меняется. На некоторых деревьях кора темнела, словно кто-то провёл по ней огнём, а листья, наоборот, были бледнее обычного, как выцветшее полотно. Иногда встречались грибы странного вида – не ядовитые на вид, но слишком правильной формы, почти идеальной. Каэлен останавливался, делал заметки, брал образцы – Айн только морщилась, но не мешала.

К полудню тропа стала идти вдоль низких холмов. Здесь ветер гулял свободнее, приносил запахи далёких мест: дым, пыль, сухую траву. И ещё – соль. Едва уловимую, но всё же. Маррик заметил это первым.

– Ветер несёт с юго-востока. Белое где-то рядом.

Айн нахмурилась, посмотрела на холмы:

– Не рядом. Но оно движется.

Они ускорили шаг. Здесь, в открытом месте, каждый звук казался громче. Где-то вдалеке каркали вороны, и их крик был хриплым, словно усталым. По дороге попались следы копыт – свежие, глубокие, но не от лошади: больше, тяжелее. Айн присела, провела пальцами по отпечатку.

– Караваны, – сказала она. – Гружёные. Идут к столице.

– Беженцы? – спросил Маррик.

– Или торговцы, – пожала плечами Айн. – Но спешат.

Дальше холмы открыли вид на небольшую долину. Там, внизу, виднелся старый тракт – каменная дорога, некогда ровная, теперь потрескавшаяся, местами ушедшая под землю. По ней шли двое телег, запряжённых волами. Люди вокруг выглядели усталыми: мешковатая одежда, лица закрыты платками от пыли, шаги медленные.

Каэлен остановился, глядя вниз. Что-то в этих людях его задело – тишина, с которой они двигались, как будто боялись говорить. Лишь иногда кто-то останавливался, проверял груз, клал руку на дерево телеги, как будто убеждал его держаться.

– Мы не спустимся к ним? – спросил Маррик.

– Сначала посмотрим, – сказала Айн.

Они устроились за кустами, чтобы наблюдать. И тогда увидели, что на телегах лежит не зерно, не товар – а ящики. Тяжёлые, обитые железом. На одном из них Каэлен заметил руны – полустёртые, но читаемые: «хранить сухо», «не вскрывать». И ещё – едва заметный знак спирали.

Маррик выдохнул сквозь зубы:

– Имперские. Идут без охраны. Странно.

– Или охрана впереди, – сказала Айн.

Каэлен вдруг понял: письмо Элиана, их дорога, белые пятна на земле, и вот эти телеги – всё это части одного рисунка, которого они пока не видят. Он посмотрел на своих спутников и сказал:

– Мы должны узнать, что они везут. Но осторожно.

Айн кивнула. Её глаза сузились, но в них была не злость, а интерес.

– Сначала – дорога, – сказала она. – Потом – люди.

Они двинулись вдоль холмов, параллельно тракту, стараясь не попадаться на глаза. Дорога на север только начиналась, и уже дышала событиями.

Холмы постепенно смягчились, и дорога, по которой шли телеги, стала ближе. Теперь запахи были резче: пыль, навоз, дерево, металл и что-то ещё – солоноватое, сухое, как если бы груз сам источал вкус железа. Солнце уже поднималось высоко, прогревая землю, и в этом тепле чувствовалась усталость. Даже трава выглядела пыльной и выгоревшей, а вдоль дороги стояли кусты, на которых листья сворачивались, словно от жажды.

Айн шла впереди, пригнувшись, как зверь на охоте, но без суеты. Каждый её шаг был тихим и точным, взгляд цеплял малейшие движения. Иногда она поднимала руку, останавливая других: слушала, проверяла. Маррик шёл чуть позади Каэлена, закрывая их спину. Его меч не был обнажён, но ладонь не покидала рукояти. Каэлен чувствовал напряжение обоих и старался дышать тише, хотя сердце билось громче обычного.

Они вышли к заросшему оврагу, откуда дорога просматривалась лучше. И теперь всё стало видно ясно. Телеги – две, тяжёлые, скрипящие. Две пары волов, широкоплечих, медленных, но упрямых. Люди – пятеро взрослых и один подросток. Все одеты в грубую ткань, серую, без украшений. Лица закрыты платками, только глаза – усталые, красные от пыли. Они не разговаривали между собой. Лишь иногда один из мужчин шёл к передней телеге, проверял ремни, поглаживал волов по шее. Женщина в тёмном платке несла на поясе бурдюк и время от времени давала воду мальчику.

Но главное было на телегах. Ящики – тяжёлые, обитые железом, некоторые закреплены верёвками, другие – заколочены наглухо. На них виднелись руны. Каэлен прищурился: «хранить сухо», «опасно», «не вскрывать». И кое-где – символы, которые он видел только в книгах Гайома: старые имперские клейма, обычно ставившиеся на контейнерах для эссенции.

– Это не торговцы, – сказал тихо Маррик. – И не беженцы.

– Караван без охраны? – удивилась Айн, но голос её был сдержан. – Значит, они не хотят привлекать внимание.

Каэлен смотрел на ящики долго. В голове вспыхнуло что-то из письма Элиана: «Мы ищем выход там, где земля умирает. Башни растут, но башни – это лишь стены. Нам нужны руки, которые лечат…» Может, это и есть то, что он называл «новым путём»? Но почему так тайно?

Телеги двигались медленно. Они слышали скрип колёс, тяжелое дыхание волов, редкие короткие команды. Иногда кто-то из людей поднимал взгляд на небо, будто проверял, сколько ещё до темноты, хотя солнце стояло высоко.

Айн коснулась плеча Каэлена.

– Мы идём вдоль. Не ближе тридцати шагов. Наблюдаем.

Они двинулись параллельно тракту, прячась за кустами и низкими деревьями. Иногда приходилось пригибаться, иногда ползти по коленям. Пыль проникала в нос, сушила губы, и запах металла становился сильнее.

На повороте дороги, где тракт уходил вниз и ложился в низину, караван остановился. Мужчины спрыгнули с телег, начали проверять ящики. Один открыл крышку – быстро, почти крадучись. Каэлен не видел, что внутри, но заметил: крышку держала внутренняя защёлка с рунами. Свет оттуда был слабый, голубоватый, как от угасающего угля. Мужчина посмотрел внутрь, что-то поправил и закрыл, заколотив крышку молотком. Звук металла был коротким, сухим, и разнёсся по низине как удар колокола.

– Они везут эссенцию? – прошептал Маррик.

– Или что-то, что не должно видеть солнце, – ответил Каэлен.

Айн молчала, но глаза её были узкими щелями, как у охотника, заметившего след. Она повела рукой: «не шуметь».

Когда караван снова тронулся, они продолжили идти вдоль, держась тенью. Лес становился редким, но кусты помогали. Каждая минута тянулась длиннее обычной: каждый шаг казался громким.

Через какое-то время Каэлен понял: он слушает не только караван, но и землю. Она была твёрдой, но иногда, под самыми корнями, что-то отзывалось. Может, просто эхо телег. А может – память о том, что везут ящики.

Когда солнце начало клониться, они вышли к старому мосту. Он был каменный, арочный, но перекошенный, словно много лет его никто не чинил. Караван остановился перед ним. Люди снова проверяли груз. Айн замерла, прислушалась:

– Они нервничают. Мост слабый.

Маррик посмотрел на неё.

– Снизу что?

– Я не знаю, – она нахмурилась. – Но там глубоко. И река быстрая.

Каэлен смотрел на мост и понимал: этот момент может стать шансом. Караван будет задержан, люди будут заняты. Можно будет увидеть что-то ещё.

Он обернулся к спутникам:

– Хотите узнать, что везут? Сейчас время. Но придётся рискнуть.

Маррик кивнул, рука легла на меч.

Айн только усмехнулась уголком рта:

– Я люблю смотреть, когда другие думают, что никто не видит.

Мост, к которому они подошли, был не просто старым – он был древним, и это чувствовалось в каждом камне. Арки его были заросшими мхом, трещины – глубокими, а перила – низкими, словно строили их не для защиты, а просто для вида. Когда-то по нему шли караваны зерна и вина, сюда приходили купцы и ремесленники, но теперь дорога выглядела забытой: трава пробивалась между плитами, а кое-где камень проваливался прямо в реку.

Река шумела внизу, тяжёлая и быстрая. Вода была не синяя и не зелёная, а мутно-серая, как металл, перемешанный с глиной. В её течении слышался низкий гул, и от этого гула по коже шли мурашки. Казалось, она не просто бежит – она несёт в себе что-то чужое, скрытое.

Караван остановился перед мостом. Вожаки не торопились. Один мужчина спрыгнул с передней телеги и осмотрел плиты, постукивая длинной палкой. Другой проверял ремни на волах, гладил их, словно успокаивая. Женщина стояла позади, держа мальчика за руку, и взгляд её метался по сторонам – она явно нервничала.

Айн залегла в высокой траве на склоне, откуда всё было видно. Она едва подняла ладонь, и Каэлен с Марриком легли рядом. Их дыхание стало тише, каждый звук теперь казался громким: стрекот кузнечиков, хруст ветки, даже пульс в висках.

– Смотри, – шепнула Айн, кивая на ящики.

Один из мужчин открыл крайний ящик. Действовал быстро, словно боялся, что кто-то увидит. Крышка скрипнула, и внутри что-то тускло светилось – мягким голубым светом, как тлеющий уголь или замёрзшая звезда. Там не было россыпи камней или жидкостей – свет исходил от одного предмета, тщательно обмотанного тканью. Мужчина поправил ткань, проверил руны на крышке и снова заколотил ящик, даже дважды ударив молотком, будто боялся, что он откроется сам.

– Эссенция, – сказал Каэлен тихо. – Или что-то на её основе.

– Слишком тихо, – добавил Маррик. – Слишком осторожно. Это не обычная доставка.

В этот момент другой мужчина подошёл к мосту и наклонился, смотря вниз. Он прислушивался. Через несколько секунд махнул рукой. Караван тронулся медленно, волы натянули ремни, телеги заскрипели, камни под ногами загудели.

Мост ответил низким звуком, будто старый зверь проснулся и недовольно ворчал. Камни дрожали, но держались. Караван шёл медленно, очень медленно. Люди не разговаривали. Лишь река шумела, перекатываясь под арками, и этот шум вдруг стал громче, словно кто-то усилил его.

– Чувствуете? – спросила Айн едва слышно.

Каэлен почувствовал – да. Ветер изменился. Он стал холоднее, тоньше, и в нём появился привкус соли. Где-то вдалеке каркнула ворона, и её голос сорвался.

– Что-то не так, – сказал Маррик, проверяя меч.

Они лежали и смотрели, как первая телега въехала на середину моста. Там она вдруг замерла. Мужчина, сидевший на облучке, что-то сказал, другой побежал вперёд. В этот момент снизу, из-под арки, раздался странный звук – не река, не ветер, а что-то глухое, как удар по металлу.

И тут Каэлен увидел, что вода под мостом завихрилась. Она крутилась воронкой, но не по-обычному: словно кто-то снизу дышал, и этот «вздох» поднимал поверхность. Муть поднялась, и на мгновение показалось, что из глубины что-то светится. Голубой свет – тот же оттенок, что в ящиках.

– Элиан, – выдохнул Каэлен, сам не понимая, почему назвал это имя.

Мужчины на мосту закричали коротко, но не паниковали. Один поднял руку и сделал знак женщине с мальчиком: держаться. Второй что-то крикнул волам, и те рванули вперёд. Телеги загремели по камням, ящики лязгнули, но мост выдержал.

Свет под водой исчез, воронка распалась, и река снова стала просто рекой, но её шум остался громким, как если бы она запомнила этот момент.

Когда караван пересёк мост, люди почти побежали – волы шли в натяг, лица скрыты платками, руки крепко держали поводья. Только мальчик обернулся, и Каэлен на мгновение увидел его глаза – испуганные, но не от дороги, а от того, что они везут.

Когда телеги скрылись за холмом, троица ещё долго не двигалась. Они слушали реку, тишину, ветер. Всё казалось чуть другим, чем раньше.

– Они знали, что здесь что-то есть, – сказала Айн первой. – Вот почему не шли быстро.

– Эссенция или что-то вроде того, – тихо сказал Каэлен. – Но зачем? Почему так тайно?

– Может, это оружие, – предположил Маррик. – Может, лекарство. Или всё сразу.

Каэлен смотрел на мост, на реку, на свет, который ему показался или нет. В памяти снова звучал голос Элиана: «Мы ищем выход там, где земля умирает…»

– Нам нужно идти дальше, – сказал он наконец. – Но я хочу узнать, куда ведут эти дороги.

Айн поднялась первой. Её глаза были внимательными, но не испуганными.

– Узнаем. Только не шуми. Дорога слушает.

Маррик проверил ремни и оружие, взял сумку. Они двинулись дальше, оставляя за спиной мост, реку и странное чувство, что мир не просто живёт, а готовится к чему-то.

За мостом дорога изменилась. Казалось, они перешли невидимую черту: не только камни под ногами стали другими, но и воздух. Лес больше не обнимал тропу – он отступил, словно сам не хотел идти дальше. Деревья становились реже, их кроны ломались на ветру, а стволы выглядели суше, как будто лишённые силы. Листья шуршали жестко, будто вырезанные из старой бумаги.

Земля тоже изменилась. Вчера она была мягкой, влажной, пахла глиной и травой, а теперь казалась твёрдой, серой, местами растрескавшейся. Между трещинами пробивались редкие кусты – худые, с тонкими ветвями и мелкими листьями. В некоторых местах виднелись белёсые пятна, как тени тех самых «соляных дыханий», что они уже видели, только слабее, будто отголоски.

Следы каравана были свежими и ясными. Широкие отпечатки колёс, глубокие, тяжёлые, шли по дороге, оставляя чёткий след. Иногда рядом виднелись следы обуви – мужчины, женщины, мальчика. Один отпечаток был особенно глубоким: видно, что нога споткнулась или нырнула в мягкую землю. Айн молча отметила это жестом – всё для неё было частью карты.

Дальше дорога поднялась на невысокий хребет, и оттуда открылся новый вид. Внизу тянулась долина, длинная, словно чей-то глубокий порез на теле земли. Там текла река, шире и быстрее, чем та, что была под мостом. Но не она привлекала внимание. Вдоль берега стояли тёмные конструкции – низкие, угловатые, словно обрубленные башни. На их стенах виднелись символы Империи: спирали и рунные надписи, предупреждающие о том, что чужим вход запрещён.

– Имперские заготовки, – тихо сказал Маррик. – Это не город, не застава. Похоже на полевые мастерские или склады.

Каэлен молча смотрел вниз, и сердце его билось быстрее. Всё, что они видели раньше – провалы, белую пыль, странный свет – теперь получало форму. Эти люди не просто шли к столице, они несли что-то в мир, где земля уже стонет.

– Они берут отсюда, – сказала Айн сухо. – Смотри на землю: вон те круги, вон те тёмные пятна. Они копают.

И действительно: на склонах виднелись тёмные участки, где земля была вскрыта, как рана. Там ничего не росло. Камни лежали грудами, а кое-где виднелись обугленные следы костров или каких-то реакций. В воздухе пахло железом и чем-то горьким, как будто сама почва горела.

Они шли молча. С каждым шагом мир казался жёстче. Птицы почти не пели, звери не попадались. Только ветер и сухая трава, и редкие, резкие крики ворон, которых здесь было много, слишком много.

Ближе к закату они увидели караван снова. Теперь он шёл не по дороге, а по тропе, что вела вниз к долине. Люди выглядели настороженными. Мужчина с передней телеги часто оглядывался, и Каэлен заметил блеск металла в его руках – короткий арбалет. Женщина шла рядом с мальчиком, держа его за плечи, как бы прикрывая.

– Они не хотят свидетелей, – сказала Айн.

– Или боятся чего-то, – добавил Маррик.

– Всего, – тихо ответил Каэлен.

Они остались на гребне, скрытые кустами. Солнце садилось, окрашивая мир в красное и золотое, но эта красота была холодной. Казалось, сама земля смотрела на них, на караван, на долину и тихо думала о чём-то своём.

Каэлен достал тетрадь и записал: «За мостом воздух другой. Земля другая. Башни – как шрамы. Караваны идут, но не с людьми – с тайной. Мир стал тише, но в этой тишине больше крика, чем в шуме».

Он закрыл тетрадь и посмотрел на своих спутников. Лира была далеко, но он чувствовал её взгляд где-то внутри – напоминание, что всё это не просто дорога, а выбор. Айн уже шла вперёд, проверяя почву. Маррик крепче затянул ремни на сумке.

Впереди была Империя, но не та, что в книгах. Там, за рекой, начиналась другая история.

Солнце садилось медленно, но с каждым мгновением красный свет густел, превращая мир в театральную сцену: холмы казались более острыми, камни – темнее, воздух – тяжелее. Троица двигалась осторожно, стараясь оставаться выше каравана, но не терять его из виду. Тропа шла вниз, к долине, где начиналась чужая территория.

Айн шла первой, её фигура скользила между камнями, как тень, ловкая и бесшумная. Она иногда задерживала руку, проверяя ветра, иногда наклонялась, чтобы коснуться земли пальцами. Маррик держался ближе к Каэлену, но теперь его внимание было направлено не только на дорогу – взгляд постоянно искал движение впереди. Его рука, привычно лежавшая на эфесе, выглядела спокойной, но мышцы были напряжены. Каэлен шёл молча, впитывая всё: запахи, звуки, даже изменения в свете. Всё это было новым, но странно знакомым – словно каждая деталь напоминала ему о словах Элиана: «Мы строим будущее, но будущее всегда требует земли под ногами».

Чем ближе они подходили к долине, тем больше ощущалась власть. Это было не что-то видимое, а чувство: земля была отмечена руками людей. Камни лежали не так, как должны, а в ровных кучах; на склонах виднелись обрубки деревьев, их стволы сложены штабелями. У реки, где вода отражала вечернее небо, виднелись низкие постройки – угловатые, покрытые рунными знаками, тускло светившимися в сумерках.

Айн замедлила шаг, прижалась к склону и жестом велела им сделать то же.

– Смотри, – сказала она тихо.

Внизу караван остановился перед одним из зданий. Люди начали разгружать ящики. Двое мужчин осторожно несли длинные контейнеры, ещё двое держали факелы. Женщина с мальчиком остались у телег, прикрывая их.

– Это склады, – тихо сказал Маррик, глядя вниз. – Временные, но с охраной. Видишь?

Каэлен прищурился: да, вдоль дороги мелькали фигуры – силуэты в плащах, с оружием на плечах. Они двигались неспешно, но точно. Их лица не было видно, но свет факелов блестел на металлических накладках.

– Их немного, но они уверены, – добавил Маррик.

Айн молчала, но глаза её двигались быстро, отмечая каждую деталь: входы, сторожевые точки, рунные знаки на стенах. Она заметила тонкие линии, тянущиеся от постройки к земле – возможно, кабели или рунные цепи.

Каэлен достал тетрадь и тихо записал: «Империя строит на краю. Небольшие базы. Рунные цепи в земле. Груз – осторожный. Охрана – видит всё».

– Нам нужно узнать больше, – сказал он. – Но подходить близко – риск.

– Риск – всегда, – ответила Айн. – Но мы не для того идём, чтобы смотреть издалека.

Маррик нахмурился:

– Если поймают – не будут слушать. Здесь чужие – враги.

– Мы не враги, – сказал Каэлен, – но мы – чужие.

Они сидели в тени, пока караван полностью разгружался. Ночь опускалась медленно, и с её приходом свет рун на зданиях становился ярче. Голубые и серебряные линии оплетали стены, уходили в землю, перекрещивались, словно сеть. Иногда свет пробегал по цепям, и в воздухе появлялось ощущение тихого гула, едва слышимого, но ощутимого телом.

– Они не просто хранят, – сказал Каэлен, едва дыша. – Они делают что-то с землёй. Слышите?

Действительно, земля под ними иногда слегка вибрировала. Лёгкие, едва уловимые толчки, как дыхание спящего зверя.

– Башни делают то же самое, – сказал Маррик. – Только здесь – меньше, тише. Это опыт.

Айн сжала лук крепче.

– Башни всегда берут больше, чем отдают. Запомни это.

Когда караван разгрузился, люди начали заносить ящики в здание. Женщина с мальчиком шли последними. Мальчик снова оглянулся, и Каэлен поймал его взгляд. Всего на миг, но в этих глазах было что-то важное: страх, да, но ещё и знание.

– Он знает, – прошептал Каэлен. – Что-то он видел.

– Мы узнаем, – сказала Айн. – Но не сегодня.

Они отступили в темноту, оставляя за собой долину, наполненную светом рун и запахом металла. Теперь дорога шла не просто на север – она вела в саму суть того, что Империя скрывает.

Ночь в долине наступала не разом – слоями. Сначала исчезли дальние цвета: зелёный стал серым, глина – свинцовой. Потом тускло погасли блески на металлических ребрах имперских построек. И только руны на стенах не спешили: их свет, сперва едва заметный, теперь проступал яснее – тонкие линии, сплетённые в петли и узлы, перебегали по камню, уходили в землю и возвращались обратно, будто кто-то в глубине медленно вдыхал и выдыхал.

Айн увела их на сухой карниз выше по склону, где кустарник был редким, но хватало тени, чтобы прятать три силуэта. Места для костра не было – и не нужно. Они легли к земле, вслушиваясь: из долины шёл негромкий гул, похожий на далёкий ручей, только без воды. Ветер то приносил запах металла, то отдавал его обратно, оставляя во рту привкус железной стружки.

– Здесь, – шепнула Айн. – Ниже – слышно, выше – видно. И нас – нет.

Маррик кивнул. Он снял с наплечника спираль – металлическую застёжку с имперским знаком – и убрал в карман, заменив её кожаной петлёй. Это движение казалось мелочью, но тишина словно отозвалась: стало легче дышать.

– Дальше риски растут, – тихо сказал он. – Если нас заметят, расспрашивать не будут. Сначала свяжут, потом решат.

– Если заметят, – поправила Айн. – Но не заметят. Мы – трава. Мы – ветер. – Она на миг улыбнулась, без веселья. – А вы – перестаньте звенеть внутри.

Каэлен устроился между ними, положив сумку так, чтобы рукой доставать до тетради, лекарств и Лириной кости. Он вынул кость, провёл пальцем по насечкам: восток – сухо, юг – глухо, запад – шероховато, как будто по пергаменту провели ногтем. Север – тих. Тишина не обещание, но шанс.

Внизу жизнь продолжалась. Караван полностью разгрузили; ящики один за другим исчезали в глотках низких зданий. Двое в плащах вязали руническую цепь: закладывали в землю тонкие пластины, соединяли их серебряными жилами, щупали ладонями землю и переговаривались короткими фразами. Слышалось через раз, когда ветер поворачивался к ним:

– …контур обратной связки…

– …сдерживать утечку…

– …не выводи на полную, реактор дышит…

Слов неточные, но смысл узнаваемый. «Сдерживать». «Утечка». «Дышит».

Маррик, не отрывая взгляда, шевельнул губами:

– Техническая бригада. Без знамен, без офицеров. Полевой узел. Похоже на опытную станцию.

– Полевой узел, – повторила Айн сухо. – Узел на шкуре земли.

Каэлен слушал не столько слова, сколько паузы. Там, внизу, люди работали уверенно, но не спокойно: каждый жест – экономный, каждое движение – как шаг по тонкому льду. Не было суеты – была собранность, за которой прятался страх, признанный и принятый.

– Я спущусь, – сказала Айн спустя время, когда тени потяжелели. – В полусумрак. Войду с ветром, выйду с тенью. Послушаю ближе.

– Одна? – Маррик чуть повернул голову.

– С музыкой пойдём? – отозвалась она мягким, почти насмешливым тоном. – Одной – ухом меньше, но и ног меньше.

Она стянула плащ, оставив короткий кафтан степняков, натянула чёрный платок так, чтобы линия щёк ломала лунный свет, и исчезла, словно её и не было. Ни шороха. Только через минуту над самым ухом у Каэлена прошелестела тоненькая ножка травы – и он понял: Айн уже ниже.

Маррик вытянул ноги, но не ложился, держа корпус натянутым, как тетиву. В лице – сосредоточение, в руках – дисциплина. Он не задавал вопросов, не обсуждал, не хмурился. Просто растворился в темноте, готовый собраться в одно движение.

– Ты боишься? – спросил его Каэлен так же тихо, как думают.

– Да, – ответил Маррик без героизма. – Но правильно. Боязнь – это ремень. Без него всё падает. – Пауза. – Я служу Империи. А сегодня смотрю на то, чего у нас не на карте. Служить и смотреть – не одинаково.

Каэлен кивнул. Рядом с ним лежала тетрадь Гайома. Он раскрыл её на чистом листе – бумага темнела, как хлебная корка. Написал коротко, как учила Айн: «Внизу узел. Рунные цепи – в землю. Слова: "сдерживать", "обратная", "реактор дышит". Запах – железо и горечь. Земля вибрирует неравно». И ниже – мысль, которую боялся записать: «Если сдерживают – значит, рвётся».

Время сгустилось; по склону прошёл сотканный из ночи холодок – столько его и было. Когда Айн вернулась, она появилась сразу вся: из тени – в тень, присела рядом, ладонью придавила воздух, чтобы тот не вспыхнул от слов.