Хроники Истекающего Мира. Вера в пепел

Слева – аквариумы и цилиндры, наполненные жидкостью. В некоторых плавали странные формы: корни, похожие на нервы; фрагменты камня, излучающие слабое сияние; нечто похожее на кристаллы, но с мягкими, почти живыми пульсациями. У одного цилиндра стояла женщина с чёрными волосами, заплетёнными в сложную косу, и с глазами, в которых светилась усталость. Она записывала показания и, заметив Элиана, чуть поклонилась.

– Это Тария, – сказал Элиан. – Один из лучших специалистов по связям материи и рун. Её работа – понять, что происходит, когда энергия встречает жизнь.

Тария коротко взглянула на Каэлена, Айну и Маррика. В её взгляде не было враждебности, но было что-то вроде скрытого вопроса: «Зачем они здесь?»

– Мы ищем ответы, – сказал Элиан, словно отвечая на этот немой вопрос. – И нам нужны все глаза и уши.

Тария ничего не сказала, лишь снова повернулась к своим приборам.

В центре зала находилась закрытая секция – полукруглая стена из матового стекла. Там мерцал мягкий голубой свет, но контуры были расплывчаты. Два охранника стояли у входа, и даже для Элиана они слегка приподняли копья.

– Там наши самые рискованные опыты, – сказал он тихо. – Не потому, что мы ищем оружие. Потому что мы ищем слишком глубоко.

Каэлен почувствовал, как сердце стучит сильнее. Любопытство боролось со страхом.

– И что вы нашли?

Элиан посмотрел на него, и в этом взгляде было всё: гордость, усталость, сожаление.

– То, что не всегда хочет быть найденным.

Они не вошли внутрь, но даже стоя снаружи, ощущали странную дрожь пола – лёгкую, как дыхание чего-то большого, спящего за стеклом.

Маррик нахмурился. Его взгляд был холоден и оценивающ.

– Вы уверены, что контролируете это?

Элиан не ответил сразу. Он медленно провёл рукой по стеклу, словно что-то вспоминал.

– Контроль – иллюзия. Мы можем лишь наблюдать и учиться. Всё остальное – хрупкая надежда.

Айн стояла тихо, но её пальцы едва заметно сжимались. Она словно слышала то, что другие не могли.

– Оно не спит, – сказала она тихо. – Оно слушает.

В этот момент один из приборов издал короткий резкий звук. Несколько людей одновременно обернулись, один бросился к панели, другие что-то быстро записывали. Голоса зашептались, как ветер в сухой траве.

Элиан посмотрел на своих спутников и сказал:

– Нам пора. Чем дольше мы здесь, тем больше вопросов рождается. И не все из них нам понравятся.

Они двинулись дальше, но Каэлен чувствовал, как его разум цепляется за всё, что он видел. Ему казалось, что каждая деталь – знак, что за каждым углом скрыта правда, которую мир не готов принять.

Коридор, ведущий к следующему залу, был длиннее и тише всех предыдущих. Здесь исчезли декоративные элементы, свет стал ровным и холодным, а воздух – плотнее. Казалось, они переходят не просто из одного крыла здания в другое, а в иной пласт реальности. Элиан шёл первым, но даже его шаги стали медленнее, как будто он осознавал важность момента.

Они вышли к массивной двери. Она не была похожа на остальные – не металл, не дерево, а сплав чего-то светлого и тёмного, с прожилками, уходящими в глубину. На ней не было замка, только полоса узоров, словно написанных рукой, но приглядевшись, Каэлен понял: это не руны и не буквы – это что-то среднее между картой и пульсом.

Элиан коснулся узора. Линии загорелись мягким светом, дверь отозвалась гулом и медленно открылась.

Зал был огромен. Настолько, что первое впечатление – будто они вошли в утробу города. Потолка не было видно; где-то там, в темноте, мерцали точки света, как звёзды. Внизу – десятки платформ, переходов, мостиков, соединяющих между собой зоны работы. Это была не просто лаборатория, а город внутри города. Здесь были люди: инженеры, алхимики, рунописцы. Кто-то склонился над чертежами, кто-то проверял панели, кто-то что-то записывал. Звуки были приглушены, но их много: щелчки, тихие голоса, ритм машин.

Вдоль стен и в нишах стояли конструкции: длинные столы с прозрачными крышками, цилиндры, внутри которых клубилась эссенция, механизмы, напоминающие скелеты животных, но с металлическими костями и светящимися жилами. В некоторых отсеков виднелись странные растения – серебристые, с узорами на листьях. В других – схемы, сплетения рунных кругов, сложные, как уравнения, но с мягким свечением.

Элиан поднял руку.

– Добро пожаловать в сердце наших поисков, – сказал он. – Здесь мы собираем всё: знание, риск, надежду. Каждый отсек – шаг вперёд и шаг в пропасть.

Каэлен медленно обводил взглядом зал. Он видел людей, которые жили этим местом. Их лица были сосредоточены, но не бесстрастны – в них читалась усталость, азарт, иногда страх. Это были не чиновники и не воины. Это были исследователи, готовые спорить даже с землёй.

Айн остановилась у платформы, где в прозрачном резервуаре плавал кусок земли – он светился бледно-зелёным, словно изнутри исходило слабое дыхание. Рядом мужчина средних лет что-то записывал, и заметив её взгляд, коротко сказал:

– Мы нашли его на глубине восьмидесяти локтей. Там, где всё должно быть мёртвым. Но он дышит.

Айн кивнула, не отрывая глаз.

– Оно просит о помощи.

Маррик тем временем стоял чуть в стороне. Его внимание привлекли другие платформы, где работали с рунными схемами. Он видел, как молодые люди в серых мантиях переставляли пластины, добавляли знаки, стирали линии. Иногда что-то вспыхивало ярко, и тогда все отступали. Охранники стояли близко, их копья светились мягким белым.

– Здесь есть то, что вы бы не хотели видеть, – сказал Элиан, заметив его взгляд. – И то, что мы не хотим потерять.

Они пошли по мосту, ведущему к центральной платформе. С каждой ступенью Каэлен чувствовал, как растёт странное ощущение – смесь восхищения и тревоги. Всё это было грандиозно, но в этом величии была тень: что-то слишком хрупкое, слишком опасное.

На центральной платформе стояли трое. Один – высокий мужчина с седыми волосами, лицо суровое, глаза внимательные. Второй – молодая женщина с короткими рыжими волосами, энергичная, с быстрым взглядом. Третий – худой, бледный, с длинными пальцами и чуть нервным движением рук.

– Это Тарин, Селия и Хорт, – представил Элиан. – Люди, которые знают слишком много и всё ещё спорят со мной каждый день.

Тарин посмотрел на Каэлена, и его взгляд был холоден, но не враждебен – скорее оценивающий.

– Зачем вы привели их сюда? – спросил он.

– Потому что им нужно видеть, – ответил Элиан.

Селия прищурилась, её глаза блеснули интересом.

– Иногда лишние глаза видят то, что мы пропускаем.

Хорт не сказал ни слова, лишь нервно провёл пальцами по панели, вызывая на ней сложные схемы.

– Здесь мы делаем то, что никто не делал, – сказал Элиан, обернувшись к Каэлену. – Мы пробуем заглянуть глубже. Иногда нам удаётся услышать шёпот земли, иногда – только крик. И я хочу, чтобы вы поняли: всё, что вы видите, может стать ценой.

Каэлен слушал и чувствовал, как что-то меняется внутри него. Этот зал не был просто местом работы. Это было место выбора – между знанием и осторожностью, между надеждой и страхом.

– Я вижу, – сказал он тихо. – Но хочу знать больше.

Элиан кивнул.

– И узнаешь. Но не всё сразу. Некоторые двери открываются только тем, кто готов услышать ответ.

На центральной платформе воздух стал плотнее. Здесь не было привычной рабочей суеты. Люди говорили тихо, но их голоса звенели напряжением. Схемы на панелях светились, и каждая линия казалась живой.

Тарин стоял, скрестив руки, и смотрел на Элиана с выражением, в котором смешались уважение и недоверие.

– Ты ведёшь их слишком глубоко, – сказал он ровно. – Мы сами не уверены, куда идём.

Элиан спокойно встретил его взгляд.

– Потому что ты ищешь ответы в страхе. А я ищу их в действии.

Селия подошла ближе, быстрые движения выдавали нетерпение.

– Действие – хорошо. Но мы видели, что случается, когда шаг слишком длинный. Помнишь северные оазисы? Мы спасли воду, но почва умерла.

Элиан ответил короткой улыбкой – усталой, но твёрдой.

– И ты сама сказала тогда: «Мы учимся на ошибках». Мы всё ещё учимся.

Хорт, молчавший до этого, внезапно заговорил. Его голос был сухим, как шелест бумаги.

– Учиться хорошо, когда у тебя есть время. У нас его нет. Каждый эксперимент тратит эссенцию, каждая ошибка оставляет шрам. Мы не можем позволить себе роскошь проб и ошибок бесконечно.

Каэлен слушал, и внутри него рождалась смесь чувств. Он видел их спор не как конфликт, а как отражение разных правд. Эти люди были умны, но каждый по-своему: один осторожен, другой стремителен, третий замкнут. И все они боялись потерять больше, чем могли себе признаться.

Айн стояла чуть в стороне, её лицо было сосредоточенным.

– Вы все говорите об ошибках, – сказала она спокойно. – Но ни один из вас не слушает, что говорит сама земля. Вы думаете, что она молчит, но она отвечает. Только вы не слышите.

Тишина упала на секунду, и даже приборы казались тише. Элиан обернулся к ней, и его взгляд стал мягче.

– Может быть, именно поэтому ты здесь. Чтобы мы услышали.

Маррик, стоявший ближе к краю платформы, произнёс сухо:

– Слушать полезно. Но пока вы слушаете, кто-то может ударить. У врагов нет времени ждать, пока вы услышите песни земли.

Тарин повернулся к нему.

– И кто решит, что важнее: враги или трещины под нашими ногами?

Элиан поднял руку, останавливая их.

– Все вы правы. Именно потому это место – не о победе и не о поражении. Это место о цене. Мы не можем позволить себе верить в одну правду.

Он посмотрел на Каэлена.

– Ты видишь? Они спорят, так как понимают: если ошибёмся, платить будут все.

Каэлен кивнул медленно.

– И всё равно вы идёте дальше.

– Потому что мир не ждёт, – ответил Элиан. – И так как иногда лучше шагнуть в неизвестность, чем смотреть, как оно приходит само.

Эти слова прозвучали не как лозунг, а как признание усталого человека, который всё ещё надеется.

Элиан повёл их по переходу, который уходил вглубь зала, к более тёмной его части. Здесь звук шагов менялся – мостки были металлическими, и каждый их шаг отзывался глухим эхом. Свет гас постепенно, уступая место мягким вспышкам приборов, как будто сами стены дышали.

Они подошли к секции, скрытой от общего обзора. Дверь была узкой, но увесистой, без узоров, лишь с одним символом – тонкая линия, пересечённая точкой, как след на песке. Элиан провёл ладонью по сенсору, и дверь открылась.

За ней оказался зал меньше предыдущего, но куда более странный. Здесь не было привычных столов и панелей, а стояли изолированные модули – кубы, каждый со своим освещением и цветом. В некоторых виднелись фигуры людей, склонившихся над приборами; другие были закрыты матовым стеклом. Воздух пах не просто металлом, а чем-то сухим и резким, как озон после молнии.

Первое, что бросалось в глаза, – это стенд у левой стены. На нём находились образцы, похожие на кристаллы, но с живыми, пульсирующими вкраплениями. Их цвета менялись – от мягкого зелёного до кроваво-красного. Каэлен подошёл ближе и ощутил лёгкое давление в висках, будто кристаллы излучали не звук, а тихую вибрацию.

– Это редкие находки, – сказал Элиан. – Мы называем их «сердечниками». Они образуются, когда эссенция застаивается и пытается найти выход. Никто не знает, почему одни остаются спокойными, а другие… взрываются.

Каэлен почувствовал дрожь в руках.

– Вы их используете?

– Пока только изучаем. Некоторые реагируют на голос, другие – на прикосновение.

Айн осторожно коснулась одного из модулей, и свет внутри едва заметно усилился.

– Они живые, – сказала она тихо. – И они не любят клеток.

Элиан посмотрел на неё серьёзно, но промолчал.

Дальше был длинный стол с открытыми книгами и чертежами. Над ними склонился мужчина в длинном тёмном плаще. Его руки были в перчатках, а на лице – следы усталости. Рядом стояла женщина, молодой, но с глазами, в которых была не по годам взрослая холодность. Они спорили вполголоса.

– Мы не можем запускать реактор на непроверенной схеме, – говорил мужчина, едва сдерживая раздражение. – Мы видели, что случается, когда поток не стабилен.

– А если ждать, мы потеряем ещё одну жилу, – парировала женщина. – Мир рушится быстрее, чем ты пишешь свои формулы.

Элиан шагнул к ним.

– Нам нужны не споры, а решения. Каждая секунда стоит земли и жизней.

Мужчина обернулся, его взгляд был острым, но в нём мелькнула тень уважения.

– Ты ведёшь людей по краю пропасти, Элиан. Мы не знаем, что за этой линией.

– Знаем, – ответил Элиан. – Там пустота.

Эти слова прозвучали так спокойно, что Каэлен почувствовал холод на коже. он понял для Элиана риск – не выбор, а необходимость.

Дальше они подошли к секции, где стены были исписаны формулами. Рунные круги пересекались, складываясь в сложные рисунки, которые менялись при каждом взгляде. На полу стояли металлические сферы, внутри которых искрились миниатюрные молнии.

– Мы пробуем очистить землю, – сказал Элиан. – Иногда нам удаётся оживить её. Иногда… она отвечает слишком яростно.

В этот момент один из кубов за их спинами издал звук – глубокий, вибрирующий, как дыхание. Все обернулись. Свет внутри стал ярче, и на матовом стекле мелькнула тень, похожая на корень или руку.

Тишина была настолько плотной, что слышно было, как кто-то глубоко вдохнул.

– Здесь не всё под нашим контролем, – сказал Элиан спокойно. – Но иногда только так мы узнаём, куда идти дальше.

Каэлен посмотрел на него и понял, что то, что они видят, не просто лаборатории. Это – поле боя, но враг не человек, а сама природа, обиженная и изменённая.

Дальше переход сужался, и свет становился всё тусклее. Воздух менялся – в нём чувствовалась сухая прохлада, запах металла и чего-то горького, едва уловимого. Элиан замедлил шаг, словно предупреждая их невидимым жестом.

– Здесь работают не все, – тихо сказал он. – Некоторые проекты требуют тишины.

Дверь впереди открылась почти бесшумно, и они оказались в изолированной лаборатории. Помещение было невелико, но каждый метр использован. Пол и стены гладкие, стерильные, без узоров. Вдоль стен – четыре прозрачных модуля, каждый размером с небольшую комнату. Внутри – что-то различное: в одном прозрачный цилиндр с тёмной жидкостью, в другом – густой клубящийся туман, в третьем – рама с подвешенными металлическими конструкциями, на которых сверкали крошечные руны.

Но взгляд Каэлена сразу привлёк четвёртый модуль. Его стекло было матовым, но свет внутри пульсировал, как живое сердце. Иногда сквозь матовую завесу прорывались очертания – линии, словно корни, иногда вспышка, похожая на глаз.

У модуля стоял молодой учёный, худощавый, с дрожащими руками. Его глаза блестели – то ли от усталости, то ли от напряжения. Рядом с ним – женщина лет сорока, в очках, строгая, но собранная. Они что-то спорили шёпотом, но спор был явный.

– Мы не можем держать его здесь, – сказал мужчина громче, чем хотел. – Оно реагирует всё сильнее.

– Мы не можем прервать процесс, – твёрдо ответила женщина. – Если мы сейчас отключим питание, мы потеряем всё.

– Потеряем всё или потеряем людей? – бросил он, и его голос дрогнул.

Элиан подошёл ближе, и оба сразу замолчали.

– Спокойно. Объект стабилен?

– Пока да, – сказала женщина, но в её голосе не было уверенности. – Но оно меняется быстрее, чем прогнозировали.

Элиан смотрел на матовую панель, как будто видел сквозь неё. Его лицо стало жёстче, но спокойным.

– Продолжайте наблюдение. Если уровень реакции превысит порог, вы знаете, что делать.

Молодой учёный открыл рот, но потом опустил глаза.

Каэлен чувствовал, как напряглось всё его тело. Он ощущал, что за этим стеклом что-то важное – не просто опыт, а вопрос, на который никто не готов отвечать. Айн стояла неподвижно, но её пальцы дрожали едва заметно, и взгляд был прикован к матовой стене.

– Оно знает, что мы здесь, – сказала она неожиданно.

Элиан повернулся к ней.

– Ты слышишь что-то?

– Оно не говорит, – сказала она тихо. – Но оно знает. И это хуже.

В этот момент модуль слегка дрогнул, свет внутри усилился, матовое стекло стало чуть прозрачнее. На долю секунды Каэлен увидел очертание – что-то между корнем и молнией, ветвистое, но живое.

Молодой учёный бросился к панели, что-то быстро набирая. Женщина шагнула к Элиану.

– Мы держим уровень, – сказала она, но на лбу выступил пот.

Элиан кивнул и медленно отошёл.

– Достаточно. Уходим.

Они вышли, и дверь закрылась за ними тихо, но гулкий звук остался в голове.

Когда они снова оказались в коридоре, Каэлен ощутил, что впервые по-настоящему испугался. Не за себя, а за то, что кто-то открыл двери, которые мир не просил открывать.

Когда дверь изолированной лаборатории мягко закрылась за ними, коридор встретил их густой тишиной. Лёгкий гул систем вентиляции казался громче обычного, и каждый шаг отдавался сухим эхом. Каэлен чувствовал, как напряжение, накопленное в предыдущем зале, не рассеялось, а наоборот – стало плотнее.

Элиан шёл первым, но его спина была прямой и жёсткой, будто он держал на себе невидимую тяжесть. Айн шагала чуть позади, её лицо было задумчивым и настороженным. Маррик шёл замыкающим, рука почти не отрывалась от рукояти меча.

Они молчали до тех пор, пока коридор не вывел их в небольшую нишу – место для отдыха или, может быть, для тех, кто решился подумать. На стене светилась панель с мягким светом, рядом стоял длинный стол, на котором лежали несколько свитков и инструментов.

Элиан остановился. Он медленно повернулся к своим спутникам, и его лицо стало серьёзным.

– То, что вы видели, – сказал он негромко, – не предназначено для чужих глаз. Но я хотел, чтобы вы знали: даже мы не всегда понимаем, с чем имеем дело.

Каэлен чувствовал, как в груди растёт тревога.

– Вы не контролируете это?

Элиан улыбнулся, но эта улыбка была усталой.

– Контроль – слово, которое любят политики и торговцы. Учёные знают, что контроль существует только до первого неожиданного события. Всё, что мы можем – наблюдать, предугадывать, иногда направлять. Но не властвовать.

Маррик нахмурился.

– А если то, что вы держите в этих модулях, выйдет?

Элиан посмотрел на него прямо.

– Тогда нам придётся платить цену, которую мы не хотим платить. Именно поэтому мы осторожны. Но осторожность не должна быть страхом.

Айн тихо произнесла, глядя в пол:

– Земля уже злится. Я чувствую это. Она не любит клеток и стекла.

Элиан на секунду задержал на ней взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то вроде признания.

– Возможно, ты права. Именно поэтому мне нужны те, кто слышит то, что другие не слышат.

Он снова повернулся к Каэлену.

– Ты видишь теперь, что мы не играем в богов. Мы просто пытаемся не умереть вместе с этим миром.

Каэлен кивнул, но его сердце было тяжёлым. он понял всё, что они видят, не только спасение, но и опасность, спрятанная за стеклом и светом рун. И теперь он понимал, что, возможно, самое трудное – это различить, где кончается надежда и начинается безумие.

Они шли дальше по коридору, который тянулся, казалось, бесконечно. Здесь стены уже не просто отражали свет – они его поглощали. Материал был плотным, тёмно-серым, с едва заметным рельефом, как будто под каменной поверхностью текли невидимые жилы. Каждый шаг отдавался тихим, но упругим звуком, словно их присутствие ощущал весь этот сложный организм, который назывался лабораторным комплексом.

Элиан шёл впереди, его шаги стали медленнее, и каждый поворот головы казался осознанным. Он уже не был тем уверенным лидером, который вёл их через светлые галереи с открытыми проектами. Здесь, в глубине, чувствовалось, что даже для него воздух стал плотнее. Каэлен замечал, как лицо Элиана слегка менялось – не страх, но усталость и, может быть, тяжесть. Словно каждое новое помещение напоминало ему о времени, которое уходит.

Коридор вывел их в небольшое помещение – своего рода узел, где сходились несколько переходов. В центре стоял длинный стол, по обеим сторонам которого были скамьи и панели. Несколько людей сидели там, тихо разговаривая, у кого-то в руках были свитки, кто-то что-то писал. При их появлении разговоры стихли. Взгляды были настороженными, некоторые – явно оценивающими.

– Здесь мы можем немного передохнуть, – сказал Элиан. Его голос звучал ровно, но в нём чувствовалась внутренняя собранность. – Дальше пойдут зоны, которые я не показываю даже многим из своих коллег.

Маррик сел на край скамьи, его взгляд бегал по лицам людей, а рука привычно касалась меча, будто он ждал угрозы в каждом углу. Айн стояла чуть в стороне, её глаза смотрели не на людей, а куда-то вдаль, за стены, как будто она слышала что-то другое.

Каэлен присел рядом, но не мог расслабиться. В его голове роились вопросы: что они скрывают? Как далеко Элиан готов зайти? И что это значит для них всех?

Элиан сел напротив. Он посмотрел на каждого по очереди – долгим, внимательным взглядом.

– Я знаю, что вы хотите спросить, – сказал он тихо. – И да, мы идём туда, где нет гарантий. То, что вы видели – лишь часть. Некоторые проекты настолько сложны, что сами учёные не всегда понимают, с чем работают.

Он сделал паузу, словно выбирая слова.

– Мы не ищем оружие, как многие думают. Мы ищем решение. Но иногда оно выглядит страшнее любой войны.

– Вы уверены, что это решение? – спросил Каэлен. Голос был спокойным, но внутри у него всё сжалось.

Элиан улыбнулся, но без тени веселья.

– Никто не уверен. Но ждать нельзя. Земля трещит быстрее, чем мы думали. Вены иссякают. И если мы не попытаемся, то всё остальное не будет иметь значения.

Тария, одна из тех, кого они встретили ранее, подошла и положила на стол несколько листов с чертежами.

– Они хотят увидеть больше? – спросила она, даже не глядя на гостей.

– Да, – ответил Элиан. – Они должны понимать, что наш мир не стоит на месте. И что цена каждого шага растёт.

Она кивнула и ушла так же молча, как пришла.

Айн подняла глаза.

– Вы всё ещё думаете, что мир можно спасти схемами и стеклом? – сказала она. – Иногда нужно слушать, а не строить.

Элиан посмотрел на неё спокойно, но его взгляд стал мягче.

– Именно поэтому ты здесь. Мы слишком привыкли смотреть на цифры и забывать о песнях земли.

Маррик фыркнул.

– Песни не защитят, если придёт враг.

– Может, враг уже пришёл, – тихо сказал Каэлен, глядя на стол. – Только мы его не видим.

Элиан посмотрел на него пристально.

– Ты прав. Враг может быть не там, где мы ждём. Может быть, это мы сами.

Эта фраза повисла в воздухе, как камень, брошенный в воду. Никто не перебил тишину.

Потом Элиан встал.

– Пора. Мы идём туда, где даже эта тишина будет казаться громкой. Всё, что вы увидите, может изменить вас.

Он повернулся и повёл их к узкому коридору, в конце которого горел мягкий, но яркий свет. И Каэлен чувствовал, что каждая клетка его тела ждёт чего-то нового – возможно, ответа, возможно, новой тревоги.

Коридор становился всё уже и темнее, свет уходил, будто боялся проникать глубже. Вскоре стены стали грубее, из гладкого камня перешли в неровный, будто высеченный прямо в скале. Потолок опустился ниже, и воздух стал холоднее, сырее. Каждый их шаг отзывался глухо, словно они шли по телу огромного спящего зверя.

Элиан не спешил, но его движения были уверенными. Казалось, он давно знает каждый изгиб этого пути, но уважает его. Айн шла рядом с ним, напряжённая, её глаза бегали, как у человека, который слышит то, что другим не дано. Маррик двигался последним, его плечи напряжены, рука снова на рукояти меча.

– Это старые тоннели, – сказал Элиан негромко. – Ещё до того, как Империя стала Империей. Мы нашли их, когда начали строить лаборатории. Многие хотели их засыпать, но я решил оставить. Здесь хранится то, что нельзя потерять.

Каэлен почувствовал дрожь. Слова «нельзя потерять» звучали тревожно.

Тоннель вывел их в просторный зал, высеченный в камне. Потолок терялся в темноте, а стены были покрыты странными отметинами – не рунами, не письменами, а глубокими, неровными линиями, словно кто-то или что-то пыталось выцарапать их изнутри.

Зал был разделён на уровни. На первом – ряды массивных контейнеров, похожих на саркофаги. Каждый запечатан, и только небольшие символы на крышках светились мягким светом. На втором уровне, за решётками, виднелись полки, уставленные флаконами и свитками. Некоторые светились, некоторые были тёмными, словно ждали своего часа.

Но больше всего привлекало внимание то, что было в центре: огромный цилиндр, уходящий в пол и потолок. Его поверхность была гладкой, серебристой, но по ней бегали искры, как молнии по стеклу. От него шёл тихий гул – ровный, но живой.