Хроники Истекающего Мира. Вера в пепел

Он повернулся к ним и сказал:

– Скоро я покажу вам кое-что, что знают только двое в этом городе. Но сначала вам нужно увидеть, чем дышит земля здесь, в сердце Империи.

Коридор, куда их повёл Элиан, был иным – уже не просто зал с полками и образцами, а пространство, где сама тишина казалась плотной. Свет уходил всё глубже, и чем дальше они шли, тем меньше становилось привычного тепла. Камень вокруг был тёмным, почти чёрным, с серебристыми прожилками, которые вспыхивали короткими искрами, когда мимо проходили люди. Здесь не пахло травами и алхимией, не слышался гул машин. Пахло временем.

Элиан не говорил, но его шаги уверенно звучали на гладком полу, а звуки их собственных шагов казались громче, чем стоило. Каэлен ощущал, как этот коридор впитывает звуки, а иногда словно возвращает их обратно – тихие, приглушённые эхо, будто кто-то повторял их движения. Айн шла медленно, ладонь слегка скользила по стене, и её лицо оставалось сосредоточенным – она, как и всегда, слушала землю, но теперь не было её привычной мягкой уверенности. Здесь даже она казалась осторожной. Маррик шёл последним, рука то и дело ложилась на рукоять клинка.

– Мы называем это Хранилищем, – наконец сказал Элиан, не оборачиваясь. – Место, куда не пускают даже многих советников. Здесь не секреты власти. Здесь тайны самой земли.

Коридор вывел их в круглый зал, и пространство словно открылось. Потолок был высоким, но свет падал только на центр. Вдоль стен стояли шкафы, но не книжные – они были похожи на саркофаги: высокие, узкие, с глухими дверцами, каждая украшена рисунком – линиями, кругами, незнакомыми символами. Между ними, как сторожа, стояли массивные каменные плиты, на которых виднелись следы времени: трещины, выщербленные края, старые метки, которые кто-то пытался стереть, но не смог.

В центре зала находился широкий низкий стол из чёрного камня. На нём – странные предметы: свитки, завернутые в плотную ткань, куски земли в стеклянных колбах, старые деревянные дощечки с выжженными знаками, ржавые инструменты. Среди всего этого лежала одна вещь, которая сразу притянула взгляд Каэлена: маленький осколок кристалла, почти прозрачный, но в глубине него словно плавал свет – мягкий, золотистый, живой.

– Это упавшее семя, – сказал Элиан, заметив его интерес. – Сердцевина, которую мы нашли глубоко под слоями соли. Мы не знаем, что это. Оно не реагирует на наши формулы, но не угасает. Десять лет – и оно всё ещё светится.

Каэлен не смог отвести взгляд. В этом свете было что-то чистое, будто память о времени, когда мир был другим.

– Вы его изучаете?

– Мы пытаемся, – Элиан чуть усмехнулся. – Но у земли свои тайны. Иногда лучше хранить, чем ломать.

Айн подошла к плите у стены. На ней были вырезаны странные символы: круги, линии, словно кто-то пытался изобразить движение ветра в камне. Она провела по ним рукой и тихо сказала:

– Это не ваши знаки. Это кто-то другой говорил с землёй.

Элиан замер на мгновение, потом кивнул.

– Да. Эти плиты старше Империи. Мы нашли их в Бледных степях, в местах, куда ступала нога немногих. И есть вещи, которые не поддаются ни нашему разуму, ни нашим схемам.

Маррик подошёл ближе к другому шкафу. Он заметил замок – сложный, рунный, но старый. Металл был потемневший, руны – почти стёртые. Он коснулся его и ощутил слабое тепло.

– Что здесь?

Элиан задержал взгляд на нём чуть дольше.

– Ошибки, которые нельзя повторить.

Сказал спокойно, но твёрдо. И в его голосе не было намёка на игру.

Они прошли вдоль стен, и Каэлен заметил, что некоторые шкафы были приоткрыты. Внутри лежали вещи, которых он никогда не видел: странные механизмы, наполовину металл, наполовину что-то органическое; сосуды с застывшими формами, похожими на корни, но светящимися; записи на хрупкой бумаге, на которых слова сплетались с рисунками.

Элиан остановился у одной полки и поднял тонкую табличку из белого камня. На ней были вырезаны три знака: два вертикальных штриха и круг.

– Видите? – он показал её Каэлену. – Этот знак мы нашли у жилки, подобной той, что вы прошли. Только глубже. Никто не знает, кто его оставил. Но с тех пор каждый раз, когда открывается новая трещина, кто-то рисует его снова. Как будто что-то или кто-то помнит.

Айн тихо произнесла:

– Это не город говорит. Это земля отвечает.

Элиан посмотрел на неё и впервые за долгое время его взгляд стал мягче.

– Возможно. Именно поэтому я позвал вас.

Маррик скрестил руки, его лицо было серьёзным.

– Вы хотите использовать всё это? Или вы боитесь того, что оно может сделать?

Элиан вздохнул.

– Я хочу понять. Страх и использование – два края одной дороги. Но пока мы не знаем, что это – мы только собираем.

Он сделал паузу, потом сказал:

– Я покажу вам одну вещь, которую видели только двое в Империи. И тогда вы поймёте, почему я говорю о цене.

Он подошёл к дальнему шкафу, провёл рукой по рунному замку, и тот открылся с тихим шипением. Внутри лежал небольшой цилиндр из меди и стекла. Внутри цилиндра что-то медленно двигалось – словно дым, но плотный, серебристый, как живая тень. Свет падал на него, и казалось, что этот дым пытался дотронуться до стен сосуда.

– Это не вещество, – сказал Элиан. – Это звук, который мы поймали. Песнь земли. Она живая. Мы не знаем, как она появилась, но она меняется. С каждым месяцем становится другой.

Каэлен почувствовал, как у него пересохло во рту. Айн сжала палку сильнее. Маррик нахмурился.

– Она пытается выйти, – тихо сказала Айн.

– Да, – ответил Элиан. – И рано или поздно мы должны решить: дать ей голос или навсегда заставить молчать.

Элиан держал цилиндр осторожно, почти с почтением, как держат свечу на ветру. Свет стекал по его пальцам, и серебристый дым внутри сосуда медленно двигался, меняя форму – иногда он казался нитью, иногда спиралью, иногда почти человеческим силуэтом. Трое стояли, не отрывая глаз. Даже Маррик, привыкший к виду оружия и крови, не скрывал напряжения.

– Запомните, – тихо сказал Элиан, – это не оружие и не инструмент. Это – память. Мы не понимаем её языка, но она говорит. Мы знаем только, что этот звук живёт своей жизнью. Он реагирует на нас, на магию, на даже самые тихие шаги.

Каэлен сделал шаг ближе, и дым словно потянулся к нему. Тень внутри цилиндра вытянулась, будто пробуя воздух.

– Она чувствует? – спросил он, не сводя глаз.

– Она слышит, – ответил Элиан. – И, возможно, запоминает.

Айн стояла неподвижно, но её взгляд был тревожным. Она казалась настороженной не к предмету, а к тому, что он означает.

– Если это поёт, значит, это живое, сказала она. – А всё живое – или просит, или предупреждает.

Элиан кивнул:

– Вы правы. И именно поэтому нам нужны разные уши. Уши города, уши степей, уши тех, кто не боится задавать вопросы.

Он поставил цилиндр обратно, и шкаф закрылся, рунный замок зажёгся мягким светом. В зале снова стало спокойно, но это спокойствие было обманчивым, как поверхность пруда, где глубина скрывает течение.

– Теперь вы видите, чем мы занимаемся, сказал Элиан, повернувшись к ним. – Мы не только строим и воюем. Мы собираем, мы слушаем, мы боимся и надеемся. Но мы также рискуем. Каждый день.

Он медленно прошёл вдоль полок, словно взвешивая слова:

– За каждое знание, за каждый осколок истины мы платим. Иногда людьми, иногда временем, иногда целыми землями. Прогресс требует жертв – это не лозунг, это правда.

Маррик сжал кулаки, но молчал. Его взгляд стал холоднее, как будто он оценивал, что именно считается «жертвой».

Элиан остановился напротив Каэлена.

– Ты видел жилку, слышал ритм, встретил тех, кто не живёт по нашим законам. И всё это ведёт сюда. Я не буду просить веры, но буду требовать честности. Если мы ошибёмся, мир потеряет больше, чем готов отдать.

Каэлен сглотнул, в голове крутились слова, но он сказал главное:

– Я помогу, но только если мы будем помнить: мы лечим землю, а не ломаем её сильнее.

Уголок губ Элиана дрогнул – то ли усмешка, то ли усталость.

– Это правильные слова. Пусть они будут тяжелее, чем кажутся.

Айн посмотрела на него пристально:

– Если вы забудете их, мы напомним. Даже если придётся напомнить громко.

Элиан выдержал её взгляд, потом кивнул.

– И это правильно.

Он прошёл мимо них и открыл другую дверь – простую, без замков, но за ней тянулся мягкий свет.

– Отдохните. Вас ждёт работа, которой вы не знали. Завтра мы начнём показывать, что скрыто за башнями и лабораториями. Но помните: чем глубже спускаешься, тем труднее дышать.

Они вышли из Хранилища. Коридор показался шире, воздух – чище, но что-то в каждом из них изменилось. Мир, который казался большим и пугающим, теперь стал ещё сложнее, ещё опаснее.

Маррик шёл молча, но его рука не отходила от клинка. Айн смотрела на пол, как будто думала о словах, которые никто ещё не слышал. Каэлен шёл последним, сжимая свой блокнот – теперь он понимал, что в нём слишком мало страниц.

И когда двери за ними закрылись, Элиан остался один. Он задержался у шкафа, где спал серебристый дым, и тихо сказал:

– Если они не услышат нас, может быть, ты услышишь.

Глава 7: Лаборатории и тени

Коридоры, ведущие к лабораториям, не имели парадной красоты залов Совета. Здесь царила другая эстетика – холодная, рабочая, словно каждая стена и дверь говорили: «Не для глаз случайных». Камень сменился металлом; гладкие панели, по которым пробегали тонкие нити света, реагировали на движение. Где-то внутри слышался ровный гул, как дыхание огромного механизма.

Элиан вёл их уверенно, шаг его был тих, но целеустремлён. За ним шли Каэлен, Айн и Маррик. Все трое были насторожены, каждый по-своему: Маррик всё время скользил взглядом по углам и дверям; Айн прислушивалась, будто искала в глубине здания хоть намёк на дыхание земли; Каэлен не отрывал глаз от каждой детали, пытаясь запомнить, как устроен этот скрытый мир.

Они прошли через две узкие двери с мерцающими символами. Каждая дверь открывалась мягким звуком, словно что-то живое впускало их. За второй дверью запах изменился. Здесь не было аромата трав или древесины, как в Хранилище. Здесь пахло металлом, озоном, маслом и ещё чем-то пряным, едва уловимым, что-то между дымом и пылью – запахом работы, экспериментов и риска.

Первое помещение было разделено на несколько отсеков. Прозрачные стены отделяли их друг от друга, и за каждой кипела своя жизнь. В одном отсеке алхимики колдовали над жидкостями в сосудах: растворы, которые переливались синим и зелёным светом. В другом – инженеры собирали устройства, похожие на сочетание механики и магии: шестерёнки вращались, руны вспыхивали на поверхности металла, нити света переплетались, как паутина.

Каэлен замедлил шаг. Он заметил полку с образцами земли. На каждой банке было написано название региона и дата, а внутри – разные цвета и фактуры: чёрная земля, белый порошок соли, красноватый песок. И на каждой – небольшая метка, будто они фиксировали изменения.

Элиан посмотрел на него через плечо.

– Мы изучаем не только магию. Всё начинается с почвы. Если земля умирает, любые формулы теряют смысл.

Айн остановилась у другой секции, где на стеклянной панели кто-то рисовал сложный узор. Она сказала тихо:

– Они ищут песни, но рисуют схемы.

Элиан чуть повернул голову, в его взгляде мелькнуло что-то вроде уважения.

– Иногда схемы помогают услышать то, что песня скрывает.

Маррик оставался настороженным. Он отметил двух охранников, стоящих в тени возле двери. Их лица были спокойны, но глаза следили за каждым движением.

Они шли дальше. Помещения становились всё страннее. В одном из отсеков росли растения, которых Каэлен никогда не видел: листья серебристые, стебли толстые, почти древесные, и на каждом – рунный знак, словно ожерелье. Рядом сидела женщина, молодая, с усталым лицом, но внимательными глазами. Она что-то записывала, иногда касалась растения рукой, и оно едва заметно дрожало, как будто откликалось на прикосновение.

– Это эксперименты по стабилизации, – сказал Элиан. – Мы пытаемся сделать почву вновь плодородной. Но иногда она отвечает странно.

– Она отвечает, так как мы её трогаем слишком грубо, – тихо добавила Айн.

Элиан не спорил, только улыбнулся уголком губ, но в его глазах мелькнула тень.

Коридор вывел их в большое помещение, где не было стен, только перегородки и свет. Здесь стояли аппараты, которых Каэлен не мог описать одним словом. Цилиндры, трубы, панели, мерцающие символы – всё это было как музыка, но тяжёлая, глубокая, не для простых ушей. Люди двигались быстро, тихо переговариваясь. Никто не оборачивался. Каждый знал, что делает.

– Добро пожаловать туда, где вопросы дороже ответов, – сказал Элиан. – Здесь мы учимся понимать, что значит «лечить» и что значит «ломать». И иногда разница слишком мала.

Он повернулся к ним. Его лицо стало серьёзным.

– Но помните: чем больше мы узнаём, тем больше тень растёт. Сегодня вы увидите, что в этой тени.

Они углубились в коридоры, и мир вокруг них всё больше напоминал не здание, а живой организм. Казалось, стены были не просто камнем и металлом, а частью какой-то сети: по ним тянулись тонкие трубки, по которым бежали светящиеся потоки – то ярче, то тусклее, словно кровь в венах. Иногда трубы пересекались с узорами рун, и те вспыхивали короткой дугой света, сопровождаемой едва слышным звоном, будто музыка для тех, кто умеет слушать.

Первое помещение было меньше, чем Каэлен ожидал, но ощущение тесноты не возникало – всё было продумано. Здесь стены были из гладкого камня, но каждый метр испещрён рунными символами. Они были разного размера: от крошечных точек до сложных узоров, сплетённых в замысловатые круги. Некоторым было явно много лет: линии потускнели, а рядом с ними виднелись новые, яркие, свежие, словно кто-то дополнял чужие мысли. Вдоль стен стояли панели с выемками, в которых лежали пластины, каждая с гравировкой, словно страницы книги.

Элиан остановился и провёл рукой по одной из панелей. Символы загорелись мягким светом, и на поверхности появился узор, похожий на карту звёздного неба.

– Здесь мы учим руну говорить, – сказал он. – С каждым годом земля молчит всё громче. Мы вынуждены придумывать новые слова, чтобы достучаться до её слуха.

Каэлен не мог оторвать взгляд. Для него каждая линия была загадкой. Он подошёл ближе и заметил, что некоторые символы были перечёркнуты, а рядом – новые.

– Почему так много исправлений? – спросил он.

– Потому что мы часто ошибаемся, – ответил Элиан спокойно. – И каждая ошибка стоит нам не только времени. Иногда – людей.

Эти слова повисли в воздухе, и даже Маррик поднял взгляд. Но Элиан не стал объяснять подробнее. Он жестом пригласил их пройти дальше.

Во второй секции всё было другим. Здесь пахло озоном и горьким металлом. Стены покрывала сетка тонких проводов, которые светились мягким синим светом. В центре стоял высокий цилиндр из прозрачного стекла, в котором вращалась структура из множества рун, медленно изменяя форму. Каждое движение сопровождалось тихим треском, как электрический разряд.

– Это наш слух, – сказал Элиан, заметив взгляд Каэлена. – Мы пытаемся услышать, как меняется мир, как течёт эссенция. Иногда она говорит, иногда кричит.

Айн приблизилась, но не слишком. Её глаза следили за узорами, и она тихо сказала:

– Они не поют, они дерутся.

Элиан посмотрел на неё с лёгким удивлением.

– Драться и петь – не так уж различны. Иногда одно превращается в другое.

За стеклом работали двое молодых людей в длинных серых камзолах. Их руки двигались быстро, касаясь рунных панелей, изменяя свет, как музыканты, перестраивающие инструмент. Один из них обернулся, увидев Элиана, и коротко кивнул.

– Это Ларен и Саир, – сказал Элиан. – Они слышат то, что многим кажется шумом.

Каэлен заметил, что Ларен выглядел усталым. Его лицо было бледным, но в глазах – огонь. Саир, наоборот, двигался уверенно, но как-то слишком резко, будто каждая секунда была ценна.

– Почему они так напряжены? – спросил Каэлен.

Элиан замедлил шаг и сказал тихо:

– Потому что мы работаем на границе. Каждый раз, когда мы заглядываем глубже, мы рискуем. Земля не всегда любит, когда её слушают слишком пристально.

Маррик хмуро усмехнулся:

– Значит, вы и сами понимаете, что играете с огнём.

– И всё же мы играем, – ответил Элиан. – Потому что если мы замолчим, она заговорит громче. И тогда слушать будет поздно.

Они прошли дальше. Последняя дверь этой секции была массивнее, чем остальные, и открывалась медленно, как если бы проверяла, достойны ли они войти. За ней находилось помещение, в центре которого стояла платформа, а над ней вращался сложный рунный круг, светящийся мягким золотым светом. На стенах висели десятки схем, набросков, формул.

– Это сердце нашей речи, – сказал Элиан. – Здесь мы собираем всё, что понимаем и всё, что не понимаем. Каждая ошибка хранится, каждое открытие – здесь.

Каэлен почувствовал, что перед ним не просто лаборатория. Это было место, где знание и страх жили рядом.

– И вы верите, что это спасёт нас? – тихо спросил он.

Элиан улыбнулся, но улыбка была усталой.

– Я верю, что если мы не попробуем, нам не останется даже страха.

Дальше коридоры становились тише и темнее. Свет исходил уже не от панелей, а от отдельных точек – небольших ламп, встроенных в стены. Они мерцали как звёзды, словно кто-то решил, что свет должен быть редким, чтобы цениться. Здесь пахло иначе: меньше металла и трав, больше камня, пыли и чего-то сухого, хрупкого, как старые книги.

Элиан шёл уверенно, не замедляя шаг. Но Каэлен заметил, что его взгляд стал внимательнее, движения – чуть более собранными. Словно он знал, что за этой частью коридоров уже не все рады гостям.

Они прошли мимо двух постов охраны. Люди в серо-стальных мантиях стояли неподвижно, копья с рунными наконечниками светились мягким белым светом. Лица были скрыты наполовину, но глаза следили за каждым шагом. Когда Элиан проходил мимо, они молча кивали, но на Каэлена и его спутников смотрели пристально, оценивающе, словно решали, кто из них опаснее.

– Здесь начинаются наши тени, – сказал Элиан, не поворачивая головы. – У каждого места есть свой свет, но и своя тьма.

Двери, мимо которых они проходили, не имели табличек. Лишь узкие полосы света вдоль стыков и едва заметные метки. На некоторых дверях свет был ровным, на других – пульсирующим, словно за ними что-то дышало.

Каэлен остановился на мгновение, привлёк внимание узор на одной из створок. Линии были странные, не похожие на привычные руны, а словно нарисованные рукой, что спешила, боялась потерять мысль.

– Что за дверь? – спросил он.

Элиан на секунду задержал шаг, посмотрел на дверь, затем на Каэлена.

– Та, что учит нас осторожности. За ней результаты, которые мы не можем показать никому. Они слишком громкие.

Айн нахмурилась.

– Значит, вы прячете то, что не можете контролировать.

– Мы храним то, что может спасти, если понять, – ответил Элиан. – И то, что может уничтожить, если выпустить.

Маррик сдержанно усмехнулся, но промолчал.

Они дошли до зала, где стояли большие цилиндры, похожие на колбы, но внутри каждого – что-то тёмное. Иногда это было похоже на дым, иногда – на ветви, иногда – на свет, пойманный в стекло. Каждая колба тихо гудела, как будто у неё было собственное сердце.

Элиан подошёл к одной и коснулся панели у её основания. Стекло засветилось изнутри, и Каэлен увидел: внутри колбы была земля. Но не обычная – она мерцала крошечными огоньками, как ночное небо.

– Это остатки старых жил, – сказал Элиан тихо. – То, что остаётся, когда мир умирает. Мы собираем их, чтобы понять, что убивает и что ещё живо.

Каэлен почувствовал странное чувство – тревогу и восхищение. Он вдруг понял, что здесь всё было не ради власти, не ради золота. Это была работа людей, которые спорили со смертью. Но и играли с ней.

– И вы уверены, что это безопасно? – спросил он.

– Безопасность – слово для тех, кто не хочет идти дальше, – ответил Элиан. – Мы идём.

В этот момент что-то изменилось. Далеко в коридоре раздался звук – короткий, высокий, как стекло, которое треснуло. Один из охранников мгновенно поднял руку, другой развернулся. Свет вдоль стен дрогнул.

Элиан не торопился, но его лицо стало серьёзнее.

– Пойдём. У нас мало времени, и некоторые двери не любят, когда за ними стоят слишком долго.

Коридор, ведущий к следующему залу, был другим. Стены здесь были не просто гладкими – они казались живыми. На их поверхности поблёскивали линии, напоминавшие корни или жилы, вплетённые в камень. Время от времени по ним пробегали короткие вспышки света, как импульсы. Воздух был плотнее, тише. Даже шаги звучали глуше, как будто пространство не любило шум.

За массивной дверью, которую Элиан открыл рунным ключом, открылось помещение, не похожее на всё, что они видели ранее. Зал был высоким, с тёмным куполом, из которого свисали цепи и трубки. По стенам стояли стеклянные сосуды, цилиндры и конструкции, в которых что-то медленно двигалось. Свет был мягким, но холодным. И главное – тишина. Не полная, а внимательная. Казалось, что сам воздух ждал.

В центре зала располагался круглый стол, но не для совещаний. Это был массивный стол из чёрного камня, на котором лежали предметы, накрытые тканью. Рядом – несколько рабочих мест, где люди записывали что-то в толстые книги, перелистывали схемы, проверяли показатели на мерцающих панелях.

Каэлен замер, пытаясь осмыслить увиденное. Здесь не было того ощущения чистого порядка, которое царило в предыдущих секциях. Здесь было что-то другое – скрытая спешка, сосредоточенность, смешанная с тревогой.

Элиан остановился у первого сосуда. Внутри было нечто, похожее на сеть корней, тонких, как волосы, но светящихся мягким зелёным светом. Они медленно двигались, словно искали выход.

– Мы называем их нити, – сказал Элиан. – Они выросли на месте старой жилы, разрушенной бурей. Мы не знаем, что они ищут, но они растут даже без земли.

Айн подошла ближе, её лицо стало серьёзнее.

– Они ищут дом. Но вы их заперли.

– Мы их изучаем, – ответил Элиан. – Иначе их след потеряется.

Маррик молчал, но его рука снова легла на рукоять меча. Что-то в этой комнате вызывало у него беспокойство.

Вдоль другой стены стояли шесть узких шкафов, похожих на саркофаги. Их двери были закрыты, но на некоторых горели красные символы. Каэлен почувствовал странный холод, проходя мимо.

– Что там? – спросил он.

Элиан не сразу ответил.

– То, что мы ещё не готовы понять. Иногда знание нужно хранить, а не открывать.

Они подошли к дальней секции. Здесь не было света, только мягкое свечение от стола. На нём лежал металлический цилиндр, похожий на тот, что они видели в Хранилище, но больше, сложнее. Внутри что-то мерцало – серебристое, как ртуть, но двигающееся. Оно собиралось в узоры, затем распадалось, словно не могло успокоиться.

– Это результат одного из наших опытов, – сказал Элиан. – Мы пытались очистить воду с помощью рунной матрицы. Она очистилась, но стала другой. Мы не можем дать её людям.

Каэлен смотрел и не мог отвести глаз. Его сердце сжалось от чего-то непонятного – смесь страха, жалости и интереса.

– Это живое? – тихо спросил он.

Элиан встретил его взгляд.

– Мы не знаем.

Эти слова прозвучали тяжелее, чем всё, что он говорил раньше.

Айн опустила взгляд на цилиндр и прошептала:

– Оно не просит, но и не молчит. Это хуже.

Элиан обернулся к ним, и в его глазах мелькнула тень усталости.

– Именно поэтому я зову сюда тех, кто умеет слышать. Иногда земля отвечает не словами, а шёпотом, и в этом шёпоте могут быть вопросы, на которые нет ответа.

Звуки их голосов растворялись в этом зале, и Каэлен понял, что каждый шаг здесь – риск. Что за каждой дверью может быть не только знание, но и беда.

– Пойдём дальше, – сказал Элиан. – Есть места, которые я показываю только тем, кому готов доверять.

Следующий зал оказался шире всех предыдущих, но здесь царила не открытость, а замкнутость, как в глубине пещеры. Потолок уходил высоко в темноту, и лишь отдельные линии света на стенах напоминали о современности. Но главное, что чувствовалось здесь, – это напряжение. Оно висело в воздухе, густое, почти осязаемое, как перед грозой.

Дверь закрылась за ними с глухим звуком, и охранник, оставшийся снаружи, вставил ключ в замок. Каэлен почувствовал лёгкий укол беспокойства: впервые он понял они не просто гости, а свидетели того, чего видеть не должны.

Помещение было разделено на несколько зон. Справа – ряды длинных столов, заваленных чертежами, книгами и приборами. Здесь люди работали в полумраке, их лица были сосредоточены, глаза – напряжены. Иногда кто-то шептал что-то коллеге, иногда пискала панель, фиксируя данные. Каждый звук казался громким, как удар молотка.