
Полная версия
Хроники Истекающего Мира. Вера в пепел
– Они показывают путь, – сказал Каэлен. – Но почему?
– Потому что хотят, чтобы мы дошли, – ответила Айн. – Или так как хотят, чтобы мы дошли туда, куда им нужно.
Маррик поднял взгляд к краям обрыва. Там, высоко, мелькнуло движение – кто-то стоял и смотрел. Только тень, только силуэт.
– Они следят, – сказал он. – И знают, что мы видим.
Ветер снова донёс звук. На этот раз – словно кто-то провёл ногтем по камню. Медленно, осторожно. Три длинных, пауза, два коротких.
Каэлен вскинул голову.
– Они говорят. Это язык, но мы его не знаем.
– Значит, будем учить на ходу, – тихо сказала Айн. – Только помни: земля здесь – их союзник.
Они продолжили спуск. Жилка раскрывалась всё шире, уходила в темноту, будто приглашая. И всё это время они знали: в этом странном пространстве они не одни.
Чем глубже они спускались, тем сильнее менялся мир вокруг. Воздух густел, становился почти осязаемым, как влажная ткань, натянутая поверх лица. Ветер здесь был редким гостем – едва заметные потоки скользили вдоль стен, унося с собой сухой запах соли и чего-то сладко-металлического, как если бы железо и мед сбежали из одной вены.
Тропа уходила вниз змейкой, извиваясь между каменных гребней. Каждый поворот открывал новые картины: то нависающие своды, словно обломки древних мостов, то гладкие пласты соли, отливавшие бледно-голубым светом. В некоторых местах земля тихо потрескивала, как старое дерево на морозе, и это заставляло всех троих замедлять шаг.
Айн шла первой. Её палка легко касалась земли перед каждым шагом, словно слушала, спрашивала: «Можно ли сюда?» Иногда она останавливалась, прикладывала ладонь к камню, закрывала глаза и ждала. Её лицо было серьёзным, но спокойным. Ветер развевал пряди волос, и казалось, что она сама – часть этой странной, тревожной симфонии.
Маррик шёл следом. Его глаза всё время скользили по сторонам, по теням, по трещинам, по случайным камням. Он не доверял этой тишине. Иногда резким, но точным движением проверял уступ ногой или рукой, иногда останавливался, чтобы услышать – не звук ли шагов за ними.
Каэлен был замыкающим. Он держал блокнот в одной руке, прибор в другой, хотя сам себе обещал его не включать слишком часто. Но удержаться было невозможно: пластина то и дело вздрагивала, искав сигналы, а он старательно записывал каждое изменение ритма, каждую непонятную ноту, которую «жилка» давала им.
– Земля здесь поёт, – прошептал он, когда прибор впервые издал тихий протяжный звук, будто кто-то дул в стеклянную флейту. – Слышите?
– Слышим, – коротко ответила Айн. – Только не знаем, кому она поёт.
Путь становился опаснее. Местами тропа сужалась до ширины плеч, а под ногами зияли расщелины, из которых доносилось странное тепло. Иногда соль на краях светилась мягким, едва зеленоватым светом, и это напоминало Каэлену детские сказки о духах земли. Но здесь не было сказки – только реальность, опасная и прекрасная.
Они нашли новый знак: на каменной плите лежал кусочек ткани, обгоревшей по краям, но чистой в середине. На ней углём было нарисовано что-то похожее на спираль, но не замкнутую – линии уходили наружу, словно звали за пределы.
– Они здесь были недавно, – сказала Айн, подняв ткань. – И хотят, чтобы мы шли дальше.
– Ведут, – тихо ответил Маррик. – Но зачем?
Каэлен коснулся спирали пальцем. Линия легко осыпалась, словно была нарисована в спешке.
– Они спешили. Или хотели, чтобы мы знали, что спешка есть.
Они двигались дальше, и чем глубже спускались, тем больше появлялось странностей. Один раз они услышали глухой звук, словно большой камень упал в глубину, но эха не было. Другой раз – ветер вдруг принёс короткий щелчок, как от металлической пластины, и следом лёгкий свист.
– Они следят, – сказал Маррик, не оборачиваясь. – И проверяют, как мы двигаемся.
Каэлен поднял глаза и успел заметить: на одном из уступов мелькнула тень. Человеческая. Небольшая, лёгкая, как будто принадлежала подростку. Она стояла, смотрела, и исчезла, как только он моргнул.
– Они знают, что мы их видим, – сказал он.
– И это их не пугает, – ответила Айн. – Они играют на своей земле.
Тропа вывела их на широкую террасу. Здесь земля выглядела особенно странно: огромные белые и жёлтые пятна соли перемежались с чёрными, словно обугленными участками. В центре террасы лежал камень, а на нём – тонкая пластина, сделанная из серого металла. На ней был вырезан знак: круг, три линии и та самая дуга, которую они видели раньше.
– Это ключ, – тихо сказал Каэлен. – Или предупреждение.
Маррик внимательно осмотрел окрестности.
– В любом случае, они ведут нас к чему-то. И мы уже слишком далеко, чтобы вернуться.
Айн опустила палку и постучала по камню дважды. Ответа не было. Но ветер вдруг переменился, и вместе с ним из глубины жилки донёсся звук. Тихий, низкий, но очень похожий на человеческий голос, только искажённый. Два слова? Или просто ритм?
– Они зовут нас, – сказала она. – Вперёд.
Каэлен почувствовал дрожь под ногами, как если бы земля была живой. И вдруг понял, что отступить уже нельзя.
Они двигались всё глубже, и каждый шаг ощущался как переход в иной мир. Солнце уже не было хозяином неба – его свет пробивался узкими клиньями через рваные края обрыва, превращаясь в блеклые полосы. Жилка открывалась перед ними, как разрезанная жила в теле гиганта, и в этом зиянии было что-то завораживающее и тревожное.
Стены трещины становились выше и суровее. Белые пласты соли чередовались с черными прожилками обугленного камня, а между ними то и дело мелькали тонкие серебристые нити – как жилы металла или высохшие корни. Земля дышала. Иногда они ощущали лёгкую вибрацию, будто что-то огромное и медленное двигалось глубоко внизу.
Айн двигалась осторожнее, чем когда-либо. Палка в её руках стала продолжением её чувств. Она слушала землю, как музыкант слушает тишину перед первой нотой.
– Здесь два ритма, – сказала она тихо. – Один старый, тяжёлый, как дыхание спящего зверя. Другой новый, быстрый, словно кто-то пытается его перекричать.
Маррик мрачно кивнул. Он не любил, когда в одном месте две силы спорили. Его ладонь время от времени ложилась на рукоять клинка – не для угрозы, а для уверенности. Он всё время поглядывал наверх, на края обрыва. И дважды ему показалось, что там мелькнула тень – короткая, словно человек, но не задержавшаяся.
Каэлен записывал всё. Его блокнот был полон рисунков: линии, спирали, символы. Прибор в сумке едва слышно гудел, словно пытался что-то предупредить. Иногда он вынимал его и прикладывал к земле. Цилиндр дрожал, и пластина выводила странные волны – словно два голоса спорили друг с другом.
– Они говорили о петле, – напомнил он. – Возможно, это и есть она.
Дорога вела их к узкой перемычке, похожей на мост из камня. Под ней зияла тьма, и оттуда поднимался тёплый воздух. Когда Каэлен нагнулся и бросил вниз маленький камень, тот исчез, не издав звука удара.
– Глубоко, – сказал Маррик. – Или не дно вовсе.
По ту сторону перемычки они нашли очередной знак. Камень, поставленный на ребро, а рядом – соль, посыпанная полоской, словно указатель. На камне углём были нарисованы три линии и дуга, уходящая вниз.
– «Внимание», – сказала Айн. – «Слушай, но не прыгай».
– Они снова нас ведут, – заметил Каэлен. – Но зачем?
Ответа не было, но ветер принес слабый звук – щелчок, потом пауза, потом ещё два, словно кто-то наверху тихо говорил с ними. Маррик поднял голову, но увидел только небо и кусок обрыва.
– Они не ушли, – сказал он. – И хотят, чтобы мы знали об этом.
Перемычка вывела их к большому уступу, напоминающему площадку. Здесь земля изменилась – соль отошла, уступив место серой глине, а из трещин пробивались маленькие кристаллы, мерцающие мягким светом. Они не видели, чтобы кристаллы светились сами по себе, но здесь это было естественно.
В центре площадки лежал предмет. Свёрток, но уже другой. На этот раз ткань была плотнее, а поверх неё – знак: круг, перечеркнутый линией, и три точки внутри. Рядом, будто специально, оставили тонкую металлическую пластину, на которой выбиты волнистые линии.
Айн не спешила. Она присела, посмотрела, коснулась пальцем ткани.
– Это не угроза, – сказала она. – Это… инструкция.
Маррик медленно поднял пластину. Металл был холоден, но лёгкий. На нём было что-то вроде схемы: линии шли вниз, соединяясь и расходясь, как корни. В одном месте – спираль, в другом – знак, похожий на круг, который они уже видели.
– Они хотят, чтобы мы знали маршрут, – понял Каэлен. – Или предупреждают о том, что внизу не всё спокойно.
И снова – звук. На этот раз ближе, как тихий стук каблука о камень. Все трое подняли головы. На гребне, далеко, но достаточно, чтобы увидеть силуэт, стояла фигура. Она не пряталась. Лёгкий плащ, белая маска, руки свободны. Человек смотрел на них.
– Они ждут, – сказала Айн.
Маррик не отводил взгляда.
– И хотят, чтобы мы пошли дальше.
Каэлен сжал блокнот. Мир, который он знал, становился сложнее. Не только башни и степи. Есть ещё кто-то. И они тоже хотят говорить.
Спуск закончился неожиданно. Как будто сама жилка решила: «Дальше вы не пройдёте.» Последний поворот вывел их на широкий уступ, откуда открывался вид на север. Сначала глаза не верили: после тьмы трещины свет казался слишком ярким, резким. Но постепенно, когда дыхание успокоилось и сердце перестало гулко бить, перед ними раскрылось то, что ждало их всё это время.
Город. Не деревня, не поселение, а нечто большее. Он раскинулся, как железный и каменный зверь, по холмам и равнинам, вплоть до горизонта. Башни вздымались, словно кости, обвитые рунами. По ним стекали светящиеся линии, как капли крови, которые светились от собственной силы. Издалека доносился низкий гул – не шум людей, а голос машин и рунных реакторов, мощный и непрерывный, как дыхание.
Каэлен замер, блокнот в руках. Ему казалось, что он смотрит на живое существо, которое строило себя веками. Сотни зданий, сотни дымящихся труб, мосты из камня и металла, покрытые сплетениями узоров. Здесь мир не просто жил – он работал, шумел, строил, ломал.
– Вот она, столица, – сказал Маррик, и в его голосе было что-то, чего они раньше не слышали: не страх, не восхищение, а уважение к силе.
Айн не ответила сразу. Она всматривалась в город так, будто пыталась понять, насколько далеко простираются его руки.
– Земля здесь устала, – сказала она тихо. – Слишком много камня, слишком мало дыхания.
И действительно, даже отсюда было видно: вокруг города земля была другой. Цвет её был тусклее, поля казались изломанными, а в некоторых местах соль выступала наружу, образуя белёсые пятна, как рубцы.
Но город сиял. Его стены отражали свет, башни были увенчаны рунами, которые мерцали, как созвездия, и казалось, что воздух над ними чуть вибрирует от силы.
– Они зовут нас туда, – сказал Каэлен. – И не только Элиан.
Маррик нахмурился:
– Ты про тех?
– Про всех, кто смотрит. – Каэлен кивнул в сторону жилки, откуда они вышли. – Они ведут нас к этому. И хотят, чтобы мы видели.
За их спинами в тишине раздался тихий щелчок. Все трое обернулись. На краю уступа, где заканчивалась трещина, лежал камень. На нём – свежий знак углём: три линии, круг и точка, а рядом короткая стрелка, указывающая вперёд, к городу.
– Они снова дали знак, – сказала Айн. – Это не конец.
Маррик подхватил камень, посмотрел на него и бросил обратно, небрежно, но точно.
– Мы поняли.
Дорога вниз от уступа вела к равнине. Там уже виднелись другие тропы – ровные, утоптанные, с редкими караванами и одинокими фигурами. Далеко, на пути к столице, мерцали огни дозоров.
– Пора, – сказал Маррик. – Нам нужна крыша над головой до заката.
Каэлен последний раз оглянулся на жилку. Она уходила в землю, как огромный шрам. Тени чужих уже не было видно, но ощущение взгляда не уходило. Кто-то знал, куда они идут. Кто-то знал, что они принесут в город не только себя, но и частицу этой земли.
Айн подтянула ремни сумки и улыбнулась коротко, без веселья:
– Теперь они будут слушать нас. И мы их.
И трое двинулись вниз, к дороге, что вела в сердце Аэлирийской Империи, в город, который шумел, дышал и грозил – Город на костях.
Тропа вниз с уступа сначала была мягкой, затем превращалась в настоящую дорогу. Соль и камни сменились на спрессованную глину, в которой виднелись отпечатки колёс и копыт. Следы были свежие: караваны, одиночки, повозки – всё это шло к городу или прочь из него. Пыль от этих следов висела в воздухе, тонкой дымкой, окрашенной в серо-золотой оттенок.
Они шли молча. После жилки слова казались ненужными, а тишина – слишком хрупкой. Но постепенно звуки нового мира стали вытеснять тишину: сначала лёгкий гул, потом шаги, затем голоса. На горизонте появились первые фигуры: путники, рабочие с повозками, несколько всадников. Их лица были уставшими, загорелыми, но глаза – живыми, настороженными.
Айн первой заметила запах. Он был тяжёлым и насыщенным: смесь дыма, металла, горелого масла и чего-то пряного. Город жил своей жизнью, и его дыхание было ощутимо за много вёрст.
– Слышишь? – тихо сказала она Каэлену. – Там всё поёт иначе.
Каэлен кивнул, записывая впечатления. Он отмечал всё: блеск рунических символов на башнях, линии, словно бегущие по камню, как живые сосуды; столбы дыма, поднимавшиеся в небо; движение повозок по дороге. Даже люди казались иными – они шли быстро, сосредоточенно, будто каждая секунда была важна.
Маррик шёл впереди. Его плечи были напряжены, взгляд бегал по сторонам. Здесь, ближе к столице, опасность имела другое лицо: не соль и пустота, а люди и власть. Он заметил дозор – трое вооружённых, в лёгких доспехах, с эмблемой Империи на груди. Они не останавливали никого, но их глаза были внимательны, как у хищников, которые ждут момента.
– Будь тише, – бросил он через плечо. – Здесь слышат всё.
Дорога расширялась. По краям появлялись строения – сначала редкие амбары и кузницы, затем мастерские, лавки, небольшие постоялые дворы. Звуки усиливались: звон молотов, скрип колёс, лай собак, крики погонщиков. Пахло хлебом и углём, солью и маслом.
Каэлен не мог оторвать взгляд. Каждый дом, каждая вывеска, каждая деталь казались частью огромной машины. Он видел светящиеся руны на дверях кузниц, трубы, из которых валил пар, и людей, которые привыкли к этому шуму, как к песне.
Айн шла рядом, но её взгляд был тревожным. Она смотрела на землю, на деревья, которые стояли редкими и пыльными. Здесь природа была не хозяином, а гостем, и её присутствие казалось чужим.
– Они ломают землю, чтобы строить, – сказала она тихо. – Но земля всё помнит.
Первый большой поворот дороги открыл им ворота города. Они были не просто воротами, а целой аркой, укреплённой камнем и металлом. На ней – рельефы: сцены битв, люди с факелами, рунические круги, из которых шли светящиеся линии. Стражи стояли по бокам, молчаливые, но настороженные. В воздухе пахло сталью и пылью, смешанной с ароматом жареного хлеба.
– Вот и всё, – сказал Маррик. – Добро пожаловать туда, где цена за шаг выше, чем думаешь.
Каэлен остановился на мгновение, чтобы записать этот момент. В его голове звенели слова Элиана, послание, приглашение, и всё то, что случилось до этого: жилка, сборщики пыли, тайные знаки. Теперь всё сходилось сюда.
Айн посмотрела на него и сказала:
– Запиши всё. Здесь нам понадобятся не только ноги, но и память.
И трое двинулись к воротам, не зная, что за ними их ждёт не просто город, а новый мир.
Ворота города открывались, как пасть живого существа. Они были не просто построены – вырезаны в камне и металле, словно кто-то вложил сюда не только силу, но и амбицию. Арки уходили вверх, будто хотели коснуться облаков. На их поверхности переливались рунические узоры, каждая линия – аккуратная, сложная, но гармоничная, как жила в теле. Словно этот город сам был создан, чтобы показать миру: «Мы сильнее времени».
Приближаясь, они услышали гул – тихий сначала, но всё более ощутимый, будто целая река звуков текла за стенами. Здесь слышалось всё: глухой звон металла, крики торговцев, резкий рёв механизмов, и даже странные, будто электрические щелчки, – работа рунных генераторов, которых они ещё никогда не видели.
Стражи у ворот стояли прямо, как статуи. На их плечах сверкали знаки Империи: круг с тремя вертикальными линиями, напоминающими башни. Они смотрели молча, но каждый взгляд был проверкой. Лёгкие доспехи, мечи у пояса, на запястьях – браслеты с рунными метками. Они не останавливали всех, но каждый, кто проходил, ощущал на себе этот взгляд.
– Держите себя спокойно, – тихо сказал Маррик. – Здесь слово иногда дороже клинка.
Айн сдержанно кивнула. Она шла уверенно, но глаза её скользили по земле. Её внимание было на корнях, на трещинах в камне, на следах. Она искала дыхание земли под городом, и, похоже, не находила. Всё было покрыто слоями камня и рун, словно здесь специально душили всё живое.
Каэлен чувствовал себя маленьким. Каждый звук, каждый запах был новым. Люди вокруг двигались быстро, словно время здесь текло иначе. Торговцы с повозками, ремесленники, курьеры, солдаты. Он видел, как по верхним мостам шли рабочие, неся корзины с кристаллами; слышал голоса детей, играющих в узких переулках; и запах хлеба, смешанный с гарью от рунных печей, кружил голову.
Они пересекли ворота, и город открылся, как книга, которую кто-то резко раскрыл на середине. Узкие улочки сменялись широкими проспектами, дома стояли плотными рядами, а над ними поднимались башни – одни из камня, другие из металла, третьи – словно ткань и кость, обвиты рунами. Везде были люди. Здесь они шли не просто по делам – каждый двигался, будто его шаг был частью общего ритма города.
Слева, за домами, возвышалась громадная конструкция – рунический реактор. Вокруг него кружились механизмы, светящиеся кольца вращались медленно, но постоянно. По трубам, похожим на жилы, стекала светящаяся жидкость, питая башни и улицы. Каждый раз, когда одно из колец замыкалось, воздух дрожал, словно город делал глубокий вдох.
– Они кормят его магией, – сказал Каэлен, не отрывая взгляда.
– И сами этим питаются, – тихо добавила Айн.
Площадь за воротами шумела. Здесь были лавки, повозки, сотни голосов. Кто-то продавал еду, кто-то – редкие ткани, кто-то разложил прямо на камне рунические камни, блестящие, как капли дождя. И среди этой толпы – лица, такие разные: имперцы, беженцы, степняки, чужаки.
Маррик шёл уверенно, но его глаза не упускали ничего. Он видел дозоры, отметил патруль, что двигался на другой стороне площади. В этом шуме он чувствовал скрытую упорядоченность: город жил по своим правилам, и каждое нарушение в нём видели.
– Нам нужна крыша и язык, – сказал он. – Здесь слушают не только ушами.
Каэлен всё записывал. Каждая деталь – вывеска с выгравированными рунами, маленький мальчик, несущий кувшин с водой, девушка, играющая на странном инструменте с пятью струнами, рабочие, поднимающие огромный каменный блок с помощью рунической платформы. Всё это было новым и пугающе прекрасным.
Айн задержалась у одной лавки. На прилавке лежали травы, но они были высушены и сложены в стеклянные банки, как драгоценности.
– У них нет живого запаха, – сказала она тихо. – Здесь всё убрано в стекло.
– Потому что так дольше хранится, – ответил Каэлен, но его голос был неуверенным.
Город жил. Он гудел, он дышал, и его дыхание было тяжёлым. Люди двигались как кровь по венам, механизмы гудели как сердце, башни – как нервы, готовые передать сигнал. Всё здесь было скоростью и силой. Но под этой мощью скрывалось что-то другое: тревога, усталость земли, напряжение, которое Каэлен чувствовал, как дрожь в кончиках пальцев.
– Они зовут нас в центр, – сказал он. – Я это чувствую.
Маррик кивнул:
– И мы пойдём. Но сначала – тихий угол, где нас не услышат.
Айн улыбнулась коротко, без веселья:
– Даже в сердце железа всегда есть тень.
И трое двинулись дальше, растворяясь в шуме и свете города, который жил своей жизнью и готовился показать им лицо, которого они ещё не знали.
Глава 6: Залы Совета
Город за воротами остался шумным, но чем глубже они шли, тем больше шум становился организованным. Толпа постепенно редела, улицы ширились, и дома становились выше, правильнее, словно сама земля выпрямляла спину перед чем-то важным. Здесь было меньше случайных людей и больше тех, кто двигался целеустремлённо: чиновники, посыльные, охранники.
Маррик шёл чуть впереди, но не слишком быстро, словно прислушиваясь к каждому камню. Его взгляд останавливался на стражниках, на символах Империи, что украшали дома: круги, пересечённые линиями, руны, словно застывшие в воздухе. Айн оставалась настороженной – глаза её блуждали по тротуарам и фасадам, замечая трещины, пятна, следы того, что город не хочет показывать. Каэлен же не мог скрыть своего восхищения. Он смотрел на всё и пытался запомнить каждую деталь.
Дорога к Совету проходила через кварталы, которые казались чужими для обычных людей. Здесь витрины были скромны, но дорогие: в окнах – книги с обложками из кожи, кристаллы, что светились мягким светом, статуи людей, которых он не знал. На углах улиц – посты стражи, но они уже были одеты иначе: длинные тёмные плащи, эмблемы Империи с золотыми швами, оружие с рунными гравировками.
– Здесь власть, – тихо сказал Маррик. – И власть любит тишину.
Гул города постепенно сменился другим звуком – низким, ровным. Он исходил откуда-то спереди, и чем ближе они подходили, тем больше этот звук напоминал дыхание огромной машины. На площади перед ними, вымощенной камнем, возвышалось здание Совета.
Это не была просто постройка – это был символ. Широкие ступени, ведущие к высоким дверям; фасад, украшенный барельефами и рунами, которые казались живыми; колонны, словно стволы деревьев, но сделанные из белого камня, переливающегося в свете солнца. Сама форма здания была странной – как если бы в нём соединили старые традиции и новую мысль.
Каэлен остановился на мгновение. Его сердце билось быстрее, чем он ожидал. Он чувствовал себя маленьким перед этим местом, как будто стоял у корней древнего дерева, которому тысячи лет. Айн тоже задержалась, но её взгляд был другим – внимательным, подозрительным. Она искала уязвимости.
– Они строят не для людей, – сказала она тихо. – Они строят для памяти.
– Или для устрашения, – добавил Маррик.
Они поднялись по ступеням. Камень был гладким и холодным. В каждой плите были выбиты символы, мелкие, едва заметные, но ощущавшиеся под ногами, как будто сами ступени знали, кто по ним идёт. У дверей стояли двое стражей – молчаливые, в тяжёлых плащах, с длинными копьями, на которых были закреплены кристаллы, мягко светившиеся.
– Имена? – коротко спросил один из них. Голос был ровным, без враждебности, но с ноткой привычной власти.
Маррик назвал своё. Потом – Лиры и Каэлена. Страж кивнул и провёл взглядом по их лицам. Задержался на Каэлене чуть дольше.
– Совет ждёт, – сказал он.
Двери открылись медленно, с тяжёлым звуком, словно сама масса города двигалась, чтобы дать им проход. И за ними открылся иной мир.
Внутри было тихо, почти торжественно. Звуки улицы остались позади, как далёкая память. Здесь царил полумрак, но не угрюмый, а рассчитанный: свет падал из высоких окон, окрашивал стены в мягкое золото. Запах был особенный – старой бумаги, металла и чего-то ещё, неуловимого, как тень леса.
Зал был просторен. Высокие потолки, колонны, уходящие ввысь, и по ним шли линии рун, которые мерцали едва заметно. Пол был гладким, выложен плитами, каждая из которых несла знак. А в центре – круг, широкий, словно арена, но пустой.
– Власть любит центр, – сказал тихо Маррик.
Каэлен шагнул вперёд, и звук его шагов отозвался эхом. Он чувствовал: впереди – ответы, но и новые вопросы. И среди этих стен, казалось, сам воздух хранил тайны.
Внутренний вестибюль встретил их не холодом власти, а выверенной тишиной. Не та, что глушит и давит, – другая, умная. Здесь всё устроено так, чтобы звук уставал: высокие своды с «глухими» кассетами, в которые была вмурована пористая глина; настил из чёрного камня, под которым прятались тонкие воздушные полости; мягкие, почти незаметные портьеры в простенках. Даже шаги стражи звучали иначе – не звоном, а сухим тактом.
Сразу за порогом – низкая латунная решётка в полу, на которой светились крошечные рунические точки. Страж с эмалевым знаком Империи, не меняясь в лице, жестом попросил: «на решётку». Маррик шагнул первым – привычка; Айн последовала, но пальцы её сами нашли ножны на запястьях; Каэлен ступил последним, внутренне повторяя: «мы гости». Решётка тихо «вздохнула», где-то глубоко щёлкнул клапан, и из воздуховода дохнуло сухим, терпким ароматом – смесью пепла и хвои.