Хроники Истекающего Мира. Вера в пепел

Айн вышла вслед за Марриком, шаг тихий, взгляд напряжённый. Её лицо было спокойным, но в глазах блестела та самая тревога степняка, который чувствует чужое. Она сразу обратила внимание на землю перед дверью.

– Здесь были шаги. – Она присела и провела пальцами по камню. – Лёгкие, осторожные. Кто-то обходил нас.

Каэлен вышел последним. Он держал в руках блокнот и цилиндр с пластиной, будто не мог расстаться с ними даже во сне. Он выглядел усталым, но глаза светились – усталость не могла перебить интерес.

– Сколько следов?

– Мало, – ответила Айн, рассматривая камень. – Не больше трёх пар ног. Идут по краю, не подходили близко. Но слушали. – Она подняла голову. – Слушали очень внимательно.

Маррик оглядел горизонт.

– И исчезли?

– Нет, – сказала Хель, выйдя следом и вглядываясь в белые поля. – Они просто перестали быть видимыми. Здесь степь умнее людей.

Они пошли вокруг сторожки, каждый занял свою сторону. Земля была мягче, чем вчера, ночная влага ещё держалась. И сразу виднелись знаки: лёгкие отпечатки на соляной корке, полосы, где кто-то скользил, чтобы не оставлять чёткого следа, маленький камень, сдвинутый в сторону, как предупреждение.

Айн коснулась камня пальцем.

– Знак степняков. Но… нет запаха дыма, нет угля. Кто-то знает их манеру, но не до конца.

– Это может быть город, – сказал Маррик, нахмурившись. – У нас есть люди, которые учатся у степи. Шпионы, искатели, контрабандисты.

– Или кто-то третий, – тихо добавила Хель. – Не город и не степь.

Каэлен записывал всё, что слышал. Его интерес был почти болезненным. Он подошёл к одному следу, присел, достал узкую стальную линейку, замерил глубину отпечатка.

– Лёгкие ботинки, без каблука. Нагрузка небольшая, значит, человек не тяжелый. Но шаг уверенный. И посмотрите – здесь. – Он провёл линию от одного отпечатка к другому. – Они стояли. Долго. Просто слушали.

В этот момент ветер поднялся, и ленты на дереве снова колыхнулись. Но теперь звук был другим: как тихое предупреждение.

– Они хотели, чтобы мы знали, что они рядом, – сказала Айн.

– Или они проверяли нас, – ответил Маррик. – И знают теперь, что мы осторожны.

Хель молчала, глядя на горизонт. Её лицо стало серьёзным, почти суровым.

– В степях так не делают. Если хотят напугать – бросают знак. Если хотят скрыться – исчезают. А эти… оставили дыхание.

Каэлен снова присел, приложил цилиндр к земле. Тишина. Но едва он убрал руку, пластина издала тонкий писк, будто уловила эхо чужого звука. Он вскинул голову.

– Здесь что-то осталось. След не физический, а… звуковой.

Маррик коротко хмыкнул.

– Ты хочешь сказать, они умеют писать звуками?

– Может быть, – ответил Каэлен. – Или они просто умеют ждать.

Они вернулись к сторожке, но ощущение взгляда не ушло. Даже стены казались тоньше, чем вчера. Хель разложила на столе карту, отметила место, где они нашли следы, и сказала только одно:

– Сегодня вы идёте дальше. И сегодня вы не одни.

Ветер снаружи снова сменил тон, и его звук был уже не просто ветром. Он был похож на тихий, ровный шёпот – как если бы кто-то повторял вчерашний ритм: два, два, пауза, один.

Внутри сторожки воздух был сухим, но плотным, словно стены впитали утреннюю тревогу и теперь возвращали её обратно. На столе лежала карта – та самая, которую Хель показывала им вчера, но теперь на ней появились новые отметки: тёмные линии углём, три маленькие точки у западного края, где, по словам Айн, ночью ходили неизвестные.

Маррик стоял, опершись на стол, и говорил сдержанно, почти хрипло:

– Если они слушали нас всю ночь, они знают, что мы идём к жилке. И, возможно, знают, что у нас есть образцы.

– И знают, что у нас мало людей, – добавила Айн. Она стояла чуть в стороне, но её взгляд был прикован к карте. – Их трое, может четверо, но этого достаточно. В степи одного человека хватает, чтобы испортить всю дорогу.

Каэлен сидел на лавке, блокнот на коленях. Он писал, но больше не для себя: короткие пометки, схемы, даже рисунки, как будто боялся что-то забыть. В уголке страницы он отметил: «Ритм меняется. Пульс земли и чужие шаги неразделимы».

Хель молчала дольше всех. Она ходила по комнате тихо, как тень, и иногда останавливалась у окна. Потом вернулась к столу и сказала:

– Сегодня вы не можете идти так же, как вчера.

– Мы можем уйти раньше, чем они ждут, – предложил Маррик. – Пока утро свежее, пока ветер им мешает.

– Рано – не значит тихо, – возразила Хель. – Они могут быть ближе, чем мы думаем.

Айн взяла верёвочный сигнал, провела пальцами по узлам.

– Значит, меняем порядок. Я первая, Маррик замыкает, Каэлен – в середине, но ближе ко мне. Движемся тише, шаг короче.

– Идём не прямым путём, – добавил Маррик. – Зигзагами, оставляем ложные следы.

– У вас есть время только до полудня, – сказала Хель. – После полудня башни начинают «петь» сильнее, и если они будут слушать нас, услышат и их. Город любит вмешиваться.

Каэлен поднял голову:

– Думаешь, это люди города?

Хель посмотрела на него внимательно, словно хотела убедиться, что он готов услышать.

– Думаю, город не единственный, кто хочет знать, что происходит под ногами. Есть такие, кто не служит ни башням, ни степи. И таких всегда боятся больше.

Маррик резко поднялся.

– Значит, они – не союзники.

– Пока – не враги, – поправила Хель. – Но если вы встретитесь, они не захотят делиться дорогой.

Айн подняла голову от карты, её взгляд был твёрдым:

– Если они пойдут за нами, мы будем знать. У степняков слух – это оружие.

Хель подошла к полке, сняла оттуда маленький мешочек. На стол посыпались три тонких камешка, каждый серый, с белыми жилками.

– Это маркеры. Бросайте их там, где почувствуете чужое присутствие. Камень впитает звук и даст вам время – не много, но иногда хватит, чтобы уйти.

Каэлен взял один, подержал в руке. Камень был прохладным и странно лёгким.

– А если они догадаются?

– Тогда узнаете, как они думают, – ответила Хель. – И это тоже знание.

Они собрали вещи быстро: каждая сумка проверена, каждая пробирка на месте, оружие под рукой. Маррик натянул перчатки, чтобы не оставить следов. Айн обмотала запястье сигнальным шнуром и закрепила ножи так, чтобы их можно было достать молча. Каэлен спрятал кость Лиры ближе к телу, словно оберег, и положил блокнот во внутренний карман – теперь он был не просто записями, а, казалось, ответами, которых ещё никто не знал.

Перед самым выходом Хель подошла к двери и задержалась.

– Слушайте не только землю, но и воздух, – сказала она. – Сегодня ветер расскажет больше, чем обычно. И помните: если кто-то за вами идёт, это не значит, что он идёт против вас. Но вы должны решить первыми, на какой стороне стоите.

Маррик кивнул.

– Сегодня решаем, кто слушатель, а кто – рассказчик.

Они вышли. Воздух был холоднее, чем вчера, и в нём была какая-то свежесть, но не приятная – слишком чистая, слишком резкая, словно его вымели. Путь к «Согнутой жилке» лежал перед ними, но они шли не по прямой: Айн вела их боковыми тропами, петляла, оставляла следы и сразу обманывала их, уходя в сторону. Маррик шёл последним, иногда оборачивался, иногда прислушивался к ветру.

Каэлен шагал посередине, но его взгляд постоянно уходил к земле. Каждый камень казался теперь знаком, каждый хруст соли – вопросом. Иногда он наклонялся, трогал почву, будто пытался понять, не оставил ли кто-то послание.

И вдруг Айн подняла руку. Они остановились. Ветер донёс тихий звук – не громкий, но чужой. Далеко, очень далеко, за холмами, словно кто-то шёл следом, и шаги были слышны только тем, кто умеет слушать.

– Они не отстали, – сказала она.

Маррик поднял подбородок, глаза сузились.

– Пусть идут. Мы умеем уводить следы.

Каэлен не сказал ни слова, но в его груди родилось странное чувство: кто-то учится у них так же быстро, как они у земли.

Они шли молча, но молчание было не пустым – оно было наполнено звуками, которые слышали только они. Шорох сапог по соли, тихое дыхание ветра, стук палки Айн о камень. Даже лёгкий скрип ремня на плече Маррика казался громким. С каждым шагом они чувствовали спиной невидимое присутствие. За ними шёл кто-то терпеливый.

Тропа к «Согнутой жилке» была другой, чем вчера. Они сознательно меняли путь: уходили в сторону, петляли, заходили на каменные гребни и спускались в низины. Айн вела их, как следопыт: палка не просто проверяла землю, она ставила точки, которые говорили: «сюда можно, сюда нельзя». Каждый поворот был выбором, каждое замедление – сигналом.

Маррик замыкал цепочку, его глаза скользили по горизонту и по следам, которые они оставляли. Иногда он нарочно делал лишний шаг в сторону, оставляя «ложный» след, а потом возвращался на тропу. Иногда, проходя мимо мягкого грунта, он специально сбивал верхний слой камнем, создавая хаос, чтобы тот, кто идёт за ними, видел не прямую историю, а запутанную картину.

Каэлен шёл посередине, но не был пассивным. Он отмечал всё: где ветер изменился, где звук почвы был мягче, где соль трещала под ногами не так, как вчера. Несколько раз он останавливался, опуская ладонь к земле, чтобы почувствовать ритм. Пульс не был ровным. Земля теперь говорила короче: «два – один – один».

– Они слушают, – тихо сказал он, и Айн едва заметно кивнула.

Впереди показались «глиняные языки» – небольшие холмы, покрытые тонким слоем желтовато-рыжей земли. Они были коварны: стоило наступить не на тот участок, и нога проваливалась на пол-ступни. Айн предупредила жестом, и они пошли змейкой, легко, почти бесшумно. В одном месте она вдруг остановилась, присела и указала на следы.

– Это не наши, – сказала она. – Свежее, чем вчерашние. Маленькая стопа, лёгкий вес.

– Кто-то идёт впереди? – спросил Маррик.

– Или проверял дорогу ночью, – ответила Айн. – Они быстрые.

Хель говорила правду: кто-то умел слушать и двигаться не хуже степняков. Каэлен достал блокнот и коротко набросал форму следа. Нога узкая, обувь мягкая, почти без каблука, шаг уверенный. Он отметил глубину отпечатка: «не бегут, идут».

– Они не боятся, – сказал он. – Они учатся.

Солнце поднялось выше, и ветер стал суше. Звуки усилились: соль хрустела под ногами, а издалека доносился гул башен. Но между ними иногда вкрадывалось что-то иное – короткие, чужие звуки. Как будто камень падал, но не там, где они шли. Как будто кто-то шагнул, но в стороне.

– Влево, – сказала Айн и резко свернула. Они пошли по низине, скрытой от горизонта. Там воздух был тяжелее, и даже запах земли был другим – пряным, густым.

Маррик на мгновение задержался и бросил один из маркеров Хель на землю. Камень лёг тихо, но в ту же секунду, словно в ответ, ветер изменил тон: короткий свист и пауза.

– Они рядом, – сказал он.

Дальше путь шёл через «стеклянные поля». Белые пластины соли блестели, отражая свет, и шаги звучали иначе – звонко, предательски. Айн замедлила ход, проверяла каждый кусок палкой. Маррик двигался осторожно, оставляя хаотичные следы, будто пытался сбить с толку любого, кто шёл позади.

Каэлен достал цилиндр, но прибор едва уловил звук. И вдруг – короткий резкий писк. Он замер, повернул пластину к земле и снова услышал его: два – пауза – три.

– Они что-то говорят, – сказал он. – Но не нам.

– Или нам, но другим языком, – ответила Айн.

В этот момент ветер принёс лёгкий запах дыма – тонкий, как намёк. Маррик мгновенно поднял руку. Все замерли. Впереди, за холмом, что-то было: может костёр, может пепел, может чья-то стоянка.

– Мы не одни на этой дороге, – сказал он. – И сегодня мы будем не только слушателями.

Айн крепче сжала палку. Каэлен прижал блокнот к груди, чувствуя, как сердце бьётся чаще. Они пошли дальше, медленно, но уже не как исследователи – как люди, которые знают, что за ними наблюдают.

Их шаги стали ещё тише. Даже Маррик, который никогда не ходил скрытно просто ради осторожности, теперь двигался как охотник. Впереди – невысокий холм, за которым ветер пахнул дымом, едва ощутимым, как дуновение на свечу. Айн подняла руку, остановила всех и наклонилась, прислушиваясь. Звуков не было. Только воздух, насыщенный ожиданием, и звонкая, сухая тишина.

– Стоянка, – сказала она тихо. – Или пепелище.

Они двинулись медленно, ползком, чтобы силуэт не выдал их раньше времени. Каждый шаг проверялся палкой, каждый камень обходили, как будто на нём могла лежать невидимая нить. Каэлен сдерживал дыхание, пальцы крепко держали блокнот, хотя записывать было нечего – пока.

Когда они поднялись на гребень, перед ними открылась ложбина. Небольшая, но укрытая от ветра, словно кто-то специально выбрал это место. Земля там была темнее, влажнее, как будто её недавно тронули руки.

– Здесь были люди, – констатировал Маррик. Он спустился первым, осмотрелся. – Два, может три.

– Свежо, – добавила Айн, и её голос был спокойным, но внутри чувствовалась пружина. – Пыль не успела лечь.

Каэлен опустился на колени. Он провёл пальцами по почве: тёплой уже не было, но следы были чёткие. Линии обуви, отпечатки коленей, следы ладоней. И ещё кое-что – тонкие полосы, как будто кто-то перетаскивал лёгкую ношу.

– Сумки или ящики, – предположил он. – И смотрите… – он указал на небольшую яму, прикрытую камнем. Они осторожно подняли его. Под камнем была тряпка, свернутая вчетверо, и в ней – пепел.

– Это костёр, – сказал Маррик. – Но слишком маленький. Разогреть воду, не больше.

Айн подняла тряпку повыше. Ткань была грубой, но на ней – едва заметный рисунок: три узких полосы, параллельно друг другу, и маленькая точка внизу.

– Это знак, – сказала она. – Но не степной.

Хель говорила о таких знаках – их называли «немыми»: оставленные, чтобы увидеть, кто умеет читать. Они не грозили, не предупреждали, они просто констатировали: «Мы здесь были».

Каэлен достал карандаш, быстро набросал символ, отметил размер, расположение.

– Они не хотели прятаться, – сказал он. – Они оставили след. Возможно, чтобы мы его нашли.

Маррик не ответил. Он обошёл ложбину, смотрел в каждую впадину, каждую трещину. На краю нашёл обломок дерева – тонкий, ровно срезанный, не степной породы. Он поднял его и показал остальным.

– Это не местное. Привезли. Значит, не случайные.

Ветер усилился, и с ним донёсся отдалённый звук – глухой, почти нечеловеческий, как будто земля вдалеке что-то сдвинула. Звук был один, но мощный, как удар колокола. После него тишина стала плотнее.

– Мы не одни, – повторила Айн.

Маррик положил обломок дерева обратно.

– Уходим отсюда. Они ушли сами, но оставили знак. Значит, либо зовут, либо проверяют.

Каэлен ещё раз посмотрел на пепел. В нём, среди серой массы, мелькнуло что-то белое. Он осторожно выбрал щепоть золы, развёл её пальцами. Среди пепла блеснул крошечный осколок кристалла. Он был чистым, прозрачным, но с тонкой линией внутри – будто его тронули руны, но не закончили.

– Это имперская работа, – сказал он. – Но не законченная.

Айн нахмурилась.

– Тогда это не кланы.

– И не просто любопытные, – добавил Маррик. – Они знают, что делают.

Ветер тронул ленты на их сумках. Звук был резкий, будто предупреждение. Они переглянулись. В каждом взгляде было одно и то же: кто-то играет, и они – лишь одна из фигур.

Маррик коротко кивнул:

– Идём. Время не на нашей стороне.

Они двинулись дальше, но теперь шаги были ещё тише, глаза – внимательнее. Каждый камень, каждая линия на почве стали знаками. А где-то далеко, в той стороне, куда они шли, ветер снова донёс еле слышное эхо: два удара, пауза, один., почти невидимо, ещё один – третий, которого раньше не было.

Каэлен тихо произнёс, больше себе:

– Они добавляют ноту.

И это было хуже, чем молчание.

Дорога становилась всё более вязкой, как если бы сама земля не хотела их отпускать. Тропа, которую они выбрали, уходила на северо-восток, обходя хребты и белёсые пустоши, но каждый новый поворот открывал следы – слишком много следов. Здесь был кто-то ещё, и этот кто-то не пытался исчезнуть.

Айн вела их уверенно, но её шаги стали короче, движения – точнее. Она теперь не только слушала землю, но и время от времени прижимала ладонь к камню, словно проверяла его пульс. Ветер шёл ровно, но приносил запахи: сухого дыма, выжженной соли, железа.

Маррик всё чаще оборачивался. В его движениях не было паники, но было что-то новое – признание, что за ними играют. Он не любил, когда его ведут, и теперь каждое его действие было рассчитано: он сбивал следы, ставил ложные метки, иногда даже чертил на камнях короткие линии, чтобы сбить с толку тех, кто идёт позади.

Каэлен молчал, но его глаза были яркими. Он собирал всё: крошки информации, обрывки следов, кусочки ткани, если они попадались. Он был не только учеником, он становился свидетелем чего-то нового.

Первый знак они нашли через час пути. Камень, лежавший на склоне, был повернут неестественно – не ветер и не случай. На его поверхности – едва видимый след угля: два коротких штриха и круг.

– Они знают, что мы их видим, – тихо сказала Айн.

– Или хотят, чтобы мы знали, – ответил Маррик.

Дальше было больше. Следы на мягкой почве – слишком лёгкие, чтобы принадлежать охотникам. Тонкие линии, будто кто-то специально оставил отметки палкой. Один след – глубокий, словно кто-то присел или упал на колено, может, наблюдая за ними.

– Они не скрываются, – прошептал Каэлен. – Они показывают путь.

– Или ведут нас, – сказал Маррик.

Когда они спустились в низину, запах дыма стал сильнее. Здесь земля была другой: влажнее, темнее, и соль местами слипалась в плотные комки. Ветер приносил короткие звуки, словно щёлканье. Айн остановилась, присела и указала на мягкий грунт:

– Смотри.

Там, в грязноватом пятне, были следы – маленькие, но чёткие. Нога узкая, обувь мягкая, сшитая, не степная. Шаги были короткими, но ровными, идущими вдоль ручья, который едва блестел между камней.

Маррик присел рядом.

– Это городские. Но не солдаты. Слишком лёгкие и быстрые.

– Разведчики, – предположила Айн. – Но зачем им здесь быть?

– Возможно, за тем же, за чем и мы, – ответил Каэлен. – Но их знаки… слишком открытые.

Они прошли ещё немного и нашли то, что заставило их замереть. Небольшая площадка, спрятанная между двух холмов. Там были следы костра, уголь почти остывший, и рядом – кусок ткани, зажатый камнем. Ткань была странной: плотная, но изнутри прошита тонкими серебристыми нитями. На ней – символ: круг, пересечённый линиями, и маленькая метка в углу.

– Это уже не игра, – сказал Маррик. – Они оставляют вызов.

Каэлен коснулся ткани, но сразу отдёрнул руку: металл внутри был холодным, будто живым.

– Они умны, – сказал он. – И знают, что мы за ними идём.

В этот момент ветер донёс звук – глухой, но отчётливый. Где-то впереди что-то ударило по камню. Дважды. Потом пауза. И снова удар.

– Мы слишком близко, – произнесла Айн.

Они переглянулись, и каждый понял: встреча неизбежна.

Маррик выпрямился, клинок наготове, но взгляд спокоен.

– Сегодня мы узнаем, кто они.

Каэлен почувствовал, как дрожь прошла по земле. И не был уверен, что это только люди.

Они шли теперь, словно каждое их движение было частью невидимого диалога. Никто не говорил лишнего, только жесты, короткие взгляды, едва заметные кивки. Воздух стал суше, ветер будто намеренно затаился, но всё равно доносил странные отголоски: шорох камня, тихий, ровный стук, будто кто-то далеко впереди тоже считал шаги.

Первой снова услышала Айн. Она остановилась и подняла руку. Все трое замерли. Ветер принёс новый звук: не просто удар, не просто стук. Это был короткий шорох, как если бы кто-то провёл палкой по каменной кромке. Потом пауза. Потом два коротких щелчка.

– Это знак, – шепнула она.

– Для кого? – спросил Каэлен.

– Для тех, кто умеет слушать, – ответил Маррик. – А значит, для нас.

Они двинулись медленнее. Каждый шаг теперь был внимательным, каждый камень проверялся палкой, будто мог взорваться или заговорить. Ландшафт изменился: белые поля соли начали сменяться серыми пластами камня, кое-где покрытыми трещинами, как сетью старых шрамов. В этих трещинах иногда блестели крошечные кристаллы, едва заметные, но притягивающие взгляд.

– Смотри, – сказал тихо Каэлен, присев. – Здесь следы.

Он провёл пальцем вдоль трещины. Внутри был тонкий слой угля, будто кто-то специально оставил его. Чёрная линия, узкая, ровная.

– Они ведут нас, – тихо сказала Айн.

– Или проверяют, – поправил Маррик.

Когда они вышли на более открытую площадку, мир изменился ещё раз. Перед ними лежала почти ровная полоса земли, но по её краям виднелись странные отметки: низкие кучи камней, сложенные не ветром и не временем. Каждая кучка была аккуратной, словно её ставили руками. И на одной из них – кусок ткани, тонкий, серый, с нашитыми белыми полосками.

– Символ тот же, – сказал Каэлен, осторожно разворачивая ткань. – Три линии, круг, точка. Но добавили ещё одну линию, косую.

– Значит, сообщение, – тихо сказала Айн. – Но какое?

Маррик не стал трогать ткань. Он осмотрел окрестности, глаза сузились.

– Они здесь. Смотрят.

Ветер подтвердил его слова: с востока донёсся короткий звук, похожий на шаг по соли, и тень, совсем крошечная, мелькнула на гребне холма.

– Сколько? – спросил Каэлен.

– Двое, может трое, – ответил Маррик. – Но они двигаются лучше, чем мы думали.

Они не бросились в погоню. Не было смысла. Вместо этого Айн подняла палку и ударила дважды о камень: раз, пауза, раз. Звук ушёл в ветер, и на мгновение мир стал ещё тише. Потом, как ответ, издалека донёсся короткий сухой щелчок – один, пауза, один.

– Они понимают, – тихо сказал Каэлен.

– И играют, – добавила Айн.

Солнце поднялось выше, и свет стал резче, но казалось, что всё вокруг теряет краски. Перед ними уже виднелись очертания «жилки» – изломанная полоса земли, с охристым светом и серебристыми прожилками соли. Она выглядела опасно: как открытая рана, как путь, который не прощает ошибок.

– Там они ждут, – сказал Маррик. – Или ведут нас туда.

Каэлен сжал блокнот в руках. Его сердце билось быстрее, но внутри было странное чувство – смесь страха и восторга. Кто бы ни шёл впереди, они знали о жилке и знали о них.

Айн, не отрывая взгляда от тропы, произнесла:

– Сегодня мы не просто исследуем землю. Сегодня мы встретимся с теми, кто считает её своей.

Ветер ударил резче, как подтверждение её слов.

Они шли уже не исследователи и не путешественники, а участники тихой игры, правила которой им только предстояло понять. Земля перед ними менялась: всё больше трещин, всё меньше травы, соль и глина ложились странными пятнами. И главное – присутствие. Оно не было очевидным, не было громким. Но каждый из них чувствовал, что теперь не они наблюдают землю, а земля наблюдает их. И не только земля.

Первым это заметил Маррик. Его взгляд вдруг зацепился за камень, стоявший на самом краю узкой ложбины. Камень был небольшой, но лежал слишком ровно, как будто поставлен. Он сделал несколько шагов вперёд, присел, осмотрел его и тихо сказал:

– Знак.

Камень был повернут особым образом, а рядом – маленькая полоска ткани, прижатая другим камнем. На ткани – рисунок: два коротких штриха и косая линия, уходящая вверх, словно стремление. Под штрихами – маленькая точка.

Айн подошла ближе, осторожно, как к дикому зверю. Она провела пальцами по ткани, понюхала её, словно хотела узнать запах. Запаха почти не было, только лёгкая горечь золы.

– Это для нас, – сказала она тихо. – Они оставляют тропу, но не тропу беглецов. Это язык.

Каэлен открыл блокнот, быстро скопировал символ, отметил дату, направление ветра, положение камня. Его лицо было сосредоточенным, но в глазах светился азарт.

– Они хотят, чтобы мы поняли. Или хотя бы попробовали.

– И хотят, чтобы мы знали, что они впереди, – добавил Маррик. – Видишь вон тот след?

Он указал на песчаный склон. Там, среди мелких камней, было что-то похожее на отпечаток ладони, очень лёгкий, как будто человек спускался вниз, держа равновесие. След вёл к узкой тропе, а за ней исчезал.

– Они идут быстрее нас, – произнесла Айн. – И оставляют следы, так как так хотят.

Когда они спустились к тропе, ветер принёс неожиданный звук. Не шаги, не стук. Голос. Тихий, низкий, но несомненно человеческий. Он был далеко, но слова – нет, не слова, а ритм – дошли до них: два коротких звука, пауза, один длинный.

Маррик сразу поднял руку, остановил всех. Они прислушались, задержали дыхание. Голос не повторился. Только ветер двигался, но теперь он казался другим – будто несёт с собой чужое присутствие.

– Они знают, что мы слушаем, – сказал Каэлен, и голос его был почти шёпотом. – Это не просто следы. Это разговор.