Группа 14

– Выбор, то, как раз-таки был – улыбнулся Липферт – Только он состоял из двух вариантов:

Умереть под миномётным огнём, или попытаться выжить в подвале. – Липферт прекратил говорить, так как увидел, что подвал разветвлён, да и что в целом это место не такое пустое как могло бы показаться. Глаза быстро привыкали к темноте, особенно если много времени он должен был проводить в темноте или выходить на вылазки в ночное время суток. Организм человека – сложная и тонкая в работе машина, что делает ошибки и повреждения фишками против жизни, в игре… с неизвестным концом.

Липферт достал из кармана длинную спичку и зажег ее о стену. Перешагивая через различные механические детали, что свидетельствовали о техническом использовании этого подсобного помещения одного из жителей этого дома, он продвигался вдоль стен, стараясь найти отсюда проходы в другие отделы подвала, или же вовсе – на выход. На стене появилась белая краска. Нанесена не слишком искусно, плохими кистями, с подтеками, но неаккуратные движения складывались в символ. Чашечка чая. На блюдечке.

– Чай.

– Мы здесь вроде не пить собрались?

– Ай… – Липферт зажмурился, так как спичка стала обжигать пальцы. Быстро дернул ей, а после бросил в коробку с гвоздями – не чай в плане чай, а чай в плане… в общем, у фольгеров есть некоторые обозначения, которыми они помечают пространство. Иногда метят сразу квартал, улицу, отдельные здания и дома. Чай означает место, в котором можно остановиться на передышку.

– Ладно… допустим я разобрался. Не сложная физическая формула.

– Иногда сложнее догадаться, что значит плюсик на стенах. Хорошее место или просто крест, лежа в луже крови, было неудобно чертить. У нас те еще художники.

– Все не так однозначно.

– И опасно, потому что не однозначно. И так работа нервная, приходится работать с очень сомнительными поставщиками в очень злачных местах и очень неприятном людском окружении, что только и хочет твою поставку украсть.

– Не радует… не хотелось оказаться на вашем месте. Я еще до этого не дорос.

– Война заставляет взрослеть быстро, так что я тебе даже не завидую. Ты уже видел некоторое дерьмо, а я прожил с твое отличной жизнью, и сейчас столкнулся с такой напастью, уже мудреный каким-никаким опытом. Двадцать два – не пятнадцать лет.

– Да…

– Звезда. Ты нашел что-нибудь, чем можно было бы светить посильнее, чем моими спичками? У меня их не ящик.

– Тут вроде лампочка

– Ты у нас здесь и электрическую сеть нашел? Лампу какую-нибудь видишь в темноте? Нащупал?

– Да, в центре на столе должна лежать. Сейчас.

– Быстрее – новая спичка зажглась в руке фольгера и перешла в руки парня, что стал активно рыскать по углам.

– Нашел?

– Вроде.

– Иду к тебе тогда…– Липф осторожно зашагал через детали, стараясь не раздавить ничего ценного, но и не споткнуться. Балансируя между осторожностью и осторожностью, он добрался до Ганса. На подходе к нему в глазах отдало мокрым. Стало куда светлее, чем до этого. Стало видно гаражное помещение, беспорядочно забросанное различными запчастями и пожитками, давно никем не используемые. В этом подвале жил только один человек. Больше бы здесь поместилось, но их вещей тут больше не было.

– Странно. У чая обычно много мест. Хотя, кто знает, может это уже использованный чай. Людей в городе много, наверное, кто-то заходил сюда уже, да и замок на подвальной решетке…

– Точно. Но не так важно?

– В этом случае так оно и есть. Можно отдыхать и рассчитывать на то, что нас не завалит.

– Минометы и пушки бьют сильно

– Да, спора нет, но их во-первых немного, а во-вторых эти здания, ближе к деловому центру, обладают такой прочностью, что их даже бомбой с прямой наводки не разворотишь. Вот так. – Липферт смахнул с плеча рюкзак, но тут его кольнуло. Рюкзака своего с ним не было – Зараза. Рюкзак… Хотя спички и патроны с оружием – уже не хухры-мухры –Липферт осматривался в поисках выхода из подвала, так как вход это конечно хорошо, но его может завалить. Прочность кайзеровской застройки, конечно, потрясала, но прямого попадания из миномета не выдержит ничего. Серьезные потери наносило и то, что за постройками никто не следил.

– Как думаешь, каким будет Мольд`инн когда все это закончится? – Поднял брови Ганс, смотря на фольгера, что рылся в деталях и убирал их по ящикам.

– Он будет другим.

– Это и я понимаю, но каким?

– Здания прочнее построят, да и инфраструктуру по оставшимся выстроят.

– Но ведь утраченное не получится восстановить!

– Что-то мелкое – может быть, но в архиве у Великой Мольд`иннской Архитектруно-Урбанистической Академия можно найти копии всех чертежей, с которых был построен этот живописный город.

– Откуда ты это знаешь?

– Доводилось по молодости там работать. Но война, как понимаешь, изменила мои планы.

– Ого… и получается?

– Да, не исключено, что новые кварталы восстановят, и они будут еще лучше разрушенных, да и если так посмотреть, то страдают более крайние и южные районы, которые были построены относительно недавно.

– Звучит как пропаганда

– Нет, вполне себе факт. Потому я не так сильно переживаю за судьбу города. Он не пропадет с карт пока цела академия, а ее уж точно никто не тронет.

– Мы так же были уверены, когда была неделя тишины…

– Да куда там. Все знали, что будет нечто страшное. Но такого никто не ожидал точно.

– А почему она началась? Умер кайзер и некому стало держать государство?

– Причины глубже.

– Например?

– Может помнишь из курсов истории, что Грознавия вечно воевала и вечно побеждала?

– Да, часто благодаря Ордену Финбильда, Бога Войны.

– Именно. А ты ведь знаешь, что всегда хрупко единство победителей и побежденных?

– Наслышан про это, оно ведь и логично. Я бы не дружил с тем, кто однажды набил мне лицо.

– Грознавия потом отстраивала пораженные государства, так что не стоит недооценивать мощь нашего архитектурного гения.

–Благодарствую. – Монотонно сказал Липферт и принял запотевшими от напряжения руками подарок Ганса, о котором тот почему-то не сказал сразу, открыл крышечку, черкнул кремневым колесиком и как только брызнул огонек пламени, двинулся вверх по ступенькам, аккуратно освещая путь впереди себя, разгоняя густую как смоль тьму подвала. Перед Липфертом оказалась лестница наверх. Подниматься в темноте под зажигалку по такой лестнице было тяжело, но пройдя ступенек 15, он наконец выцепил тускловатым светом зажигали дверной проём. Подняв руку наверх, освещая потолок, фольг увидел забетонированные дополнительным слоем арки. В Грознавской империи всегда все возводилось с повышенной трепетностью и самоотверженностью, чтобы здание могло простоять как можно дольше, может даже несколько веков. Это было благодаря немецкому характеру общего бытия. С этим характером за долгие года проживания вместе свыклись самые разные люди. По-немецки говорили славяне, итальянцы и сербские мусульмане, венгры и румыны. Почему так происходило? – Потому что все были свободны, но были и рамки за которые заступать нельзя было, ибо крылья, взлетевшие слишком высоко плавились на солнце, и разбивались в море. Грубая сила обеспечивала гражданам свободу, и гарантированную неприкосновенность от власти, но стоило например кому-то почувствовать чуть более хитрым чем остальные, за его спиной тут же вырастало два силуэта, которые просили пройти с ними.

–Вот это хорошо…-Сказал он, убедившись, что дверь спасения, все еще функционирует. После чего, все так же почти наощупь, но уже увереннее и быстрее, спустился в подвал, где его ждал Ганс. В подвале уже горела небольшая масляная лампа. Липферт все больше и больше удивлялся смышлёности своего попутчика, и все больше становился уверен в том, что это место было опорной точкой для странников города.

–И каков окончательный результат проверки?

–Я нашел запасной выход, значит, мы здесь уже точно не задохнёмся, и сможем выбраться. – Сказал Липферт, снимая свою шинель.

–Ну, как я понимаю, сейчас в городе начались боевые столкновения, и выходить на поверхность нет смысла. Так что? мы сидим здесь?– Предположил Ганс.

–Совершенно верно. – Согласился Липферт и расстелил элемент своего одеяния на выступ в стене. Ганс же, оставил свою простреленную сумку, на которую его опекуну уже положил глаз. Недолго пришлось жать, как она оказалась в его руках. Ганс осматривал убежище, и пытался придумать место себе, но кажется, что у него этого пока не получалось.

–А мне куда лечь? – Поинтересовался он вслух.

– Никуда, у тебя только твое пальтишко. У меня было в группе покрывало, но сейчас мы с тобой одни, потому о такой роскоши приходится временно забыть. – Ответил на его вопрос Липферт.

–Хорошо, все равно лучше чем ничего – Ганс устроился чуточку поближе к своему спасителю и осторожно сняв с себя ученическую шинельку, стал думать как бы ее приладить. Липферт поднял к себе сумку Ганса, и тот кажется, то ли не был против такого расклада, то ли просто не заметил. Фольгер осматривал имущество. Больше всего его интересовала еда, потому он остановил поиски, как только в его руки попало что-то железное. Он вынул это из сумки.

В руке его оказалась банка, сперва понять что это не удалось, но после стало ясно что это килька. Тихая радость охватила его. Он не мог вспомнить, когда в последний раз видел эти баночки, и какой был вкус у их содержимого. Кажется, что Гансу повезло с домом, а может быть у него тоже чутье как и многих других добытчиков, но, он еще слишком молод для этого.

– Кушать хочешь? – Произнес снизу спутник фольгера

– А ты?

– Да я тоже хочу, вот только вилок да ложек нет.

– Как ни странно, но у нас есть печенье, ты говорил, что нашел его в том доме.

– Да… нашел, да вот только сомневаюсь, что оно вкусное и не заплесневело.

– Мы не узнаем это, пока не проверим. – Липферт знал по себе опыт пищевого отравления, и знал что такое голод, но сейчас им стоило поесть, потому что ночью идти придется довольно много, ведь предстояло наверстать отрезанное фольгерам в панической попытке бежать, расстояние…

– М… дай сумку, найду сейчас. – Из комочка высунулась рука. Лип передал сумку владельцу, и стал ждать, покручивая банку с килькой в руках, и тихо радуясь находке своего новоиспеченного помощника.

– Ганс, а ты как думаешь, что было в этом подвале до того, как наши парни сделали здесь убежище? – Липферт сам не знал, но предположения у него имелись.

– Нет, но возможно что здесь жила община жителей этого дома.

– А до войны?

– Мастерская, вероятнее всего.

– С чего ты взял? – Спросил с подвохом Липферт оглядывая подвал что освещался слабой лампочкой, выискивая аргументы для дальнейшего спора.

– Ну, например тут есть выступ из стены, его наверняка можно было бы использовать для того чтобы работать с его помощью, он мог бы быть небольшим столиком, а мог быть просто местом куда можно поставить инструменты.

– А ты теоретик.

– Ну, еще можно сказать, что на мастерскую тут указывают некоторые детали как брошенность. Если бы здесь были какие-то вещи, то они бы сохранились после общины, а тут все снесли, значит тут были инструменты, которые ваши фольгеры благополучно унесли к себе на станции для своих же нужд.

– Вероятно,

– Угу. – Ганс все еще не мог найти нужную вещь в сумке, и кажется что разговор его от этого только отвлекал. Потому он решил замолчать, убедившись что теперь ему не придется идти к своим людям с пустыми руками.

– Липферт, а какие у нас планы?

– Планы? Я планирую отдохнуть до того как стемнеет, и выйти отсюда через запасной ход. – Наверху что-то ударило.

– А его не завалит?

– Лично я так не думаю. Продолжим.

– Угу,

– Так вот, вечером скорее всего эта перестрелка стихнет и наверху будет полная тишина, как и обычно. Нам надо будет пройти через Аллею, и постараться не получить проблемами по лицу. Где-то там, будет площадь Линигира, как только мы дойдем до этого места, нам останется только ждать остальную группу, они планировали там небольшую остановку сделать.

– Хо-ро-шо, -Сказал Ганс внимая словам Липфа, и наконец вынул из сумки плотно упакованный массивный сверток. Возможно, что они не просто нашли это по счастливой случайности, а вынесли вещи из чьего-то опорного пункта, то есть, ограбили. Извиняться было не перед кем, да и фольгер бы не извинился, нечего было вещи настолько неосторожно оставлять, что даже какой-то школьник смог их у тебя вытащить.

– Липферт, а ты как школу закончил? – Ганс обратился к Липферту на «ты» открыто, не опасаясь какого-нибудь замечания. Вопрос был неожиданный и не связанный с темой, но Липф наклонив голову немного в бок решил все-таки ответить.

– Школу? Ударником. У меня было три четверки. По химии, физике и по иностранному языку. Планов дальнейших у меня на жизнь не имелось, я отслужил в Армии, успел пожить в Галиции пару месяцев, а как сюда вернулся, работы не было. Какое-то время я подрабатывал на большой стройке, помогал транспортировать грузы на машине. Водил и помогал выгружать. Деньги небольшие, но начинать надо было как-то. Потом я планировал открыть что-то свое, да так и не успел. Война и прочие прелести военной жизни.

– Начну с того что в том году я должен был бы выйти отличником, на сто процентов уверен в этом. У меня все предметы были ровные, да даже по алгебре из-за которой страдал весь класс, у меня была 5.

– Ха, повезло, а я не смог тогда экзамены сдать. Я хотел поступать в технический Институт, а экзамены не сдал, взяли на военного. Там отучился, отслужил, и в Легион подался. В общем, до войны жил как волонтер с хорошей заработной платой.

– Ну, быть может в Легионе и вправду не так все и плохо. У нашей страны большая и сильная армия, была, но никогда не задумывался смотря на этих людей, что у них могла быть своя маленькая, а может и сломанная жизнь, и что кроме армии у них ничего больше и нет, и возможно что никто их дома уже вовсе и не ждет… – Ганс потупился.

– Ну не порть настрой, многих из армии, чисто в моем конечно отделении ждали девушки, ну и… как бы они дождались, когда я с платформы сошел, то такой визг стоял, что аж уши закладывало… – Липферт усмехнулся.

– А ты?

– А я не захотел… ну знаешь, с моей внешностью и характером, мало кто захочет провести со мной больше пары недель, а так-то, мне и не надо вовсе. Мне и одному хорошо, да и в Легионе, тоже любят.

– Довоенные воспоминания… хах, а нам всем кажется есть что вспомнить.

– Не только, конечно, счастливые были у в той жизни моменты, но вспоминать даже сложные дни приятно, потому что осознаешь, что над головой у тебя было мирное небо, и из зданий на тебя не смотрел прицел винтовки. Тогда все держали свои взгляды при себе, и были в стороне от политических интриг, в основном большинство, а когда случилось это все, они как с цепи сорвались друг на друга. И если тогда было трудно, не хватало денег платить за квартиру ты понимал что это трудности, но трудности всегда временные. Когда-то и это все закончится и нас всех ждет светлая жизнь, ведь после такого, мне кажется что никто не захочет воевать еще как минимум 30 лет.

– Да, поколение что пережило это, не допустит войны еще раз. – Проговорил Ганс с оптимизмом. Хорошее качество, верить в лучшее даже когда все плохо – всегда хорошо, вот только не у всех получается. Быть оптимистом проще, если ты умеешь признавать неудачи и считать их не наказанием, а новым опытом, но так умеют немногие, и те люди, воистину счастливы… наверное.

Липферт открыл банку и приготовился есть, рыба, в томатном соусе пахла и таяла во рту, и оставалось только стараться запомнить этот момент, чтобы потом, когда с едой станет совсем туго, то можно было вспомнить это, и ощутить сытость или хотя бы вкус, который вряд ли получится узнать скоро.

Трапеза прошла молча, говорить кажется было не о чем, да и не хотелось, с учетом того что сейчас голод утра взял над ними верх. В районе шли бои, били снаряды и стреляли со всей силы, не жалея патрон. После этого, Липферт, не торопясь расчехлил небольшой мешочек на поясе и вытащил оттуда горсть игральных костей и колоду карт.

– Предпочитаешь классику?

– Не умею…

– Развелечемся, пока сон не заморит? Такие бои обычно занимают очень много времени.

– Пожалуй нужно немного сбросить напряжение

– Умно – сделал комплимент фольгер и с довольным лицом принялся раскладывать карты, пока ненадолго отложив кости. Досуг обещал быть ярким. А он и был.

– А сколько тебе лет? – Спросил, перетасовывая колоду Ганс, улыбаясь фольгеру. Настрой у парня был веселый, а лицо не слишком. Уж очень улыбка портила его припухшее рассаженное лицо.

– Двадцать один.

– Ого, а выглядишь как на 30

– Серьезно? – Липферт задумался. Действительно. Парни в 21 один выглядят куда более ухоженно и молодо, чем он сейчас.

– Да, лицо у тебя старое.

– И ум, тоже не молод. Война… заставляет молодых взрослеть очень быстро. Иногда даже слишком.

– А чем ты занимался до этого всего?

– Не так уж и важно – отрекся Липферт. Не хотел ворошить воспоминания о жизни, которая кончилась с началом конфликта. – Важно понимать, что та жизнь кончилась, а в этой я уже не более чем убийца. Весьма жестокий, как ты можешь поглядеть.

– Но сидел ли бы так убийца и спокойно играл с таким человеком как я, общаясь на разные темы и не испытывая при этом желания всадить и мне пулю промеж глаз?

– Ты находишься близко к этому – ухмыльнулся фольгер, но несерьезно, Ганс понял, что это шутка. – Никогда не догадаешься, кто сидит перед тобой. Рубашки, что на твоих картах, это как внешний вид. Может быть красивая, а может быть и нет. Только вне зависимости от красоты рубашки за ней может быть хоть шестерка, хоть восьмерка, хоть фенханд, и что из этого хуже – решай сам. Так же и с людьми. За красивой одеждой и видом скрывается жестокий и глупый неуч, а за простой и помятой рубахой может находится фенханд, против которого приема нет.

– Интересная истина. Но люди ведь могут меняться. Исправляться

– Равно, как и становиться хуже. Люди существа изменчивые от обстановки, но в корне своем – никогда не меняются. Всегда есть сносные и всегда есть выродки, всегда есть лидеры и всегда есть их верные шакалистые псы, всегда есть угнетенные и распространенные. Всегда все неравно и всегда все плохо.

– За что борются Густавцы?

– Густавцы? У них идеи утопичны. Хотят построить государство, где у всех будет все

– А разве это не плохо?

– Идея сама не плохая, только реализовать это – нельзя. Тогда надо всех уравнять сначала. А это значит, что у многих отберут чуть ли ни все, чтобы у кого-то было хоть что-то. А потом будут давить тех, кто этим не доволен, а затем это нечто с непонятной экономикой поживет лет десяток, а потом развалится на мелкие куски, от того что с ума сойдет человек, если его запереть в конвейере «дом-работа» если он не сможет расти. Будет как винтик в социальной машине, за которого уже все заранее решили. Потому Густавцы может быть и за правое дело борются, но не бывает такого, чтобы человек признал что-то общим и не пытался отобрать это у другого. Это у нас осталось еще от животных.

– Да, пометка территории, ее защита… Монархи те еще псы

– И это, правда, только лучше монарха никого найти не получается

– А разве Вильхельм III фон Виинерхейм был плохим монархом?

– Для кого как. В жизни оно… как ни старайся, все равно для кого-то ты будешь противником. Он же умел свою точку зрения защищать, сколько бы противников ни было. Не ослабло при нем наше государство ни после Грознаво-Ярнской войны (Грозкрига), ни после Восстания Красных Флагов, Но хорошим человеком его назвать никак нельзя. Особенно жителям Юга, у которых через пару рукопожатий есть пострадавший от его правления, или ветеран, не сложивший голову за его дело. Может и быть народным человеком хорошо, править десять лет и уходить, но наше общество еще к этому не готово. Нам еще нужны сильные руки у власти, а если они решат исправить наболевшие имперские проблемы и кому-то хватит воли лишить себя постоянной власти…, будет даже лучше. Умный правитель всегда поймает хороший ветер, и мы найдем свою гавань когда-то. Даже если будет страшный шторм.

Они говорили еще долго. Потом играли. Потом ели, потом снова играли. Так время тянулось до самого вечера. Наверху все еще было громко, все били снаряды, все ходила ходуном земля, но уже оба они не боялись того, что может их настигнуть смерть в этом подвальчике. Они уже свыклись с компанией друг друга. Ганс уже отвлекся от побоев, хотя от резких движений фольгера дергался, даже если они не были направлены в его сторону. Он снова прижился, несмотря на такой плохой опыт общения с людьми. Липферт же ощутил, что смог выговориться, поразмышлять сам над собой. Что больно рано жизнь заставила его изменить курс. И надо ли будет придерживаться ей заданного, или пойти наперекор течению – искать свое счастье, несмотря на то, сколько раз сломаются локти. Липферт чувствовал что-то. Чувствовал тот самый ветер перемен, о котором сказал. Он был близко и он его поймал. Только осталось пройти через шторм, чтобы найти свою гавань.

После еды сон шел не так хорошо, но остановившиеся на время поисковик со своим спасенышем, все равно заняли свои места на лежанках и отвернулись к стенам. Липферт наконец мог выспаться, будучи уверенным что его не будет донимать своими репликами Герцог.

– Спокойного сна, – Мягко сказал Ганс.

– И тебе того же, – Проговорил Липферт прохрустев пальцами на руках. Он подкрутил что-то на часах, и положил руки за голову. Какое-то время он просто слушал тишину и свой звон в ушах. Наверху то стихала стрельба, то приходила к самому дому. Лампа горела за спиной, и пыталась подарить чувство уюта, которое ранее было недосягаемо, но сейчас буквально было его воздухом. Фольг приподнялся и загасил ее. Ганс дернулся, вздохнул и повернувшись, притих. Липферт же, медленно и сам стал проваливаться в сон, размотав свой шарф и накинув его на себя, укутавшись в него и прильнув к нему лицом, вдыхая его аромат, который не был каким-то парфюмом. Может, это что-то значило…

Энергию надо было восстановить и за прошедшие дни, напряженные из-за Герцога, так же и набрать сил для рывка по поверхности, который им еще предстоит совершить.

А тем временем в группе…

-Слушай, Марк. А тебе не кажется, что что-то случилось с Липфертом? Я конечно не из этих, но я волнуюсь, – Осторожно спросил Фегелейн.

– Нет, я не думаю, что с ним могло что-то случиться. Наши недавно изымали оружие у местных. Его итак было немного, но, на всякий случай. После этого многие ушли к нам на станции. Потому, у тех людей из дома, если они враги, оружия хорошего быть может. – Изложил свою точку зрения Марк и остановился.

– Но разве он не может откосить от этой вылазки таким образом? Ведь он остался недалеко от станции, а следовательно мог на нее вернуться. – Проговорил Фег, и остановился рядом с Марком.

– Не думаю, что все так и будет. Липферт парень ответственный, и я никогда не замечал за ним проявлений слабой воли, а наоборот с каждой вылазкой все больше убеждаюсь в том, что определение «Стальной Штурмовик», было бы ему в пору. – ответил Марк, похваливая Липферта. Такого редко кто мог добиться. Старик очень много в своей жизни повидал, может, и на полях Грозкрига был. Похвала из его уст – большое достижение. Марк говорил спокойно, не забывая и про молчавшего их попутчика, который внимательно слушал общую обстановку и передвигался подобно тени, между машин и брустверов, которых тут становилось меньше. Марк обнадеживал пацифиста, ведь Генрих, волновался за всех членов группы всегда, не смотря на вылазке они, или на станции, а за Липферта, что любил попасть в опасную ситуацию, волновался он в особенности.

–А чего стоим? – Спросил идущий позади всех Генрих. Генрих шел по левую руку сторону от Проводника, держа винтовку наготове. Послышались шумы недалекого боя, что шел южнее группы.

– Кажется… или это Липферт стреляет? – Спросил Генрих, посмотрев в сторону шумов. Внутри него бушевало волнение, что что-то точно идет не так, и он ничего не может с этим поделать.

– Да, и вправду. Слышно автомат, но, кажется, что ему никто не отвечает. – Марк присел у машины.

– Похоже, около нашей станции действительно поселились бандиты. Жалко, что мы далеко отошли…– Фегелейн раздосадовался.

– Хуже то, что он рюкзак оставил. – Марк все это время нес вещи ушедшего одногрупника с собой.

– Может, мне стоит вернуться? Проверить, как там все обстоит? А то, реально нехорошо может получиться. – Сказал Генрих.

– Это опасно.

– Плевать. Может, он ранен и ему нужна помощь. Я должен сходить за ним.

– Тебя трудно отговорить, Генрих. – Марк нахмурился, но, кивнул все равно, по обыкновению. Генрих побежал обратно, пересекая улицу, в безопасных местах, регулярно скрываясь из виду за укрытиями. Он знал что по пройденному маршруту можно бежать, потому времени много не терял и старался добраться до того места как можно быстрее.