Губы на Сигареты

Пустынная дорога, голые кроны деревьев и снежинки, которые, попадая на горячую кожу, сразу же превращались в воду, не могли заполнить немую пустоту, раздиравшую Рид изнутри. Даже погода была против них: яркий месяц скрылся за чёрными тучами, и никакой надежды на лучшее не предвиделось.

– Останови здесь… – с трудом прохрипела девушка. Эмбер заглушила мотор.

Когда Бонни слезла с байка, она уже собиралась попрощаться, но, со слезами на глазах, кинулась к Эм:

– Пожалуйста, не уезжай… – прижалась она к подруге. – Останься со мной…

Понимая, что в таком состоянии Рид оставлять одну нельзя, Эмбер согласилась. Они вместе направились к крыльцу дома, шаг за шагом, будто оставляя позади весь ужас ночи.

Глава 17

Когда Рид разлепила глаза, сквозняк качал молочного цвета занавески из стороны в сторону. Она попыталась подняться на закоченевшие ноги, всё это время находившиеся в стороне от тёплого одеяла. Лёгкая дрожь пронзила тело, а горло болезненно саднило, и вместе с этим всплыли рваные, заляпанные кровью воспоминания, словно заставляя заново пережить весь ужас в одну секунду.

С трудом сделав глоток воды из прозрачного стакана, что стоял у кровати (видимо, Мэй позаботилась), Бонни пересилила себя и, держась за голову, шаркающими шагами пошла навстречу манящему запаху. По логике, это должен быть завтрак – и его источник, конечно же, ждал на кухне.

Спустившись по лестнице в гостиную, Бон увидела Эм. Та, облокотившись на мягкую спинку кресла, большим пальцем лениво листала новости в телефоне. Лишь краем глаза заметив растрёпанную девушку, Эмбер оживилась.

– Доброе утро, подруга! – воскликнула она, отбрасывая мобильник в сторону. – Ты как?

– В целом… неплохо, – пожала плечами Рид. После короткой паузы, неуверенно добавила: – Есть какие-нибудь новости?

Она не могла не задать вопрос, крутившийся в её голове на протяжении короткой и одновременно мучительной ночи.

– Всё в порядке. Не переживай, – спокойно уверила Эмбер. – Знаешь ли, такие стычки – не редкость в нашем кругу.

– А Майк?.. – голос Бонни дрогнул. – Что с ним?

Отчего-то сердце забилось быстрее. В ожидании слов Эм, что растянулись на жалкие секунды, у Рид вот-вот должны были подкоситься ноги. Она приготовилась к самому худшему, но всё равно не хотела слышать горькую правду. Пусть Эмбер соврёт, промолчит, но только не скажет того, что способно перекрыть ей кислород.

За всё время, что Бон знала Вуда, она не раз становилась свидетельницей его безрассудства – того, как Майк лез на рожон, защищая других. Да, он грубый, вспыльчивый, порой невыносимый и действует сгоряча, не думая о последствиях. Но, чёрт возьми! Этой ночью Бонни поняла: где-то глубоко внутри неё живёт маленькая девочка, готовая терпеть все его выходки. И сколько бы Рид ни отнекивалась, сколько бы ни отворачивалась от самой себя, ей пора признать: помимо ненависти, она испытывает к Вуду и другие… более опасно тёплые чувства.

– Спроси его об этом сама, – усмехнувшись, ответила Эмбер.

Бонни недоумённо уставилась на неё, поэтому девушке пришлось сделать ещё один намёк:

– Мэй, кстати, с которой мы так любезно утром поболтали, убежала на лекции. А если бы я сейчас стояла у плиты, то от дома остались бы одни щепки.

– Да брось… – выдохнула Рид, не веря своим ушам, и почти беззвучно, будто боясь быть пойманной, приоткрыла дверь на кухню.

Волнение облепило лёгкие, не давая дышать. Перед её глазами открылась картина, в которую невозможно было поверить: Майк стоял у плиты, водя деревянной лопаткой по сковородке. На его лице не отражалось никаких эмоций, взгляд был сосредоточен, словно он думал о чём-то своём. Больные следы ночного боя были отчётливо на нём видны: костяшки пальцев сбиты в кровь, волосы спутаны и больше не блестели, а на острой скуле темнела ссадина.

И всё же – это был он. Живой. Здесь.

Когда парень потянулся за тарелками и краем глаза заметил Бонни, сердце у неё сорвалось вниз. Их взгляды встретились на секунду, но ей показалось, что этого хватило, чтобы душа обнажилась. Рид поспешно захлопнула дверь, и, словно ошпаренная, опустилась рядом с Эм.

Она таращилась в пустой экран телевизора, а подруга, не сводя с неё глаз, наконец спросила:

– Я так понимаю, завтрак готов?

Бон пожала плечами.

– Значит, готов… – с усмешкой протянула она и добавила: – Ладно, пойдём, иначе наши желудки пари устроят: кто дольше проурчит.

Когда девушки вошли на кухню, Майк уже сидел за столом и уплетал за обе щёки глазунью. Эмбер недовольно буркнула:

– Даже нас не позвал…

– Достаточно того, что я приготовил, – отрезал он холодно, не поднимая взгляда от тарелки.

Вуд ел жадно, словно пытался заглушить едой не только голод, но и тяжёлые мысли. Его пальцы слишком крепко сжимали вилку, а плечи были напряжены, будто готовые к новому бою. Эм переглянулась с Бонни: с таким Майком лучше не связываться. Сегодня он был зол, насторожен – его явно что-то терзало изнутри.

В воздухе витало напряжение, и в горло даже кусок не лез, хотя глазунья была действительно вкусной, что удивляло Рид. Да, нет ничего проще, чем разбить пару яиц, но у Майка они даже не подгорели.

Бонни, ковыряя вилкой завтрак, то и дело бросала украдкой взгляды в его сторону – на местами разодранную футболку, татуировки, запёкшуюся кровь на костяшках, тёмные синяки, проступающие сквозь кожу. Ей до боли хотелось задать вопросы, что жгли изнутри, обработать его раны, приготовить этот злосчастный завтрак самой. Но Вуд был сегодня закрыт, будто замкнулся в себе, и любезности тут были явно неуместны.

Будто почувствовав её мысли, Майк молча встал из-за стола, поставил тарелку в раковину и, не сказав ни слова, направился к выходу. Щелчок замка прозвучал в тишине слишком громко.

Рид не выдержала. Сорвавшись со стула, она выскочила босиком следом за ним. Холодный воздух обжёг кожу, камушки больно впивались в ступни, но это не имело значения. Догнать высокую фигуру было для неё куда важнее.

– Чего ты хочешь? – резко обернулся Майк, и Бон едва в него не врезалась.

– Я… – губы дрогнули, а слова застряли где-то в горле.

Вуд с раздражением выдохнул и снова зашагал прочь, но Рид, будто боясь потерять его из виду, судорожно ухватила за руку.

– Куда ты идёшь? – вырвалось первое, что пришло на ум.

– К Калебу, – отрезал он.

– Он с Джессикой? – протараторила она, не отпуская. – Я с тобой!

Неожиданно парень впился пальцами в её плечи так сильно, что Бон едва не вскрикнула. Он наклонился и горячее дыхание обожгло её щёку.

– Прекрати бегать за мной! – рявкнул он, сердце Рид ухнуло вниз.

– Ч-что?..

– Думаешь, прокатилась один раз на байке и теперь можешь зализывать мне раны? – каждое слово резалo острее ножа. – Прекрати, Бон. Ты мне противна!

Эта фраза расколола её изнутри. Вуд развернулся и ушёл, а вместе с его шагами уходило что-то живое. Пустота заполнила грудь, отдаваясь эхом в висках.

Только когда Эм, тихо вздохнув, набросила ей на плечи куртку, Бонни поняла: она стоит босиком на промёрзшей земле, вся дрожит, но холода почти не чувствует. Её обжигали не мороз и не ветер. Её обжигали слова.

– Заболеешь… – шёпотом сказала Эмбер, бережно потянув подругу в дом.

***

Майк нервно теребил замок своей куртки, щёлкал им, будто от этого зависела его жизнь, и мерил комнату размашистыми шагами. Под нос он что-то бормотал – бессвязные слова, обрывки фраз, злость, которую невозможно загнать обратно внутрь.

Калеб, напротив, сидел на краю Вудовской кровати, словно в зрительном зале, и наблюдал, как друг сам себя загоняет в угол. Его спокойствие только больше раздражало Майка.

– Знаешь, я думаю, ты зря это сделал… – протянул он монотонно. – Перс устроил за Бонни настоящую охоту, а ты сцены устраиваешь…

– Твою мать! – рявкнул Вуд, останавливаясь и сверля блондина глазами. – Какие сцены?! Ник сказал своим шавкам «фас», чтобы достать меня. Меня! Его не интересует Бон. Да и вообще… – Майк замялся, а потом сжал зубы так, что заскрипело. – Мне плевать на эту девчонку.

– Ну конечно, – лукаво усмехнулся парень. – Именно поэтому ты оборвал с ней контакты и вернулся, как с цепи сорвавшись. Тебе слово скажи – загрызёшь.

– Тогда и не говори! – отрезал Майк, а Калеб в ответ улыбнулся.

***

Утро в университете, несмотря на вечно болтающую Мэй о своих любовных приключениях, не приносило никаких радостей. Джессика не поднимала тему мотодрома, а Бонни и не настаивала. Но каждый взгляд на подругу возвращал к вчерашнему: к ревущим моторам, к страху и к Вуду, который врезался в память.

По глазам светловолосой было видно – она не готова обсуждать это при Мэй, потому что та, как всегда, могла завалить их вопросами. Не то чтобы они не доверяли своей подруге, просто порой её было слишком много. Это утомляло.

Увидев знакомую фигуру, окружённую своими дружками, движущуюся к привычному столику, Бон отвела взгляд. Раз она противна Майку, значит, ему больше не стоит занимать ни секунды её мыслей. Хотя сама она не была уверена, что между ними что-то действительно было…

Стоило спрятать свои чувства глубоко в землю. Там, где никто не достанет и не сможет причинить боль. Вуд – всего лишь мимолётное влечение, которое должно было исчезнуть так же быстро, как вспыхнуло.

Весёлая картина: как только признаешь это самой себе, человек, к которому испытываешь симпатию, вдруг наступает тебе на сердце и вытирает ноги.

Несправедливо.

Прозвенел металлический звонок, и студенты рассыпались по аудиториям. Бонни шла сзади подруг и заметила Эдриана, который, облокотившись о стену, не спешил на занятия. Он выглядел осунувшимся, бледным и каким-то болезненным, словно всю ночь не сомкнул глаз. Тёмные круги под глазами глубоко впивались в кожу, а плечи казались сгорбленными от тяжести невидимого груза. Руки дрожали, когда он держал в руках конверт с фотографиями.

Рид замерла. Её сердце сжалось, а в груди застряла тревога – Эд выглядел не просто усталым, а по-настоящему встревоженным. Что с ним случилось? Почему он такой?

– Привет, – сказала девушка осторожно, и парень наконец оторвал взгляд от бумаг.

– Привет, – поспешно ответил он, пряча фотографии обратно в конверт.

– Не идёшь на пару? – поинтересовалась Бон, не отрывая глаз от его бледного лица и дрожащих рук.

– А уже был звонок? – удивился Коллинз и Рид кивнула.

Они направились вдоль пустого коридора к аудитории. Эд шагал сзади, а Бонни не могла избавиться от чувства тревоги: что-то явно не так, что-то произошло…

Когда они почти дошли до двери, парень вдруг резко остановился, схватил её за плечи и развернул к себе. Его пальцы сжали ткань её свитера так крепко, будто он боялся, что она сбежит. В светлых, усталых глазах отражалось отчаяние и тревога.

– Нам нужно поговорить. После занятий, – тихо прошептал он.

Бонни машинально кивнула. Слов в горле не находилось, и они прошли в класс молча.

Как только Эд и Рид сели на свои места, время начало тянуться, словно жвачка. Каждая секунда казалась вечностью. Она краем глаза видела его осунувшееся лицо, сухие, сжатые в тонкую линию губы. Каждое его движение, каждый взгляд будто приковывал её внимание, и от этого становилось тревожно.

Майк ушёл ещё перед второй парой, и Бонни тайно благодарила всех богов, каких знала. Под его прожигающим взглядом она бы не высидела даже минуты. Но в голове всё равно крутилась мысль: что ей делать, если этот мудак снова окажется рядом и станет буравить в ней глазами дыру?

А Эдриан и вовсе ходил, словно тень – бесцветная, размытая, как мыльное пятно даже под ярким солнцем. Он не слушал преподавателей, не записывал лекции, будто весь университетский шум проходил сквозь него. Сидел неподвижно, думая о чём-то своём, изредка поворачивая голову к окну. Его глаза – красные, опухшие, как после долгих бессонных ночей, – выдавали усталость, спрятанную глубже, чем просто недосып.

Девушка, наблюдая за ним исподтишка, никак не могла избавиться от тянущего чувства тревоги. Что же заставило его довести себя до такого помятого состояния? Почему он выглядит так, будто несёт на плечах невидимый груз, тяжесть которого способна согнуть любого?

Прозвенел звонок, и Бонни, как и договаривалась с Коллинзом, быстро спустилась за одеждой и покинула университет. Ветер трепал волосы, а маленькие снежинки танцевали вальс, словно стеклянные балерины, медленно опускаясь на землю. Они таяли на горячей коже, оставляя едва уловимую прохладу, но всё же напоминали: зима близко. Рид шла вперёд, сжимая пальцы в карманах куртки, и каждый её шаг будто отдавался глухим эхом – от ожидания предстоящего разговора сердце билось быстрее. Дойдя до небольшого кафе, где она с Мэй и Джесс бывали так часто, что персонал знал их лица, Рид машинально выбрала привычный столик у окна.

Открыв меню, она попыталась сосредоточиться на строчках, но буквы прыгали перед глазами. И именно в этот момент над ухом раздался знакомый голос:

– Уже выбрали что-нибудь?

Бон вздрогнула от неожиданности и подняла взгляд. Перед ней стоял официант. Тот самый – с мягкой улыбкой и чуть прищуренными глазами, чей номер телефона Мэй тогда так ловко получила.

Уголки губ Бонни сами собой приподнялись в ответ. Скорее всего, Мэй уже успела сходить с ним на свидание и, наверняка, наговорила про своих подруг с десяток историй. Главное – чтобы они были хотя бы наполовину правдивыми, так как рыжеволосая любит приукрасить.

– Да, чашечку кофе, пожалуйста.

– Одну минуту, – ответил официант и удалился.

Рид уже собиралась снова уткнуться в меню, когда услышала звук колокольчика. В дверях показался Эдриан. Его походка была всё такой же тяжёлой, а тёмно-синие круги под глазами будто ещё сильнее проступили при свете ламп. Он сел напротив, громко поставив на пол свой огромный рюкзак, словно его вес отражал груз, что тянул самого Коллинза ко дну.

– Ну… – начала девушка, сложив пальцы в замок, пытаясь не выдать напряжения в голосе. – О чём ты хотел поговорить?

Эд замялся, взгляд метнулся к окну, затем к её глазам, будто он боролся сам с собой. Наконец, решившись, он вытащил из рюкзака белый конверт.

– Я не знаю, стоит ли посвящать тебя в эти дела… Но ты единственная, кому я могу доверять, – голос его дрогнул. – Моего отца отправляли в командировку, но ему пришлось остаться в Ванкувере из-за девушки, которую сегодня утром нашли убитой возле мотодрома.

– Возле мотодрома?.. – переспросила Бон и её лицо вытянулось в удивлении. Казалось, что воздух в кафе стал слишком густым, чтобы дышать.

– Да. Сейчас ведётся следствие. Ищут улики… – Эд говорил с усилием, будто каждое слово царапало ему горло. – Недалеко от тела были обнаружены следы колёс байка. Я не хочу тыкать пальцем и кого-то подозревать, но чувство, будто я видел эту девушку раньше. Посмотришь?

Он придвинул конверт ближе.

Бонни неуверенно потянулась за ним, пальцы дрожали. Она разорвала край, вытащила несколько фотографий и едва не выронила их сразу. Несколько раз моргнув, чтобы прогнать пелену перед глазами, Рид всё же сфокусировалась на изображениях… и в горле тут же застрял ком.

На глянцевой бумаге – лужа густой, уже потемневшей крови. Изуродованная, порванная одежда. И лицо… знакомое, до боли.

Мэнди Джонс.

– Боже… – хрипло выдохнула Бонни, и руки её предательски ослабли. Фотографии выскользнули и распластались на столе.

Эд сразу накрыл снимки ладонью, но Рид уже всё видела. У неё внутри всё похолодело, будто мир одним махом лишился красок. Мелкие царапины, рваные порезы на руках… словно её мучили. Какой больной ублюдок мог сотворить с ней такое?

– Ты знаешь её? – осторожно спросил Эдриан, не сводя глаз с лица Бонни.

– Да… – едва слышно выдохнула девушка. Горло сдавило так, что каждое слово давалось с трудом. Она не могла поверить своим глазам. Пусть ненависть к рыжеволосой порой жгла изнутри, но то, что кто-то так с ней обошёлся… Это было уже за гранью человеческого. – Это… Мэнди Джонс.

– Она училась с тобой? – не отставал Эд.

– Нет, – покачала головой Бон.

– Тогда откуда ты её знаешь?

Пауза затянулась. Слова застряли где-то в груди, но вырвались сами собой:

– Это бывшая Майка.

Секунду Бонни просто сидела, ошарашенно глядя на Эда, и вдруг её глаза расширились. Она невольно прижала ладонь к губам. Господи… что же она только что сказала?

Эдриан – сын прокурора. Каждое слово, произнесённое ей сейчас, может стать уликой, зацепкой, обвинением.…

Внутри у Рид всё оборвалось. Она собственными руками подставила Вуда под удар.

– Майка? Того самого Майка Вуда? – Коллинз подался вперёд, локти уперлись в стол, взгляд впился в неё так, что девушке стало трудно дышать. – Не молчи, Бон.

Она чувствовала, как в этот момент оказалась под микроскопом: каждый жест, каждая дрожь ресниц, каждый нервный вдох – всё выдавало её. Эд видел всё.

– Нет! – вырвалось из неё слишком поспешно. – Я сказала… бывшая Марка. Это мой старый друг. – Рид судорожно сглотнула, пытаясь изобразить уверенность. – Да и вообще он уже давно переехал. Ты ослышался.

Голос дрожал, несмотря на настойчивые нотки. Она видела по глазам Коллинза – он не верит.

– Тебе говорили, что ты не умеешь врать? – процедил он, откинувшись на спинку стула. Его губы изогнулись в презрительной усмешке.

Внутри всё дрожало. Сердце билось так громко, что ей казалось – Эд слышит каждый удар.

Нет. Это не Майк. Он не мог этого сделать.

И всё же… Коллинз сейчас был пугающе похож на своего отца. Такой же холодный, резкий, словно сам факт его присутствия заставлял прогнуться. Впервые Бон увидела в нём тень – тёмную, плотную, обволакивающую. До этого дня она воспринимала парня тихим, даже уязвимым. Но, как оказалось, черти прячутся в каждом. Даже в тех, кто на первый взгляд кажется безобидным.

Страшно представить, что испытывают подозреваемые на допросе, когда напротив сидит отец Эдриана. Хочешь не хочешь – подпишешь любые бумажки, лишь бы избавиться от этого взгляда, от ледяной хватки глаз, что забираются под самую кожу и выворачивают душу наизнанку.

– Если у тебя проблемы со слухом, то это не моя вина, – отчеканила Бонни, резко вставая из-за стола. Голос предательски дрожал, и Эд это слышал, чувствовал, впитывал.

Она сделала шаг назад, потом ещё один – будто убегала не из кафе, а из камеры допросов.

– Мне нужно идти, – добавила девушка.

Дверь заведения с гулким звоном захлопнулась за её спиной. Рид выскочила на улицу, вдыхая морозный воздух жадно, полной грудью. Он обжёг горло, но всё равно казался легче, чем удушье под взглядом Коллинза.

Парень буквально прилепился к окну, его губы судорожно шевелились, но Рид уже не слышала Эда. Между ними было толстое стекло, а сверху на её волосы падали холодные снежинки, тая и скатываясь каплями по щекам. Мороз больно ударил по коже, заставив щёки побледнеть, и девушка, натянув шарф до самого носа, поспешила прочь – в сторону парка, подальше от этого некогда уютного, почти родного кафе.

Она должна была переварить всё одна.

Что было после того, как они с Эмбер уехали? Что было с Майком? Отступил ли Перс? На него это совсем не похоже… Может, всё наоборот – именно с этого и начался его настоящий удар?

В груди клубком спутались жалость, вина и страх. «Бедная… бедная Мэнди», – повторяла про себя Бонни. Перед глазами стояло изуродованное тело девушки – и неважно, что та была стервой. Никто не заслуживает такой смерти. Никто.

Она любила Вуда. Искренне, до боли в груди, до слёз, которые прятала под толстым слоем туши. И вся эта мишура: аккуратно подпиленные красные ногти, яркий макияж, вызывающая одежда – всё это существовало лишь ради него. Ради того, чтобы хоть раз услышать от Майка ласковое слово, увидеть в его взгляде не холодную насмешку, а хоть крупицу тепла. Но всё было напрасно.

Она ошиблась. Вуд не из тех, кто бросается красивыми фразами, не из тех, кто кормит обещаниями. Он мог заметить, да, но никогда не скажет. А Мэнди так хотелось… И она искала его в каждом молчании, в каждом резком движении, но тщетно.

Для Майка она была слишком проста, слишком предсказуема. Доступная. Мягкая, словно пластилин, из которого можно лепить всё, что вздумается. Другой бы схватился за неё обеими руками, а Вуд… он лишь усмехался. Для него Мэнди оставалась не девушкой, а собачонкой, верной, но не нужной.

Джонс прекрасно понимала: она лишь игрушка в руках человека, от которого так отчаянно ждала заветного «люблю». И всё же не противилась даже этой роли. Слишком страшно было представить, что он уйдёт окончательно, растворится в толпе и больше никогда не вернётся. Без него всё казалось пустым.

И всё же… когда Майк действительно уходил – устав от её истерик, от бесконечных обвинений и слёз – Мэнди оставалась одна. Комната сжималась, воздух становился вязким, а сердце рвалось на части от одной лишь мысли: «А если это конец? Если он больше никогда не позвонит?» Она грызла ногти до крови, смотрела в экран телефона, будто молитвой могла заставить его загореться именем «Майк».

Но он всегда возвращался. Холодный. Равнодушный. Возвращался только тогда, когда это было нужно ему. И Мэнди принимала. Всегда. Без упрёков, без слов. Потому что для неё это было лучше, чем ничего. Хоть капля, хоть тень его внимания – и она снова жива.

Глупая. Наивная. Влюблённая дура, которая верила, что однажды он останется по-настоящему.

Другими словами, какой бы дрянной и поверхностной девчонкой она ни казалась снаружи, как бы похабно и вызывающе себя ни вела – весь этот яркий, крикливый театр был лишь маской. Маской, за которой пряталась беспомощность перед Вудом. Она прятала под этим вызовом все раны, унижения и обиды, которые никогда не могла долго держать против человека, которого любила до потери себя.

И даже когда она видела, что Майк выбрал вместо неё Бон – её, серую, упрямую, не такую яркую – Мэнди продолжала любить. Ослеплённо. До самоуничтожения. Это чувство не имело ничего общего с настоящей любовью. Оно было одержимостью. Болезнью. Ядом, который медленно убивал её изнутри.

И именно поэтому Джонс ненавидела Бонни. Ненавидела до скрежета зубов, до трясущихся рук. Ей хотелось выцарапать глаза, свернуть шею, стереть её с лица земли – только потому, что знала: Майк никогда не посмотрит на неё так, как смотрит на Рид.

Не ведая как, ноги принесли Бон к железным воротам университета. Девушка решила зайти в здание, чтобы согреться: кончики пальцев почти не чувствовались, будто озябли до костей. И всё потому, что Бонни, даже в самые морозные дни, отказывалась надевать тёплые перчатки. Ей было проще, стиснув зубы, согревать обветренные руки в карманах куртки, нежели смириться с колючими нитками, связанными между собой.

Преодолев двор университета, Рид подошла к кампусу и почти дотянулась до ручки двери, когда та неожиданно отворилась. В проёме стояла Джессика, держа в руках сумку-мешок с кроссовками. Пару дней назад она решила попробовать себя в недавно открывшемся при университете кружке танцев, и первое занятие пришлось ей по душе – девушка решила остаться. Это не удивительно: светловолосая, несмотря на скромность характера, всегда любила танцевать и была невероятно пластичной. Проще говоря, она из тех людей, на которых смотришь и ловишь себя на мысли: «Да, этот человек рождён для танцев».

– Бонни? – удивилась Джесс, оглядев девушку с ног до головы. – Почему ты ещё не дома?

– Да так… прогуляться решила, – ответила Рид, стараясь держать голос ровным.

Внутри всё бурлило. Девушка понимала, что должна найти Майка и рассказать о Мэнди и Коллинзе, которому она невольно дала повод для подозрения. Да, у Вуда вспыльчивый характер, но она была уверена – он невиновен. Девушка не могла отрицать очевидное: Майк действительно умел быть полным мудаком и вытворять неожиданные фокусы, но с Джонс он никогда бы так не поступил. Это было не в его правилах.

– А где Калеб? – спросила она, идя вровень с подругой.

На лице Джессики мелькнуло удивление:

– Зачем он тебе?

– Да там… насчёт байка… – чуть растерянно ответила Рид.

– Ну… – протянула Джессика. – После танцев мы созванивались, и он сказал, что сейчас в гараже. Я как раз еду к нему. Если хочешь, можешь составить мне компанию, а там и поговорите.

– Без проблем, – согласилась Бонни, и они, устроившись под пластиковой крышей остановки, стали ждать автобус, слегка пряча лица от ветра и снега.

***

Думая, что сорокаминутная тряска в автобусе – это конец приключений, Рид глубоко ошибалась. Как только девушки сошли с транспорта, им предстояло ещё около двадцати минут идти по тёмным, узким закоулкам и запутанным дворам. Калеб даже не удосужился их встретить, и Бонни, скривив рот от раздражения, пару раз поскользнулась на скользком снегу, шипя и бросая в адрес блондина не самые приличные слова.