Губы на Сигареты

В воздухе висел лёгкий запах синтетической травы, смешанный с холодной сыростью, а от яркого света прожекторов пространство казалось почти нереальным – как сцена из фильма. Трибуны, вмещавшие сотни тысяч зрителей, выглядели крошечными с уровня поля, а бетонные проходы и лестницы между ними создавали ощущение, что это целый лабиринт из камня и света.

– Удивлена? – встав рядом, спросил Майк.

– Ещё как… Футбольное поле… Прямо под землёй! – прошептала Бон, не веря своим глазам.

– Пошли, – бросил парень, беря её за руку и ведя за собой.

Они спустились с лестницы, и ноги Рид касались мягкой травы, которая приятно пружинила под ними. Голос, крик или шаги здесь разносились эхом, отражаясь от бетонных стен и трибун, создавая чувство необычной пустоты и одновременно величия.

– Лови! – крикнул Вуд, но от неожиданности Бонни лишь зажмурилась. Она уже была готова принять удар мячом по голове или любой другой части тела, но его не последовало. Открыть глаза её заставил смех Майка, заливающегося неподдельной радостью.

Увидев мяч в метре от себя, Рид, чтобы хоть как-то выйти из этой неловкой ситуации, процедила:

– Мазила…

– Я просто знал, что ты не поймаешь.

Недовольно скривив лицо, девушка целилась в Вуда и пнула мяч, но он снова рассмеялся – мяч даже не коснулся его.

– Почему ты смеёшься? Прекрати! – Рид краснела всё сильнее. – Да я тебе! – пригрозила она, схватила мяч в руки и ускорила шаг, догоняя уже убегающего Майка.

– О-о-о, зайка в гневе, – с трудом проговорил Вуд, ибо смеяться и бегать одновременно – задача, как оказалось, не из лёгких.

– Я тебе не зайка! – прокричала Бон и кинула мяч в парня. Тот прилетел прямо ему в голову, и Майк рухнул на землю.

Девушка резко затормозила, растерянно соображая несколько секунд, а потом кинулась к Вуду:

– Майк! Ты меня слышишь? Эй, очнись!

Парень не подавал признаков жизни, и паника охватила Бонни. Что делать? Проверить пульс! Прислонив два пальца к сонной артерии на шее, она затаила дыхание. Удары были слабые, почти не различимые.

«Может, я что-то делаю не так?» – подумала девушка. Она расстегнула куртку Майка и прислонила ухо к его груди.

– А вот это уже домогательство, – проговорил улыбающийся Вуд, и Рид вздрогнула.

– Мудак! – отстранившись, крикнула она.

– Истеричка.

– Зачем так пугаешь?

– Зачем так пугаешь? – передразнил её Майк писклявым голосом.

– Да ну тебя! И вообще… я устала, – пробормотала Бон и рухнула на траву на противоположной стороне от Вуда.

В воздухе висела напряжённая тишина. Никто из них не знал, сколько длится молчание – несколько минут или целый час. Но ни Майк, ни Бонни не хотели его нарушать. В голове девушки крутилась целая туча вопросов, но стоит ли их задавать Вуду? Что он сейчас чувствует? О чём думает? Что написано на его лице? Бонни не знала, но до дрожи хотелось это узнать.

– Откуда ты знаешь про это место? – рискнула спросить она, не зная, как отреагирует Майк.

– Когда я был ребёнком, я играл здесь, – начал он откровенно, с лёгкой грустью в глазах. Бонни внимала каждому слову – впервые Майк сам рассказывал ей о своей жизни. – Это спортивная школа, поэтому каждый ученик обязан был посещать какую-либо секцию. Я выбрал футбол.

– А сейчас? Ты играешь?

– Нет, – спокойно ответил Вуд. – Но тренер позволяет мне порой приходить сюда.

– И поэтому дверь была не заперта?

– Именно.

На лице Рид скользнула мягкая улыбка. Только подумать: когда-то здесь, по этой траве, ещё совсем беззаботным мальчишкой, без всех этих наколок, прокуренного голоса и жажды скорости бегал Майк Вуд.

– Тут ещё возле входа до сих пор стенд висит с фотками, – добавил он.

– Правда? – Бонни вскочила на ноги. Парень округлил глаза. – Пошли посмотрим! – потребовала она, и Вуду не оставалось ничего, кроме как согласиться.

Они пересекли огромное поле и подошли к железным воротам, где висел стенд, занимающий почти всю бетонную стену. Рид пристально разглядывала фотографии, стараясь среди множества мальчишек найти именно Вуда.

Нетерпеливый Майк уже хотел ткнуть пальцем в нужное фото, чтобы Бонни наконец его заметила, но она не дала этого сделать. Её внимание привлёк худощавый мальчик под номером двенадцать на общей фотографии. Через плечо у него висела маленькая игрушечная гитара. Чёрные волосы аккуратно подстрижены под некогда модную причёску «боб», а глаза были яркими, чистыми и невинными.

– Майк Вуд – нападающий, – прочитала девушка, и улыбнувшись, добавила: – Неудивительно.

– В этот день у меня был концерт, – пояснил парень, с лёгкой улыбкой смотря на фото.

– Среди слюнявчиков и горшков? – рассмеялась Рид и Майк улыбнулся:

– Можно и так сказать.

***

Когда они вышли из здания, солнце уже показывало свои первые лучи, но Бонни вовсе не хотелось спать. Наоборот. Сердце ещё трепетало от всех событий, а лёгкий холодный ветер щекотал кожу, заставляя кровь быстрее бежать по венам. Если бы Майк предложил сейчас поехать к Калебу в гараж – она бы согласилась. Если бы он предложил отправиться в другой город – тоже согласилась бы. А если бы он предложил уехать на другой конец света – Рид без раздумий последовала бы, потому что рядом с Вудом она почувствовала себя в безопасности.

Из щупленького мальчика он вырос в высокого и статного мужчину. Грубый, слишком эмоциональный, взрывной – но сегодня… Сегодня Бон открыла для себя Майка с совершенно другой стороны. Он вовсе не мудак. Он безбашенный и надёжный мудак. Его сильные руки, ширина плеч, уверенные движения – всё это внушало доверие. Он может колесить по миру, играть на гитаре в переходах, взять на себя все твои проблемы и решить их в два счёта. Может ради веселья облить тебя водой и через минуту уже организовать толпу, повести её за собой.

Он делает вид, что терпеть не может эти телячьи нежности, но в глубине души они ему необходимы. Бонни чувствовала, как его дыхание рядом согревает, как лёгкая тень улыбки скользит по губам, как ритм его шагов совпадает с её собственным сердцебиением. И всё это странно. Странно, как такие разные качества могут умещаться в одном человеке.

Сегодняшний день девушка хотела бы навсегда запомнить и одновременно вычеркнуть из своей жизни – это день, когда она поняла, что Майк Вуд стал для неё чем-то большим, чем просто раздражающим «мудаком». Всего несколько месяцев назад они терпеть друг друга не могли: каждый их взгляд был как первый шаг к взрыву, каждое слово – искра, готовая разжечь огонь. И теперь, глядя на него, Бонни едва верила своим чувствам. Как из врага мог вырасти человек, рядом с которым сердце бьётся быстрее, а каждая мелочь – улыбка, жест, шутка – обжигает изнутри?

Но вместе с этим она не могла отделаться от тревоги. В душе Рид ещё жила тень прошлой неприязни: что если Майк по-прежнему её ненавидит, как раньше? Что если всё это – лишь шутка, игра? Сердце кричало одно, разум шептал другое. Она хотела довериться, открыться, но страх оказался сильнее: каждый его взгляд заставлял её ждать подвоха, каждое прикосновение – задаваться вопросом, что он чувствует на самом деле.

И всё же, несмотря на сомнения, сегодня она осознала всю силу своих чувств – это не просто сладкие эмоции, это риск, который нельзя игнорировать.

Когда парень завёл байк, в голове Рид всплыли образы преследующих их гонщиков. Не подумав, она спросила:

– Те парни, которые нас догоняли… Ты их знаешь? Кто это?

Майк на секунду замер, лицо его стало каменным.

«Дура! Дура, зачем спросила?» – ругала себя Бон. Но на удивление, Вуд не огрызнулся:

– Перс и его шавки.

– Что ему нужно от тебя? – девушка вовсе не удивилась, внутренний голос подсказывал: это именно он.

Но Вуд молчал, и Бонни не стала настаивать. Любопытство плещет фонтаном, но сегодня он и так рассказал ей достаточно.

До того как родители Майка погибли в автокатастрофе, а он оказался в детском доме, мальчик учился в школе со спортивным уклоном. Ранним утром он шёл по пустым коридорам, скрипя школьными туфлями по старому полу, а в голове уже прокручивал задачи и формулы, которые нужно успеть повторить. В классе он садился за парту с ровной спиной и пытался внимательно слушать учителя, словно каждая правильно написанная строчка была ступенькой к его мечте – доказать себе и всем вокруг, что он способен на многое.

После уроков Майк не спешил домой. Он хватал свою маленькую гитару и уходил в тихий уголок спортзала или на пустую площадку. Даже игрушечная, с немного скрипучими струнами, она оживала в его руках: он придумывал ритмы, перебирал аккорды, представлял, как стоял бы на сцене, слушая радостные крики толпы. Музыка давала ощущение, что он контролирует мир вокруг, что все эмоции – злость, радость, одиночество – можно выразить в звуках.

А потом наступало время футбола. Поле становилось его пространством свободы. Мяч скользил по ногам, ветер трепал волосы, а крики товарищей сливались с шумом падающих листьев и скрипом бутс о землю. Он бежал, пасовал, забивал голы, учился предугадывать ход игры и бороться до конца.

Учёба, музыка, футбол – всё это были его маленькие победы, якоря, к которым он цеплялся, когда мир казался слишком большим и непредсказуемым.

И вдруг всё оборвалось в один миг. Солнечный день, шум футбольного поля, скрип гитары, смех друзей – всё исчезло, словно кто-то резко выключил свет. Внезапный визг шин, глухой удар металла, звон стекла – и мир перевернулся.

Маленький Майк едва успел схватить мать за руку, когда гул мотора прорезал воздух, смешавшись с криками. Мгновение – и родителей рядом не стало.

Футбольное поле, где он ещё минуту назад бегал, смеялся и играл с друзьями, мгновенно сменилось на холодные серые стены детского дома. Светлое пространство превратилось в пустые комнаты с поблёкшей краской. Команда, с которой он делил радость и победы, стала одиночеством, а гитара – символом не радости, а бесконечных побоев и борьбы за выживание.

Звуки, которые раньше дарили счастье – мяч, смех друзей, аккорды гитары – теперь звучали в его голове как отголоски утраченной жизни, смешавшись с эхом шагов и стуком сердца в пустых стенах. Маленький Майк оказался один на холодном, чужом поле, где теперь правили страх, боль и необходимость быть сильным. Детство оборвалось, оставив после себя лишь воспоминания, горькую пустоту и мечты, которые ему пришлось защищать любой ценой.

***

Вуд заглушил мотор прямо напротив дома Мэй, а солнце уже светило так ярко, что Рид могла разглядеть каждую складку на его куртке, каждый мускул, каждую ссадину на коже. Сердце Бон колотилось так, что казалось, оно готово выскочить наружу. Её ладони непроизвольно сжались в кулаки, дыхание стало неровным, а ноги дрожали. Она не знала, что сказать, куда смотреть.

Девушка выжидательно подняла взгляд на Майка, надеясь, что он хоть что-то скажет или сделает. Но он лишь опустил глаза, будто скрывая что-то важное. Бонни вздохнула и почти шёпотом произнесла:

– Спасибо…

Она сделала шаг к двери, сердце колотилось всё сильнее, кровь будто поднималась к голове. Но едва она повернулась, как услышала оклик:

– Бонни!

Рид невольно расплылась в улыбке, её тело наполнилось лёгкой радостью, сердце снова дернулось от надежды. И тут раздались слова, которые обрушились на неё, как ледяная волна:

– Забудь меня. С этого дня мы больше не имеем ничего общего.

***

В то время как Бонни и Майк дурачились на футбольном поле, подруга Рид – рыжеволосая Мэй – тоже не теряла времени зря.

Когда она и Дилан – тот самый официант из их любимой кофейни – почти подошли к месту, куда парень собирался её отвезти, на улице уже начинало темнеть. Фонари медленно загорались, окрашивая узкие улочки Ванкувера в мягкий, слегка золотистый свет. Тёплое сияние скользило по кирпичным стенам и отражалось в витринах магазинов, создавая ощущение уюта.

Пока они шли, Дилан что-то рассказывал, постоянно жестикулируя и неловко чешась за затылок. Мэй каждый раз невольно улыбалась, ощущая, как её губы сами растягиваются в лёгкой, искренней улыбке. В его манерах была какая-то непринуждённая простота, которая цепляла, и каждый его смешной сморщенный нос, каждая лёгкая пауза перед шуткой вызывали у неё тихое умиление.

В груди Мэй разливалось тепло – будто внутренний свет, который мягко растекался по плечам, по рукам, по всему телу, придавая спокойствие и тихую радость. Сердце немного учащалось, а ладони сами собой раскрывались, будто хотели впитать это ощущение, эту лёгкость и доверие. Она ловила себя на мысли, что в этом мире, полном хаоса и неуверенности, такие мгновения – редкий и ценный подарок.

Если при общении с другими парнями рыжеволосая обычно старалась подстраиваться под них, улыбаться и быть чересчур разговорчивой, то с Диланом всё было иначе. С ним она могла быть самой собой – без маски вечной весёлости, без выдуманной болтливости. И именно за это она ценила его компанию больше всего: она могла смеяться от души, шутить, хохотать, закатывая глаза и прижимая ладони к лицу, – быть настоящей, без оглядки на чужие ожидания.

– И вот на это он мне ответил… – продолжал рассказывать очередную историю Дилан, на что Мэй тепло улыбалась.

Ещё пару поворотов – и он вдруг остановился, заставляя девушку, погрузившуюся в свой мир на несколько минут, слегка врезаться в него. Она неловко извинилась, пощёлкала взглядом по сторонам и ощутила, как сердце непроизвольно чуть учащается.

– Вот мы и пришли, – осторожно сказал Дилан, взглядом показывая на закрытое кафе, где они впервые встретились.

– Но ведь оно закрыто, разве нет? – недоумевающе спросила Мэй, чуть наклонив голову, словно прислушиваясь к каждой детали.

Лицо Дилана снова озарила яркая улыбка, и в длинных пальцах он достал связку ключей, звонко брякнувшую при вытаскивании из кармана. В этот момент Мэй почувствовала лёгкое тепло внутри, и улыбка сама собой расползлась по её лицу, не скрывая восторга и удивления одновременно.

– На самом деле, – начал Дилан, пропуская девушку внутрь тёплого помещения, где до сих пор витал приятный аромат свежесваренного кофе, – другим работникам запрещается находиться здесь в такое время, а тем более приводить посторонних. Но начальник – мой хороший друг, да и, к тому же, немного в долгу передо мной, так что помещение полностью в нашем распоряжении на этот вечер.

Мэй сделала несколько шагов, и вся комната словно ожила: гирлянды мягко переливались светом, то медленно перетекая из одного оттенка в другой, то меняясь достаточно быстро, создавая ощущение волшебства. Девушка приоткрыла рот от изумления и смогла лишь выдохнуть короткое «Вау», что вызвало у Дилана искреннюю, тёплую улыбку.

– Надеюсь, ты не против, если я предложу тебе торт собственного приготовления, – мягко сказал он, положив руки на её плечи и медленно ведя к одному из столиков.

– Итак, – начала Мэй, отламывая ещё один маленький кусочек торта и отправляя его прямиком в рот, – можешь рассказать что-нибудь о себе?

– Ну, – протянул Дилан, ковыряя ложкой кусочек на тарелке, – я самый обычный парень из небогатой семьи. Отец, мама, младший брат и сестра – примерно так всё и выглядит. На самом деле, в последнее время у нас возникли довольно серьёзные финансовые трудности, из-за чего отец сутками работал и домой приходил лишь к полуночи, когда все уже спят.

– Собственно, – продолжил он, не отрывая взгляда от торта, – это и стало основной причиной, почему я устроился сюда. Я просто не мог смотреть на то, как отец вкалывает, словно проклятый, пытаясь прокормить семью, в то время как я сидел на парах в университете. Теперь у него появилось чуть больше свободного времени, и он стал появляться дома чаще. Выглядит он уже не таким измученным, и это меня очень радует.

Дилан ещё долго рассказывал о себе, задавая встречные вопросы девушке, делясь маленькими подробностями своей жизни, а Мэй, слушая его, всё больше убеждалась: перед ней – хороший, внимательный парень, которому небезразличны не только свои проблемы, но и окружающие.

– Слушай, – внезапно вырвалось у Мэй, заставив Дилана вопросительно взглянуть на неё.

– Мне всегда было интересно, как баристы делают такие красивые рисунки на кофе, – добавила она, а в глазах словно заиграли чертенята, вызывая у парня тихий смешок.

– Что? – недоумевала она, не сразу поняв его реакцию.

– Нет, ничего, – замахал руками Дилан. – Просто ты сейчас выглядела как озорной ребёнок.

Даже при приглушённом свете было заметно, как щеки Мэй слегка загораются, раскрасневшись почти до кончиков ушей. В груди заиграла лёгкая дрожь, а сердце вдруг учащённо забилось.

«Странная реакция», – мелькнуло у неё в голове.

– Пошли, – сказал он, встав из-за стола, подошёл и протянул ладонь. Мэй осторожно положила в неё свою руку и сразу ощутила, насколько она тёплая. В этот момент тепло Дилана словно разлилось по её руке и дальше по телу, вызывая лёгкое покалывание и приятное напряжение.

Парень, аккуратно приготовив кофе и взяв всё необходимое, слегка коснулся кисти Мэй. В тот же миг внизу живота девушки возникло приятное покалывание, которое она старательно пыталась игнорировать. Дилан медленно начал показывать ей, как правильно выводить узоры на поверхности напитка, произнося слова приглушённым голосом почти прямо у её уха.

Вскоре у них получилось милое изображение мишки. Мэй не могла отвести от него взгляд несколько минут, словно заворожённая, и с каждым мгновением сердце слегка учащённо билось, а руки непроизвольно сжимали края стола.

– Подождёшь немного? – с лёгкой улыбкой спросил парень, садясь напротив Мэй. – Мне нужно отойти ненадолго.

Получив утвердительный кивок, он тихо удалился в другую комнату, оставляя девушку в тёплой, уютной тишине. Мэй всё ещё держала взгляд на мишке, ощущая лёгкое предвкушение его возвращения.

Рыжеволосая положила голову на скрещённые руки, взглядом обводя помещение и ощущая, как гулко бьётся сердце в груди. Пожалуй, это было её первое свидание, которое шло именно по такому сценарию, и ей безумно нравилось: здесь не было ни фальшивых понтов, ни напускной важности, которые так часто раздражали Мэй у бывших ухажёров. Всё было легко, спокойно и по-настоящему.

– Извини, что задержа… – голос Дилана дрогнул, и он тут же запнулся, увидев девушку, что заснула за столом. – …лся.

Он медленно подошёл к ней и присел на корточки, внимательно всматриваясь в её лицо. Лёгкая улыбка играла на губах, взгляд цеплялся за чуть приоткрытые пухлые губы, а пальцы осторожно провели по щеке, убирая прядь рыжих волос, которая падала на лоб Мэй.

– Ты чертовски красива, дорогая Мэй, – тихо произнёс он, шёпотом, и в руке крепче сжал кулон в виде солнца, будто пытаясь удержать мгновение, наполнявшееся теплом и лёгкой дрожью.

Глава 19

Ненавистная белая шапка с помпоном всё время сползала на глаза. Бонни раздражённо дёргала её вверх, зацепляя пальцами волосы, и снова сжимала в другой руке картонный стакан с горячим кофе. Горечь обжигала язык, оставляла неприятное послевкусие, но бодрящий глоток был её единственным спасением. Веки наливались свинцом, тело предательски тянуло домой – туда, где можно спрятаться под одеяло и отключиться от всего мира.

Тёмные круги под глазами выдавали Рид с потрохами. В зеркале утром она сама испугалась своей бледности: губы сухие, взгляд – тяжёлый, усталый. Но стоило закрыть глаза хотя бы на минуту, как в голове тут же появлялся Майк. Его лицо, голос, случайные жесты – всё всплывало и не давало покоя.

Она кусала губу до боли, чтобы отвлечься. Хоть чем-то заглушить эти мысли. Сегодня Бон предпочла бы сидеть дома с бутылкой колы и пакетом чипсов, уставившись в экран и притворяясь, что мир не существует. Но она знала: стоит себе это позволить, и её разорвёт изнутри. Тогда она точно сорвётся – пойдёт искать Вуда и задаст тот самый вопрос, который уже прожигает её изнутри.

Она судорожно втянула воздух сквозь зубы, зажмурилась и прошептала почти неслышно:

– Почему он так поступил?..

Майк был океаном с бесконечным множеством подводных камней. Вчера Бон удалось вытянуть на поверхность лишь один – и тот сразу же ранил её ладони. Он был как огонь: яркий, непредсказуемый, безжалостный. Огонь, который оставил на сердце Рид шрам, от которого уже невозможно избавиться.

Он позволил ей приблизиться, приоткрыл дверцу в свою историю – и тут же бросил, словно на другом берегу, оставив одну среди тумана.

Она вспоминала их поцелуй, шёпот на траве, пустые трибуны, залитые ярким светом. «Что ты чувствовал тогда?» – хотелось закричать. Бежали ли по его коже такие же мурашки, как у неё? Отбивало ли сердце ту же сбивчивую чечётку? Нет, вовсе нет… Она слышала. Удары размеренные, тяжёлые.

Тогда зачем всё это? Зачем он поступает так, будто играет? Может, это месть за старые колкие фразы, что они кидали друг другу в спину? Если так – это подло. Мерзко и подло – играть с чувствами человека, которому ты явно небезразличен.

Бонни снова закусила губу до крови и впервые по-настоящему пожалела, что тогда не оттолкнула его. Не дала пощёчину. Если Майк так сильно хотел её заткнуть, то лучше бы просто ударил – это причинило бы куда меньше боли.

А ещё Мэнди Джонс… Эта история не отпускала Бон. Казалось, чем сильнее она старалась выкинуть её из головы, тем настойчивее тень девушки возвращалась.

В памяти всплывали газетные развороты: жирные чёрные буквы, словно печать приговора. «Тело молодой девушки обнаружили на мотодроме». И рядом – фотографии. Рыжие волосы, ухоженное лицо, чуть прищуренные глаза, в которых всегда сквозила насмешка. Красивая. Стервозная. Та самая Мэнди, что вечно пыталась досадить Бонни.

Когда-то Рид бесилась от её ядовитых слов и колких улыбок, но теперь понимала: всё это было не просто так. Мэнди ревновала. Она видела, как Майк смотрит на Бон, и сходила с ума от этого. Тогда всё казалось игрой, женской враждой – но теперь Бонни ловила себя на том, что не держит зла. После смерти соперничество потеряло всякий смысл.

Остался только мёртвый холод газетной строки и вопрос, от которого невозможно было избавиться:

Кто сделал это с Мэнди?..

***

Оказавшись на территории университета, Бонни почувствовала себя настоящей белой вороной. Студенты бросали на неё оценивающие взгляды, перешёптываясь между собой. Ещё вчера она бы едва заметила это и лишь улыбнулась, но не сегодня. Сегодня её потрёпанный вид говорил сам за себя – удивление вызвало бы даже у Джессики, которая обычно относилась к её мешковатым толстовкам нейтрально.

А Мэй, к слову, была в числе тех, кто особенно не прощал «картофельные мешки». Она готова была порезать ножницами любимую коллекцию Рид, лишь бы та больше не надевала их.

– Приветик, зайка, – сказал Томас, отставая от Бонни на полметра. Та, не желая с ним разговаривать, ускорила шаг.

– Зайка? Ты меня слышишь? – догнал её он и остановился, так что пройти было невозможно.

– Воу… – выдохнул парень, осматривая её. – Что с твоим лицом?

Томас вовсе не из тех, от кого так легко отделаться.

– Ты чё, по клубам ночью шляешься? – пристально допытывался он. – И не зовёшь меня? Ах, как ты можешь…

– Том, отвали! – огрызнулась Бонни. Парень выводил её из себя своими постоянными вмешательствами.

– Погнали сегодня в «MUTE»? Там такие коктейли! А девочки…

– Отвали! – повысила голос Рид, и Томас, стерев с лица глупую ухмылку, прищурился:

– Майк не отпускает, да?

– А он тут при чём?

– Как это при чём? – удивился Томас. – Вы разве не встречаетесь?

– Встречаемся?! – округлила глаза Бонни.

– Ой… нет, не встречаетесь. Ты же с баскетболистом, – обняв её за плечо, добавил он. – Вот ты Рид и сердцеедка! Я уж совсем запутался в твоих мужиках!

– Слушай, Вуд мне никто! – рассержено скинула Бонни его руку. – Я его ненавижу! Между нами нет ничего общего! Запомни это!

***

Дождавшись металлического звонка в женском туалете, Бонни ещё какое-то время стояла напротив зеркала, всматриваясь в своё замученное лицо. Лёгкая дрожь в руках, покрасневшие глаза и тёмные круги под глазами – всё это говорило о том, что она явно не готова к встрече с миром.

Только после этого Рид поспешила в аудиторию, решив немного опоздать. Ей совсем не хотелось пробираться сквозь толпу студентов, чувствовать болезненные удары в рёбра, ловить высокомерные взгляды и, не дай Бог, столкнуться лицом к лицу с Майком Вудом. Она понимала: не выдержит. Разревется прямо посреди коридора, а потом, сгорая со стыда, придётся оправдываться перед подругами и твердить, что с ней «всё в порядке».

Каждый шаг давался тяжело, словно тело сопротивлялось идти навстречу чужим глазам. И мысль о Майке висела где-то рядом, будто чёрная туча, готовая пролиться на её голову в любую секунду.